graVestone

Дни сменяли друг друга как яркие картинки в детской игрушке-калейдоскопе. Последний звонок, линейка, подготовка к ЕГЭ. Пятый месяц года пролетел, едва успевши начаться, пережившим переломный момент в его середине парням на память оставляя лишь горьковатый привкус воспоминаний на языке, ярким лучом светлого будущего, что, каждый надеялся, они проведут вместе, заманчиво маня и заставляя смело шагать вперед. Справившись с основными экзаменами, Даня и Тима усиленно готовились к сдаче биологии, на долгие часы запирая себя в стенах комнаты Романовского в компании учебников и друг друга, успевшим уже отстреляться Вике с Никитой обещая скорую встречу, как только последний экзамен останется позади. Блохин со своей теперь лучшей подругой ждали результатов и готовились к выпускному, оставшееся до знаменательной даты время тратя на то, чтобы подобрать подходящий к Викиному платью костюм, осмелившемуся все же пригласить Герань на праздничный вечер Никитке не давая спать по ночам, мечтая о первом танце с Грановской. О поцелуе Блохин себе фантазировать не позволял, но, чувствуя, как сильно потеют ладошки в ожидании праздника, всего себя отдавал на растерзание Вике, не один выходной тратя на то, чтобы найти нужного оттенка голубого галстук или смело подчеркивающие его длинные ноги модные зауженные брюки. Никита понимал, что, возможно, это последние дни, что он проведет в компании Грановской, и, желая взять от общения с предметом своего обожания все максимально возможное, упрямо бежал по лестнице вниз, под ласковым взглядом матери, неизменно шпионившей из окна, прыгая на пассажирское сидение черного опеля. И по этому всему Блохин уже начинал сильно скучать. Следуя примеру брата, рыжеволосый выпускник решил попытать свою удачу и поехать учиться в Москву, не сумевшей переубедить его матери обещая добиться на этом поприще неплохих результатов. А Вика... Как смеялась Грановская, вслух зачитывая очередную СМС отпрашивающегося на ночь к Богдану брата, без Тимы она не знала, куда податься. Нет, конечно, для нее уже было приготовлено место на юридическом факультете КФУ (спасибо, папа постарался), но, вспоминая недавно состоявшийся с близнецом разговор, Вика в выборе именно этого института уже довольно сильно сомневалась. Тима рассказал сестре обо всем, что случилось в прошлом с Богданом, с разрешения своего молодого человека делясь с родной душой сокровенным и ища в ее сердце поддержку, о том, что теперь поступать в Крымский Федеральный Университет он передумал, признаваясь Вике с блестевшими влагой глазами. Но скандалить и обвинять Тимофея в предательстве близняшка не стала — поддержав брата в его решении и благословив его выбор, Грановская вместе с ним ждала подходящего момента, все никак не осмелившемуся сделать серьезное предложение Богдану Тиме становясь надежным плечом и опорой, приготовившись того подстраховать, если вдруг Романовский откажет. Но Вика знала — Богдан согласится — и, морально приготовившись к тому, что уже через пару месяцев их с Тимой связь будет проверена на прочность расстоянием и временем, искала для себя самой правильное решение, долгими часами перед сном анализируя свои возможности и строя смелые планы на будущую жизнь. В один из таких вечеров Грановская наплевала на сомнения, отбросила страхи и смело рискнула — заполнив анкету и приложив к документу эссе в три тысячи слов, она отправила запрос в высшую школу на другом континенте, в тайне от брата и лучших друзей испытывая свою удачу на переезд в другую страну. И теперь Вика ждала не только экзаменационных результатов. Грановская надеялась, что судьба, улыбнувшись, ей скажет «да!». Тринадцатого июня Богдан с Тимофеем сдали биологию, к терпеливо ожидавшим друзей у ворот чужой школы