graVestone

Ох, как кричал отец на Тиму, стоя перед подъездом Романовских. Найдя машину сына в городе с помощью умной сигнализации, Аркадий Михайлович приехал за Грановским ранним утром субботы, спрятавшегося ото всех мальчишку вынуждая показаться парой сильных ударов ноги по колесам припаркованного опеля. И так орал на всю улицу, обещая Тимофею кровавую расправу за бегство, что едва сдержалась Александра Сергеевна от того, чтобы выйти, кричавшего на отца в ответ парня желая защитить. Попросив маму не вмешиваться, Богдан проводил взглядом отъехавший от дома автомобиль, взволнованно кусая губы и переживая за своего парня, вынужденно севшего в машину по причине своего несовершеннолетия. Тиме было семнадцать, и по закону подчиниться отцу молодой человек был обязан, трясущимися руками вцепившемуся в него Богдану в дверях обещая позвонить, как только у него будет возможность. И уже через несколько часов Тим написал, редкими смс успокоительного характера глуша охватившую Романовского панику, на протяжении всего утра не позволяющую блондину сделать ровного вдоха. Аркадий Михайлович решил в городе задержаться, своенравного сына запирая в стенах дома, возобновляя разговор на повышенных тонах и угрожая Грановскому скорым переездом в Симферополь. Досталось Тиме и за то, что сбежал — крича на Кота так, что стекла вокруг дребезжали, Аркадий Михайлович не заботился о подборе слов, притаившуюся в углу Вику отправляя в свою комнату, чтобы та брата не защищала. Но и Тима в долгу не остался. Вновь загораясь как спичка, молодой человек сыпал оскорблениями в ответ, покрасневшему уже и трясущемуся от злости мужчине угрожая тем, что уйдет навсегда, оставшиеся до наступления его совершеннолетия месяцы не беря в расчет. Такого скандала в доме Грановских еще не было. Теряя аргументы и контроль над своей речью, Аркадий не забыл и о Богдане, приютившего сына у себя этой ночью парня полоща в огромной луже грязи, угрожая Романовским судом за то, что его малолетнего отпрыска те скрывали. Для Тимы это стало последней каплей. «Он сказал отцу, что вы встречаетесь» — получил смс от Вики Богдан около трех часов дня субботы. И больше Грановские на связь не выходили. Наворачивая круги по квартире, Богдан заламывал пальцы и кусал губы в кровь, бередя оставленную чьим-то кулаком рану, загнанным зверем мечась по клетке, не зная, как помочь Тимофею. Но отправиться к Грановским не позволила мама — отобрав ключи от квартиры у сына, Александра Сергеевна попросила того дать Тиме время, запершегося на балконе с сигаретами Романовского прося успокоиться и позволить Коту самому разобраться с отцом. Сгорая от неизвестности и страха за любимого, блондин курил одну за одной, беспокойным взглядом пронзая темный экран телефона, и, вздрагивая от каждого постороннего звука, молил небеса, чтобы с Тимой все было в порядке. Прекрасно помнил Богдан, чем закончился его собственный камин-аут перед Степаном четыре года назад, и, боясь того, что может случиться с Грановским, обладающим гораздо более взрывным характером, чем он сам, медленно умирал в ожидании новостей. «Со мной все в порядке. Прости, что не отвечал» — с облегчением Богдан выдохнул лишь в полночь, когда Тим наконец написал ему с Викиного телефона. Обливающееся кровью сердце вновь тихо забилось. Переписываясь с Грановским всю ночь, Богдан, как мог, поддерживал парня, от успокаивающего его в ответ Тимы получая заверения в том, что глупостей совершать парень не думал. И, свернувшись калачиком на своей кровати с прижатым к груди телефоном, уснул, надеясь на то, что уже завтра любимого человека он увидит. Но и в воскресенье приехать Тима не смог, лишь коротким телефонным звонком из ванной комнаты под самый вечер вынуждая довольствоваться Богдана, обещая своему парню скорую встречу, как только отец вновь уедет в Симферополь на службу. Ложась спать с неспокойным сердцем, Романовский думал лишь о том, как там без него сейчас его Тима, о неумолимо приближающемся новом учебном дне не вспоминая, пока утром понедельника ему не пришлось идти в школу. А там все гудело подобно пчелиному рою. Еще во дворе Романовский заметил, как косятся на него и смеются за спиной ученики, и так привлекающего немало внимания своей необычной внешностью парня обсуждая, не трудясь говорить хоть капельку тише. «Пидор» и «гомик» летели в спину, словно кинжалы, спешившего на уроки блондина возвращая воспоминаниями на несколько лет назад и заставляя вновь делать вид, что его эти слова не задевают. Стараясь не показывать виду, Романовский поднялся на второй этаж, входя в кабинет биологии под пристальным взглядом десятков пар глаз, и, опустившись на стул перед своей партой, достал из рюкзака учебник, шепчущихся за спиной одноклассников игнорируя, как научился он делать когда-то