graVestone

Занимая время уборкой, Богдан ожидал приезда Тимофея, последний вечер апреля надеясь провести в компании любимого человека, по утру вместе с ним, его сестрой и Никитой собираясь отбыть на отдых в дом бабушки Грановских, своеобразными каникулами длиною в пять дней желая скрасить серые учебные будни. И не думал Романовский в этот момент, что завтра наступит первый день мая, ненавистный месяц весны встречая с наполненным любовью сердцем и согревающим душу счастьем. Отпрашиваясь у родителей до конца недели, Богдан обещал тем, что все будет в порядке, настороженно дающих свое благословение на поездку Романовских удивляя неожиданной для данного времени года улыбкой и так ярко сияющими глазами. Александра Сергеевна верила сыну, мысленно благодаря Тимофея за произошедшие в молодом человеке изменения, обеспокоенно смотревшего на Богдана Степана взглядом прося не произносить лишнего в присутствии ребенка, впервые за долгие четыре года не сжимаясь в ожидании чего-то плохого. С Тимой их сын выглядел по-настоящему счастливым, и, давая Богдану разрешение на поездку с друзьями, Александра тем в дорогу готовила кучу съестных припасов, зная, что молодежь вряд ли позаботится о том, чтобы как следует питаться без наблюдения взрослых. Гремя кастрюлями и сковородками, Романовская одновременно пекла блины и отваривала мясо для начинки, освободившемуся еще в обед мужу давая распоряжение нарезать салаты в объемные пластиковые контейнеры. И Богдан, обеспечив порядок в и так всегда прибранной комнате, подоспел родителям на подмогу. — Мам, ну куда ты столько всего наготовила? — обнимая женщину со спины, смущенно проговорил парень, наблюдая за тем, как Алесандра Сергеевна утрамбовывает начинку в еще не остывший блин. — Мы купим в магазине что-нибудь, — не желая утруждать мать ненужными приготовлениями, просил он ту отдохнуть, ласковым взглядом благодаря руки близкого человека за заботу о себе и друзьях. — Знаю я вас, — улыбнулась Александра, наклоняясь, теплой щекой потираясь о щеку Богдана. — Наберете чипсов и газировки, и будете все выходные голодать, — укладывая скрученный в трубочку блин с мясом в контейнер, хмыкнула она, сыну давая распоряжение вытащить куриные ножки из духовки. — Да ты на целую роту солдат наготовила! — опешил от количества и разнообразия угощений Богдан, горячий противень устанавливая на деревянную доску. — Поверь, вам и на два дня тут не хватит, — усмехнулась Александра. — Аппетит у Тимки твоего, не то, что у тебя. Зверский, — и, напомнив сыну, с каким удовольствием Грановский всегда уплетал ужины, пребывая в гостях у Романовских, Богдана попросила больше с ней не спорить. Блондин смущенно улыбнулся. Конечно, он знал о любви Грановского к горячей домашней кухне, не раз терпеливо дожидаясь за общим столом момента, когда уставший и изнуренный после тренировки Кот набьет свой бездонный желудок. — Спасибо, — и спорить с матерью Романовский не стал, очередным поцелуем в затылок благодаря Александру за вечерний кулинарный марш-бросок, разворачиваясь к отцу, чтобы помочь тому с приготовлением салатов. — Па, давай я лук порежу, — предложил он Степану, в нахмуренных бровях мужчины угадывая нежелание возиться с ядовитым овощем. И, протянув отцу банки с горошком и кукурузой, забрал доску с ножом, Романовского от нежелательной встречи с луковицей освобождая. — А что, говоришь, это за деревня? — принимаясь за консервы, поинтересовался о конечной точке маршрута Степан, с опаской поглядывая на то, как сын ловкими движениями кромсает лук на мелкие кубики. — Название я не помню, — закусил губу блондин. — Когда мы в прошлый раз туда ехали, Тима не говорил, куда именно мы направляемся, и за дорогой, если честно, я не