Никите с Викой выходя, крепко держа друг друга за руку. А в субботу пятнадцатого близнецы отмечали свой день. Празднование совершеннолетия Грановских проходило в довольно узком кругу — отказавшись от никому не нужных громких вечеринок и походов в клуб, брат и сестра пригласили самых близких людей на природу, в компании Романовского, Никиты и Василисы веселясь на морском берегу, отчаянно пытающегося дозвониться до детей Аркадия Михайловича упрямо игнорируя, как делал отец это на протяжении не одного года до. И ни Вика, ни Тима ничуть от такого расклада вещей не страдали — за время, проведенное только вдвоем, они привыкли быть самостоятельными и не нуждаться ни в чем, появившиеся к вечеру на их карточках внушительные суммы в рублях, встречая горькими ухмылками прежде, чем и вовсе отключить телефоны. Очень жаль, что Грановский-старший урока так и не усвоил. Но, чувствуя себя по-настоящему счастливыми в кругу близких друзей, близнецы с характером отца и в этот раз с улыбкой смирились, подаренные деньги планируя потратить на свое счастливое будущее. Гуляла веселая компания до самого утра. А через восемь дней в таком же составе они с грустью в сердце прощались со школой. Результаты экзаменов позволили получить хорошие аттестаты и обещали беспроблемное поступление в выбранные ВУЗы, назначенным на двадцать третье июня выпускным вечером компании позволяя насладиться сполна. Громко смеясь и совершая редкие набеги на общий для всех выпускников стол, ребята и девушки танцевали в лучах стробоскопа, последний вечер в стенах учебного заведения встречая, счастливо улыбаясь, под пристальным взглядом учителей, едва сдерживающих в глазах слезы, прощаясь с детством перед смелым шагом во взрослую жизнь. Богдан с Тимой пришли на вечер как пара, вызвав не один косой взгляд в спину и ядовитый вслед шепоток, но, не замечая никого вокруг и смотря лишь друг на друга, влюбленная пара праздником, как могла, наслаждалась, в медленно теряющей презентабельный вид толпе бывших школьников растворяясь, позволяя себе как следует повеселиться. И Никита от счастья едва ли не прыгал, за ходившей с ним под ручку Грановской ухаживая, как за принцессой, широко улыбающейся ему Вике собираясь признаться в своих чувствах, когда пара бокалов шампанского перестанет так сильно щекотать пузырьками его не привыкший к спиртному мозг. Но, к несчастью влюбленного Блохина, через полчаса у него защекотало в другом месте, собравшегося было с духом рыжего парнишку вынуждая перед своей спутницей извиниться и оставить Вику одну на несколько минут, чтобы добравшееся до мочевого пузыря шампанское слить в ближайший писсуар, и, вновь набравшись храбрости, все же рискнуть. Никита вернулся в зал, заметно потея в ладонях. Вика, не дождавшись его, куда-то ушла. Покрутив головой по сторонам, Блохин нашел в толпе танцующих школьников лучшую подругу Герани, от чуть захмелевшей и от того довольно сильно раскрепостившейся Василисы узнавая, что Вику зачем-то забрал на разговор историк. И, решив воспользоваться неожиданно образовавшейся дополнительной отсрочкой перед смелым шагом, Никита направился к выходу из холла, в тихой умиротворенной обстановке пустующего класса желая позвонить маме и о празднике отчитаться. Но, не успел Блохин преодолеть и пяти ступеней, как услышал два знакомых голоса, раздающихся откуда-то сверху, в споривших о чем-то на повышенных тонах собеседниках узнавая Грановскую и Виктора Михайловича. — Кажется, мы с Вами уже давно все решили, — с нотками раздражения в голосе напомнила учителю о неизвестном доселе Никитке разговоре Вика. — Или Ваша благоверная супруга опять к телу доступ перекрыла? — почти смеялась она, притихшему и обратившемуся в слух, стоя на лестнице чуть ниже, Блохину неосознанно