***
Хана привыкла быть нелюбимой и нежеланной. Мадара в свое время довольно успешно навязал ей комплекс «ненужности». На протяжении многих лет она пыталась понять, что побуждало Мадару ее ненавидеть и унижать. Бесчисленное множество ночей проведено было в обидах на брата и поисках мотивов его жестоких слов и поступков, и теперь Хана боялась, что, то же самое повторится с Тобирамой. Ведь даже годы жизни под одной крышей не сблизили двух кровных родственников. Тобирама ее сторонился, словно больна она была чумой. От него волнами веяло ледяное равнодушие. И если на одно короткое мгновение в его глазах проскальзывало нечто похожее на смирение, то в следующую секунду оно рассыпалось на сотню осколков. Он не позволял себе думать об Учиха как-то иначе, по-другому, не как привык, даже уже зная, что не все они одинаковые. Все следующее утро Хана провела в кабинете Хаширамы. Старший Сенджу пригласил ее на собрание, которое проводилось в клане ежемесячно. Обсуждались дела внутри поселения: полевые работы, торговля, культурные мероприятия. Разрешались споры и конфликты. К Хашираме шли за помощью и советом, казалось, не было такого дела, в котором глава клана не разбирался. Старший Сенджу говорил рассудительно, был смекалист, наказывал строго, но справедливо. Хана сидела позади Хаширамы на расстоянии вытянутой руки. Слушала внимательно, с интересом поглядывала на усатого паренька, сосредоточенно выводящего кистью иероглифы, отражая все сказанное на собрании на листе пергаментной бумаги, и чувствовала себя более чем спокойно. Рядом с Хаширамой ни один Сенджу не смел кинуть в ее сторону косой взгляд или дерзкое слово. Чувствуя внутреннее умиротворение, Хана смутно осознавала свое превосходство перед собравшимися людьми. Она не просто чужачка, пришедшая в их селение из вражеских земель. Принадлежность к двум сильнейшим семьям мира шиноби накладывала на ее положение особый отпечаток. И Хаширама это ярко показал, пригласив на клановое собрание почетной гостьей. -Хаширама-доно, а вы не отмените праздник Звезд? – Робко поинтересовалась молодая девушка, сидящая по правую руку от хмурой светлоликой женщины, матери, вероятно. Молодежь еще мало интересовалась экономическими и политическими делами, их манили торжественные гуляния, пляски и песни. Из-за бесконечной вражды и вечных войн праздники в поселении устраивались крайне редко. Шиноби воевали, гражданские работали на полях, дабы снабдить армию провиантом. И некогда да и некому было задумываться о подобного рода мероприятиях. Все мысли полнились страхами за родных и близких. И лишь теперь, когда война еще помнилась, но говорили о ней с каждым днем все меньше, народ хотел веселиться. Каким бы трудным не был путь к миру, после его заключения с облегчением вздохнула большая половина клана. -О чем ты говоришь, Юли? – Хаширама расплылся в улыбке и подался всем корпусом вперед. – Я сам лично прослежу за подготовкой к празднику. Юли радостно заулыбалась, на что получила толчок в бок от рядом сидящей женщины, которая через мгновение заговорила: -Но Хаширама-доно, отряд наших людей еще не вернулся с миссии. Кощунство с нашей стороны устраивать празднества, когда наши люди, быть может, уже… -Мы противостояли сильнейшему клану на протяжении веков и не потерпели крах. – Хаширама говорил ровно, недовольство со стороны собеседницы на нем не коим образом не отразилось. Глава клана умело избегал конфликтов и при этом не терял чувства собственного достоинства. – Не стоит недооценивать наших людей, Таори-сан, если их что-то и задержало, так уж точно не поражение. -И все же, я настаиваю на отмене каких бы то ни было празднеств до возвращения отряда. – Стояла на своем женщина. По тому, как уважительно обращался к ней Хаширама, и как смело сама она высказывала все, что думала, в лицо главе