Легко и просто

Кэт.       — Андрей.       — Что?       — Дурак.       — Бесподобно. Давно я уже так не смеялся.       — Это не я! Это Кэт! — заорал предатель, беспощадно сдавая без зазрения совести всех, кого можно.       То есть меня.       — Это Кэт мне сказала, чтобы я подошел к тебе и сказал! — продолжал он орать, на всякий случай, отбегая от Андрея подальше.       — А почему ты слушаешься Кэт?       — Я ей… ну… того этого.       — Что?       — Ну проспорил я…       — Значит, не спорь больше с Кэт, — изрек поистине мудрейшую мысль заместитель старшего сектора.       — Куда уж больше, — буркнул Русланчик.       Мы находились в «Загородной Резиденции» Конторы, как я ее обозвала, а на деле — одной из баз, где работали со вскрывшимися потенциальными, прикинутой под санаторий. Он состоял из нескольких двух- и трехэтажных корпусов посреди леса, всюду возвышались елки и кедры. Что радовало, не было комаров, не иначе — магия. Я уже успела, совершенно не раздражаясь, промчаться по широким ухоженным дорожкам и обследовать первый этаж главного корпуса, в котором мы ждали приезда потенциальной. После вскрытия энергетики сошли с ума и свели все остальные отделы. Нам уже вторые сутки твердили, что «Фон! Фон не такой! Вы видите? Слышите? Потрогайте! Не нас — диаграмму! Ну и что, что в компьютере? Фон!!!».       На почве всеобщего безумия было решено провести какие-то там тесты и пробы. Оказалось необходимым присутствие участвующих в связке людей, а также это было интересно начальникам всех отделов и некоторых секторов. Поэтому с утра пораньше несколькими микроавтобусами нас свезли в этот санаторий и велели дожидаться прибытия «ключевого звена». Все расползлись по территории и первому этажу. Самые ушлые позанимали места на мягких диванах и кемарили, либо разоряли несчастный кулер после того, как нас соизволили пригласить на завтрак.       Андрей стоял на просторном крыльце корпуса. Я шла туда же, но удачно затормозила шмыгнувшего мимо Руслана и велела подчиниться моей воле. Ну, сам виноват. Первый ведь предложил тогда поспорить.       Рус возмущенно шипел, сопротивлялся, пытался угрожать и давить на жалость, когда объяснила свое «сейчашнее» желание, однако я была непреклонна. Дала ему несильного пинка для ускорения, а сама встала у огромной двери подслушивать, как сейчас Руслану попадет.       Андрей милостиво на первый раз простил, но на второй пообещал намылить шею.       — И Кэт, кстати, тоже, — уточнил он, бессовестно прикуривая сигарету, отвернувшись от ветра и для надежности закрыв ладонью.       Я за дверью очень возмутилась его словам, а главное, действиям.       — Кэт, дверь стеклянная.       Ну и что? Ничего не знаю, я в домике.       — Ты в курсе, что после вскрытия потенциальная теперь может нас видеть? — спросил в пространство Андрей, после того, как радостный, что легко отделался, Руслан поскорее смылся.       — Молодец, — одобрила я.       Помедлила, но решилась, вышла за дверь.       — А курить здесь можно?       — Понятия не имею.       — Тогда я тоже. Дай.       — Нет.       Я от возмущения забыла все слова, что могла бы ему высказать, а некоторым даже научить.       Андрей кинул взгляд исподлобья, сделал пару затяжек, потом все же протянул фильтром вперед. Я хотела отказаться, но передумала.       — Что вы тут делаете? — мигом телепортировался на крыльцо Пазыкаев. — Здесь, что — можно курить?       — Понятия не имеем, — хором ответили мы.       А я торопливо прикончила единственное доказательство моей не такой уж железной воли, пока Пазыкаев не заставил съесть, и метким щелчком отправила в урну.       Пазыкаев прожег нас осуждающим взглядом и каким-то неведомым образом сменился Дэнчиком.       — Чего, нарушаете? — констатировал он, ухмыляясь.       — Тоже хочешь?       — Не, у меня не сложилось, сколько раз пробовал, не смог привыкнуть.       По обе стороны от Дэнчика прозвучало два тяжелых вздоха.       — Вас-то как угораздило? — поинтересовался рыжий.       — На войне, — машинально ответил Андрей.       — Во дворе, — одновременно с ним поведала я страшный секрет.       — Что? Какой войне? — удивился Дэнчик.       — Добра со злом, — хмыкнул черноволосый, осознав, что только что брякнул.       — То есть, как меня во дворе курить научили, тебе неинтересно? — набросилась я на главу аналитиков.       — Абсолютно.       — Вот нахал. Как твой кот тебя терпит. Кстати, как он там?       — Хорошо, — оживился Дэнчик. — Морковку ему можно не тереть, но резать, даже крупные куски ест, так что норм. Потолстел еще больше, собака. Хотя у нас режим — он у меня завтракает, обедает, полдничает и ужинает. Когда я дома.       — А когда не дома? И подозреваю, не дома ты большую часть времени.       — Тогда он одновременно завтракает, потом обедает, полдничает и ужинает.       — Вот потому и толстеет. Бедный котишка думает, что ты никогда не вернешься и запасается. Опять же, есть мнение — он отчаянно надеется, что не вернешься.       Дэнчик открыл рот, дабы ответить нечто феерически остроумное, но порыв ветра с силой бросил в нашу сторону пыль вперемежку с песком дорожки. Пришлось отворачиваться, а кто не успел закрыть рот, теперь яростно отплевывался.       Ветер сегодня был не холодный, но какой-то пронзительный, что ли, и очень внезапный.       И также внезапно, очень тихо на широкой главной аллее появился черный затонированный кроссовер. Выехал с нее, остановился. Одновременно из четырех дверей вышла странная компания. Крепко сбитый мужчина среднего роста и средних лет, одетый в черные джемпер, джинсы и ботинки. На шпильках, потому казавшаяся выше всех, черноволосая женщина в строгом черном же платье, с уложенной волосок к волоску прической до плеч. Русоволосая красотка с пышным каре, в очках «кошачий глаз», кедах, синих джинсах и футболке с группой Nightwish. Последней была девчонка с вылизанными гелем короткими волосами, в узких прямоугольных черных очечках, кроссовках и брючном костюме, из-под пиджака виднелась футболка с надписью Dethklok. Квартет синхронно в ногу двинулся в нашу сторону с абсолютно невозмутимыми лицами.       — Эти-то что здесь делают, — недовольно буркнул Дэнчик.       — А кто это? — спросила я.       — «ЧС-ники».       — Кто?       Компания в это время приблизилась. Прошла мимо нас, не здороваясь, только девчонка повернула голову, без движения корпусом, чуть стянула очки на длинноватом носу и несколько секунд смотрела на меня с Андреем. Глаза были блекло-голубые, зрачки как точечки, лицо без эмоций.       Они промаршировали в здание.       Мы смотрели через дверь, как к мужчине подошел Пазыкаев, они пожали руки и заговорили. Черноволосая и девчонка были недвижимы, и только русоволосая поклонница тяжелой музыки приветливо улыбалась тем, кто оказался поблизости. Она быстро взглянула на меня через стекло, повернула голову к девчонке и что-то произнесла. Ее соратница по музыкальному вкусу кивнула, не оборачиваясь. Кстати, что интересно - в этом мире состав Nightwish не отличался от нашего, а вокалистка не менялась ни разу, и была ничуть не хуже Тарьи. А Dethklok — хорошо, что плод творчества, поэтому вообще один в один, лишь тембры голосов слегка иные.       — Она сказала «белый», — оказалось, умел читать по губам Андрей.       — И что это значит?       — Думаю, цвет.       — Ничего себе ты умный. Так кто это?       — Чрезвычайный отдел, — пояснил Дэнчик. — Генрих, их главный, два заместителя — Натэлла и Руби, а девица в очках Алька, ассистент и личный помощник.       — Что за имена.       — Говорит человек, не отзывающийся на свое имя по паспорту.       — А почему я о них ничего не знаю?       — Они работают на другой базе Конторы. Имеют дело с ситуациями, в которых никто не может разобраться, со вспышками энергий, происшествиями, всякое такое… Я сам их видел от силы пару раз. Говорят, что если вызвали «ЧС-ников», то этой совсем край. И зачем они здесь…       — Интересный у них… стиль…       — Ну да, оригиналы те еще. С Генрихом и Натэллой — не связывайся. Руби — не зли. Она милая, но до поры, если сорвется, не поздоровится. Я слышал, что она может творить. А вот прилизанная хрень просто очень мерзкая.       — Угу, я заметила.       Новоприбывшие в этот момент двинулись дальше в глубь этажа и пропали из виду.       Ветер бросил нам в лица новую порцию пыли, и Дэнчик опять ее наелся.       — Пойдемте в холл, — отплевавшись, позвал он, и теперь мы растревожили сонное царство первого этажа своим топаньем.       Присесть было негде. Стояли по углам или бродили туда-сюда и трепались те, кто не успел забить себе местечко на диванах. Делали вид, что не очень-то и хотелось.       — Блин, сколько в сценариях народу занято бывает, на фига их столько вообще, — возмутился Дэнчик в приступе мизантропии. — Кэт, а ты опять где-то занята?       — Не, у нас сейчас ведут только одну связку, и там паренек потенциальный. Витьку уже озадачили, будет бывшего играть.       — А он тут вообще сегодня?       — Да… — поискала я взглядом Витю, который всю дорогу сюда притворялся, что спит.       