приоткрывая завесу тайны их непростых с историком отношений. — Вика... — потянулся рукой к своей бывшей ученице Васнецов. — Ну, хватит уже, я же сказал, что облажался, — Никита услышал, как цокнула языком на слова мужчины Герань. — Нет, Виктор Михайлович, это я совершила ошибку, когда с Вами связалась, — перебила она историка, от того на шаг отступая. — Спасибо Вам большое за этот урок, — развернувшись на каблуках, собралась она было со своим бывшим ухажером попрощаться. — И за пятерку в аттестате спасибо, хотя, если честно, в постели Вы не были настолько же хороши... Герань не была бы собой, если бы не съязвила — все же Васнецов ее гордость своим отказом тогда неслабо задел — и, похлопав нерадивого любовника по плечу, она, довольная собой, решила вернуться на праздник, звоном каблуков по бетону сообщая Виктору и Никите об окончании этого разговора. Но Васнецов, перехватив руку девушки в воздухе, Грановскую остановил. — Да как ты... — попытался было осадить наглую девчонку Виктор Михайлович. — Отпусти... — ...те ее! — неожиданно для самого себя Никита ринулся в бой. В несколько прыжков преодолев один лестничный пролет, Блохин вырос перед учителем, Вику собой закрывая, едва ухватившуюся за свою жертву руку мужчины отбрасывая в сторону. — Она же сказала, разговор окончен, — прорычал сквозь зубы Никита, на растерявшегося от неожиданности историка смотря из-под бровей. Вика за его спиной что-то шепотом заговорила. — А ты куда лезешь? — обдал рыжего запахом свежего алкоголя изо рта Васнецов. Но в Никите к тому времени шампанское уже не говорило — не пойми откуда взявшаяся смелось из недр Блохина поднималась сама собой. — Это Вы, кажется, влезли, куда запрещено лазить законом, — уверенно и твердо заговорил будущий студент юрфака, на медленно краснеющего от злости своего бывшего учителя глядя, сжав по обе стороны от бедер кулаки. — Что ты?.. — Никита, пойдем, — потянула Блохина подальше от конфликта Вика. — Сейчас пойдем, — кивнул девушке рыжий, к Васнецову делая смелый шаг. Виктор подобного никак не ожидал — отступая под неожиданным напором всегда тихого и смирного ученика, он как-то совсем растерялся. — Если Вы не до конца поняли, что сказала Вам Виктория, я повторю, — скрипнув зубами, заговорил Блохин вновь. — Оставьте ее в покое. Грановская услышала, как хрустнули его пальцы, до белых костяшек сжатые в кулаки. Таким Блохина Вика видела впервые. — Не звоните, не пишите, не ищите с ней встреч, — составлял список запрещенного Васнецову Никита, под тихое сопение нетрезвого учителя медленно продвигаясь вперед. — А то что? — усмехнулся Виктор в лицо ершистому парню. Он знал, Блохин и мухи никогда не обидит. Но Никита, вскипев, о своем пацифизме, казалось, напрочь забыл — вырастая над Васнецовым, хоть они и были одного с ним роста, рыжий выпускник схватил мужчину за грудки, никак не ожидавшему открытого нападения Виктору выдыхая в лицо свою угрозу: — Пожалеете. Каким конкретно образом Виктор Михайлович поплатится, если нарушит запрет, Блохин уточнять не стал, но, в ярко горевших злостью глазах влюбленного парнишки и без того уловив намек на возможную опасность, историк кивнул, затолкав поглубже ответ, отпустившего его и развернувшегося к нему спиной Никиту прожигая полным негодования и оскорбленности взглядом. — Счастья Вам в семейной жизни, — обернувшись через плечо, бросил Никита, не сумев удержаться. — Забей на него, — потащила Блохина вниз по лестнице Вика. А оставшийся стоять на месте Васнецов, только сейчас опомнившись и придя в себя, все же решил неожиданно для всех осмелевшему мальчишке ответить — перегнувшись через перилла, он прокричал вслед удаляющейся паре: — Можешь не стараться так, Блохин, все равно не даст. Нашей Викуле нравятся те, кто