особо следил, — пересказал он взрослым начало путешествия двухнедельной давности, смущенно краснея от воспоминаний той ночи, что провели они с Грановским в доме его бабушки. — Ну, ты нам напиши хоть, когда в этот раз доедете, — попросил Богдана отец, — чтобы знать, где тебя искать, если что, — под строгим взглядом жены прикусывая язык, чтобы не сказать чего-то лишнего. — Хорошо, — но Богдан в словах родителя подвоха не заметил и, улыбнувшись, отцу пообещал периодически выходить на связь. — А вы чем займетесь? — переводя тему, поинтересовался он у родителей, заканчивая нарезать лук и собирая оставшийся на столе мусор в пакет. — Не знаю, — пожала плечами Александра, обернувшись на мужа. — Мы как-то не думали, что останемся одни на все праздники, — о том, что уже давно не планировала никакой отдых на май, ребенку признаваясь. — Да придумаем что-нибудь, — тут же вклинился в разговор Степан, в мимолетно промелькнувшей в глазах любимой женщины искре волнения видя просьбу ее поддержать. — На пляж сходим, в кино, или еще куда-то... — пустился в планирование досуга он, едва ли заметившего возникшее напряжение Богдана отвлекая своей воодушевленной интонацией. — Обязательно сходите в «Тироль», — вспомнив о месте, где с Тимой в последние дни они проводили свои вечера, посоветовал родителям Романовский. — Это летнее кафе, его недавно открыли на побережье. Там обалденная еда и вид на море — закачаешься, — поделился со взрослыми их с Грановским местом Богдан, от родителей получая в ответ благодарные улыбки и обещание кафешку в ближайшие дни посетить. И, хорошенько протерев стол, уничтожая следы приготовления закусок, поспешил в ванную комнату, взволнованно посматривая на часы с мыслью о том, что Тима сегодня почему-то задерживается. Грановский обещал приехать, как только отвезет Вику домой, но прошло уже три часа, а Кот так и не появился. Планируя позвонить любимому, как только выйдет из душа, Богдан торопливо сполоснулся и побрился, распаривая кожу струями горячей воды, раздавшийся в доме звонок в дверь встречая с улыбкой предвкушения, радуясь тому, что задержавшийся где-то Тима все же пришел. Они не виделись несколько часов, но даже пары минут разлуки обычно хватало Романовскому, чтобы по своему парню дико соскучиться. Наспех подсушив кожу полотенцем и едва промокнув от влаги волосы, Богдан оделся в домашний спортивный костюм, торопясь на встречу Грановскому, голос которого раздавался с кухни. Босыми ногами шлепая по теплому полу, блондин на ходу расчесывал пальцами белые пряди, довольно сильно отросшую челку собирая на макушке, чтобы та не лезла в глаза. Но, услышав, как отец шепотом вдруг Тимофею кое-что сказал, замер на месте, от трех человек, расположившихся на кухне, прячась за углом. — Если вдруг ты заметишь, что Богдан стал каким-то странным, пожалуйста, позвони нам, — просил Степан Грановского, оглядываясь через плечо, от ушедшего в ванную сына желая скрыть тему разговора. — Эм, — прикусил губу Тимофей, переводя взгляд на маму Богдана. — Хорошо, — и, в глазах женщины прочитав ту же просьбу, что озвучил только что ее муж, Романовским пообещал выполнить это странное поручение. Блондин, притаившись в коридоре, гулко вздохнул. Ну, конечно, не могли родители просто так оставить его одного в это время. Каждый из них знал, чем заканчивались прошлые три мая, так и не сумевшему справиться с произошедшей четыре года назад трагедией Богдану угрожая потерей контроля и едва начавшейся заново жизни. — Не оставляй его одного, пожалуйста, — продолжал говорить Степан, не замечая тайного свидетеля разговора, и так довольно сильно напрягшегося Тиму прося приглядывать за их сыном на протяжении всего отдыха. — Конечно, — кивнул