graVestone

В Ялту пришла весна. Разбудив спящий город утром в пятницу, первый мартовский день очистил небо от тяжелых туч, прогоняя неприятную морось последних двух суток и на скорую руку подсушивая асфальт. Медленно оживали городские улицы — радуясь первым лучам еще совсем прохладного солнца, вечно хмурые взрослые уже не так злились на опоздавший автобус, а снаряженные тяжелыми рюкзаками и портфелями школьники спешили на занятия, последний учебный день недели встречая с улыбкой. Вот только ни Тима, ни Богдан не улыбались. Загребая подошвами с асфальта оставшуюся воду, Романовский не спеша плелся в направлении школы, в общей массе торопящихся куда-то прохожих будто двигаясь в слоу мо. Не горели глаза ученика 11А ожиданием выходных и не ликовало приходу весны его сердце. За прошедшие две недели Романовский окончательно превратился в безликую тень. И не лучшим образом выглядел парень за рулем опеля, в компании своей сестры въехавший на школьную парковку. Карие глаза Тимофея были как будто бы мутными, внимательному наблюдателю позволяя в них распознать груз тяжелых размышлений, а всегда такие улыбчивые ярко-розовые губы сошлись в тонкую нить. Заглушив мотор и отдав ключи близняшке, Грановский вылез из машины, безразличием во взгляде встречая первый день весны и снующих по двору школьников. Забрав с заднего сидения машины свой рюкзак и спортивную сумку, Тимофей поспешил в спортивный зал, чтобы оставить вещи там дожидаться назначенной на вечер тренировки. Гора, конечно, заметил, что надежда его (и всей Ялты в придачу) в последнее время был каким-то рассеянным, пропуская удары от самых слабых соперников и буквально проваливая тренировочные бои. Хорошенько пропесочив Кота на глазах у завистников в среду, Петр Семенович назначил на пятницу ему индивидуальное занятие, никак не отреагировавшего на изменение своего расписания парня вынуждая согласно кивнуть. Поправляя лямку тяжелой сумки на плече, Грановский поднялся по лестнице к центральному входу и, шагнув в распахнутую дверь, оказался внутри, ползущий чуть впереди взгляд поднимая с пола в тот момент, когда молодой человек на кого-то чуть не наткнулся. Его затылок Тима узнал сразу. Резко останавливаясь, пока Богдан не заметил, Грановский попятился назад, разделявшее их расстояние увеличивая максимально, насколько позволяла это сделать образовавшаяся в дверях очередь. Пряча глаза между лопаток Романовского, Кот молил учеников идти чуть быстрее, буквально чувствуя, как покрывается мурашками все тело от исходившей от Богдана прохлады. Тут же вспомнил Тим его ледяные пальцы, свои собственные ладони, вмиг разогревшиеся до красна, сильно сжимая в кулаки, чтобы проснувшееся вновь желание прикоснуться к Романовскому хоть как-то унять. Мелкими шажками двигаясь вперед, они преодолели арку металлоискателя, и, дернув плечом от ощущения чьего-то взгляда на коже, Богдан обернулся. Но Тима уже успел свернуть, каре-голубым глазам блондина подставляя лишь свою спину. Проводив Кота до дверей спортзала тоскливым взглядом, Романовский тяжело выдохнул из легких весь воздух, с опущенной головой направляясь через холл к лестнице на второй этаж. Грановский на урок пришел со звонком, как и во все дни последних двух недель занимая свое место рядом с сестрой, не замечая того, как с парты через проход на него кто-то пристально смотрит. Сев за стол и приготовившись к уроку, он сам взглянул в обозначенном направлении, на успевшего уже отвернуться и склониться над учебником парня смотря с болью в глазах. И тихо заплакали два сердца. Неожиданно молчаливая в последние дни Вика посмотрела на брата и обреченно вздохнула, на тихо переговаривающуюся пару одноклассников впереди кося взгляд, и, подмигнув обернувшемуся на ее внимание Блохину, положила голову на плечо близнеца, осторожным замечанием вновь пытаясь до того достучаться: — Вы так в могилу друг друга загоните. Тим опять не ответил, а вошедший в кабинет учитель и самой Грановской продолжить разговор не дал. Урок прошел в тишине и спокойствии. Записав домашнее задание и сложив свои вещи в рюкзак, Богдан поднялся со стула, тут же подорвавшемуся за ним Блохину прошептав просьбу его не