клана, Хана сделала вывод, что Таори-сан была в селении Сенджу не последним человеком. – Я скажу вам то, что боятся сказать остальные. – Она набрала в легкие воздух и продолжила. - Вы из кожи вон лезете, чтобы замаслить высокомерных выскочек, стелитесь пред ними, словно господа они высокородные. Нашим людям претит это, стоит поперек горла. Мы согласились на перемирие, отвергли традиции, заложенные устои, предали самое святое, что хранилось в душах наших, но устраивать увеселительные мероприятия, дабы услужить чванливым снобам, не намерены. Хана встревожено посмотрела на Хашираму, ожидая увидеть в лице его возмущение, которое испытывала в этот момент сама, но глава Сенджу смотрел прямо, открыто, без какого-либо выражения. Мадара на подобные высказывания в лучшем случае сослал бы на работы в самую дальнюю, Богом забытую часть селения. Хаширама же примирительно поднял руки, прекращая дальнейший спор. -Я услышал вас, Таори-сан. – Спокойно сказал старший Сенджу. – Праздник я не отменю, нравится вам это или нет, но людям нужно развеяться, отдохнуть, успокоиться, в конце концов познакомиться и понять, что мы ничем друг от друга не отличаемся. Что насчет отряда, то мой брат уже собирает войско и в скором времени выдвинется к границам. -Ваш брат верен клану, несмотря на то, что взял в жены одну из них. – Таори-сан пробежала по Хане беглым взглядом и вскинула голову. – Но он не одобряет действий ваших, как и многие в клане. Хана уже было рот открыла, возмущение рвалось с языка, напрочь отметая понятия приличия, но слова не успели обратиться в звук. Седзи распахнулись и в кабинет Хаширамы ступил Тобирама. Под аккомпанемент собственных шагов младший Сенджу уверенно прошел к брату и опустился рядом с ним на татами. -И почему начали без меня? – Голос его звучал сварливо, тонкие губы по обыкновению сжимались в тонкую линию, придавая лицу привычное холодное выражение. – Ведь ни одно собрание не обойдется без упоминания моего имени. -Я говорила нашему Лидеру… -Я успел услышать ваши слова, Таори-сан. – Оборвал женщину на полуслове Тобирама. – И я, право, возмущен речами вашими. Никто за всю историю нашего клана не делал столько для его благополучия, сколько делает мой брат. Когда того требовали обстоятельства, он поднимал оружие и бесстрашно шел в бой. За клан, за людей, перед которым еще не будучи лидером, чувствовал ответственность. Он не только самый сильный шиноби, но и мудрейший человек. Именно он принял непростое решение, взвалил на себя ответственность за исход перемирия и привел наш клан не на тропу войны, как делали это предыдущие лидеры, а в мир без боли, слез и потерь. Хаширама смотрел на брата благодарно, но без удивления, будто говорил тот само собой разумеющееся, а не противоречащее его недавним поступкам и словам. Таори-сан подавила возражения, вспыхнувшие на один короткий миг в карих глазах, но видно не нашла, что противопоставить словам Тобирамы. Когда посетители покинули кабинет, Хаширама потянулся к графину и плеснул себе в стакан воды. -Хорошие слова, отото. Жаль только, что на самом деле ты так не считаешь. – Старший Сенджу коротко усмехнулся, сделал большой глоток и звучно опустил стакан на низкий столик. –Таори-сан навряд ли тебе поверила. -Может и не поверила. – Равнодушно пожал плечами Тобирама, легко поднимаясь на ноги. – Но больше разговоров о том, что я не одобряю твои действия, заводить не станет. -Кто она? – Впервые подала голос Хана, проведшая все собрание в тягостном молчании. -При отце она входила в состав старейшин, была, так сказать, правой рукой главы клана. После его смерти Таори-сан на следующий же день вышла из совета, и теперь руководит ткачихами. – Объяснил Хаширама в своем привычном доброжелательном тоне. – Она мудрый и храбрый воин, но человек старой закалки. А, как известно, нет