***
Богдан ловил его взгляды. Но к среде не поймал ни один. Заставляя себя каждое утро подниматься с кровати и идти в школу, едва сомкнув веки на протяжении ночи, Романовский тенью перемещался из кабинета в кабинет, молчаливо отсиживая необходимые часы занятий и вновь спеша домой. Вчера к нему подходила Вика и долго извинялась за свой длинный язык, но, сказав девушке, что на нее он не злится, блондин от разговора сбежал. И Никиту, пытавшегося поддержать разбитого случившимся друга, Романовский осадил одним строгим взглядом. Прячась от всего мира и донимающей вопросами матери у себя в комнате, Богдан сожалел об одном — узнавший о его чувствах Тима на него теперь даже не смотрел. Конечно, Романовский не ждал, что Кот кинется к нему с ответным признанием, поцелует и скажет, что все хорошо, но, глядя на то, как Тима проходит мимо, не взглянув на валяющееся у его ног кровоточащее сердце, медленно умирал. В третий уже, кажется, раз. Дважды его врачи откачали, не желающего бороться за свою жизнь парня вытаскивая с того света и возвращая родителям. А сейчас его не спасти. Нет, Богдан не вскрывал себе вены, как три года назад, и не качал в кровь наркотик, желая убиться. Но, чувствуя, как внутри все становится таким холодным и неживым, медленно превращался в труп — оболочку человека, только недавно вспомнившего, что значит любить, а теперь потерявшего последнюю на чувства надежду. А ведь Романовский думал, что еще тогда, четыре года назад, внутри него все умерло. Но, переехав в Ялту и найдя в этом городе друзей, молодой человек вновь задышал полной грудью, чувствуя, как почти в ее центре что-то упрямо продолжает биться — исполосованное прошлыми потерями сердце опять качает кровь по венам, отчаявшегося парня согревая. Влюбляясь в Тимофея, Богдан понимал, что взаимности от того он вряд ли дождется, но бережно храня внутри свои чувства к Коту, искренне надеялся хотя бы на дружбу. И продолжал бы любить Грановского, как только умел, но так «вовремя» решившая вмешаться в их отношения Вика оставила парня не у дел. Теперь Тима в сторону блондина даже не взглянет. А ведь еще совсем недавно все было иначе. Вспоминая тепло руки Грановского и его мягкий взгляд, Богдан едва не стонал от боли, нежной улыбкой Кота, подаренной ему лично в том темном классе, вскрывая свою грудную клетку, тем, что заставляло жить по утрам, теперь себя убивая. И Тима никак не помогал. Упрямо игнорируя десятки взглядов в свою сторону, он ни разу за почти неделю не ответил Богдану взаимностью. Исправно посещая уроки и высиживая положенные часы рядом с сестрой, Грановский сбегал из классов, стоило только звонку прогудеть, и приходил на занятия, когда стрелки часов отсчитывали первые минуты новых уроков. С каждым днем Романовскому становилось все хуже. Бессонные ночи, к которым за несколько лет Богдан успел уже привыкнуть, теперь пролетали слишком быстро, заметно исхудавшего и побледневшего сильнее обычного парня вынуждая встречать свой дневной кошмар. И лучше, наверное, было бы отключиться, вновь пережить переломный момент, чем опять терять надежду на спасение, глядя на то, как ставший таким нужным для тебя человек окончательно из своей жизни тебя вычеркивает. Четыре года назад Богдан утратил половину себя, теряя самого дорогого во всем мире человека. А теперь лишался тех крох, что от него остались. Ну, ничего, не впервой Романовскому умирать.***
Внутри Тимофея что-то жалобно стонало. Глядя на опущенные плечи Богдана, Грановский до крови кусал свои губы, из последних сил сдерживаясь от того, чтобы не пойти за блондином следом. Но Богдан в его сторону, казалось, и не смотрел, задумчивые взгляды Кота в свою спину упрямо игнорируя и продолжая жить дальше. А Тима скучал, с каждым днем, проведенным вдали от блондина, тоскуя по тому все сильнее. Не имея возможности ответить на чувства Романовского взаимностью, он жертвовал дорогой для сердца дружбой, сбегая из классов со звонком, чтобы Богдана в неудобное положение своим присутствием не ставить. И не знал Тимофей, что разноцветные глаза одноклассника идут за ним следом, ласковым прикосновением взгляда к затылку заставляя тот сильно зудеть. Оборачиваясь через плечо и смотря на Богдана, Грановский видел лишь белокурую макушку, что-то царапавшего в своих тетрадях Романовского оставляя в классе. А ведь вернуться к нему молило сердце. Чувствуя, как внутри что-то неприятно ворочается и тихо плачет, Тима сжимал кулаки до боли, еще помнившие прохладу чужой ладони пальцы умоляя не гореть желанием так сильно. Ему очень хотелось к Богдану вновь прикоснуться, но закрывшегося от него парня Грановский потревожить не смел. Продолжая упорно ждать