***
тодороки шото сегодня двенадцать. он стискивает кулаки, не получив от отца ни словечка, и молча продолжает попытки отточить навыки ближнего боя, пока нацуо и фуюми с раздражающим беспокойством в глазах наблюдают за ними издалека. основная проблема в том, что шото не считает себя слабаком, ведь слабаки не могут никого спасти, а он, шото, отчаянно добивается того, чтобы их семья наконец избавилась от давления человека, который всё равно никогда не полюбит их по-настоящему. но с самого детства, с тех пор, как он услышал это, ни дня не проходит без дурацкой мысли. «а ведь я могу просто…» поначалу он не понимал, что может. что он пытался донести самому себе? «а ведь я могу просто забраться на крышу школы…» зачем? он действительно не понимал. «а ведь я могу просто забраться на крышу школы, чтобы закончить всё это». вот оно. когда эта мысль впервые сформировалась, шото с яростью и страхом отбросил её прочь, но это оказалось бессмысленным: на следующий день, глядя на растущий в руке лёд, он задумался над тем, чтобы просто заморозить себя — и дело с концом. так просто. больно, конечно, да и долго, наверное, учитывая, что одна сторона его тела куда более устойчива к холоду, но… сколько же ему было? девять? восемь? десять? не имеет значения. в двенадцатый день рождения тодороки шото изо всех сил отгоняет мысли о самоубийстве.***
тодороки шото на днях исполнилось тринадцать: на этот раз отец всё же позволил нацуо и фуюми отвести шото в парк аттракционов. зимой, может, это не так весело, зато отчего-то ещё забавнее. наверное, всё дело в забавных вязаных свитерах с оленями, которые подарила им фуюми. за окном — ночь. шото переворачивается к стене и внимательно разглядывать фотографию, сделанную в будке, на которой они втроём корчат дурацкие лица, и улыбается — слабо, но от всего сердца, потому что это то воспоминание, которое напоминает заклинание патронус из гарри поттера: оно отгоняет собой те, плохие мысли.***
ровно в четырнадцать лет тодороки шото думает убить себя. он возвращается домой из школы особенно уставшим, потому что до этого ночью затянул с тренировкой, а ведь ещё надо было готовиться к тесту, и вот он, стоя на кухне, внимательно изучает чайник; это, конечно, не тот чайник, однако какая разница? всё равно ведь… кипятит воду. рядом с плитой, от которой начинает доноситься нарастающий свист, есть подставка для ножей, и шото сглатывает, слишком ярко представляя, как хватается за какой-нибудь с особенно острым лезвием, чтобы в одно движение руки вскрыть, ну, например, глотку, но ведь можно и брюшную полость, а, если постараться, то и запястья. да, для этого уже придётся сделать два надреза, но… — шото? фуюми кладёт нежную ладонь на его плечо и смотрит так, будто сейчас же готова броситься защищать его от невидимых чудовищ. — всё хорошо, — лжёт шото. но по крайней мере голос фуюми выводит из мира образов, наполненных кровью.***
в пятнадцать шото поступает в юэй. в пятнадцать шото сражается на фестивале, зная, что отец наблюдает за ним, и намеренно игнорируя огонь, желая заполучить победу лишь льдом. в пятнадцать шото впервые сталкивается с мидорией изуку: не мимолётом, а напрямую — мидория орёт на всю арену, ломая пальцы, и его упёртость на грани с настоящим безумием, потому что он пытается уговорить шото приложить все усилия, хотя очевидно, кто выйдет победителем, если шото решит выложиться на полную. он загорается. — это твоя сила! и шото впервые в жизни верит, что огонь принадлежит ему, а не отцу.***
в пятнадцать с половиной тодороки шото впервые кого-то ждёт в городском парке, глядя на проходящих мимо людей, неосознанно всматриваясь в каждое лицо. он пришёл раньше — на полчаса, потому что ужасно нервничал. шото готовится к тому, что ему придётся оставшееся время безнадёжно маяться, разглядывая бегающих детишек, когда знакомый голос окликает со спины: — тодороки-кун! шото оборачивается, чтобы увидеть, как мидория бежит к нему навстречу с такой яркой улыбкой, что можно выключать лампочки: мидория прекрасно справится с тем, чтобы осветить весь мир — и даже чуть больше. шото ведёт плечом и прячет ладони в карманы джинсов, лишь бы не выдать то, как от причуды пальцы правой стороны покрываются ледяной корочкой, а левой — сверкают от крохотных безвредных искр. кивает в знак приветствия, чувствуя какую-то непривычную эмоцию, когда приходит осознание, что мидория тоже почему-то вышел гораздо раньше назначенного времени, но эту тему они не поднимают. гулять вместе с кем-то — ну, с кем-то, кто не нацуо и фуюми — оказывается непривычно, зато до неожиданного приятно, потому что всё то время, что они беспечно наворачивают круги по парку, мидория, поначалу неловко бормотавший под нос, начинает разговаривать всё более громко и воодушевлённо. шото и сам не понимает, в какой момент подхватывает беседу. он улыбается. и впервые за долгое-долгое время его не посещает мысль прекратить.