Тот нашелся в уголочке одного из диванов, зажатый с одной стороны грузными начальниками отделов. С виду казалось, что опять дремлет, но он, скорее, смотрел в одну точку перед собой, опустив глаза. Лицо у него сегодня было какое-то серое, отчего и так светлые волосы казались почти белыми, а нос, выяснилось, что конопатый — это я рассмотрела в автобусе, пока мы ехали. Старались не мешать спящим, не болтать громко и не ржать, но, конечно же, все равно мешали.       — Что-то он невеселый какой-то, — подтвердил закравшиеся мысли Дэнчик.       — Наверно, в отпуск хотел уйти, и не дали, — отозвалась я, разглядывая, как Витька сгреб в горсть один рукав толстовки, натянув его до предела и вывернув запястье.       Вторая рука как ни в чем не бывало лежала на подлокотнике.       — Да ну, пошли обратно на улицу, — принял новое решение Дэнчик, когда мы сделали круг по этажу и поняли, что с диванов никого не согнать при всем желании.       — Дэн, ты прямо кладезь идей, — сообщила я новость.       — Да, я такой. Блин, пойдемте сегодня, как в город вернемся, в киношку сходим?       — А что, мы до вечера управимся? Ее до сих пор не привезли.       — Ну, нас-то в любом случае увезут, а завтра вернут, кто еще на тесты будет нужен. Я не поеду, мне только сегодняшние данные нужны.       — Деловой!       — Из премьер сейчас ничего интересного, — подал голос Андрей.       — Ну и что, какая разница, главное ведь компания. Ты сам когда последний раз в кино был?       — Давно.       — Вот видишь. А Кэт хочет, чтоб ты пошел сегодня.       — Что? — округлила я глаза.       Я не поняла, рыжий, ты что, в приемники заделался?       — Там ужастик новый, но вряд ли достаточно страшный, а Кэт будет смотреть на тебя и от твоего демонического вида бояться уже как следует, — капитально понесло Дэна.       Андрей в этот момент переделывал хвост, зажав в зубах резинку, от слов Дэнчика ее выронил, стал неуклюже поднимать, и демонический вид весь растерял.       — Напугай девушку, Вихрь! — повысил голос Дэнчик так, что на нас оглянулись несколько человек, а кто-то даже храпеть перестал.       Тут у него зазвонил телефон, Дэн извинился и моментально ретировался.       — Пойдем отсюда, — не глядя на Андрея, заторопилась я к двери.       Он точно пойдет следом, лишь бы не встречаться подольше с начальником аналитиков в ударе.       Тут до меня запоздало дошло.       — А почему Вихрь?       — Фамилия. Вихрев.       — Ты псевдоним себе после перехода придумал?       — Почему псевдоним. Это моя фамилия. Ты что, столько работаешь со мной, и не знаешь?       Нет, не знаю. Бейджи у нас не полагались, по фамилии к нему никто не обращался, и у самой в мыслях ни разу не было узнать. Андрей и Андрей. Мишкозаместитель и Мишкозаметитель. Что в соц. сетях не сидит по нему и так понятно, можно не стараться искать. И даже на досье в отделе Перемещений в глаза бросилась совсем не фамилия, а взгляд с фотографии и порядковый номер другого мира.       — Мне неинтересно. И думаю, это все-таки псевдоним.       — Много думать вредно, — придержал он передо мной дверь, и мы снова вышли под ветер.       — Ой, какая смешная шутка, главное, такая свежая. Идешь в ногу со временем, — не удержалась я.       Андрей снисходительно фыркнул.       Мы отошли от двери на несколько шагов, чтобы не столкнуться с теми, кто мог циркулировать точно так же.       — Слушай, а может ты вампир, кстати?       — Это почему еще?       — Ну как же, боишься такой светлой личности, как я, например. Особенно, когда у меня шпильки в брусчатке застревают. Все вампиры боятся света.       — Любопытная интерпретация, — полез он в карман и достал сигареты, но пока не открывал пачку, а гипнотизировал взглядом.       А на меня, очевидно, оказал дурное влияние Дэнчик.       — Столько лет, а боишься девчонки во много раз младше. Кстати, у тебя такая большая разница в возрасте со всеми женщинами, как же ты отношения выстраиваешь?       — Важно не количество лет, а качества. Личностные.       — Не кофифестфо, а фафестфа…       Андрей вроде бы просто шаркнул ногой по крыльцу, а я обнаружила себя у двери, вцепившись в ручку. Сделала вид, что все так и надо.       Он не спеша спрятал пачку обратно в карман, глянул через плечо.       — Интересно послушать про мои отношения?       — Нет, нет, избавь, прошу. Долго псевдоним придумывал?       — Мне кажется, ты тему переводишь.       — Я перевожу твои слова на человеческий язык.       