***
Возвращались затемно. Хаширама отдал поручения постовым шиноби и вызвался проводить Хану до дома. Шли медленно, будто пытались разделить последние минуты наедине, слушали вечерние звуки и вполголоса переговаривались. Весь вечер Хаширама посвятил разговорам о прошлом. Рассказывал о первой встрече с Мадарой, об их планах и мечтах. Хане было странно слышать, что старший брат в юном возрасте разделял мысли Хаширамы. Вечные соперники и сомнительные друзья, они мечтали о мире без войн и смертей. Их объединяла беспощадная боль утраты. Делясь ею друг с другом они ощущали, как та отступала и на место ей приходила шаткая надежда. За годы войны сердце Мадары очерствело, а рука срослась с клинком. Хана не помнила того Мадару, коего хранил в своих воспоминаниях Хаширама. Ей он явился жестоким и эгоистичным тираном, уже начавшим погружаться в черную ненависть. -Вы верите… - Хана запнулась, сомневаясь, правильно ли об этом спрашивать Сенджу. Однако, минуту погодя все же озвучила свой вопрос. – ...верите в проклятие Учиха? Хаширама посмотрел на нее с высоты своего роста серьезным взглядом и пожал плечами. -Нет, не верю. – Был его ответ. Твердый и окончательный. Хана хотела было спросить, на чем основывается его суждение, но промолчала, пряча озябшие руки в широкие рукава юкаты. -Каждый человек способен ненавидеть вне зависимости от клановой принадлежности. – Через несколько минут вновь заговорил Хаширама, глядя на мелькающие в сумерках фасады домов. – Когда идет война, и ты теряешь близких, то с каждой их смертью внутри тебя умирает надежда. Ты этого не замечаешь до того момента, пока не остается людей, способных тебя любить. Тогда приходит равнодушие. Это хуже всего. Когда ты ходишь, ешь и пьешь, но внутри мертв. Это страшно. Хаширама немного помолчал, обдумал свои слова, затем продолжил: -Мадара на пороге ненависти. Но его еще можно спасти. Ему есть, за что бороться и кого защищать. -У него есть Изуна. – Хана хотела, чтобы звучало это бодро, но вышло скорее горько. -Не только Изуна. – Хаширама обошел девушку и резко остановился перед ней, вынуждая встать на месте. – Он может врать себе и другим, но сердце не обманешь. В вас течет одна кровь, так же, как в нас с Тобирамой. В нужный момент она будет толкать одного на защиту другого. -Мадара ненавидит меня с нашей первой встречи. – Пылко выдохнула Хана, не согласная со словами Сенджу. – И я по сей день не могу понять, чем заслужила его немилость. -Разве это не очевидно? – Хаширама подался вперед, заправляя выбившийся локон девушке за ухо. – Ты украла у него брата. Теперь Мадара делит любовь Изуны напополам с тобой. Мужчина мягко улыбнулся и продолжил путь, позволяя Хане обдумывать слова свои в тишине. -Хотите сказать, он ревнует? – Девушка двумя быстрыми шагами нагнала Хашираму, пытаясь заглянуть тому в лицо. -Мадара не любит делиться тем, что, как он считает, по праву принадлежит только ему. И ко всему прочему, ты позволила себе его бояться. Он умело пользуется людскими слабостями. Это уже больше походило на правду. Хана и сама об этом много думала. Мадара ненавидел слабость. Он по-своему уважал стариков и снисходительно относился к детям, но немощность и трусость в здоровом и молодом теле презирал. Он и врагов своих не воспринимал с должной серьезностью, игрался с ними, как кошка с мышкой, прежде чем с наслаждением поглотить. И лишь Хашираму признавал, как равного по силе, потому и считался с ним. -Я никогда не смогу противостоять Мадаре. – Обреченно покачала головой Хана, примирившись с этим убеждением. -Знаешь, кого поистине можно назвать слабаком? – Хаширама скосил на девушку взгляд и уголки его губ опустились. - Того, кто при любом удобном случае говорит «я не смогу» даже не попробовав. Ты не одна, за тобой стоят твой брат, муж, целый клан, в конце концов. Тебе есть, где подпитывать свою силу, свою решительность и твердость. -Уж точно не в Тобираме я смогу найти свою уверенность. – Фыркнула девушка, вспоминая их ссору в комнате. Тогда он так же, как