силы, способной в мгновение ока делать людей другими. Хаширама посмотрел на застывшего поодаль брата и уголок его губ приподнялся. -С тех пор, как я занял пост главы клана, Таори-сан вознамерилась подрывать мой авторитет, открыто высказываясь о моей некомпетентности. Ее очень огорчает, что моя политика отличается от той, что вел отец. -Но кто, если не вы, достоин места главы клана? – Хана энергично всплеснула руками, чувствуя некую обиду за Хашираму. Слова Таори-сан казались ей непозволительной грубостью. – Она? Или, быть может, кто-то из совета? Хаширама потер подбородок большим пальцем и многозначительно покачал головой, при этом молчал, словно специально выдерживал паузу. - Таори-сан хотелось видеть главой клана Тобираму. И по правде говоря, мне тоже кажется, что мой брат был бы Лидером многим лучше меня. Хана без должного удивления приняла эту информацию. И за пределами земель клана Сенджу Тобирама был известен своими внезапными атаками, тонким чутьем и совокупностью качеств, делающих его непревзойденным командиром и руководителем. Он обладал невероятным складом ума, позволяющим предвидеть и молниеносно действовать. Если и оставался он в тени Хаширамы, то лишь по своему собственному желанию. -Это все твои домыслы. – Резко отрезал Тобирама, сердито глядя на брата из-под светлых бровей. – Народ единогласно выбрал тебя, и я больше не желаю слушать твои неуместные размышления по этому поводу. Видя, как грустнеет лицо Хаширамы, Хана поспешила перевести тему разговора. -Я не видела остальных членов совета. – Заметила девушка. – Разве они не должны присутствовать на собраниях? -И они бы присутствовали, если бы Хаширама не раздал им идиотские поручения. – Тобирама кинул в сторону брата неодобрительный взгляд. – Ты хоть представляешь, что будет, когда старейшины разгадают твою уловку? -На дух не переношу этих напыщенных индюков. – Тут же оживился Хаширама. – Снова будут указывать на мои ошибки, глядя со своей колокольни, а мне достаточно и Таори-сан. Чтобы добиться чего-то нового, надо отказаться от старого. -Все новое – хорошо забытое старое. – Наставительным тоном проворчал Тобирама, не соглашаясь со словами брата. -Насколько мне известно, Мадара и вовсе совет распустил. – Поделилась своими знаниями, полученными через разговоры с Мито и кухарками, Хана. Последние умели собирать сплетни, даже не выходя из дома. – Оставил подле себя несколько проверенных временем шиноби. -Уверен, это ему еще боком выйдет. Монархия никогда не одобрялась народом. -Глупости. Я не говорю, что хочу единолично управлять кланом. Но совет нас тянет назад, подначивает народ, подпитывает его сомнениями. Молодежь все больше видит в перемирии положительных сторон, уже растет новое поколение, которое никогда не будет знать это проклятое слово «вражда». Тобирама поджал губы, хмуро покачал головой и отвернулся. Он был не согласен с братом, собственно, как и всегда, но открыто это высказывать больше не пытался. -Я действительно не думаю, что устроить праздник такая уж плохая идея. – Протянул он, старательно избегая смотреть на вытянутые от удивления лица собеседников. -Ты так говоришь, потому что не будешь присутствовать на нем или действительно так считаешь? – Поинтересовался Хаширама, насмешливо глядя на брата. -И то, и другое. – Без обиняков ответил младший Сенджу, и на лице его сверкнула мимолетная улыбка. -Ты всегда был упрям, отото. – Немного погодя сказал Хаширама, глядя на брата снизу вверх. – Помню, как-то за провинность отец заставил стоять тебя в позе «цапли» на краю обрыва. Так он хотел сбить твою спесь и научить уступать, но ты стоял так долго, пока силы не покинули тебя и ты не потерял равновесие. Тогда упрямство едва не стоило тебе жизни, но даже тот случай не смог изменить твоего характера. -А я помню, как ты привел