Грановский, родителям любимого парня обещая позаботиться о самом дорогом в их жизни человеке, в благодарных объятиях Александры Сергеевны угадывая, насколько для Романовских это важно. Не позволив отцу сказать что-то еще, Богдан шагнул вперед, всем троим показываясь. — О, ты здесь, — изображая удивление, улыбнулся блондин, в два больших шага сокращая расстояние до Тимы, чтобы своего парня поприветствовать после непродолжительной разлуки. И каждый, целомудренно целуя губы другого на глазах у взрослых, посмотрел как-то странно. Списав непривычное напряжение между ними на свидетелей в лице родителей, Богдан взял Грановского за руку, желая Тиму от лишних глаз и ненужных ему разговоров спрятать у себя в комнате. Но, потянув блондина на себя, Тимофей качнул головой в неожиданном отказе, вновь разворачиваясь лицом к Романовским-старшим, чтобы кое-о-чем всех троих попросить. — Если вы не против, я бы хотел поехать сегодня, — розовея щеками, предложил Богдану не ждать завтрашнего утра Грановский, у переглянувшихся родителей того спрашивая разрешения их сына увезти из дома на одну ночь раньше. — Сегодня? — удивился Богдан. Что-то в каштановых глазах Кота не давало Романовскому покоя. — Да, — кивнул Тимофей, пряча взгляд от любимого. — Мы с тобой поедем сегодня, приберемся в доме и подготовим все, а завтра Вика привезет Никитку, — пустился он в составление дел на ближайшее время, от заинтересованного неожиданной сменой планов Богдана старательно пряча глаза. — Тим? — нахмурил темные брови блондин. Но не успел Романовский задать вопроса, Кот продолжил говорить: — Вика, как всегда, будет полдня собираться, — перекладывая на сестру вину за необходимость выезжать раньше, торопливо начал придумывать он причины к досрочному отъезду. — И мы, дай Бог, к субботе только приедем... — перед внимательно слушающими его Романовскими объясняясь. — Но... — А так, к их приезду с Никитой у нас уже все будет готово, — не позволяя Богдану вставить и слова, рассуждал он, успевшему уже изучить его блондину неосознанно намекая на то, что за время их разлуки успело что-то произойти. Романовский, в последний раз попытавшись поймать ускользающий взгляд Кота, все же решил с тем согласиться. — Точно, — подыграв любимому, сделал вид, что что-то вспомнил, он. — Печку растопить нужно, воду... — Ага, — наконец посмотрев на него, с благодарностью кивнул Тима. — Ну... — и отец, кажется, паре поверил. Посмотрев на жену, Степан улыбнулся, для себя решая, что такой скоропостижный отъезд обусловлен лишь желанием ребят побыть наедине. И, заручившись поддержкой Александры, ребятам разрешил выехать сегодня, беря с Тимы обещание вести машину как можно осторожней. Грановский от этой просьбы чуть напрягся. — Машина у Вики сегодня, — прикусив губу, соврал он Богдану и взрослым. — Она поехала по магазинам с девушкой отца, и вернется поздно, — стоявшему рядом блондину, наконец признаваясь, почему он так торопится из города сбежать. «Так, значит, Аркадий Михайлович приехал.» — составил логическую цепочку Богдан, руку взволнованного Тимофея сжимая в своей ладони крепче. Вот, почему Тима так торопится уехать в деревню. — Поедем на такси, — предложил Кот Романовскому, взглядом умоляя того согласиться. — Нет, — но Степан не разрешил. Посмотрев на Сашу и сына, он что-то в своей голове решил за пару секунд размышлений, поникшим вмиг парням неожиданно предлагая: — Я вас отвезу, — и, попросив жену упаковать приготовленную еду по пакетам, уверенной походкой направился в комнату переодеваться. Для всех обстоятельства сложились удачно: Степан, преследуя цель лично узнать, где будет находиться Богдан в ближайшие несколько дней, отвезет ребят в дом бабушки Грановских, торопящегося поскорее