сопровождать, и, обернувшись на собирающегося Тиму, вышел из класса, на ходу доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку. Стоя на крыше и глотая ядовитый дым, Романовский думал о том, что сказал ему Никита перед уроком, в гулких ударах влюбленного сердца ища смелость подойти к Тиме и поговорить. Блохин советовал ему найти в себе силы и предложить Грановскому дружбу, о нежеланных чувствах своих к нему забывая. И, сжимая пальцами фильтр истлевшей сигареты, блондин почти на это решился. Однако, вернувшись в класс и найдя взглядом Грановского, о чем-то разговаривающего со своей сестрой, Богдан передумал, к ожидающему от него решительных действий соседу по парте возвращаясь с поражением. И Тима к нему не подошел. А ведь всего несколько секунд назад он обещал это сделать сестре, почти поддавшись на уговоры Вики сделать шаг навстречу блондину и попросить его о дружбе вновь. Почему-то оба боялись. Богдан, до боли кусая щеку изнутри, опасался отказа Грановского и того, что скажет ему Кот. А Тима, впиваясь ногтями в кожу ладоней, и вовсе не знал, что сказать. И оба смотрели, тоскуя. Но ни один, ни второй, взгляда друг друга так и не поймал. В этой молчаливой игре в переглядки прошел весь оставшийся день, окончательно поникшего Романовского отправляя в библиотеку за новой книгой, а попрощавшегося с сестрой Тиму — на занятие к Горе. Обычно тренировки Грановского могли отвлечь от чего угодно, но сегодня, разминаясь и следуя указаниям наставника, колотя бездушную грушу, Кот думал лишь об одном. Не могло больше так продолжаться. Слишком сильно за месяц общения ему в душу запал Богдан, образ нелюдимого и молчаливого парня накрепко впаивая в сознание, две недели, проведенные без него, превращая для Тимы в ад. Не только руки скучали по Романовскому, желая к тому прикоснуться, обжигающим кожу пламенем горя в перчатках, когда Кот наносил очередной удар по станку. По Богдану скучало и сердце. Наполняясь адреналином от физической нагрузки, оно больно билось о ребра, бездумно выполняющего упражнения на реакцию и силу Грановского прося об одном — наплевать на все свои страхи и отбросить сомнения, к ушедшему домой после занятий Богдану поехать и попросить снова быть рядом. В качестве кого, сердце не уточняло, но, гулко выстукивая в груди скорый ритм, настойчивости своей не теряло, запертой птицей в реберной клетке просясь на волю. И, позволь Тима, оно б улетело, несколько этажей, отделяющих его от второго, преодолев за долю секунды. И Богдан как будто бы чувствовал, что к нему кто-то рвется. То и дело оборачиваясь на дверь, он пытался сосредоточиться на научной статье, в чистый лист тетради стараясь хоть что-то записать. Но, не имея возможности отвлечься от мыслей о Тиме, лишь бездумно смотрел в ряды букв. Однако домой его что-то упрямо не отпускало, спрятавшегося ото всех молодого человека вынуждая сидеть в библиотеке весь оставшийся пятничный день. А дома сына уже ждала мама, настойчиво пытаясь до того дозвониться, чтобы позвать на праздничный ужин. Александре Сергеевне Богдан обо всем рассказал в выходные и теперь избегал свою мать, не имея сил держаться под ее сочувствующим понимающим взглядом, под звуки будильника женщины торопясь уйти из дома утром, чтобы с той не пересекаться. И отца Романовский, как мог, избегал. Степан приходил к нему в комнату вчерашним вечером, но Богдан притворился спящим, и, обреченно вздохнув на длинные уши мягкой игрушки, выглядывающей из-под одеяла, отец пораженно ушел. За блондина ему все объяснила мама, переживающего за своего ребенка мужчину прося дать сыну время. Спеша с работы домой сегодня, Романовский-старший готов был предоставить Богдану его сколько угодно, приятным поводом и приготовленным подарком надеясь отвлечь страдающего от любви парня, но упрямо игнорирующий звонки матери и желания отца Романовский продолжал отсиживаться в школьной библиотеке. Написав маме смс, что будет чуть позже, Богдан вновь склонился над научным журналом, в хаотично разбросанных по страницам буквах пытаясь уловить хоть какой-то смысл. Однако, на белых листах видел лишь образ Тимы. А Грановский в тот момент под строгим голосом тренера весь почти