и Мадара, хотел подавить и прогнуть ее своим физическим превосходством. -Тобирама, сам того не осознавая, убеждает себя и окружающих в том, что он – жертва. По крайней мере, ведет он себя именно так. И, когда он это поймет… - Хаширама издал звук, очень походящий на смех, но продолжил серьезным голосом. – Как минимум ему будет стыдно. -Значит, он не привык вызывать у людей жалость? Потому что первое мое о нем впечатление складывается таким образом, что он намеренно привлекает к себе внимание своей оскорбленной персоной. – Недовольно выпалила Хана. Сложив на груди руки и сжав губы, она уж больно походила в этот момент на обиженного ребенка, оставшегося без сладкого. – Между прочим, я тоже не в восторге от этого брака, но, по крайней мере, во мне достаточно чести и достоинства, чтобы не выносить это на всеобщее обозрение. -И это, бесспорно, позволяет людям, настроенным недоброжелательно, видеть тебя в новом свете. -Агрессивно настроенным, я бы сказала. – Поправила девушка наставительным тоном. -Ты притягиваешь к себе людей своей бескорыстностью. – Хаширама сделал вид, что не услышал ее слов и продолжал разглагольствовать, воодушевившись стоящей кругом атмосферой тишины и покоя. - Народ недоверчив, потому что привык видеть иную сторону Учиха. Но ты другая. Они остановились возле дома под одиноко растущим молоденьким кленом, листья которого отбрасывали на гравиевую дорожку призрачные тени. Хана обернулась к Хашираме и посмотрела ему прямо и открыто в лицо. -Вы не можете знать. На лице Сенджу появилось непонимание, и тогда девушка пояснила. -Вы не можете знать наверняка добрая я или нет. Несколько мгновений лицо Хаширамы оставалось невозмутимым, а после уголки его губ дрогнули, и черты тут же смягчились. -Твое лицо – отражение внутреннего мира. На нем нет ни следа ненависти. И Тобирама это тоже видит. Ему легче ненавидеть, чем любить. Но если этот брак вызывает в нем такие бурные эмоции, с которыми он не в силах совладать, значит, ты что-то задела в его каменном сердце. Хана хотела было возразить, но передумала и вскинула голову, устремив взгляд в беззвездное небо. В вечерней тишине слышался шепот листьев над головой да стук капель, падающих с мокрой крыши на блестящие от влаги камни. Несколько капель сорвались с листвы и упали девушке на ресницы, а после, скользнули по щекам, оставляя мерцающие в блеклом свете дорожки. Прикосновение теплых шершавых пальцев вызвало невольную дрожь. Хаширама мягко стер влагу, задержав дольше положенного ладонь на щеке. Их взгляды встретились, и мужчина, будто прочтя в глазах Ханы не озвученный вопрос, резко отнял руку, словно обжегся. Оба почувствовали себя несколько неловко, и повисло напряженное молчание. -Тобирама любит играть в шоги. – В звенящей тишине голос Хаширамы слышался глухо. -Сомневаюсь, что он захочет составить мне компанию. – Рассеянно ответила девушка, подавляя в себе безумное желание схватить руку Хаширамы и вновь прижать к своей щеке. Краска стыда залила лицо, и Хана поспешила опустить голову. -Захочет, если правильно предложить. – Хаширама истолковал стеснение девушки по-своему. Сжал ее плечо без двусмысленных подтекстов, подбадривая. – Только есть еще кое-что, что мне нужно тебе сказать. Когда краски стыда отступили, и Хана смогла поднять на мужчину взгляд, лицо Хаширама приобрело виноватое выражение. -Я решил отправить его на задание. – Наконец признался Сенджу, с раскаянием глядя на девушку, будто признавался в предательстве. – Не дело это, сталкивать вас каждый раз лбами и ждать положительные результаты. Думая о благополучии клана, я поступал эгоистично по отношению к вам. -И когда он отправляется? – Против воли ладони Ханы вспотели от волнения, и она поспешила незаметно вытереть их о ткань юкаты. -Через несколько дней, если разведчик не вернется. -Что ж. – Хана расправила плечи и попыталась придать лицу выражение полного равнодушия. – Надеюсь там он почувствует себя более счастливым, нежели в компании со мной. -Вдали друг от друга вы, быть