graVestone

В школу во вторник Богдан не пошел. Позвонив директору и отпросив сына на день, Александра Сергеевна приготовила завтрак, чашку горячего кофе и тарелку с мягкими вафлями оставляя на прикроватной тумбочке в комнате Богдана, у завернувшегося в кокон из одеяла парня интересуясь, все ли в порядке. Романовский не отвечал. Настаивать мама не стала — погладив торчавшую из-под одеяла белокурую макушку, она лишь обреченно вздохнула, оставляя молодого человека наедине с его мыслями, и, прикрыв поплотнее дверь комнаты, поспешила на кухню, взволнованно набирая мужу. — Степ, ты когда будешь дома? — спустя десять гудков, проговорила она в трубку, интонацией голоса и вопросом своим мужчину на другом конце линии заметно пугая. — Ночью приеду. Что-то случилось? — тут же забеспокоился абонент. — Кажется, опять начинается, — без долгих пауз поделилась своими подозрениями с ним Александра Сергеевна и, обернувшись на дверь, глубоко вздохнула. Раньше апреля очередного приступа депрессии они не ждали. Но и в прошлом году проблемы с Богданом начались задолго до наступления весны. Отвлеченные тем, что сын непривычно для них был в приподнятом настроении долгое время, родители упустили момент, когда причиной улыбок и смеха Богдана стали психотропные средства, о зависимости чада узнавая, лишь когда случилась передозировка. И теперь Александра Сергеевна была начеку. Беспокойно отмечая в календаре бессонные ночи, мать консультировалась со всеми знакомыми специалистами, рассказывая о темном прошлом ребенка со слезами на глазах и страхом грядущего. Но Богдан убеждал мать, что с ним все в порядке. Исправно посещая школу, он активно готовился к поступлению в медицинский, подолгу засиживаясь за учебниками и другой научной литературой, своими планами на будущее не раз делившись с беспокойной женщиной. И, казалось, этой весной у мальчика должно было все получиться. Не раз Александра Сергеевна ловила себя на мысли, что выглядит сын теперь немного иначе — улыбка, всегда вымученная и такая неестественная, теперь стала открытой и честной, а в глазах, давно потерявших свой блеск, иногда что-то неуловимое на секунду загоралось. Надежда. С ней этим утром она и прощалась. Обнаружив Богдана в темной комнате, свернувшегося на кровати в клубок из бледных конечностей, крепко прижав к груди плюшевого зайца, мама едва не расплакалась, мысленно взывая к богам, чтобы это оказалось сном. Но и через два часа сын не поднялся. Лишь замотавшись в одеяло крепче, он едва слышно дышал в пропитанную солью подушку, вновь возвращаясь к тому, от чего бежали они всей семьей, меняя города, работы и школы уже четвертый год. И Степа, как назло, задерживался в командировке. Чувствуя себя абсолютно беспомощной, Александра Сергеевна тенью бродила по квартире, то и дело заглядывая в комнату сына, чтобы убедиться, что Богдан до сих пор здесь. И, опустошая пузырек валерианы, ждала возвращения мужа. Но рейс Степана опять задержали из-за метели, беспокойную женщину этот вечер вынуждая встречать с тяжким грузом на сердце. — Сынок, может, все-таки поешь? — забрав с тумбочки нетронутый обед, предложила она с надеждой, опускаясь на кровать рядом с блондином и осторожно прикасаясь к его плечу. — Не хочу, мам, спасибо, — неожиданно для женщины отозвался Богдан. Раньше в эти дни он даже не разговаривал. — Давай чуть попозже? — предложил матери Романовский, выглядывая из-под одеяла. И на секунду Александре Сергеевне стало легче. Покрасневшие от бессонной ночи глаза сына не были пустыми и безжизненными, какими видели родители их не раз прежде, и что-то едва уловимое в них давало женщине надежду. Вернув поднос с едой обратно на тумбочку, она развернулась и наклонилась ближе к ребенку, осторожно обнимая его за тонкие