сжался, разозленному проваленной тренировкой Горе боясь посмотреть в глаза. Поняв, что от спортсмена и сегодня ничего толкового не добиться, Петр Семенович выгнал парня из зала, в семь часов вечера отправляя того в душ и домой. Извинившись перед тренером за неудачу, Кот повинно склонил голову, возвращая на место тяжелую грушу, и, попрощавшись с Горой, направился в раздевалку. Сполоснувшись и подсушив кожу махровым полотенцем, Грановский собрал свои вещи в спортивную сумку, с болью в сердце смотря на пустующий шкафчик в противоположном конце раздевалки. По вторникам там висела одежда Богдана, а сейчас о принадлежности блондину ничего как будто и не намекало. Библиотекарь засобиралась домой. Попросив Романовского сдать журналы, Анна Павловна расставила все на нужные полки и, дождавшись, пока молодой человек выйдет из помещения, закрыла дверь, прощаясь с любознательным школьником до понедельника. Натянув куртку и закинув рюкзак на плечо, Богдан направился к лестнице, неторопливо спускаясь на первый этаж, чтобы покинуть школу. Где-то приглушенно играла музыка — записавшиеся в хор ученики готовились к выступлению на празднике восьмого марта. Тима вышел в холл. Глаза в глаза. И оба остановились. Смотря друг на друга с противоположных концов фойе, ни один не мог пошевелиться, первый за две недели зрительный контакт желая испить до самого дна. Молодых людей разделяли десятки метров, но каждый из двоих отчетливо видел боль в глазах другого, зеркально отражающую его собственную, вдруг многократно увеличившуюся в размерах при неожиданной встрече. Тимофей почувствовал, как задрожали его руки, когда Романовский, поправив лямки рюкзака на плече, сделал шаг назад, не найдя в себе сил, чтобы подойти к Коту ближе. Но в этот раз что-то внутри Грановского сбежать Богдану не позволило. Обернувшись на пустующий стол охранника, Тима рванул вперед, скрывшегося на первых ступенях лестницы блондина надеясь нагнать. «Не отпускай», — настойчиво молило сердце, ощутимо ударяясь о ребра, и парень ослушаться внутреннего голоса не смел. Прислушиваясь к топоту ног на лестнице, Тима поднимался все выше, на третьем этаже на секунду останавливаясь, чтобы перевести дух. А Богдан решил укрыться на крыше. Но не учел блондин, что сам не раз приводил туда Тиму, от прекрасно осведомленного о незапертой двери парня надеясь спрятаться и переждать. Грановский протяжно скрипнул ржавыми петлями, вслед за Богданом выбираясь на свежий воздух, и, оглянувшись по сторонам, в темноте вечера нашел взглядом знакомую долговязую фигуру. Блондин стоял на самом краю, дрожавшими коленями упираясь в кирпичное ограждение, с прискорбием отмечая, что дальше бежать некуда, а сзади уже слышны тихие шаги. Тима остановился в двух метрах, роняя на пол свою спортивную сумку. Смотря на спину Романовского и мысленно умоляя того обернуться, он искал в себе смелось сделать еще несколько шагов, но будто прилипшие к земле ноги хозяину не подчинялись. И руки Кота дрожали так сильно, в порывах прохладного ветра не находя спасения и горя желанием прикоснуться к Богдану только сильнее. Никто не решался заговорить первым. Забывая о данных другу и сестре обещаниях, блондин с Тимофеем слушали тишину, за звуками бешенных ударов двух сердец пытаясь спрятаться от неизбежного. Где-то приглушенно прогудел клаксон, спешившему домой пешеходу на зебре намекая об осторожности, и, одновременно вздрогнув от постороннего звука, парни решились. — Богдан... — Тим, — обернулся Романовский, вновь встречаясь взглядом с карими глазами, по которым скучал он так сильно. Грановский улыбнулся. Впервые за последние несколько дней уголки его губ двинулись с места, тяжелую маску тоски и глубоких размышлений раскалывая на две равные части. До Богдана и с ним. Не задумываясь, Кот сделал еще два шага вперед, не разрывая зрительного контакта с бывшим другом, в каре-голубых глазах Романовского видя страх. Но бояться Богдану не нужно. Желая защитить блондина от самого себя, Тима потянулся к тому рукой, раскалившимися, кажется, уже до бела пальцами хватая воздух. Романовский руки не подал. Сглатывая свое разочарование, Кот держал ладонь навесу, опасливо