может, сможете взглянуть на ситуацию трезвым взглядом. – Хаширама говорил, будто оправдываясь. Он чувствовал себя виноватым. Идея, принятая вчера под влиянием эмоций, сегодня уже не казалась такой уж удачной. -Да, возможно. Разговор их прервал звук неспешных шагов по гравиевой дорожке, ведущей к дому. Хаширама даже не обернулся, прекрасно знал по запаху чакры, кто этот вечерний гость. -Простите, что прерываю вашу беседу. – Самым любезным голосом пропел появившийся в поле зрения Тобирама. Переведя ледяной взгляд с Ханы на Хашираму, он усмехнулся, выражая тем самым свое истинное отношение к разговору. – Вы так мило обсуждали мою персону, отчего я невольно подумал, что вы будете рады еще одному собеседнику. -И когда же мой любимый брат принял решение присоединиться к нашей беседе? – Хаширама говорил дружелюбно, но Хана заметила, как быстро забилась венка у него на шее. Он не оборачивался к Тобираме, говорил, глядя на девушку с легкой усмешкой, и Хана поняла, что он подтрунивает над младшим братом. – Возле моего кабинета, под окнами которого простоял почти час, или только здесь, пройдя с нами весь путь через площадь к дому? Из-за плеча Хаширамы Хана заметила, как исказила лицо Тобирамы гримаса негодования. Это было слишком резкое обличение его поступка, к тому же в присутствии постороннего свидетеля. Но девушка чувствовала злобу, обращенную на нее, а не на Хашираму. Тобирама винил во всем ее. Так же, как и Мадара. -Кому-то же надо следить за своим братом, чтобы тот не разглашал наши секреты вражескому клану. – Неохотно процедил сквозь зубы Тобирама. -Кого ты называешь врагом? – Теперь настала очередь Хаширамы гневаться, это Хана успела заметить по его глазам, вмиг наполнившимся возмущением, прежде чем он отвернулся, чтобы взглянуть на брата. – Свою жену? -Это всего лишь формальность. – Отмахнулся Тобирама, будто говорил о пустяке, не заслуживающем его внимания. -Формальность? – Голос Хаширамы вырос на несколько тональностей, мужчина сделал шаг по направлению к брату, делая девушке знак рукой оставаться на месте. – Ты произносил клятвы в священном храме, давал обеты защищать и оберегать. Я был там, моя жена и семья Ханы. Все мы выступали в роли свидетелей ваших клятв, а теперь ты говоришь, что это всего лишь формальность? Все это Хаширама говорил, приближаясь к Тобираме, и Хана видела, как гнев на лице младшего Сенджу сменяли растерянность и горечь. То же отражалось каждый раз и на лице Мадары, когда после его вспышек ярости Изуна спешил утешить сестру. Непонимание и смятение плескались в широко распахнутых глаза, когда выбиралась сторона чужого человека, а не родного брата. -Хаширама. – Ведомая горячим чувством справедливости, Хана схватила старшего Сенджу за рукав кимоно, вынуждая остановиться. В глазах читался немой вопрос, но венка на шее стала биться чуть медленней, не так сильно выделяясь на смуглой коже. – Не надо заступаться за меня. Девушка поджала губы и вскинула голову, глядя блестящими решительностью глазами прямо на Хашираму. -Я уже однажды это проходила и стала распрей между своими братьями. Больше этого не допущу. Хаширама с минуту смотрел на Хану удивленно, будто видел ее впервые, а после мягко улыбнулся и на удивление и девушке и собственному брату, притянул ее к себе и прижался губами к горячему лбу. -Ты здесь ни при чем. – Нежно проведя рукой по черным волосам, мужчина отстранился. – Иди в дом. Хана хотела было возразить, но, натолкнувшись взглядом на горящие диким огнем глаза Тобирамы, невольно попятилась к двери. Что бы ни означал этот жаждущий крови взгляд, сегодня он станет причиной ее ночных кошмаров.Глава 12
4 мая 2019 г. в 08:00
Утром Хана получила приглашение на чай от Хаширамы. Отчего-то просьба взволновала девушку. До этого не беспокоящаяся по поводу своей внешности, сегодня она весь вечер провела возле зеркала, приглаживая волосы. Облачившись в темно-синюю юкату с белым орнаментом по рукавам и подолу, напоследок кинула беглый взгляд на свое отражение и выскочила из дома.