В этот момент из здания пожелал выйти Дэнчик, пришлось подвинуться, пропуская.       — Едут, — сообщил рыжий.       Вслед за ним на крыльцо вышли еще несколько человек, в их числе Витька и Пазыкаев. Витька был какой-то встрепанный, будто отстав от рукава толстовки и выворачиваний запястья, он долго ерошил волосы, не задумываясь, как они потом лягут.       Я спустилась на пару ступенек, отойдя от внезапных тусовщиков. И где только все они были пять минут назад. Хотя известно, где — на диванах.       Из-за угла выехал и встал почти вплотную к крыльцу черный закрытый микроавтобус «Фольксваген», с бойницами в боковых стеклах. Подобные машины у инкассаторов. И они ведь бронированные? Зачем перевозить одну девчонку в машине, которая может участвовать в перестрелках? А внутри она там в наручниках, что ли?       — Эй, а нас от ворот идти заставили, — протянул за спиной Дэнчик.       Я оглянулась на Пазыкаева.       — Дарья подписала согласие на перемещение в особых условиях, — отвел глаза начальник, отлично поняв молчаливый вопрос.       Вот как ее зовут. Дашка.       — Зачем? Потому что — «Фон!»?! Вы в своем уме? Она что — преступник? Террорист?       — Ты что себе позволяешь? — попробовал одернуть начальник сценаристов.       Пазыкаев знал, что одергивать меня бесполезно, но в этот момент из кабины вылез здоровенный парень в камуфляже, открыл вторую дверь, и на дорожку спрыгнула невысокая хрупкая девушка в очках. Обычная девчонка, с тонкой косой русого цвета, в джинсах и серой толстовке, рукава которой она натянула сейчас до предела, спрятав руки. В обычной жизни я бы не вспомнила о ней через секунду после встречи. В обычной…       Нет, девушка была без наручников. Но было понятно, что ее привезли в тюрьму. По мертвому взгляду перед собой, который мельком скользнул по крыльцу с нашей делегацией, по зданию, по дороге, и остановился на деревьях, шумевших от сильного ветра.       Вот ведь как — вскрытие на положительных отнюдь не обещает в дальнейшем счастливый конец. Наверно, лучше бы на отрицательных. Не так бы тогда паршиво, не так больно разбиваться потом на части. Когда Витька встретил после возвращения из поездки и объяснил в общих чертах ситуацию, дальнейшие обязательства и действия по работе, а еще то, что в ее присутствии он больше не нуждается. Наверное, Даша будет ценным сотрудником Конторы, и это хорошо. Наверное, Даша будет несчастным человеком, но это неважно.       Она все смотрела на вершины деревьев.       Я оказалась где-то между ней и народом на крыльце, что молча взирали на их же собственное творение. Величайшие профессионалы своего дела не знали, как с ним обращаться.       Даша перевела взгляд и посмотрела прямо на меня.       Я задохнулась. В груди заскребло, защемило, стало жарко, потом холодно, не знаю, поймала ли я ее состояние или это моя собственная реакция.       Плохо. Так плохо, так больно. Прости меня, Дашка, я участвовала в этом спектакле, я тоже с ними, я не думала, как это, мне ведь было любопытно и интересно, и весело мне тоже было. Было.       Не знаю, зачем, я выдавила из себя:       — Привет.       Сделала нерешительный шаг навстречу.       В это время парень в камуфляже, который все также стоял рядом, достал из кармана куртки широкий черный браслет, присел на корточки и защелкнул его щиколотке девушки, прямо поверх джинсов. Звук щелчка прозвучал особенно громко. Парень встал, уселся на переднее сиденье машины и стал о чем-то разговаривать с водителем.       — Что это?! — крикнула я, развернувшись.       Где Пазыкаев? Неужели он позволит, допустит такое?       — Это всего лишь трекер, — с досадой пояснил чей-то голос. — Жень, угомони свою пионерку, нам такие сцены…       Я засмеялась, протянула ладонь к стоящим на крыльце. Смех прозвучал нездорово.       Виски прострелила вспышка боли. Да к черту всё.       — Вы что, совсем? Вы больные? Это что за фарс?! Собрали тут консилиум, а что делать, сами не знаете? Перевезем в бронетранспортере, браслет нацепим, и будем таращиться? Еще раз сунем под нос всех, кто участвовал, чтоб посмотрела! На кого? На Витьку — который ей врал, на друзей, которые не друзья, на меня?..       Витька, на которого показала, дернулся, будто я в него выстрелила, зажмурился, сжал зубы.       — Я дала согласие, — прервал меня тихий голос.       — Что? — повернулась я к девушке.       — Я согласилась на эти условия. Остальное неважно, — проговорила Даша. — Мне все равно. Все равно на вашу Контору, все равно, что ты из другого мира, и поэтому я тебя не замечала, все равно, что творится в этом мире. Делайте, что хотите.       — Но… так же нельзя, — непонятно только, кому я сказала эту фразу.       — Это больше неважно.       Она замолчала.       И все молчали.       И я. Боль в висках стала растекаться в голове, застучала глухим молотом в затылке.       — Знаешь, я тебя ненавидела. Точнее, думала, что ненавижу. Мне хватало его рассказов и твоих фото. А вчера он усадил на диван и говорил, говорил… — продолжила Даша ровно и безразлично. — И я не помню ни слова, но теперь знаю, что ненависть это что-то другое. Не то, что я думала. Даже самые яркие школьные обиды не то, даже когда меня незаслуженно обижал кто-то сильнее, просто так, а я не могла дать сдачи. Даже когда над тобой смеются, а ты не понимаешь, за что. Надо мной всю жизнь смеялись… Но я только вчера узнала, что такое настоящая ненависть. И забыла. И как дышать, забыла. Он… воздухом моим был. А мне все равно теперь, понимаешь? И ты ничего не исправишь — везут меня под конвоем, надевают браслет или нет, это неважно. Мне все равно. Пусть.       Даша посмотрела на Витьку.       На меня накатила новая волна жара, а воздух вокруг показался ледяным. Порыв ветра ударил в спину с такой силой, что толкнул вперед, заставив сделать несколько шагов.       Даша подняла руку, схватилась за затылок, скривилась, как будто сильно заболела голова. Прямо как у меня.       — Ты чего? — справившись с подкатившей тошнотой, прошептала я.       Она не ответила и стала медленно опускаться на колени.       — Помогите! — бросаясь к девушке, крикнула я.       Тут меня накрыл сильнейший приступ головокружения, а в следующий момент я обнаружила себя сидящей на земле, опираясь на одну руку, а другую прижимая к виску.       — Помогите ей, — прохрипела я, фокусируясь на девушке, что была в нескольких шагах от меня.       Мимо проскочил Витька.       А эти зрители вообще собираются что-то делать?       Все еще сидя, я повернула голову и с удивлением обнаружила, что совсем близко стоит Андрей и кулаком бьет воздух, будто пытается пробить невидимую преграду.       Со стороны крыльца пропали все звуки, я могла лишь наблюдать, как люди что-то кричат друг другу, подбегают к Андрею, их тоже не пускает невидимая стена, а он бьет и бьет, не отводя от меня взгляд. Я никогда не видела у него таких глаз. Он испугался? За кого — за меня?       А с нашей стороны Витька хватал за плечи девушку, которая все норовила упасть, и безостановочно кричал по-мальчишески звонко:       — Дашка, Дашка, Дашка, Дашка!       Уткнулся лбом в лоб, прижал к себе, сорвался с крика на шепот.       — Дашка…       Даша медленно подняла руки и положила на его плечи.       И после этого пропали вообще все звуки.       Прошил озноб. Рядом разрасталась точка в пространстве. Не яркая, не темная, просто — «не отсюда». Она возникла совсем близко. И это она не позволяла пробиться ко мне остальным. Не потому что я особенная, просто мне не посчастливилось оказаться поблизости. Мне много когда несчастливилось. А может, я придумываю.       Я видела точку, и знала, что неизбежно наступит момент, когда она коснется меня. И тогда что-то будет. Что именно — не знаю, но будет обязательно. Странно, мне даже не было страшно. Странно… Я будто смирилась, что ответ за всё постигнет только меня, и была готова. А что грядет именно ответ — это я тоже чувствовала.       За точкой Витька обнимал Дашку, она безвольно опустила руки и уронила голову ему на плечо.       Неведомая сила захлопнула дверь «Фольксвагена», оставив взаперти конвоира с водителем.       Андрей за спиной упорно пытался пробить барьер, костяшки — в крови. Люди рядом, кто по примеру стучал по «стене», искал ее край, кто бегал, звонил, звал кого-то. Прижав ладонь к преграде и не отрывая от меня напряженный взгляд, Пазыкаев что-то безостановочно говорил в телефонную трубку, затем в ярости бросил ее о землю. Опять я причина его выхода из себя. Прости, начальник.       Сотрудники Чрезвычайного скромной группой в сторонке не принимали участия во всеобщей панике. Ассистент Алька снова стянула вниз очки и смотрела, наклонив голову на бок. Натэлла с безмятежным видом курила. Руби задумчиво наблюдала, поджав губы. Что-то сказала Генриху, подняла руку и с улыбкой щелкнула пальцами. Тот кивнул, ухмыльнулся, крутя брелок с ключами от машины.       Воздух вокруг меня все леденел. Я видела, что там, у них, словно сорвавшись с цепи, бушует ветер. Рядом с нами ветра не было.       