поглядывающему на него из-под бровей Богдану признаваясь: — Пожалуйста, ты мне нужен... И так посмотрел на блондина, что внутри Романовского все сжалось до размера мельчайшего атома. Превозмогая свой страх быть окончательно раздавленным, Богдан сделал шаг на негнущихся ногах, подходя к Тиме ближе и хватаясь за его руку, будто за последнюю уцелевшую соломинку в пучине бурной реки. По коже Грановского побежали мурашки. Еле оторвав взгляд от разноцветных глаз блондина, он посмотрел на их спаянные вместе руки, с радостью встречая долгожданный контакт и появившееся в теле от него ощущение. Ни с кем никогда Тима не чувствовал это, и, потянув друга к себе ближе, перехватил его руку удобней, удивленного этим движением Романовского обещая себе больше никогда не отпускать. Так они и стояли — боясь спугнуть момент близости, каждый держал в руке руку другого, дрожавшими пальцами ощущая, как температура двух ладоней постепенно выравнивается, мешая разобраться где теперь чья. И говорили глазами. Пристальным взглядом они друг другу во всем признавались, в глубине черных зрачков находя отражение собственных чувств. Богдан скучал по Грановскому, и Тимофей скучал по нему тоже. И так друг другу они были нужны. Но каждый из двух сильно боялся. До боли стискивая зубы, Романовский глушил в себе страх очередного отказа, и, глядя на Тиму, искал силы, чтобы попросить у того еще один шанс быть ему другом. А Кот, сжимая его пальцы сильнее, думал о том, что недавно сказала ему Вика. Теряясь во взгляде разноцветных глаз блондина, Грановский понимал, что к этому парню он испытывает странное чувство, и, дрожа от проходившей по всему телу волны электричества, решался на последний шаг. Первым осмелился нарушить молчание Богдан. — Друзья? — едва слышно прошептал блондин, буквально трясясь уже от страха, с надеждой заглядывая в карие глаза Тимофея. — Нет, — качнул головой Грановский. И что-то внутри Богдана оборвалось — Тима почувствовал, как дрогнули в руке его пальцы. Делая еще один шаг вперед, он зажал их ладони между животами, облизывая пересохшие губы, чтобы суметь говорить. Но едва встрепенувшаяся где-то внутри парня смелость в самый ответственный момент его оставила, перед отчаявшимся уже Романовским полностью Тиму оголяя и делая совершенно беззащитным. — Больше... — прошептал Тимофей, медленно задыхаясь, оставшееся расстояние до Богдана умоляя испариться. Не найдет в себе сил Грановский сократить его самостоятельно. А Богдан все никак не мог понять. Дрожа всем телом и ощущая, как дрожит парень напротив, он смотрел на губы шатена, чувствуя, как внутри него сердце, запинаясь, громко стучит о ребра. И готов был поклясться, что слышал ответ из груди Тимы, в хаотичных ударах упрямой мышцы окончательно теряя себя. Грановский отказал ему в дружбе — Богдан чуть не умер — но что-то в карих глазах парня и его это «больше» молило Романовского жить. — Пожалуйста, я сам не смогу, — и Тимофей попросил блондина о чем-то, двигаясь вперед еще на пару миллиметров и приоткрывая губы, боявшемуся ошибиться в своих предположениях парню в лицо выдыхая: — Поцелуй меня. Время остановилось. И два сердца в тот момент, кажется, тоже. Распахнув глаза на услышанное, Богдан на автомате облизал свои губы, двигаясь вперед и подчиняясь просьбе Тимы, моля небеса, чтобы ему это все не послышалось. И, прикоснувшись к горячим губам вздрогнувшего от первого контакта и податливо потянувшегося навстречу парня, понял, что не ошибся. Осторожно прикасаясь губами к мягким губам Грановского, блондин прикрыл глаза и чуть наклонил свою голову, сцепленные руки поднимая выше, и, скользнув между двумя замершими грудными клетками, расслабил пальцы, отпуская горячую ладонь, в следующее мгновение обнимая своей Тиму за шею. Кот в руках Романовского задрожал — чувствуя, как внизу живота что-то тяжелое и очень горячее зашевелилось, он последовал примеру Богдана, закрывая глаза, наклоняясь и двигаясь вперед, гостеприимно приоткрывая свой рот для более откровенной ласки. И не думал Грановский в тот момент, что совершает ошибку. Обнимая Богдана за плечи обеими руками и впуская кончик его языка между губ, Тима забыл и свое собственное имя, с