let me be together forever

      у этого есть название.       со-ци-о-фо-би-я.       что ж, все родом из детства? шото тоже. он привык винить отца: давление-давление-давление… бесконечные ожидания, репетиторы и дополнительные занятия. потом — кипяток от матери, которая тоже не виновата, потому что отец довёл и её. он испачкал каждого в семье тодороки.       шото не дозволяется гулять с ровесниками — примерно года в три отец чётко выразил свою позицию. так что он не умеет: ни гулять, ни играть, ни взаимодействовать. поначалу? ха, просто тревожность; ни капли не удивительно, учитывая, что их мама тоже страдает от чего-то похожего, а тойя так вообще… пустился во все тяжкие — и спасает его только этот отчаянный дурак кейго, но кто же спасёт маленького шото? он ведь действительно такой маленький — а эта тревожность размером с титаник, только вот титаник утонул в конце концов, пока навязчивая тупая боль в голове у шото не желала никуда деваться.       «не худший расклад», — говорит молодая лицом, но старая глазами психотерапевтка и выписывает кучу рецептов.       шото тринадцать.       ему плохо при одной мысли о том, что придётся взаимодействовать вне узкого круга людей, состоящих из семьи и репетиторов.       мама давно в психушке — за грехи собственного мужа, за то, в чем не была виновата. шото нежно думает: эй, надеюсь, мы окажемся в одной палате — но у отца свои планы, и он только покорно скупает эти таблетки, которые убивают не то что страх.       алпразолам, например, напрочь убивает всё: каждая прожитая эмоция ощущается куда слабее, будто выкрутили на минимум.       от атаракса сильно клонит в сон.       и ещё много-много-много всего другого.       и это всё — дни не более, чем минувшие: шото уже не пять, не тринадцать и даже не семнадцать, список таблеток заметно поубавился, и домой возвращался не разъярённый отец, а мягкий, нежный и тёплый изуку, непременно захватывающий с собой по дороге холодную собу из ресторанчика неподалёку.       впереди — три выходных, и шото, перебирая палочками лапшу, говорит:       — не хочешь выбраться на выходных куда-то?       — конечно, — кивает изуку, поднимая светящийся гордостью взгляд, — если тебе будет удобнее, можем начать с менее людных мест.       комедия, какую ещё поискать: им по двадцать семь, они состоят в отношениях почти десять лет, а ходили на свидания — настоящие — сколько? четыре раза шото ещё может насчитать, но больше в голову ничего не лезет, и ему горько осознавать, что изуку не получает столько, сколько заслуживает.       — спасибо, — смущённо бормочет шото, благодарный за то, что не придётся оказаться среди давки потных тел, — я думал о парке. природа и всякое такое… редко там бывал даже в детстве.       изуку понимающе кивает: наверное, он единственный человек во всем мире, с кем шото поделился каждым фрагментом боли, что пережил в детстве, получив в ответ не осуждение и не любопытство, а ненавязчивую поддержку. любовь.       — всё будет хорошо, шо-чан, — обещает изуку с улыбкой, которой шото всегда верил, верит и будет верить, — я рядом. если что, просто возьмём такси и уедем домой. я тебя не брошу.       «я тебя не брошу», — это нечто большее, чем просто «я тебя не брошу на этой прогулке, потому что знаю, как тебе тяжело бороться с тревожностью и как плохо ты всё ещё справляешься с этим, оказываясь в публичных местах».       «я тебя не брошу», — это больше похоже на «я люблю так сильно, что не могу позволить себе — и даже не хочу — оставлять тебя одного в трудные моменты».       гроза, бушующая за окном, обещает пройти к полудню завтрашнего дня, и вот тогда они смогут выбраться.