постарше. До этого момента Вика думала, что сильней Никите ее уже не удивить. Грановская поняла, что ошиблась, когда, развернувшись и рванув вперед, Блохин с поднятым забралом помчался наверх, под первый удар баса из огромных колонок в холле разбивая губу Васнецова своим неумелым хуком правой. Музыка затихла и снова сменилась, разгоряченную толпу бывших школьников призывая к небольшой передышке, первыми аккордами нежного медляка разрежая пространство. Улыбнувшись Богдану, Тим кивнул на танцпол. — Смеешься? — хмыкнул блондин, расценив движение головы Грановского в качестве приглашения. Он и под раскаты дабстепа не топтал плитку туфлями — о том, чтобы пойти и на глазах кучи народа закружиться со своим парнем в танце, Романовский даже во сне помыслить не мог. Хватит и того, что с Тимой он сюда вообще пришел, уговаривающему его не один вечер Грановскому сдаваясь после очередного оглушительного оргазма. — Да нет же, — замотал головой шатен, мысленно обещая себе к этому вопросу еще как-нибудь вернуться и вынудить Богдана с ним потанцевать. Может, не здесь, и не при лишних свидетелях. А, может, однажды, на глазах гостей, приглашенных на их с Даней свадьбу... Но, нет, он отвлекся, сейчас о другом — махнув рукой и указав на что-то вдалеке, Грановский задал направление взгляду Богдана, в центре холла блондину позволяя увидеть покачивающуюся в такт музыке пару. Никита и Вика танцевали, обнявшись. И, если Богдана не подвело зрение, они целовались. — Охренеть, — хором заулыбались ребята, неожиданно образовавшуюся пару благословляя глазами. — Пошли покурим? — взял за руку Тима любимого парня, и, не дождавшись согласия, потянул Романовского к выходу, открытую на сегодня входную дверь игнорируя, через толпу отдыхающих от плясок выпускников уводя блондина в их потаенное место. На крышу. Прохладный ночной ветерок облизал горячие щеки влюбленных, выбравшихся на свежий воздух парней приветствуя мягким светом луны. Пиджаки ребята оставили где-то внизу, но и в легких хлопковых рубашках они не должны были замерзнуть — температура воздуха июньской ночью в Ялте редко опускалась ниже отметки в двадцать градусов. И, заняв давно привычное место у кирпичного ограждения, Богдан достал из кармана брюк сигареты, серебряной зажигалкой, подаренной Тимой на День Рождения, рождая небольшой огонек, первым глотком дыма с горьковатым привкусом смолы и никотина наполняя легкие. Автор подарка подошел к Дане сзади и того со спины обнял. — Угостишь? — попросил Грановский блондина поделиться, тонкую табачную палочку вставляя между зубов и прикуривая от предложенного ему огнива. — Не боишься Семеныча? — хмыкнул Романовский, не раз пытающегося замаскировать следы употребления никотина жвачками и леденцами спортсмена незло подначивая. — Хах, — ответил на шутку улыбкой Тимофей. — Унюхает, скажу, что целовались, — прижался к спине Богдана грудью Грановский, давно привычный запах табака разделяя на двоих. Романовский, рассмеявшись, откинул голову на плечо своего парня — и правда, они столько времени проводили за поцелуями и более откровенными ласками, что Тимофей уже насквозь пропах Богданом, любой подозрительный взгляд в его направлении со стороны тренера с легкостью оправдывая тем, что его любимый молодой человек курит. — Правда Гора немного злится на меня, не думаю, что он сегодня захочет пообщаться, — подумав несколько секунд, решил продолжить начатую тему Грановский, повернувшемуся к нему лицом Богдану намекая о недавно состоявшемся споре с наставником. Тима все никак не мог решиться на этот разговор, но так удачно упомянутый самим Романовским тренер стал отличным поводом к тому, чтобы найти в себе смелость и поделиться с любимым своими дальнейшими планами. — Гора? Злится на тебя? Да никогда