graVestone

Обработав раны на лице сына антисептиками и убедившись в том, что причиненный здоровью ущерб не требует обращения в больницу, Александра Сергеевна отправила Богдана переодеваться в свою комнату. Не планировала Романовская так рано сегодня возвращаться с работы, но неожиданно раздавшийся телефонный звонок вынудил женщину отпроситься с дежурства, чтобы забрать одного из участников школьной драки домой. Пообещав директору провести серьезный разговор с сыном, Александра сопроводила Богдана домой, от виновато прячущего взгляд ребенка по дороге узнавая о причинах конфликта с одноклассниками, переросшего в драку. Нет, конечно, мать Романовского не ругала, и так довольно сильно помятого сына своего подбадривая ласковой улыбкой и нежным прикосновением ладони к руке, а вступившегося за Богдана Тиму благодарила за его защиту совершенно искренне. Зная о том, что Романовскому нравятся мальчики, и с одним из них сейчас он даже встречается, Александра Сергеевна предполагала возможность подобных конфликтов, и, стараясь подобрать нужные слова, взволнованного случившимся Богдана старалась успокоить. И ни в коем случае не позволить сыну узнать о том, как испугалась она, когда из школы позвонили, сообщая, что с Богданом что-то случилось. Драка, пожалуй, была наименьшим из зол, и, искренне радуясь тому, что с Романовским все в порядке, и пара новых шрамов на теле не угрожают его жизни, женщина успокоилась, попросившего прощения за случившееся Богдана отправляя в комнату дожидаться ужина. Сложив грязные вещи в стопку, чтобы отнести те в стирку, блондин переоделся в домашнее, усаживаясь на кровать и вновь пытаясь дозвониться до Тимы, пару часов назад уехавшего из школы в сопровождении Вики и отца и до сих пор не вышедшего на связь. Телефон Грановского не отвечал. И Богдан начинал волноваться. Раз за разом прокручивая в голове случившееся, парень винил себя и пытался найти выход из сложившейся ситуации, не сумевшего сдержаться Тимофея желая оградить от возможных проблем, вспоминая, что сказали директору участники драки и он сам, пытаясь выгородить своего парня. К радости Богдана, оскорбляли Мишка с прихвостнями только его, невесть откуда узнав, что Романовский был геем, о том, что с ним в отношениях уже как полтора месяца находился Тима, умалчивая и позволяя Грановскому надеяться на неприкосновенность своей персоны. Ну, защитил парень друга, молодец. Но в чем-то бо́льшем обвинен не был, беспокоившемуся о судьбе Кота Богдану давая надежду на то, что самого Грановского в ряды ЛГБТ-сообщества не запишут, оставшиеся месяцы обучения в старших классах позволяя молодому человеку провести спокойно. Вот только теперь Романовский боялся, что Тима в его сторону и не посмотрит, желая оградить себя от грязных слухов и того, как в нашем гомофобном обществе относятся к лицам нетрадиционной ориентации. Не зря же Грановский отключил телефон. Сидя рядом с задумчиво разглядывающим свои разбитые костяшки Тимой в приемной директора, Богдан не решался поднять на того и взгляда, в любимых карих глазах парня боясь увидеть намерение с ним расстаться, и, желая спрятаться от причиняющих боль мыслей, попросил маму поскорее школу покинуть. А потом приехал отец Тимофея, так и не сказавшего ни слова Богдану Грановского увозя домой под разочарованный взгляд блондина. Прошло уже несколько часов, а Кот так и не позвонил. Пряча лицо в холодных ладонях, Романовский тихо стонал от неизвестности, пытаясь заглушить переполняющие голову мысли о потере только недавно обретенной любви и страх того, что Тима больше не захочет иметь с ним ничего общего. Конечно, он не мог влезть в голову Грановского и не знал, что Тимофей на этот счет думал, но, не желая мешать любимому человеку спокойно закончить школу, с разрывающимся от боли сердцем готов был пожертвовать своими чувствами. Лишь бы с Тимой все было в порядке. Однако, у Грановского были на то свои планы. С силой вдавливая палец в дверной звонок, он оглушал квартиру Романовских его трелью, понуро склонившегося над своими руками Богдана вынуждая подскочить с места от неожиданности и поспешить открыть дверь. Сердце блондина остановилось на мгновение, вновь ощутимо ударившись о ребра в тот момент, когда взъерошенный и, кажется, даже не успевший умыться Тима шагнул через порог, чтобы Богдана обнять. Крепко, как только он умел. Прижимая к себе блондина до хруста ребер, Грановский спрятал лицо в изгибе