в наше селение горного отшельника, оказавшегося вражеским лазутчиком. – Ироничная полуулыбка коснулась губ Тобирамы. - Ты всегда без оснований доверял людям, тем больше, чем сильнее они нуждались в помощи и поддержке. И эту черту не смогли искоренить ни война, ни время. -Что же, ничья получается? – Лицо Хаширамы озарила широкая улыбка, мужчина поднялся на ноги и подал руку Хане, которую девушка доверительно приняла. – Ты уже приготовил себе хёрогана* в дорогу? Теперь и в голосе Хаширамы звучал неприкрытый сарказм, по лицу Тобирамы пробежалась мученическая судорога. -Если эта пилюля упадет в мой желудок, я скончаюсь на месте. – Жалостливо протянул младший Сенджу. – Она убьет меня быстрее, чем это сделает враг. Хаширама звонко рассмеялся, похлопал брата по спине, и жестом признанного театрального актера смахнул с глаз выступившие слезы. Хана же взглянула на Тобираму с другой стороны. Разительные перемены, произошедшие в нем за одну только ночь не могли остаться ею незамеченными. Отрадно было узнать, что этот холодный шиноби все таки умеет улыбаться. -Удивительно, мой брат, кажется, обладает всеми талантами кроме одного. – Хаширама кинул на Хану озорной взгляд. - Он совершенно не умеет готовить. -Я могу приготовить хероган. – Тут же предложила девушка, опережая готовые сорвать с языка Тобирамы язвительные слова. – Не могу сказать, что пилюли имеют превосходный вкус, но есть их легко и голод утоляют надолго. -Тебе уже приходилось их готовить? – Тобирама смерил Хану недоверчивым взглядом, но то, что он не отверг ее предложение сразу, вселило в девушку надежду. -Да, много раз. Братьям и Таджиме-сану, иногда и другим шиноби. У нас в клане есть свой рецепт. -Добавь немного меда. Тобирама обожает сладкое. – Посоветовал Хаширама, едва ли обращая внимание на укоризненный взгляд брата, распахнул седзи, пропустил супругов вперед и сам двинулся следом.Глава 13
23 мая 2019 г. в 08:00
-Ты считаешь это умно, да? Позорить меня перед нашими воинами, перед воинами Учиха и даже перед этой девчонкой? – Ощетинился Тобирама, как только Хана скрылась за дверями дома. Младший Сенджу еще не определился со своим отношение к случившемуся, но то, что Хаширама слишком сильно привязался к девушке, оспаривать было бы бессмысленно. Вот только с чем именно была связана эта симпатия? С врожденным непоколебимым желанием оберегать и защищать или с чем-то большим, чего Тобирама никак не хотел понимать и признавать? – Ты прекрасно знаешь, что делал я под твоими окнами. Сам дал мне этот треклятый ключ от своего кабинета.
С этими словами младший Сенджу остервенело швырнул металлический ключ в брата. Ударив Хашираму в грудь, он с тихим звоном упал к ногам. Мужчина молчал с исступленной грустью смотрел на младшего брата, от чего тот начинал злиться еще больше.
-Зачем ты выставил все так, будто я следил за вами? – неистовствовал Тобирама, приукрашивая свои слова энергичной жестикуляцией.
Хаширама закатил глаза и вымученно покачал головой. К яростным выпадам младшего брата он был равнодушен.
-Я просто пошутил, отото. Забудь.
-Пошутил? – Взвился Тобирама, почти закричал, но тут же опомнился, понизил голос и продолжил. – Ты думаешь это смешно? Вдоволь посмеялся?
-Хватит, Тобирама. Я так устал от этого. – Хаширама вымученно потер переносицу пальцами и прикрыл глаза. Все эти препирательства, споры - просто переливание из пустого в порожнее, они порядком вымотали. – Хана все дни ходит, как в воду опущенная. Я лишь хотел, чтобы она улыбнулась.
-Почему ты о ней так беспокоишься? – Гневно воскликнул Тобирама, складывая на груди руки. - Она в безопасности, наш народ больше не ущемляет ее права, даже сквернословить перестал за ее спиной. Так чего тебе еще надо? Может наденешь корону на ее голову, водрузишь на трон и будешь кормить виноградом со своих рук?