плечи и целуя куда-то в затылок. — Полежишь со мной немного? — попросил о поддержке Богдан, чуть двинувшись по матрацу, тут же исполнившую его волю мать укладывая рядом с собой и спиной к ней прижимаясь. — Это..? — Нет, мам... это другое, — не дослушав вопроса, проговорил едва слышно Богдан и, обняв мягкого зайца крепче, вновь прикрыл веки. Мама тяжело выдохнула в затылок. Стараясь не прикасаться к ненавистной игрушке, она уложила руку поверх руки сына и, ласково поглаживая бледную кожу предплечья, затихла. Так, в гробовой тишине они пролежали больше часа — Богдан, заметно расслабляясь в любящих руках матери, и женщина, едва дышавшая, чтобы не спугнуть доверившегося ей отпрыска. Но поговорить о случившемся все же было нужно, и, вспомнив все наставления врачей, Александра Сергеевна осмелилась задать свой вопрос: — Сынок, — поцеловав мягкие волосы затылка, позвала она молодого человека. — Что случилось? Романовский глубоко вздохнул. — Ничего, мам, правда, — но на разговор выходить не спешил. — Просто нехорошо себя чувствую, — так испугавшее женщину состояние безвольной куклы описывая довольно размыто. — Но... — Все в порядке, — повторил Романовский словно мантру, хотя и сам едва верил собственным словам. — А если честно? — и мать ему тоже не поверила. Настояв на своем, Александра Сергеевна обняла его крепче, и, вдохнув воздуха с запахом сына, предложила: — Расскажи, что произошло, и мы вместе придумаем, что с этим делать. Не надеялась женщина, что Богдан пойдет на уступки, но все, как один, специалисты твердили о необходимости откровенных разговоров в пережившей многое семье. И не раз посещавший психолога Романовский тоже это понимал. — Они начали задавать вопросы, — решившись открыться, выдохнул в длинные уши игрушки блондин. Но едва ли мать его поняла: — Кто? О том, с кем Богдан общается в школе, молодой человек особенно не распространялся, не раз интересующимся о событиях дня родителям отвечая, что ничего интересного не происходит. И никак не могла знать Александра Сергеевна, что с недавнего времени у Романовского появились друзья. — Ребята из класса, — не обозначая кого-то конкретно, ответил Богдан, облизнув пересохшие губы. — Ну, это нормально, когда с кем-то знакомишься, — отозвалась мама. — Они хотят узнать тебя ближе и интересуются, — проговорила вслух она очевидные вещи. — Но я не хочу, чтобы кто-то узнал, — а сын признался ей в своих страхах, — о том, что я сделал. Последняя фраза больно резанула по сердцу. За три с лишним года, прошедшие с той страшной ночи, Романовские так и не смогли убедить Богдана в том, что парень не виноват в произошедшем, раз за разом сталкиваясь с последствиями и действиями не сумевшего простить себя парня. Рыдая у дверей палаты три года назад и разыскивая с милицией сына через год, Александра Сергеевна кричала в небеса просьбы помочь ребенку забыть о случившемся, но едва не потеряв его вновь прошлой весной, поняла, что молиться бесполезно. Только чудо поможет Богдану простить и отпустить, и с обливающимся кровью сердцем женщина упорно его ждала. Сбежав в Ялту из Москвы, она дала себе слово, что в этом году все будет иначе и, наблюдая за тем, как постепенно оживает блондин, вновь начав посещать школу, почти поверила в возможность спасения. Жаль, что Богдан в себя давно перестал уже верить. — Если они узнают... — продолжал он тихо говорить, кусая и так истерзанные зубами губы. И это «они» Александре Сергеевне показалось каким-то странным. — Ты говоришь про кого-то конкретно? — приподнимаясь на локте, осторожно поинтересовалась она, заглядывая в лицо сына. — М-гу, — сдался Богдан, прячась в подушку. — Расскажи, — но ступившая уже на хрупкий мостик доверия мать попросила пойти ей навстречу. — Это какой-то мальчик