его шеи, глубоким вдохом наполняя легкие запахом любимого человека, мягким поцелуем в ключицу прогоняя от Романовского все страхи и сомнения. Тима пришел. Тима был рядом. И, совершенно точно, от Богдана отказываться не собирался. — Ты чего... здесь? — растерялся Романовский, захлебываясь переполняющими его чувствами, обнимая Кота в ответ, чтобы убедиться в том, что он настоящий. — Сбежал, — еле слышно выдохнул Тима в его шею и, успокоив Богдана ярко горевшей в карих глазах решительностью, своего парня поцеловал, заверяя блондина в том, что его он так просто не отпустит. Не замеченная парой влюбленных Александра Сергеевна улыбнулась, прячась за дверью кухни. Вручив Тимофею пару спортивных штанов и свободную футболку, Богдан отправился к маме на кухню, едва успевшему отдышаться после поцелуя Грановскому предлагая воспользоваться ванной. Быстро сполоснувшись и успокоив горевшие адреналином мышцы прохладной водой, Тима переоделся в вещи блондина, в запотевшем зеркале над раковиной долго разглядывая оставленные дракой следы на коже. И, спрятав пару синяков на ребрах под мягкой тканью, вышел в коридор, ожидающему его у двери Богдану протягивая руку с ласковой улыбкой на губах. — Мама накрыла на стол, — предложил присоединиться к ужину Романовский, как-то странно подглядывая на Тиму своими разноцветными глазами, и, осторожно обняв пальцами ладонь шатена, чтобы не потревожить разбитые в кровь костяшки, повел того к ожидающей на кухне матери. Александра Сергеевна засуетилась. Накладывая Тимофею большую порцию пасты с томатным соусом, женщина все продолжала благодарить Грановского за то, что он заступился за сына, на молчаливо сидевшего на своем месте со стаканом сока Богдана бросая беспокойные взгляды. И сам Романовский продолжал как-то странно смотреть на Тиму, смущенно принимающему очередные «спасибо» от женщины Коту в голову подбрасывая десятки противоречивых мыслей. Долго ковыряясь вилкой в тарелке, Грановский без аппетита съел предложенное блюдо, благодаря мать Богдана за заботу и прося женщину не беспокоиться так о случившемся, о своем решении защитить Романовского от злых языков не жалея ни единой минуты. Гораздо больше Тиму сейчас волновал разговор с отцом. — Тебя отстранили? — поинтересовалась Александра Сергеевна, собирая со стола пустые тарелки. — Да, — кивнул Грановский, — на три дня. — Но ведь это другие... — Первым ударил я, — не позволив женщине договорить, признал свою вину Тима, морщась от неприятных воспоминаний случившегося и того, как болели теперь его руки. — Прости, — едва слышно прошептал Богдан, пряча глаза в сложенных на столе ладонях. — Это все из-за меня, — и, обреченно вздохнув, повинно склонил голову перед Грановским, ожидая страшного приговора. — Это из-за придурка Попова, — но Кот Романовского винить и не думал. — Давно ему следовало бы уже прополоскать рот с мылом, — стараясь успокоить Богдана, накрыл его руки своей ладонью Тима. И, наклонившись, чтобы заглянуть своему парню в глаза, твердо и уверенно проговорил: — Оскорблять тебя я ему не позволю. Богдан вздрогнул. Чувствуя, как трясутся его пальцы под горячей рукой Грановского, он нашел в себе силы поднять на Тиму взгляд, в карих глазах любимого человека находя поддержку и обещание защиты, выворачивающие внутренности наизнанку страхи прогоняя от себя, убеждаясь в том, что Тим от него не откажется. — Спасибо, — беззвучно выдохнул Романовский, медленно расслабляясь, в ласковой улыбке Кота находя спасение. Тима улыбнулся в ответ. Мягко поглаживая ладонь Романовского подушечками пальцев, он чувствовал, как висевшее между ними напряжение постепенно сходит на нет, и, приняв предложение Александры Сергеевны угоститься чаем, их сцепленные руки убрал со стола, чтобы не мешать женщине поставить туда чашки. Однако, долго радоваться Грановскому мама Богдана не позволила. — Отец сильно ругался? — едва забывшему о состоявшемся по приезду домой разговоре Тимофею вновь напоминая своим вопросом. — За драку? Нет, — нехотя буркнул Тима. Не было желания у Грановского вновь вспоминать о том, что кричал он отцу в порыве злости, но беспокоившаяся за него женщина смотрела на мальчика так взволнованно, что ответить тот был обязан. — У нас довольно своеобразные отношения с папой, — глубоко вздохнув, объяснился он с Александрой Сергеевной. — Нас воспитывала бабушка, и с ним мы практически не общались, — общими фразами описывая историю своей