покинуть Ялту Тимофея пряча от отца; и влюбленные смогут побыть немного наедине. Поблагодарив отца за предложение и маму за два огромных пакета еды, блондин на вечернюю поездку согласился. К дому Алевтины Павловны белый форд подъехал, когда луна уже вовсю хозяйничала на небосклоне. Уснув на плече Тимофея, в компании того удобно расположившись на заднем сидении отцовской машины, Богдан не заметил, как пролетело время поездки, обеспокоенные взгляды Степана в зеркало заднего вида и те, что периодически бросал на его руки Тима, оставляя незамеченными, просыпаясь от нежного поцелуя в макушку, когда Романовский-старший припарковался у обозначенного Грановским дома. — Спасибо большое, — поблагодарил Тима отца своего парня, помогая сонному Богдану выбраться из машины. — Спасибо, пап, — и блондин родителя от всего сердца благодарил. — Если что-то будет нужно, звоните! — улыбнувшись державшимся за руку мальчишкам, кивнул Степан, взглядом Тимофею напоминая о данной парнем на кухне обещании. — Конечно, — кивнул Грановский, помня о наказе. И, водрузившись сумками из багажника, влюбленные поспешили в дом. Степан, коротко просигналив на прощание, отбыл в Ялту обратно. Дом бабушки Грановских встретил ребят приятной прохладой. Включив холодильник в сеть, Тимофей разложил по полкам приготовленные Александрой Сергеевной съестные припасы, на тут же принявшегося воевать с печью Богдана оборачиваясь через плечо, в напряженном лице любимого парня ища хоть какой-то намек на то, что блондин о случившемся дома догадался. — Опять с отцом поругались? — и понял, что не смог скрыть от столь проницательного Романовского свои нервы, когда тот, разжегши огонь, к нему повернулся с вопросом. Тима дрогнул. — Как обычно, — всеми силами стараясь не показывать вида, отозвался шатен, любой неосторожной фразой или взглядом боясь проговориться Богдану о том, что стало главной причиной к сегодняшнему побегу. И так старательно прятал от блондина Тима глаза, что Романовский только сильнее начинал волноваться. — Тим, — позвал он шатена, подходя к тому ближе, взволнованно переминающегося с ноги на ногу молодого человека беря за руку. — Если не хочешь, можешь не рассказывать, — наклоняясь, чтобы заглянуть в карие глаза, предложил Грановскому он оставить эту тему без обсуждений. — Но, пожалуйста, не закрывайся от меня, — вспыхнувшего щеками Тиму прося его все же не отталкивать. Кот, вняв его просьбе, вскинул подбородок. И, неожиданно для Богдана, качнувшись вперед, того крепко обнял, растерявшемуся от кардинально противоположной к ожидаемой реакции на его слова Романовскому в шею выдыхая: — Люблю тебя. И что-то в этом «люблю» Богдану показалось странным. — И я тебя, — но ответить Тиме умоляло Романовского сердце. Сжимая Кота в своих руках, блондин искренне тому в своих чувствах в очередной раз признался, вдыхая запах любимого человека полной грудью и давая тому обещание на него не давить. Если захочет, Тима сам все расскажет. Никогда не просил Грановский о том, чтобы Богдан ему в чем-то признался против своей воли. И Богдан настаивать на этом не станет. NC-17 Укладывались спать ребята уже глубоко за полночь. Ну, как спать... Оказались в общей постели. Обнаженные и возбужденные, они ласкали и обнимали друг друга, тихими стонами из глубины грудных клеток наполняя комнату прекрасной мелодией страсти, срастаясь телами в медленном танце любви. Посасывая кожу на животе Тимофея, Богдан растягивал того двумя пальцами, умоляющего поторопиться парня подготавливая для себя. Оставляя следы на горячем полотне цвета топленого молока, Романовский метил шатена своим запахом и вкусом, редкими укусами наказывая Грановского за нетерпение, и, извиняясь за причиненную боль