момента, когда блондин сам пойдет на контакт, Тима с надеждой смотрел ему в спину, все сильнее тоскующее по другу сердце умоляя немного потерпеть. Но и по истечению недели Богдан шага навстречу не сделал. Зато брата упорно атаковала Вика, и так довольно сильно запутавшегося в себе Тимофея продолжая нервировать настойчивым гудежом на ухо. «Подойди к нему», «хватит мучать обоих», — просила Герань, наблюдая за страданиями брата. Но Тима девушку не слушал. Продолжая бояться чего-то, он от Богдана бежал, до упора вдавливая педаль газа и увозя обоих подальше от школы в пятницу днем. Однако, в выходные ему лучше не стало. Наоборот, лишь сильнее скучая по Романовскому от невозможности того хотя бы увидеть, Тима почти физически ощущал, как из него высасывают всю силу, обычно такого веселого и открытого миру парня превращая в подобие живого человека. Тонкая нить, связавшая их с Богданом дружбой, марионеткой тянула к блондину, запершемуся в своей комнате парню в компанию подбрасывая десятки воспоминаний. И пальцы его так сильно зудели. Проводя часы за рассматриванием своих ладоней, Тимофей вспоминал, как приятно было держать в них холодную руку Романовского. И не раз тайком пробираясь на кухню, воруя из холодильника лед, Кот пытался воссоздать тот момент. Но кусочки льда в руках таяли быстро и внутри Грановского того трепета не вызывали, обреченно поджимающего губы парня приводя к неутешительному для него выводу. Все это не то. «Не тот», — впервые признался себе Тима вечером воскресенья.***
Каким же идиотом был ее брат! Глядя на то, как Тима сгорает, Вика бессильно сжимала кулаки, раз за разом пытаясь вывести Тимофея на разговор, и, терпя очередную неудачу, злилась сильнее. Ну, видно же было, что Грановский страдает. Преследуя близнеца, девушка осторожно подталкивала того к Романовскому, прося Тиму сжалиться над обоими и дать себе шанс, но упрямо мотавший головой Кот выбирал добровольное мучение. Конечно, Герань замечала, как смотрит брат на Богдана, ответные взгляды блондина не замечая, и, вылавливая в школе Никиту, с которым в последнее время благодаря развернувшейся драме начала общаться плотнее, строила план, как дураку-близнецу помочь. Она предлагала Блохину запереть упрямых парней в классе, вынуждая тех поговорить и во всем друг другу признаться, но опасающийся не того результата Никита девушку просил подождать. А Тима с Богданом уже почти все истлели. Романовский, казалось, похудел килограмм на десять, а всегда жизнерадостный брат забыл, что такое улыбаться. И оба так сильно скучали. — Тим, ну, сколько еще это будет продолжаться? — позволив Тимофею проводить спину Романовского взглядом до угла дома, поинтересовалась Вика у того, сидя в машине после уроков во вторник. Почти две недели уже прошло с той злополучной пятницы — и никаких движений навстречу. Близнец опять не ответил. Сняв коробку передач с блока, он молча вырулил с парковки, на ожидавшую ответа сестру даже не взглянув. — Может, хватит уже быть таким упрямым бараном? — настойчиво продолжила девушка, пользуясь тем, что из машины (и от разговора соответственно) брату сбежать не удастся. — Я же вижу, как тебе без него плохо, — озвучила Вика свои наблюдения, ловя руку близнеца в воздухе. — А что мне сделать, сестренка? — среагировав на прикосновение, отозвался Кот. Свершилось! Тим пошел на контакт. — Поговори с ним, — воодушевилась Грановская, улыбнувшись самому близкому во всем мире человеку. — И что мне сказать? — Правду, — попросила признаться во всем Тиму она. — Скажи, что ты по нему скучаешь и не готов отпустить его, — посоветовала брату Вика, задумчиво покусывая губы. — И, если ты так уверен, что Богдан тебе не нравится, просто будь ему другом. Тима тяжело вздохнул. — Я уже ни в чем не уверен, Вик, — признался сестре он в самом сокровенном, и, переплетя их пальцы, рассказал о том, о чем раньше молчал. Вика не знала, что тогда произошло в кабинете литературы, откровенное признание брата принимая с благодарностью и многократно усилившейся надеждой. Смотря на их сцепленные вместе руки, она Тимофею ласково улыбнулась, все никак не способному прийти к пониманию брату осторожно подсказывая: — Скажи, ты с кем-нибудь еще испытывал это? — обозначив интонацией описанное близнецом ощущение на коже, поинтересовалась Вика. — Нет, — ожидаемо качнул головой в ответ Кот. — И тебе хотелось бы вновь это почувствовать?.. «Да» Грановского девушка прочитала во взгляде. — Ну, так в чем же проблема? — Вик, я не гей, — отпустив руку сестры, вновь повторил Тима то, в чем пытался убедить и себя уже тоже. — Верно, братишка, — закатила глаза Грановская, ударяясь затылком о подголовник. — Ты — идиот.Tbc…