не поверю, — усомнился в услышанном Богдан, делая очередную затяжку. — Ты ж его главная гордость, надежда всего Крымского полуострова, — напомнил он Тимофею о статусе вечного любимчика тренера. Ну, все же знают, что его парень — талантливейший спортсмен с перспективой светлого будущего в боевых искусствах. — В том-то и дело, Дань, — отозвался Грановский, словам блондина улыбнувшись. — Не оправдал я его надежд, понимаешь? Романовский искренне не понимал. — Что ты имеешь в виду? — поинтересовался он, добивая сигарету, подпаленный бычок туша о крышку жестяной банки, служившей ему не один месяц пепельницей. Тима глубоко вздохнул, набираясь смелости. — Я сказал Семенычу, что не буду поступать на спортфак, — отправив окурок вслед за Богдановым, признался он Романовскому, обнимая молодого человека поперек груди. — Вообще не планирую поступать в КФУ, — уточнил он, в своем решении изменить намеченный курс не сомневаясь ни на грамм сейчас. Не когда в его руках было самое драгоценное сокровище — его Богдан. — В смысле? — поползли брови блондина на лоб. — Я... — голос Тимофея в самый ответственный момент своего хозяина подвел. Развернувшись в руках Грановского, Богдан заглянул в каштановые глаза с вопросом, все никак не решающегося договорить Кота будто вынуждая рискнуть и Романовскому во всем сознаться. — Я бы хотел поехать жить в Питер, — протараторил Тимофей на одном дыхании, в каре-голубых глазах своего возлюбленного находя необходимую смелость и отвагу. — Хотел бы, чтобы мы поехали в Питер вместе, — перефразировал он свой ответ, превращая его в предложение совместного переезда, от удивившегося подобному повороту диалога Романовского получая сдавленный вздох. Нет, такого Богдан никак не мог ожидать. Романовский прекрасно знал, что поступление Тимы на спортфак главного ВУЗа полуострова — вопрос решенный. И сам он рассматривал вариант подать документы в медицинский университет в Симферополе, чтобы к своему парню быть ближе. Потому, услышав от Тимофея предложение рискнуть и вернуться в северную столицу страны, блондин заметно удивился. Испугался. Растерялся. Был, откровенно говоря, в шоке. Этот вариант Богдан даже не рассматривал — в Ялте найдя любовь и идеального во всех отношениях для себя человека, Романовский готов был остаться с ним здесь, тот город, что до сих пор по ночам оплакивало его сердце, навсегда оставляя для себя лишь в памяти. Но у Тимофея, видимо, на этот счет было свое собственное мнение. — Я знаю, что значит для тебя Питер, — выдохнул Грановский, не получив от Дани желаемого ответа. — И знаю, что ты хочешь вернуться туда, но никогда не решишься меня об этом попросить, — за Богдана озвучил он самые сокровенные и потаенные желания блондина, признаваться в которых Романовский не осмеливался даже себе самому. — Тим... — за Богдана из недр грудной клетки заговорило его сердце. Боже, ну не могло ему так повезти! Переезжая в Ялту с призрачной надеждой дожить до очередного лета, Романовский и мечтать не мог о том, что в этом городе он повстречает такого человека, как Тим, в отважном пареньке с самыми красивыми во всем мире глазами цвета каштана и такой светлой душой находя для себя спасение от прошлых ошибок и горьких потерь, благодаря Тимофею обнаруживая в себе способность любить и желание жить. С ним Романовский узнал, что такое быть по-настоящему счастливым, радоваться каждому новому дню и встречать утро с улыбкой, во взаимном чувстве, что теплилось в двух сердцах и грело изнутри, полностью растворяясь. А ведь раньше он себе даже думать об этом не позволял. С горечью осознавая через пару лет после случившейся в его жизни трагедии то, что его привлекают мужчины вместо женщин, Богдан возненавидел себя еще больше, к мукам совести и чувству вины