семьи, продолжил Тима, чувствуя, что Богдан его руку сжимает крепче. — Она умерла несколько лет назад, и мы с Викой, можно сказать, сейчас живем одни. Отец обеспечивает нас и иногда звонит, но его мало волнует, что с нами происходит. Он ругался лишь за то, что ему пришлось приехать, — поделился он с Романовской, женщину удивляя, и, переключив свое внимание на чашку сладкого чая, замолк, позволяя Богдану самому попросить взглядом маму закончить неприятный для Тимы разговор. — Прости, я не знала, — тут же поспешила извиниться Александра, виновато потупив глаза в чай. И, протянув Грановскому коробку печенья, пообещала ребятам больше эту тему не затрагивать. Тима, сделав очередной глоток, благодарно кивнул. И так в тишине они просидели оставшиеся минуты. — Мы пойдем в комнату? — дождавшись, когда Тима допьет, спросил разрешения удалиться Романовский, под согласный кивок Александры Сергеевны вставая из-за стола и утягивая за собой Тимофея. — Спасибо, — поблагодарил за ужин и десерт женщину Грановский, обернувшись, и, проследовав за Богданом по коридору, спрятался от внешнего мира за дверью комнаты блондина. — Тим, — щелкнув замком, позвал Романовский молодого человека, чувствуя, что на кухне Грановский рассказал не все. — Что-то случилось дома? — и, осторожно подойдя к парню ближе, заглянул в каштановые глаза, в глубине черных зрачков находя ответ на свой вопрос. — Мы поругались, — не стал на этот раз уклоняться от правды шатен, согласно кивая. И, уткнувшись носом в мягкую шею любимого, прося об объятии, рассказал Богдану обо всем. Не скрывая ничего, Тима пересказал состоявшийся дома разговор, тем, как сильно отец обидел его своим безразличием и постоянными попытками откупиться от детей, делясь с блондином, сбиваясь на тяжелые вздохи. А Богдан внимательно слушал. Боясь спугнуть Тимофея в момент тяжелого откровения, он лишь обнимал его крепче и нежно гладил дрожавшую спину, выворачивающегося перед ним наизнанку парня усаживая на свою кровать, чтобы подгибающиеся коленки не позволили ребятам упасть. И так внутри все болело у Романовского за любимого человека, что сердце не могло сделать лишнего удара, беспокойно ворочаясь в груди от каждого нового слова. — Я не хочу его видеть, — выдохнул Грановский, быстро моргая, скопившуюся в уголках глаз влагу пряча от своего парня, чтобы Богдан его слабости не заметил. Блондин понимающе кивнул. Оставив Тимофея в своей комнате, он скрылся за дверью, направляясь на кухню за стаканом воды, и, вернувшись обратно через несколько минут, сгорбившемуся на кровати Грановскому предложил: — Останешься сегодня у нас, мама не против, — и, уложив Кота на кровать поверх покрывала, устроился рядом, обнимая Грановского и прижимая открывшегося перед ним парня к себе ближе, чтобы того немного успокоить. — Спасибо, — выдохнул Тим, пряча мокрые глаза в воротнике его футболки. И, подумав о том, что Романовскому с родителями повезло гораздо больше, чем ему с Викой, затих. Долго они лежали молча. Греясь в объятиях друг друга, каждый думал о своем, медленно расслабляясь и успокаиваясь в любящих руках близкого человека, о том, что глодало мысли и так сильно пугало некоторое время назад, постепенно забывая. Где-то в квартире тихо шуршала Александра, занимаясь домашними делами, спрятавшихся от внешнего мира в погруженной во мрак комнате молодых людей стараясь не беспокоить лишним вниманием. Здесь, на кровати Богдана, крепко прижимая любимого к себе и вдыхая его запах, Грановский чувствовал себя под защитой, об оставшемся дома отце постепенно забывая и полностью растворяясь в моменте близости. О том, что будет потом, Тима не думал. Его ресницы давно подсохли и глаза уже не щипало от сдерживаемой в них соленой влаги — лежа в теплых объятиях Романовского, Кот почти уснул. Но протестующе загудевший телефон на прикроватной тумбочке отключиться Тимофею не позволил. — Алло? — потянувшись за трубкой, ответил на звонок блондин, целуя замершего в его руках Грановского в макушку. — Да, Вик, здесь, — и, сообщив Тиме о том, что на другом конце линии ответа ожидала взволнованная сестра, сообщил девушке о местоположении сбежавшего близнеца. Грановский напрягся. — Все нормально, он останется у меня, — но Богдан, свободной рукой погладив парня по спине, его успокоил, просящей о возвращении брата домой Герани сообщая о том, что ночевать Тима будет у них. — Да, хорошо, — и, пообещав Вике позвонить завтра