Дождь, казалось, шел целую вечность. Как и говорил Тобирама, с конца июня каждый год эту часть страны Огня накрывал циклон дождей, не уходящий до середины июля. На улице было туманно, в воздухе витала колючая поволока, оседая влажным налетом на волосах и одежде. Почти бегом Хана пересекла площадь и вышла на узкую улочку, ведущую к одноэтажному домику, где ждал ее Хаширама.
Еще с порога Хана уловила легкие запахи пряных трав, горящих веток и масла из семян камелии. Переплетаясь друг другом, они создавали атмосферу тепла и уюта. Распахнув седзи и оставив сандалии у входа на пороге, девушка пошла по сумеречному коридору. Свет сюда поступал лишь через тонкие бумажные перегородки, из-за пасмурной погоды он тусклыми столбом стоял на уровне вставок из рисовой бумаги и не рассеивался ниже и выше этих высот. Из кабинета не доносилось ни звука, и Хана поймала себя на том, что осторожно крадется, словно домушник, боясь нарушить тишину. Седзи были наполовину раздвинуты, на пороге комнаты дрожал желтый свет. Хана мягко постучала о деревянный косяк и робко заглянула внутрь.
Хаширама сидел за столом на стуле с мягкой спинкой и, подперев кулаком подбородок, задумчиво переставлял шоги по доске, играя с воображаемым противником. Оторвался от игры лишь, когда лицо Ханы появилось в дверном проеме. Губы его растянулись в очаровательной добросердечной улыбке, он кивнул в знак приветствия и рукой указал на свободный стул. Сам поднялся, как добропорядочный хозяин поставил перед девушкой керамическую чашку и налил чай.
-Сразу прошу меня простить за неофициальность церемонии. – Хаширама посмотрел на Хану виновато, от чего в душе девушки затеплилось чувство тихой радости. Старший Сенджу походил на яркое весеннее солнце, лучи которого могли прогреть необъятный мир. Рядом с ним ощущалась его твердая мужская сила, выражающая себя в надежности слова и дела. В повседневном сером кимоно, со свободно струящимися по плечам волосами, с очаровательными ямочками на смуглых щеках он выглядел восхитительно. Вглядываясь в мягкие черты, с трудом верилось в его родство с Тобирамой. Хотелось провести по его лицу подушечками пальцев, дабы убедиться, что его кожа так же тепла, как и первое о нем впечатление. Хана с трудом подавила в себе накатывающее желание и вцепилась пальцами в керамическую ручку чашки. Сделав первый глоток, она в наслаждении прикрыла глаза, смакуя насыщенный вкус с нотками цитрусовых.
-За столь прекрасный чай я могу, пожалуй, простить что угодно. – Откровенно призналась девушка, расслабленно откидываясь на мягкую спинку стула.
-Это алоизия или вербена лимонная. – С полным знанием дела сказал Хаширама, опускаясь на свое место. – Ее мне привозил с островов давний знакомый. Этот кустарник не выдерживает слишком низких температур и в наших краях не растет.
Хана крутила в руках чашку, разглядывая плавающие на поверхности сиреневые крошечные цветки. Хаширама тоже наполнил свою чашку, и некоторое время они молчали, слушали тишину, попивая маленькими глотками травяной сбор. Хану разморило от тепла, исходящего от чая и коптящего ирори, хотелось свернуться в клубочек и впасть в сладкое забытье. Хаширама чувствовал ее состояние, он и сам выглядел расслабленно и умиротворенно. Вытянув ноги под столом, он то и дело невзначай касался ее обнаженной стопы. Когда глаза девушки предательски начинали слипаться, щекотал большим пальцем чувствительную кожу. Хана отталкивала его ноги, строго смотрела из-под длинных ресниц, но вместо смущения и негодования за вопиющее нарушение личного пространства, чувствовала безмятежное спокойствие, и время от времени позволяла себе сдержанный смех.
-Сыграешь со мной? – Хаширама кивнул на шахматную доску, и, ожидая ответа, принялся расставлять фигуры на положенные им места.
-Я не знаю правила. – Ответила девушка, будто извиняясь за свою неосведомленность.
-Не беда. – Старший Сенджу бросил взгляд исподлобья и Хана сдалась. Отставив чашку в сторону, девушка подалась вперед, с интересом изучая фигуры. Таджима часто играл по вечерам в шоги с сыновьями. Хана наблюдала за их игрой, ведя в тоже время домашние дела, и в правила не вникала. Сейчас, глядя на гладкую доску, с расчерченными на ней идентичными клетками и на фигуры, отличающиеся лишь выгравированными на их поверхности иероглифами, Хана начинала нервничать. Хаширама почувствовал ее волнение и, взяв две фигуры с противоположных участков доски, положил на ладонь девушки.