головой погружаясь в удовольствие от поцелуя и увеличивая его глубину смелым шагом. Облизнув язык Романовского и толкнувшись своим вперед, Кот скользнул по ровному ряду зубов целующего его парня, смешивая их вкусы воедино и наслаждаясь получившимся коктейлем из эмоций и чувств. В голове шатена не осталось ни единой другой мысли, кроме желания целовать губы Богдана, и, стараясь уничтожить крохи разделяющего их расстояния, Тима качнулся вперед, обездвиженные отсутствием дыхания ребра сталкивая между собой и как будто ими срастаясь. А блондин, царапнув ногтями его шею, с благодарностью встретил эту инициативу — сжимая горячую кожу своими пальцами сильнее, он толкнулся языком вглубь открытого рта Тимы, начиная двигаться с губами Грановского в едином ритме, кажется, и вовсе забыв, что еще несколько секунд назад он так боялся этого парня навсегда потерять. И никто, и ничто вокруг сейчас не могло бы оторвать Романовского от дрожавшего в его руках молодого человека. Полностью отдаваясь во власть чувств, Богдан целовал его, как последний раз в своей жизни, давно смешавшуюся и превратившуюся в общую слюну растирая по небу Кота собственным языком. И Тиме казалось все это правильным. Полностью растворяясь в этой ласке, он следовал за языком Богдана своим, спаивая губы и увеличивая глубину поцелуя, в разгорающемся где-то внизу живота горячем пламени угадывая одно — то, что он так долго ждал и мечтал испытать с любимым человеком, подарил ему парень в его руках. И не смог бы теперь Тимофей от него отказаться. Но, к сожалению обоих, дышать было нужно. Постепенно замедляясь и лаская друг друга одними губами, они чуть отстранились, порывом прохладного ветра высушивая губы и делая вдох, но, не имея в себе сил отпустить это мгновение, так и стояли, крепко обняв друг друга, срастаясь кожей двух лбов. Одновременно открыв глаза, оба улыбнулись, на протяжении долгого времени сковывающие их узы страха и сомнений разрывая с тихим лязганьем невидимых цепей, упавших на пол в следующее мгновение. Им было трудно дышать, и непонятно, как еще их ноги держали, но, прижимаясь друг к другу лбами, ни один не смел пошевелиться, долгожданный момент близости боясь разрушить любым неосторожным движением. Два сердца вновь громко забились, переговариваясь через слои одежды, кожу и кости, и в своих чувствах друг другу признались, беззвучный диалог двух пар глаз подтверждая каждым ударом. А взгляды буквально кричали, умоляя глаза напротив простить за глупость и трусость, принять их чувства и позволить любить, двух молодых людей, пытавшихся остаться друзьями, вынуждая сделать большой шаг за границу дружбы. Богдан хотел этого с самого начала, Тима на смелый шаг решился только сейчас — но, стоя в объятиях друг друга, в правильности происходящего не сомневался ни один, ни другой. Заглядывая в теплые карие глаза парня напротив, Романовский боялся проснуться, но, чувствуя, как пальцы Тимы сжимают его плечи почти до боли, поверил в реальность случившегося. А Кот, продолжая дрожать от приятной волны удовольствия, проходившей по всему телу, ругал себя за то, что так долго ждал. Вот оно, то, что Грановскому раньше лишь снилось, обжигающим пламенем разгоревшееся где-то внутри, стоило Богдану на близость решиться. Теряя себя в разноцветных глазах блондина, Тим ему улыбнулся, доверчиво открываясь влюбленному в него парню и отвечая на его чувства взаимностью. Без сомнений и глупых доводов, что раньше только мешали, Грановский шагнул навстречу неизведанному, открывая загадочному парню свое сердце, что без его ведома в блондина уже влюбилось. Богдан улыбнулся в ответ. Облизнув уже подсохшие губы, он погладил щеку Кота пальцами, и, посмотрев на него с такой благодарностью, как только мог, тихо-тихо ему прошептал: — Спасибо за подарок. Грановский нахмурился, не понимая. — У меня сегодня день рождения, Тим, — поспешил объясниться блондин, губы беззвучно охнувшего на новость парня лаская подушечкой большого пальца. — И чего ты молчал? — улыбнувшись нежному прикосновению, отозвался Кот. И, окончательно забыв о том, как еще несколько минут назад его пугало желание близости с Романовским, поцеловал его. Сам.

Tbc…