утром, отключился. Телефон вновь вернулся на положенное место, а Богдан, наклонившись к Грановскому и поцеловав его волосы, обнял любимого сильнее, тяжело вздохнувшего в ворот его футболки парня обещая прятать в своих руках, пока тому это будет нужно. — Вика просила позвонить, когда проснешься, — но и данное девушке обещание Романовский выполнил, оставившего невесть где свой мобильник Тиму прося связаться с сестрой, когда тот будет готов к разговору. — М-гу, — кивнул Грановский, потираясь носом о мягкую ткань футболки Богдана. И, прислушавшись к стуку сердца под ребрами блондина, прикрыл глаза, маленьким беспомощным котенком сворачиваясь в клубок, чувствуя, как в объятиях Романовского ему тепло и комфортно. Не знал Тима, привыкший самостоятельно заботиться о себе и любимой сестренке, что так ему нужно, чтобы кто-то позаботился о нем. Не предполагал он, что так ему это необходимо, пока не встретил Богдана — человека, научившего Тиму любить и убедившего его в том, что кому-то в этом мире он нужен. Так они и уснули. Не потрудившись раздеться и разобрать кровати, молодые люди согревали друг друга объятиями под звуки биения двух любящих сердец, первую ночь проводя вместе с чувством, что росло и крепло внутри с каждой проведенной вместе минутой. А на горизонте уже взошло солнце. Пробуждая город от спячки, ярко-желтый горячий диск медленно поднимался по небосклону, освещая улицы своими теплыми лучами с началом нового дня. Недовольно сморщив нос от неприятно кольнувшей боли в руке, Грановский провернулся в объятиях Богдана, разворачиваясь к своему парню спиной и прижимаясь к его груди, тут же подтянувшего его тело ближе Романовского едва не разбудив своим неосторожным движением. Стараясь не дышать, чтобы не потревожить Богдана, Тима открыл глаза, едва сфокусировавшимся после сна взглядом окидывая пространство небольшой комнаты, за полотном рулонной шторы пытаясь рассмотреть, какое сейчас на дворе время суток. Тонкая полоска света сообщила Коту о наступлении утра, но вставать Грановский не торопился, желая понежиться в руках своего парня еще некоторое время, забывая о случившемся вчера. Разглядывая довольно сильно припухшие и разбитые костяшки на своей руке, Тима все же позволил себе на секунду задуматься о том, что произошло вчера в школе, вновь напрягаясь и беззвучно рыча на слова Тёмы, посмевшего открыть свой грязный рот, чтобы оскорбить Богдана. О своем поступке Грановский не жалел, но, понимая, что незамеченной общественностью драка вряд ли останется, боялся того, что будет дальше. Нет, он не волновался о себе и не стыдился того, что про него скажут в школе. Беспокоился Тима исключительно за Богдана. Переводя взгляд со своей руки на запястье блондина, он посмотрел на спрятанный под татуировкой Богдана шрам, в длиннохвостой «V» и паре цифр рядом находя повод для волнения. Романовский так и не рассказал ему, что послужило причиной к появлению на его руках шрамов, но, понимая, что такие отметины остаются на коже после попытки суицида, Тима боялся повторения. Конечно, его парень был достаточно рассудительным и с довольно взрослыми для своего возраста мыслями, но, зная, что однажды Богдан перед какой-то проблемой сдался, калеча себя, о том, как отреагирует Романовский на школьные сплетни и дальнейшие издевки одноклассников, думал, скрепя сердце. И так боялся, что его не будет рядом, когда Богдану он будет нужен. В момент собственного отчаяния, он побежал к Романовскому, не задумываясь, в теплых руках своего парня прячась от отца и того, что больно било в спину. Но уверенности в том, что Богдан точно также придет к нему за поддержкой, Тима в себе не находил. И, осторожно лаская взглядом следы прошлого на запястьях Богдана, мысленно умолял того не совершать необдуманных поступков, сковывающее тело ледяное дыхание страха за любимого стараясь заглушить теплом прижавшейся к нему со спины груди. Он не переживет, если с Богданом что-то случится — Тим это понимал и, накрывая вытянутую вперед руку блондина своей ладонью, спрятал татуировку от глаз подальше, тихо сопевшему в его шею парню признаваясь в том, как он его любит, без слов. И не знал Грановский, что Богдан уже как несколько минут назад проснулся, впервые за долгие четыре года открывая глаза с улыбкой на губах вместо отчаянного крика. — Доброе утро, — прошептал Романовский, целуя Тиму в затылок. А на улице громко заорала сигнализация авто.

Tbc…