за убийство сестры добавляя еще один пункт, не совсем традиционную свою ориентацию принимая в качестве наказания за содеянное. Потому, сбегая из дома в возрасте семнадцати лет, отчаявшийся простить себя мальчишка искал на улицах города для себя палача, без долгих раздумий и сомнений ложась под первого встречного, позволяя причинить себе боль. Разорвать, изнасиловать, его уничтожить, нестерпимой болью в моменты интимной близости желая заглушить ту боль, что раздирала его изнутри, под десятком грубых мужчин и парней разлагаясь как личность. Он не искал в их объятиях нежности и не просил о любви — желая наказать себя за то, что стало причиной смерти сестренки, он ложился в кровать к незнакомцам, словно на плаху, в горьких слезах, предательски стекающих по вискам, когда очередной подпитый мужик его грубо трахал, пытаясь утопить свою израненную душу. Он ненавидел себя за то, что был геем, и не позволял себе кого-то любить. Но неожиданно появившийся на его пути Тимофей одним своим присутствием в жизни Богдана сумел и этому одинокого мальчика научить, едва трепыхающееся в его груди сердце заставляя громко биться о ребра, захлебываясь прекрасным чувством, получая взаимность. С Грановским все было совсем по-другому — не секс, а акт настоящей любви; не поцелуи, а желание в своем человеке раствориться, срастись, пропасть с головой, о себе забывая; не наказание за прошлые ошибки, а награда за то, что позволил себе поверить в счастливое будущее. И сейчас, стоя напротив ожидающего ответа Тимы, Романовский в очередной раз в этом всем убеждался, решившегося разделить с ним все от начала до самого конца Тимофея любя еще капельку больше. Хотя, наверное, больше уже было невозможно — весь мир Богдана теперь заключался лишь в Тиме. И, обняв горячие ладони Грановского своими вечно холодными пальцами, блондин смело сделал очередной шаг тому навстречу, переживающему о слишком уж затянувшейся паузе Коту шепотом даруя свое согласие: — Я хочу поехать с тобой в Питер. Да, Богдану было безумно страшно возвращаться в родной город, но, чувствуя поддержку и находя в лице Тимофея для себя самую твердую опору, он смело двигался навстречу судьбе, с рукой любимого человека в своей ладони шагая в общее для них двоих будущее. Грановский, получив от Богдана согласие, с облегчением выдохнул. Он верил, что решился на это не зря. Долго Тима думал о переезде прежде, чем предложить любимому в родной город вернуться, не раз взвешивая в своей голове все «за» и «против». Но, видя, как перед сном Богдан смотрит на застиранного и повидавшего многое зайца, парень решился, против воли увезенного подальше от могильного камня сестры и самого себя превратившего в этот могильный камень, набив тату на запястьях, Данилу возвращая туда, куда так отчаянно рвалось все это время его сердце. Почему-то Грановский был уверен, что Богдану это нужно, и, невзирая на возможные последствия столь непростого для двоих решения, готов был отправиться за Романовским в Питер, от будущих проблем и опасностей намереваясь своего любимого человека защитить и уберечь. Каким-то шестым чувством Тимофей понимал, что теперь Даня в родной город может вернуться, нашедшему в себе силы для борьбы с прошлым и желание жить Романовскому позволяя себя за все свои надуманные ошибки простить. И Богдан себя прощал. Он больше себя не ненавидел. Ведь невозможно ненавидеть себя, когда кто-то другой тебя так отчаянно любит. — Тим, — прошептал Романовский, делая небольшой шаг к шатену. — Поцелуй меня, — и, повторив просьбу Грановского, полушепотом озвученную здесь же почти четыре месяца назад, позволил себе быть с этим смелым мальчишкой счастливым. Таким, каким делал его только Тим. Грановский, не медля ни секунды, Богдана поцеловал.

Tbc...