языком, выгибающегося под ним парня ласкал более нежно. Богдан не торопился. В доме они были одни, и не преследовал блондин цели кончить как можно скорее — доводя Тиму до исступления одними губами и руками, Романовский растягивал удовольствие, громко стонавшего в потолок молодого человека желая испить до самого дна. Член Тимофея требовательно потирался о кадык Богдана, своего мучителя прося о так необходимом ему сейчас прикосновении, но блондин, хищно улыбаясь, как будто и не замечал измученного ожиданием полового органа, увлеченно целуя живот и пах Грановского, в покрасневшую и хорошо смазанную дырочку анального отверстия вбиваясь уже тремя пальцами. — Пожалуйста, — взмолился Тима, самостоятельно насаживаясь на руку любимого, в приятной боли сзади не находя спасительной наполненности. Да, пальцы Богдана были длинными и с легкостью могли достать до нужной точки внутри шатена, но ни в какое сравнение не шли дарованные ими ощущения с тем, как восхитительно чувствовался в заднем проходе его член. Грановский гнулся дугой и вскидывал зад, сочившейся смазкой головкой потираясь о шею блондина, как будто специально над ним издевающегося, не торопясь перейти к главному. Опускаясь поцелуями все ниже и ниже, Богдан полз на коленях по матрацу, влажной дорожкой слюны обрисовывая контур косых мышц живота Кота, находящегося на грани забытия Грановского подводя к точке невозврата. — Богдан, умоляю, — хрипел Тима, хватаясь руками за волосы блондина, резко дергая того на себя с просьбой наконец в него нормально войти. Но Романовский на подобное требование лишь хмыкнул и, прихватив губами мягкую кожицу основания члена Тимофея, от крепкой хватки рук того освободился, ныряя головой ниже, чтобы слюной смочить напряженные и заметно увеличившиеся в размерах яички. Погружая одно из них в рот, Богдан прокрутил ладонь внутри шатена, подушечками указательного и среднего пальцев проходясь по чувствительному бугорку, в тут же раздавшемся крике сверху угадывая верное направление своих действий. — Нет! — застонал Тима, до боли закусывая губу, долгожданный оргазм сдерживая внутри, не желая кончить вот так. И, самостоятельно помучив себя несколькими движениями зада навстречу руке Романовского, резко дернулся вверх, собственной ладонью обхватывая подрагивающий в требовании освобождения член, чтобы раньше времени не кончить. — Я хочу тебя, — почти захныкал Грановский, горящими страстью и желанием глазами смотря на довольно облизывающегося Богдана. И, второй рукой схватив блондина за плечо, опрокинул Романовского на смятую простынь, своего мучителя желая наказать за то, что так долго над ним издевался. Оседлав бедра Богдана, Грановский наклонился к тому, слизывая с розовых губ вкус возбуждения, в долгом поцелуе, таком влажном и глубоком, теряя остатки себя. Член в его руке дрожал и просил о пощаде, а растянутая умелыми пальцами любовника анальная дырочка буквально сочилась обилием смазки, пачкая бедра Богдана, пока Тима на дрожащих ногах полз по нему выше. — Тебя, — прошептал Грановский, опускаясь задом на пах блондина, пульсирующим требованием что-то в него вставить отверстием приземляясь аккурат на каменный стояк своего парня, облаченный в презерватив предусмотрительным Богданом чуть раньше. — Всего тебя, внутри, — донес до Романовского свои желания Тима. И, выпрямившись верхом на Богдане, приподнял зад, насколько позволяла это сделать длина его ног, дрожащей рукой хватаясь за член любимого, чтобы тот направить в себя. Богдан смял подушку затылком. Сгорая от того, как медленно и чертовски чувствительно головка члена скользит в раскрытого Тиму, Романовский потерял все желание над ним издеваться, трясущимися руками хватая Грановского за бедра и резко