-Не утрируй. Я делаю только то, что ее собственный муж сделать не в состоянии.
-Так может ты еще и супружеский долг за меня выполнишь? – Слова эти были лишними и поняли это оба. Тобирама сразу осекся и прикусил язык едва ли не до крови. Хашираме потребовалось несколько секунд, чтобы истинный смысл дошел до сознания, а после на напряженных скулах заходили желваки.
-Я не верю своим ушам. – Когда заговорил Хаширама, в голосе его звучали гнев и горькое разочарование. – Ты говоришь о жене своей, как о разменной монете. Никогда бы не подумал, что у брата моего нет ни совести, ни чести.
-И это мне говорит человек, испытывающий совсем не родственные чувства к жене родного брата. Ты ведь поэтому отсылаешь меня на миссию, да? Так долго сопротивлялся и, вот удивительно, сам предложил. Боишься, что я вам буду мешать? – Тобирама осознавал, что в нем говорило ущемленное чувство собственного достоинства, но как же он хотел убедиться в ошибке своего предположения. Однако то выражение лица, коим встретил Хаширама эти слова, принесло совсем не тот результат, какой ожидал младший Сенджу. Повисла неловкая тишина, в которой прорезывался лишь скрип покачивающегося на ветру тонкого ствола молодого клена. Тобирама хотел бы никогда не произносить эти слова, никогда не знать ответа на свой вопрос, никогда не видеть этого взгляда брата, словно говорящего: «Ты разочаровал меня». Он залез в его душу без разрешения и разворошил там осиное гнездо. И теперь переполошившиеся осы жалили именно его. За несдержанность и крайнюю степень цинизма.
-Знаешь, когда мне начинает казаться, что все налаживается, ты непременно все портишь. - Хаширама обреченно покачал головой, развернулся и зашел в дом.
Тобирама застыл на месте, словно громом пораженный, прокручивая в голове сказанные слова. Черт возьми, он, правда, это сказал вслух? Обвинил Хашираму в страшном грехе без каких-либо оснований и доказательств. Старший брат ко всем относился с пониманием и излишней добротой, Тобирама к этому привык, даже внимания почти не обращал. Так почему же именно сейчас его это так задело?
С трудом переставляя ноги, он добрел до порога и с отчаянным вздохом опустился на деревянное, еще влажное после дождя покрытие. Если так и дальше продолжаться будет, он наверняка потеряет брата. Так ли сильно он ценил свои принципы, чтобы сейчас пренебрегать чувствами и интересами собственного брата во имя своей гордыни. Гордыни, что заставляла страдать и себя самого и окружающих. Что притупила близость родственных душ, на протяжении многих лет неотделимых друг от друга. Он был не способен отступить от своих убеждений, шел напролом, любой ценой желая добиться намеченной цели, и вовсе не замечал, что из-за собственных притязаний рушил отношения с близким человеком. Привычка наперед продумывать все исходы, действовать всегда определенным образом, не допуская никаких «иначе», привела к тому, что жизнь его превратилась в схематическую рутину, а сам он – в дряхлого старика в теле молодого мужчины.
В груди нарастала чертовски неприятная боль. Раньше Тобирама с легкостью погружался в себя, отдавался одиночеству без остатка, ощущал комфорт наедине с собой и своими мыслями, но в этот момент осознание собственного одиночества настолько ранило, что перехватило дыхание. В своем одиночестве он не был свободен. Он попросту был никому не нужен.
Возле порога все еще валялся ключ, отливавший в дрожащем свете фонаря серебром. Уходя, Хаширама его не поднял, оставил брату право выбирать самому. Тобирама тяжело вздохнул и, протянув к ключу руку, сжал его в ладони. В этой жизни пора было что-то менять, решать для себя: признать поражение и сдаться на волю судьбе или пойти против всего мира, оставив после себя трупы погибших надежд и растоптанных ожиданий.
Примечания:
Хероган* - съестные пилюли, хорошо утоляющие голод.