-Присмотрись. – Сказал он. – Видишь различия?
Хана закусила губу, изучая плоские деревянные дощечки с выгравированным на обеих иероглифом «Король». Обе фигуры были пятигранны и совершенно не отличались друг от друга, но то, как Хаширама их расположил на ладони, натолкнуло на мысль.
-Их заостренные края. Они смотрят друг на друга.
-Умница. – Хаширама одобрительно кивнул, а девушка зарделась и опустила глаза.
–Как ты уже поняла, фигуры, что держишь ты в руке – «Короли». Главная задача и единственный способ добиться победы – поставить мат «Королю». Когда у фигуры нет возможности уйти из-под удара, игра считается оконченной. Но бывают случаи, когда «Король» находится на половине противника. – Хаширама прочертил линию на доске, делящую игровое поле на равные части и указал на ту половину, про которую говорил. – Тогда мат поставить невозможно.
Сенджу поднял на Хану взгляд, дабы убедиться, что девушка его слушает, и вдруг рассмеялся, откинув голову назад. Хана вздрогнула, когда густую тишину разбавил звонкий и заразительный смех, и взволнованно заерзала на стуле, размышляя над тем, что могло вызвать у Хаширамы подобную эмоцию. Сенджу смеялся больше минуты, а, когда вновь посмотрел на Хану, в глазах его блестели слезы.
- Что я сделала смешного? – Вышло ворчливо, от чего Хаширама снова едва не рассмеялся.
-Я объясняю всего лишь правила игры, а ты так слушаешь… - Сенджу мотнул головой, и от этого жеста несколько прядей длинных волос упали ему на грудь. – Боги, да меня так воины не слушают, когда я объясняю им тактику ведения боя.
-Это плохо? – Хана не могла определить радоваться этим словам или на них обижаться. В конце концов она действительно хотела понять все с первого раза, дабы не казаться глупой и невнимательной, оттого и сосредотачивалась на процессе обучения полностью. – Не хочу заставлять вас повторять все по несколько раз.
Не переставая улыбаться, Хаширама, однако, посмотрел на девушку другим взглядом, более глубоким и притягательным.
-Нет. Конечно, нет. – Сенджу протянул руку, взял ладонь Ханы и разжал ее пальцы, по-прежнему сжимавшие фигурки. – Это совсем не плохо. Напротив.
Хаширама отложил дощечки в сторону и посмотрел на ладонь девушки. На коже отчетливо проступили красные следы, оставленные острыми краями фигурок. Взяв ее ладонь в свою, Сенджу плавными движениями начал массировать пострадавшую кожу большим шершавым пальцем.
Первым порывом было вырвать руку из теплого плена мужских пальцев. Сердце так сильно заколотилось об ребра, что стало трудно дышать. Но монотонные поглаживания вводили в состояние приятного оцепенения, и Хана расслабилась, думая, что сейчас могла бы позволить Хашираме все что угодно, лишь бы он продолжал держать ее руку в своей.
-Ты слишком многому отдаешь себя целиком. – Сенджу склонил голову набок, открыто изучая лицо девушки, из-за чего та невольно краснела. – Братьям, семье, своему долгу и даже какой-то игре. Ты боишься не оправдать надежд, показаться другим в неприглядном виде. Но согласись, всем угодить невозможно. – Хаширама подался вперед и заглянул в глаза Хане. Девушка против воли затаила дыхание. Как бы сильно не волновала ее близость мужчины, силы воли не хватило, чтобы отстраниться. Глаза старшего Сенджу зачаровали, и Хана, словно загипнотизированная, замерла. – Не бери на себя все.
Хаширама выпустил руку девушки и отстранился. Взгляд его вновь сосредоточился на шахматной доске.
-Это всего лишь игра, Хана. – Сказал Сенджу, не поднимая глаз. – Не война, где неверный шаг может стоить жизни, а шоги. Я повторю и поясню, что будет непонятно. А ты в свою очередь расслабишься и приятно проведешь время. – Хаширама водрузил последние фигуры на поле и выпрямился. – Буду объяснять правила по мере игры.