двигаясь вперед, соскучившимся по тесноте и жару органом врываясь в задний проход Тимофея под общий громкий стон. Ох, как идеально обнимала горячая плоть член Богдана. Ощущая приятную тесноту и почти обжигающую влагу вокруг пульсирующего органа, Романовский забыл собственное имя и как дышать, в сидящем на нем верхом с его членом внутри Тимофее видя единственный смысл своего существования. Кот, громко сглотнув, начал двигаться самостоятельно. Покачиваясь на Богдане, он растягивал себя его толстым членом, погруженный до самого основания ствол с каждым круговым движением зада на бедрах заставляя вибрировать и дрожать. И так умело Тимофей двигался, объезжая непокорного его требованиям Романовского, что блондин о том, что так долго его мучал, не жалел ни на грамм. Если Тима вот так каждый раз будет его наказывать за непослушание, Богдан готов сутками на пролет над своим любимым издеваться. Смотря снизу-вверх на Кота, блондин кусал губы и царапал его бедра ногтями, постепенно увеличивающего скорость и размах движений Грановского подбадривая, призывая Тимофея к более откровенным и глубоким толчкам. Сгибая ноги в коленях, Романовский подхватил Тиму под зад, приподнимая того над собой и сажая обратно, толкаясь вглубь молодого человека резко и глубоко, головкой напряженного члена проходясь по чувствительной точке внутри шатена, в раздавшемся из приоткрытого рта Тимофея громком крике экстаза находя для себя благодарность. И, осмелев, сам начал двигаться навстречу Коту, вскидывая зад, чтобы в раскрытую и хорошенько растянутую дырочку стоявшего над ним на коленях Грановского вбиваться с влажными шлепками кожи о кожу. Теряя опору и себя в интимном моменте, Тима выгнулся в спине, руками обнимая колени блондина, зависая в воздухе и позволяя Богдану трахать себя снизу. Блондин, задыхаясь, быстро толкался вперед. Вдалбливаясь в Тиму своим членом, он чувствовал, как бьются о его ягодицы напряженные до предела яички, с каждым новым движением члена вглубь гостеприимно раскрытого отверстия собирая внизу живота огромной силы желание, медленно подводящее Романовского к краю сознания. И пресс блондина так сильно горел. Не имея должной физической подготовки, Романовский нежеланно для обоих замедлялся, едва набравшую свою силу волну удовольствия блокируя на подступах к берегу наслаждения, громко стонавшего и почти уже плачущего на нем Тимофея умоляя о помощи. И Грановский любимого будто услышал. Качнувшись вперед, он схватился за плечи Богдана, своего молодого человека прося подняться и сесть, перехватывая инициативу и начиная на нем двигаться самостоятельно, насаживаясь на член блондина с таким усердием, что из глаз, казалось, должны вот-вот посыпаться искры. Обнимая Тиму за спину, Богдан развел ноги в стороны, усаживаясь под ним по-лягушачьи, и, отдав бразды правления в руки более выносливого физически шатена, позволил тому двигаться за двоих, глубокими толчками изнывающего от желания освобождения члена доводя любовников до экстаза. Грановский, еще недавно не осмеливавшийся даже поцеловать блондина, двигался так откровенно и развратно, пошлыми шлепками вспотевшей кожи и громкими стонами сопровождая каждое скольжение члена Богдана внутрь, пораженного неожиданной раскрепощенностью своего парня Романовского толкая за границы сознания. Отпуская ягодицу Тимы, блондин потянулся к его члену, до того потирающегося о его живот, желая помочь Грановскому кончить рукой, чувствуя, что самому ему осталось совсем недолго. — Нет! — почти закричал на Богдана Кот, руку того перехватывая на подступах к своему стояку, переплетая их пальцы и начиная скакать на члене блондина еще более отчаянно. — Я сам, — выдохнул он, переходя на утробный рык, и, прихватив