let me be together forever

      — мидория.       — да.       — мидория…       — ну что…       — мидория.       — я понял, тодороки!       ничего он, конечно, не понял: такова истинная натура мидории изуку, и уж кто об этом знает лучше, как не шото, но всякий раз он отчаянно надеется, что теперь-то мидория усвоил урок.       ну, уроки он усваивает, но умудряется находить новые способы покалечить себя. так, например, руки он перестал ломать — спасибо.       — ты действительно бежал, а потом…       — всё было не совсем так…       — а потом врезался в стену и получил этого монстра на лице?       — ладно, всё было так, — сдаётся мидория, опуская голову, пока шото рыщет по своей комнате в поисках аптечки, которую приобрёл исключительно для таких нелепых ситуаций, когда осознал, что мидория физически не способен прожить хотя бы сутки без травм, — но от тебя звучит так, будто я… будто…       — будто ты врезался в стену, — заканчивает шото и вытаскивает забавную коробочку с артом в виде чиби всемогущего. подарок. от мидории. очевидно. он по-дурацки улыбается, глядя на эту коробку. не всемогущий, конечно, а шото. — ага.       внутри много-много всего: парацетамол, найквилл, аспирин, валерьянка, старые таблетки, отпускаемые по рецептам, которые шото раньше глотал пачкам из-за тревоги, тералиджен, зелёнка, фукорцин… о! заживляющая мазь, вот же она.       мидория сидит на футоне, скрестив ноги, и обгрызает остатки ногтей, пока по его лицу цветёт ярким жёлтым пятном синяк, который вряд ли сойдёт за пару часов, а к исцеляющей девочке с такими проблемами не ходят; да, у них бывало что-то и похуже, чем синяки, но беда скорее в том, что мидория ранится в совершенно обыденных ситуациях чаще, чем на поле боя. шото приходится сесть на колени, подмяв под себя ноги, чтобы оказаться на одном уровне с чужим лицом, и это не самое приятное чувство на свете, потому что вместо мягкой постели под ним твёрдый пол, но затем мидория поднимает пронзительный взгляд, полный сожаления, и шото вздыхает с осознанием, что любые неприятности меркнут, когда рядом оказывается мидория. даже если он ранен.       осторожными равномерными движениями шото наносит на щёку мазь, стараясь не слишком давить, но мидория всё равно болезненно морщится, и в качестве извинения получает несколько ласковых чмоков в нос, из-за которых начинает улыбаться, щуря глаза в неприкрытом удовольствии.       — до свадьбы заживёт, — констатирует шото.       — уверен?       — только если ты не собираешься неожиданно разорвать нашу помолвку, чтобы найти человека, с которым пойдёшь к алтарю раньше.       — шото!       — да, это моё имя, ты как всегда проницателен. это я в тебе и люблю.       — нет никакой помолвки! — вопит мидория так, что, наверное, всё общежитие только что слышало, как шото разбили сердце. ауч. — д-да нам только семнадцать исп-полнилось!       шото улыбается краешком губ, убирая аптечку обратно в тумбочку. когда он оборачивается, снова глядя на раскрасневшегося мидорию, внутри всё сжимается от переполняющих чувств: он не врёт, когда говорит, что любит, потому что не любить мидорию невозможно.       — но, если бы ты мне предложил, скажем, лет через пять, — отводит взгляд мидория; румянец забавно сливается с синяком, — ну, ладно, чуть побольше… или пяти достаточно… в общем! я бы согласился.       — надо завести календарь на пять лет вперёд, — кивает шото.       — и почему все считают тебя холодным, когда на самом деле ты та ещё язва…       — только с тобой.