давно. Через несколько минут пришел Никита. Тиму отстранили от занятий, и его Богдан не ждал, но, видя, как тут же ускорил шаг, спеша к нему на подмогу, друг, немного расслабился, чувствуя незримую поддержку со стороны близкого человека, обещающую продержаться во время уроков. К счастью блондина, Михеева с Тёмой в школе тоже не было, первый учебный день после роковой пятницы позволяя Богдану провести без новых конфликтов. Однако, и того, что слышал Романовский в свой адрес от остальных, хватало парню сполна — прося тут же кинувшегося на его защиту Блохина не обращать внимания на разговоры, он принимал все новые оскорбления и шутки в спину, долгие часы занятий высиживая на положенном месте, притворяясь глухим. Не впервой Романовскому проходить через это, позволить другу окончательно испортить отношения с и так не жалующими его одноклассниками Богдан не хотел. И, заверив Никиту в том, что грязные сплетни и оскорбления его не задевают, молодой человек попросил друга не вмешиваться. Гораздо больше волновало Богдана, как там дела у Тимы. Вика в школу сегодня тоже не приехала, взволнованно мнущему пальцы Романовскому оставляя возможность лишь гадать, что там творится в их доме, на десяток отправленных смс не отвечая и игнорируя его звонки. Не знал Богдан, что телефон Грановского разбитым валялся у стены в гостиной, а Викин отец отобрал, застукав Тимофея вечером в ванной за разговором с блондином, в пылу разгоревшегося с новой силой скандала забывая вернуть аппарат дочери перед тем, как за ним приехали из управления. И так, беспокоясь о судьбе своего парня, был вынужден Романовский находиться в неведении весь оставшийся день, под сочувствующий взгляд Никиты и громкие пересуды за спиной перемещаясь из класса в класс, отсиживая положенные уроки. Блохин, как мог, поддерживал друга. Пряча от учителей фингал под глазом, он тихо шептал Богдану слова утешения на уроках, в минуты перемен следуя за блондином хвостиком и везде того сопровождая. Не то, чтобы Никита был способен защитить Романовского от новых ударов, но прикрыть спину друга и огрызнуться на развязавшиеся вокруг языки, парень мог. И в компании Никитки, так искренне переживающего и поддерживающего Богдана на протяжении всего дня, понедельник прошел более-менее сносно. Поблагодарив Блохина за заботу, Романовский отправил друга на дополнительное занятие по истории, собственный факультатив решив прогулять сегодня. И так непросто было высидеть блондину обязательные уроки, задерживаться в школе еще на час молодому человеку очень не хотелось. Вот только не учел Романовский, выходя из дверей школы, что занятия закончились у всех в одно время. Теплая погода не гнала учеников по домам, позволяя молодежи задержаться во дворе и провести в компании друзей еще какое-то время, на голову спешившего убраться поскорее из школы блондина давая возможность вылить еще немного грязи. Смотря строго перед собой, Богдан быстрым шагом двигался вперед, стараясь не слушать, что летит ему в спину и не обращать внимания на сотни обращенных к нему взглядов. Но некоторые говорили слишком уж громко. «Дашка сказала, что его застукали с каким-то парнем в классе, когда они занимались сексом.» «А что, у нас еще один гомик в школе есть?» «По любому, рыжего трахает.» «Ну, почему все красавчики геи?» Десятки голосов и предположений раздавались повсюду, ровную спину Романовского подставляя под новые удары, и так почти перешедшего на бег блондина вынуждая идти быстрее. И, услышав, как кто-то сзади вдруг громко закричал «мочи пидараса», Богдан чуть не сорвался. Спотыкаясь на ровном месте, блондин запутался в длинных ногах, едва не повалившись на асфальт на глазах у всей школы, и, спрятав только початую пачку сигарет обратно в карман, рванул вперед, под громкий смех, раздавшийся сзади, стараясь поскорее убраться из гудевшей слухами школы. Но, не успев пробежать и несколько метров, он вдруг неожиданно замер, среди припаркованных на стоянке машин находя взглядом ту, что принадлежала Тиме. И самого Грановского, облокотившегося на капот своего опеля, пристально смотревшего на него. Сделать новый шаг Богдан в себе сил не нашел — прирастая к земле подошвами кроссовок, он только качнулся вперед, пытаясь двинуться дальше, но как будто налившиеся свинцом ноги своему хозяину не подчинились, мечтающего о том, чтобы испариться, парня заставляя стоять на месте каменной статуей под громкие удары сердца и раздающиеся со спины насмешки. Тимофей улыбнулся. И отчаянно рвущееся к любимому сердце Богдана пропустило удар. Стоя от Грановского на расстоянии нескольких метров, блондин не мог решить, что делать дальше. Слишком много грязи сегодня было вылито на его голову другими учащимися и столько оскорблений он слышал в свой адрес, чтобы подойти к Тиме