нижнюю губу Романовского зубами, отвлек того полным животной страсти поцелуем. И так властно прозвучал и почувствовался Тима в этот момент, что у Богдана окончательно поехала крыша. Задыхаясь в поцелуе, он позволил Грановскому трахать себя его членом, с каждым новым движением внутрь того теряя себя и осознанность действий, полностью расслабившимся телом отдаваясь во власть шатена, чувствуя, как тот вокруг него долгожданно сжался. Тимофей, закричав что-то в рот Богдана, вдруг вытянулся над ним, замирая. И, выгнув спину, резко насадился на Романовского максимально глубоко, кончая тому на живот, теплой спермой согревая бледную кожу, точно такой же струе исключительного наслаждения позволяя наполнить презерватив. Богдан закричал, вторя голосу Тимы, в темноте комнаты признаваясь любимому в том, насколько искусным любовником Грановский с ним стал — кончая долго и обильно, он чувствовал пульсирующим членом, как вокруг него сокращается Тима, и, желая продлить удовольствие своему парню, обессиленно облокотившегося на его плечо, сам совершил последние несколько движений внутрь. Через минуту оба упали. Не нашел в себе сил Богдан, чтобы выпустить Грановского из объятий, и Тима, чувствуя, как после оргазма сзади стало все ощутимо покалывать от наполненности, изо всех сил терпел. Лежать в таком положении, слипшимися и спаянными вместе, ребятам было неудобно, но не желая прощаться с моментом полного единения, в очередной раз принесшим с собой исключительную форму экстаза, каждый наслаждался последними секундами сполна. Разделяя на двоих медленный поцелуй, любовники ласкали языками покрасневшие губы, постепенно остывая и приходя в сознание, благодаря друг друга за очередную ночь, проведенную вместе. Тимофей, поморщившись, отстранился первым. — Больно? — тут же среагировал на движение Романовский. — Идеально, — выдохнул Кот, улыбнувшись. И, подтвердив свои слова парой неожиданных скольжений колечка ануса по члену блондина, выпустил тот из себя, с облегчением выдыхая. — Люблю тебя, — хором признались вновь оба. И повторили заветные слова еще несколько раз перед сном. Удобно устроившись на Богдане, Тима тихо сопел, в нежных руках своего идеального человека расслабляясь и погружаясь в дрему, мучающегося бессонницей раньше блондина убаюкивая своим размеренным дыханием и биением в одном ритме с его сердцем. Романовский, прикрыв глаза, улыбнулся, засыпая под тяжестью любимого человека, первый день мая впервые за долгие годы встречая абсолютно счастливым. И не слышал Богдан, как позвал его Тима, на произнесенное едва различимым шепотом «спишь?» никак не отреагировав, не найдя в себе сил разлепить потяжелевшие веки или сдвинуть с места уставший язык. — Богдан? — вновь попытался дозваться до блондина Кот, на границе сознания между сном и реальностью теряя контроль над своей речью. — Дань?.. Романовский, вздрогнув, глаза распахнул. Нет, ему точно не показалось — Тимофей только что назвал его так, как не звал Богдана никто уже очень давно. Его коротким именем. В последний раз он слышал его почти четыре года назад, в ту страшную ночь, когда Богдан потерял самого дорогого в жизни человека. Тогда вместе с ним умер он сам. И только сейчас, встретив Тиму, Богдан вновь учился жить, в уснувшем на его груди молодом человеке найдя новый смысл, с прошлым своим с болью в сердце прощаясь. — Даня... — вновь прошептал Грановский во сне, обнимая блондина крепче и устраиваясь на нем удобнее. И почему-то не кольнуло в груди у Романовского от того, как неосознанно позвал его Тимофей, нежной интонацией голоса любимого человека залечивая прошлые раны и исцеляя разбитую душу. Улыбнувшись, Богдан решил, что Тиме себя так называть он позволит. Ему можно.

Tbc…