из школы? — помогла признаться сыну она и, обняв того крепче, приготовилась слушать. И Богдан рассказал. О Никите, Вике и Тиме, за несколько недель успевших приручить нелюдимого новичка из 11А, окружая того вниманием, заботой и поддержкой. Рассказал о том, как неожиданно для самого себя он нашел в Ялте друзей, с открытым сердцем идя навстречу новым знакомствам. И о том, что один из этих ребят нравится ему чуточку больше. Для Александры Сергеевны признание сына не стало неожиданностью. Уже давно они с отцом приняли нетрадиционную ориентацию Богдана — меньшее, что могли они сделать после случившегося. И, искренне радуясь тому, что парень влюбился, женщина тихо прошептала: — Ты волнуешься о том, что подумает Тимофей? Богдан в руках матери напрягся. Он старался не выделять как-то Тиму в рассказе, но женщина и без того догадалась. — Да, — кивнул Романовский куда-то в подушку, признаваясь. — Я не хочу, чтобы он что-то узнал, — и, едва слышно добавив, замолк. Мама улыбнулась. — Он не узнает, если ты сам все не расскажешь, — стараясь успокоить Богдана, проговорила она. — Здесь нас никто не знает, и говорить о прошлом тебя никто не заставляет, — продолжила Александра Сергеевна, не услышав ответа. — Ты сам будешь решать, что рассказывать ему, а что нет. — Но он задает вопросы, — не заметив, как разговор перешел на тему одного конкретного человека, прошептал Богдан. — Конечно, задает, ведь ему интересно, — отозвалась женщина. — Я уверена, что и ты его спрашиваешь о чем-то. Это нормально, когда люди знакомятся и узнают друг друга, —повторила она уже сказанное ранее. — И, думаю, если этому мальчику ты тоже нравишься, он примет любой твой ответ. — Нет, — среагировал на последнюю фразу Богдан. — Я ему не нравлюсь в этом смысле, мам, — признался в отсутствии взаимности от Тимофея он. И, обреченно вздохнув, договорил: — У него есть девушка. Такого поворота Александра Сергеевна не ожидала. На мгновение обрадовавшись, что ее сын позволил себе в кого-то влюбиться, она искренне надеялась, что его чувства найдут отклик в этом Тимофее, но, как оказалось, симпатия была безответной. — Мы просто дружим, — подытожил свой рассказ Богдан и прижался спиной к матери ближе. — Это ничего не меняет, — в ответ проговорила женщина, немного приврав. — Тебе важно его общение, даже как друга, верно? — поинтересовалась она, не желая заканчивать разговор на минорной ноте. — Да, — согласился Романовский. — Значит, не стоит отталкивать его от себя, — попросила она Богдана не закрываться. — Дружба предполагает открытость и честность, сынок. Если пока ты не готов поделиться с ним своим прошлым, не нужно, но одному со всем этим справляться будет сложнее. Если Тимофей искренне заинтересован в тебе, как в друге, он не будет настаивать. И, может, однажды, ты сам все захочешь ему рассказать. Богдан молча выслушал мать. По тому, как сын затих в ее руках, внимая словам, Александра Сергеевна поняла, что до того достучалась. Улыбнувшись в затылок взрослого ребенка, она погладила его по руке, успокаивая и поддерживая переживающего первую влюбленность парня, через несколько минут молчания осторожно пообещав: — Все будет хорошо. К тому времени она уже забыла об утренних страхах и не волновалась о том, что сегодняшний день станет началом новой волны проблем. Ее мальчик просто влюбился и переживал о том, что подумает о нем объект его симпатии. А с этим они как-нибудь справятся. В любом случае, когда-то это должно было случиться. И тот факт, что утреннее состояние Богдана не было обусловлено очередной депрессией на фоне прошлых потерь, немного женщину успокоил. Возможно, влюбленность сына позволит Романовским спокойно пережить эту весну. — Есть хочу. А сегодняшний разговор — вместе поужинать.

Tbc...