ближе, не уличенного в порочной связи Кота грозя опозорить на глазах у всей школы. Но так хотелось Романовскому Тиму обнять — спрятаться от злых языков и пересудов в руках любимого человека, вдохнуть его запах и вновь забыть обо всем. Покачиваясь на ветру безвольной куклой, Богдан на смелость никак не решался, под ласковым взглядом пары каштановых глаз медленно умирая от осознания того, какой вред он может причинить Тимофею, если подойдет к нему при всех. И, не желая портить Грановскому жизнь, попятился назад, на негнущихся ногах отступая к собравшейся возле лестницы толпе народа, тут же напрягшегося и качнувшегося вперед Тимофея взглядом прося не совершать необдуманного поступка. Но Тима, кажется, для себя все уже решил. Оттолкнувшись руками от капота машины, Грановский уверенно двинулся вперед, широкими шагами направляясь к пытающемуся сбежать от него Богдану, под нарастающий гул десятков голосов настигая Романовского и хватая того за руку. — Тим, — выдохнул блондин, вздрагивая от первого прикосновения. Каре-голубые глаза заблестели. — Не надо, — и затряслись в руке Грановского холодные пальцы. — Никто не знает про тебя, — пытаясь освободиться от горячей ладони, шагнул назад Богдан, под взглядом пары карих глаз едва не лишаясь чувств, падая на землю. Кто-то громко охнул в толпе. — Пожалуйста, не надо, — взмолился Романовский, на решившего поставить на кон свою репутацию Тимофея смотря загнанным в тупик зверем. — Не порть себе жизнь, — и, дернув рукой, лишаясь так необходимого ему тактильного контакта, резко качнулся вбок, растерявшегося от подобной просьбы Грановского огибая, чтобы сбежать. Все вокруг замолчали. А Тима, быстрым взглядом окинув собравшихся во дворе школьников, рванул вслед за блондином, не успевшего сделать и пары шагов Богдана нагоняя и разворачивая к себе лицом. — Стой, — приказал Грановский, вновь хватая за руку Богдана, на глазах притихшей толпы переплетая его пальцы со своими, чтобы упрямый парень больше не мог ускользнуть. — Тим, — беззвучно двинулись губы Романовского, умоляя одуматься. Но Тимофей, не послушав блондина, уверенно шагнул ближе, дрожавшего перед ним Богдана потянув на себя, чтобы того поцеловать. Одно мгновение, и мосты за спиной полыхнули. Свободной ладонью обнимая лицо Романовского, Тимофей наклонился, иссушенные страхом губы блондина накрывая своими губами, нежным поцелуем с привкусом храбрости заявляя толпе о своем решении. Грановский любит Богдана — пусть все об этом узнают. И, выдыхая в приоткрытый от потрясения рот, Кот в своих чувствах признался блондину, нежным прикосновением кончика языка к мягким губам убеждая Романовского в том, что отказаться от него теперь он не сможет. В звенящей тишине кто-то пронзительно взвизгнул, давая стартовый сигнал к новым сплетням. Но Грановский внимания не обратил — отпуская ладонь Богдана, он обнял того и прижал к себе ближе, замершего в его руках Романовского целуя в висок на глазах у всех, в ударах бешено колотящегося в груди сердца находя подтверждение правильности принятого им решения. Богдан задрожал. Распадаясь на мелкие кусочки и вновь собираясь в единое целое, он захлебнулся в этом моменте, в руках Тимофея расслабляясь и позволяя тому себя обнимать. И не слышал Романовский, что там за их спинами кричали — не обращая внимания ни на кого вокруг, Богдан позволил себе отпустить последние страхи, решившегося на риск ради него Кота обнимая и целуя его шею в ответ. Казалось, в тот момент никого вокруг больше и не существовало. Крепко обнимая друг друга, влюбленные в реальности потерялись, растворяясь в моменте близости и чувствах, что рвались из груди, за несколько секунд, проведенных вместе, окончательно забывая о том, что на парковке они были не одни. — Пидарасы! — но кто-то решил им об этом напомнить, резким словом врываясь в момент откровения, двух молодых людей, решившихся миру открыть свои чувства, вынуждая вздрогнуть и обернуться. — Нахуй иди! — загораживая собой Богдана, прокричал в ответ Грановский, рукой поймав холодную ладонь своего любимого человека, и, затравленным псом прорычав в сторону потрясенной увиденным толпы, потянул Романовского от злых языков и взглядов подальше. Никому не позволит Тим оскорблять его парня. Теперь официального и открытого миру. Сжимая в своей руке руку Богдана, Грановский шагал вперед, игнорируя раздававшиеся в спину оскорбления и матерщину, покорно следующего за ним блондина желая увести из школы подальше. Но, неожиданно остановившийся и дернувший Тиму в сторону Романовский вдруг направление движения изменил. Машина Тимофея стояла правее, и, бросив решительный взгляд на блестевший на солнце опель, Богдан Кота потянул в его сторону, удивившегося Грановского подводя ближе, чтобы того попросить: — Отвези меня домой.

Tbc…