Я перевела взгляд. Вот и точка в пространстве, дотянулась.       Оглянулась последний раз, запоминая мои карие глаза.       Вновь приступ головокружения, ледяной воздух заполнил легкие.       Перед взглядом мелькнули окна здания, крыша, серое небо с голубым пятнышком между облаков, верхушки высоких елей.       А затем в глаза ударило солнце. Лина.       Топать на каблуках по горам, конечно, дело тяжкое. Неблагодарное. И еще раз тяжкое.       На следующее утро Котович разбудил меня полным радости воплем: «Шапку! Шапку украли!». Сонная и застигнутая врасплох, я все же сумела быстро сориентироваться и поинтересоваться у счастливого препода, в чем дело.       Оказалось, он решил побриться, чтобы попасть домой при полном параде, а заодно перетряхнуть свои зимние вещи, и обнаружил пропажу шапки.       — Вы только подумайте, Алина, теперь кто-то в этом мире будет в ней ходить! Не только в вашем пальто, но и в моей шапке!       Я представила Главного в моем пальто и спортивной шапчонке Котовича - она была темно-синего цвета с помпоном на длинной нитке - беззвучно засмеялась, но в тот же момент в ужасе вздрогнула, и окончательно проснулась.       Высказала предположение, что тот, кто рылся в наших вещах, мог счесть ее бесполезной, непонятной в использовании тряпкой, и выбросить, но Котович не желал прислушаться к голосу разума. Ходил важный и надутый от гордости, ведь в этом мире останется частичка, принадлежащая только ему.       Так, обсуждая веяния моды в магических учреждениях, мы, наконец, оставили позади густой лес и взбирались на нужную высоту.       Котовичу на радостях беспрестанно хотелось разговаривать разговоры.       — А что, Алина, как думаете, горная болезнь нас настигнет?       — Судя по тому, что вы постоянно трепетесь, она пока об этом и не помышляет.       — А что, Алина, ведь у вашего… у Лека не имелось возможности прыгнуть в точку, она же для меня.       — И вы только сейчас поняли?       — А что, вы давно это знали?       — Слушайте, на лекциях у магов кто все-таки спал — я или вы?       — А что?       Я тяжело вздохнула, поудобнее прижимая букет, который преданно тащился со мной в обнимку. Неплохой спутник, а главное — молчаливый.       В отличие от некоторых.       — Народ отсюда не бывал в нашем мире как раз потому, что высчитанная точка предназначена для пришельца, и никак иначе.       — А почему вы не объяснили это Леку?       — А вы думаете, он бы поверил? Он даже магов не слушал, когда терся в НАМбСе, думал, все ему врут, чтобы отвалил.       — А это не так?       — Иван Брониславович, вы меня что-то утомили.       — Хотите, в кошку опять?       — Утомили морально, но данный вопрос я приму к рассмотрению…       — А видели, видели, как я этого охотника на вампиров и пришельцев уделал, да?       — Я отвернулась.       — Ой, да все вы видели! А помните, Крестоф говорил, что любому магом не стать, нужна особая сила? А раз у меня получилось, значит, она есть. Круто, правда?       — Я думала, он вас научил заклинанию по типу, как у стражников в том городе.       — Да, только у них не сработало, а у меня сработало!       — И какой смысл тогда их учить, если нужна особая сила?       Котович задумался.       — Я думаю, Иван Брониславович, что заклинания стражников были полной халтурой с эффектом плацебо.       — Может, вернемся, расскажем?       — Что? А ну, шагать! Вот точку провороним, тогда и вернемся.       — Нет, нельзя проворонить.       — Тогда не противоречьте самому себе, пожалуйста.       Котович хотел что-то ответить, но передумал. Некоторое время даже удалось пройти в тишине. Деревья остались в стороне, мы взбирались по покрытому густой травой широкому склону.       — А когда день появления точки? — наконец, поинтересовался препод.       — То есть, вы не вели счет?       — Нет, я думал, вы ведете.       — И я не веду.       — Что?! А если она уже была и пропала? Что нам делать?!       — Иван Брониславович, отставьте панику. Точка должна появиться в течение этого дня, после полудня, либо завтра в течение всего дня. Мы вовремя пришли. И возможно ее появление чуть раньше, потому что, по словам магов, точка как будто чувствует «своих».       — Ух… Нельзя же так шутить, Алина…       — А вам, значит, можно?       — А что не так?       Я не ответила, лишь еще больше стала надеяться, что точка перехода почувствует «своих» и появится как можно скорее.       Котович помолчал, помолчал, и принялся вновь трепаться обо всем на свете, видимо, заглушал волнение. Я же была спокойна, как танк. Ну или, по крайней мере, ему так казалось, и препод неприкрыто завидовал.       — Алина, смотрите, какие цветы интересные! У нас таких нет.       — У нас никаких цветов отсюда нет, — зачем я ему отвечаю, ведь себе же хуже.       — Да, но вы не могли не заметить, как они похожи. Если бы я был ботаником, я бы написал диссертацию о сходствах и различиях растительности наших миров.       — И не защитил.       — Почему?       — Потому что вам бы никто не поверил.       Довод эффекта не возымел.       — Смотрите, а вон те — как наши подснежники! А у меня день рождения в июне, а у вас когда?       — 28 января.       — Что? Как? Мы ведь здесь уже были! Почему вы не сказали?!       — А смысл?       — Как — смысл? Да вы что, отметить день рождения в параллельном мире! Это же такой шанс, раз в жизни! Мы бы тут с вами устроили что-нибудь… Побузили, так сказать, на славу! И без всякого алкоголя, он вообще, я считаю, лишний.       — С вами — побузить на славу? Вы о чем вообще?       — Ах, Алина, опять ваше остроумие…       — А может, мне повезет два раза, и я опять сюда попаду.       — Ну, знаете, по теории вероятности это невероятно. Вот вы изучали эту теорию?       — Да.       — Такая забавная наука. Я увлекался когда-то, было дело. А в шахматы играть умеете?       — Нет.       — Зря! Вам обязательно надо научиться!       — Девушку свою учите в шахматы играть…       — Так я и научил. Она тоже не умела. Теперь — выигрывает у меня примерно четверть партий.       — Она ро… То есть, какая молодец.       — Не надо, я слышал, слышал, что вы чуть не сказали, — не обиделся, но погрозил мне пальчиком Иван Брониславович. — Она не робот, она у меня умница.       — Вот я и говорю… — поспешно согласилась я, чтобы он поскорее успокоился.       — А как вы думаете, Лина…       — Как? — я остановилась. — Как ты меня назвал?!       — Э… Ну…       — Ты выучил! — завопила я, не зная, кого благодарить за такое счастье.       — Это случайно, — оправдывался Иван Брониславович. — И вообще, почему вы мне «тыкаете»?       — Не-ет, теперь не отвертишься! Чтоб никаких Алин больше, — хищно приказала я, в душе празднуя победу.       Сколько я на него времени угрохала, чтобы зазубрил, на подкорке себе вытравил. Нет, я не ненавижу свое полное имя, но важен сам факт.       — Так я не закончил, я хотел спросить… — начал Котович, очевидно, желая меня отвлечь.       Но договорить не успел. Его слова перекрыл гул.       — Что это? — уставились мы друг на друга.       И оба, понятно, не знали.       — Вы же геолог недоделанный, в чем дело? — предприняла я попытку.       — Я не геолог, а ботаник… Так! Я вам за такие слова дома влеплю «незачет» и буду спрашивать на всех парах.       — А кто недавно клялся, что засунет кое-куда себе это обещание?! С памятью совсем плохо?       — Это исключительный случай.       — Поэтому опять вспомнили про свои угрозы?       — Именно!       — Тогда до дома не доберетесь.       — Ого, а вы мне, значит, можете угрожать?       — Я могу, если не все, то очень многое. А вот вы…       — А что я? Ну что я?       — Перечислять то, чего вы не могли и не умели, я не буду. К тому же, сами все помните…       — Подумаешь, готовить не умею, ну и что?       — Вы только про ваше дежурство с сожженным всем, что можно, вспомнили?       — Зато я в шахматы играть умею, а вы нет!       — Какой полезный навык в походе, самый важный!       — А что?       — И логическое мышление он вам не развил абсолютно.       — Это вы так думаете, — надменно отозвался Иван Брониславович. — Вы мне сейчас зубы не заговаривайте. Я вам все равно устрою по прибытию, и только попробуйте занятия пропускать.       — Злоупотребление служебным положением.       — Крайние меры, — загробным голосом отозвался Иван Брониславович.       И упал.       Я тоже — потому что сильно толкнулась и затряслась земля, сверху со склона покатились камни.       Я замерла, где упала, закрывая голову руками, и слушала, как шумит камнепад, не задевая только чудом.       Резко, как и началось, землетрясение стихло. Маленький камешек стукнул меня по макушке, добрался-таки, и настала тишина, будто ничего и не было.       Я приподняла голову.       — Иван?       Сейчас не до его монументального отчества.       Он не отозвался.       — Иван? — слегка начиная тревожиться, вновь позвала я.       Котович отсутствовал.       Я поднялась на ноги, отряхивая платье. Куда он мог деться? Не сквозь землю же провалился.       Через секунду выяснилось, что не сквозь, но ощутимо ниже по склону.       — Я сейчас поднимусь! — крикнул он и поплелся, прихрамывая.       — Попалась! — послышался неподалеку истошный вопль.       Я с удивлением обнаружила, что ко мне на всех парах несется знакомый охотник на пришельцев, вампиров, и остальных, по мелочи.       А вроде суток не прошло - выдыхаются заклинания Котовича.       Охотник добежал и остановился в двух шагах.       — Трепещи, ничтожная! Теперь тебя ничто не спасет!       — И я вас приветствую, — оглядела я с головы до ног не-чудо природы.       Мужик скинул плащ, оставшись в драных и грязных штанах и куртке, с важным видом стал хрустеть пальцами. На его груди болтался медальон с желтым камнем, почти как у Лека. Тот самый, подпольный.       — Попалась, значит, — повторил он, а у меня закралось подозрение, что со словарным запасом у него конкретный напряг.       — Боишься меня?       — Да как-то…       — Боишься! — взвизгнул охотник.       Сунул руку в карман, видимо, за своим крутым швейцарским, или, скорее, «ленорнийским» ножиком, но тот выниматься не хотел — то ли зацепился за что-то, то ли хламе не мог найтись.       — Я давно за вами иду, я так просто не сдамся! Где твои дружки? Сейчас они у меня попляшут, — накручивая себя и явно опасаясь, допытывался мужик.       Я решила отойти от него на пару шагов, ну, просто неприятная личность, а мужик шаг вправо принял за побег.       — Ах ты, дрянь иномирная! — крикнул он, подскочил, вцепился в букет и выдрал прямо из середины цветы, сколько уместилось в горсть.       Я посмотрела на букет. На мужика.       Вспомнила, что пятерка по физкультуре у меня была недаром, но еще более недаром прошли битвы не на жизнь, а на смерть с любимым старшим братом. Поэтому легко поймала вновь протянутую ко мне клешню, завернула за спину, сняла туфлю и стала объяснять, как нельзя обращаться с цветами.       Мужик забыл о том, что он страшный и ужасный гроза прищельцев и вампиров, высокий и в общем-то крепкий, согнулся, и стал верещать еще отвратнее.       — Ай-ай-ай-ай-ай, пусти, ничтожная! Я тебя покараю, я ужасн… Ай! Ай, за что?!       — Лина! — подоспел на подмогу хромой Котович.       — У него телепорт на шее! — крикнула я, удерживая мужичонку за пальцы, но чувствуя, как тот пытается выкрутиться, и скоро сможет.       Но Котович тоже вспомнил слова Лека.       Принял на поруки узника, я же, хоть абсолютно не знала, как с ними обращаться, на удачу прокрутила камень в медальоне два раза, не снимая его с шеи верещащего гада.       Пространство вокруг заискрилось, а Иван Брониславович не отказал себе в удовольствии сотворить «кошачье» заклинание еще разок, и мы одновременно отпрыгнули.       Черно-белый кот пропал в желтой вспышке.       — Адьес, — довольно попрощался Иван Брониславович.       Потом отдал мне должное.       — А вы хороши, Ал… Лина.       — Еще бы. Хотя повезло, конечно, эффект неожиданности.       — Наверное, он тоже больше надеялся на эффект неожиданности, когда решил за нами охотиться. Вот его дедушка ваше… Лека поймает-то…       — Сам Лек поймает. Он уже дома.       — Угу… Скучать не придется.       Я надела туфлю обратно и наконец обратила внимание на помятого после путешествия вниз по склону преподавателя.       Зрелище было не фонтан. Вроде недалеко укатился, но умудрился порвать рубашку на плече и спине, потерять ботинок, расцарапать лицо и удариться переносицей — под глазами расплывались гематомы.       — Иван Брониславович, ну как же вы так…       — Не знаю… Почему всегда я! Но я не желаю вам моей участи, поверьте. Но почему всегда я?       — Этот мир вам враждебен и стремится избавиться. И приложить к лицу нечего… Будете Панда Котович.       — Зато буду дома, — поправляя челочку, буркнул препод.       — Чего вы ботинок-то не подобрали?       — Я его не нашел!       — Как так? И куда он делся?       — Ну пойдите, найдите его. Если найдете, каждодневные доклады я отменяю, — великодушно предложило животное.       — Это какие еще каждодневные доклады?       — Которые вы будете делать на каждом занятии.       — Об этом речи не шло ни разу, у вас сотрясение? Сейчас не время на ходу импровизировать, Иван Брониславович.       — Ну найди-и-ите-е-е ботинок…       — Только молчите, пожалуйста.       Котович послушно заткнулся, но ботинок я не нашла. Прошерстила всю невысокую траву по траектории и в радиусе «спуска» пресветлого препода по горе, а ботинка нигде не наблюдалось.       — Ну и ладно, — почуял конец пути Иван Брониславович. — Подумаешь, полдня без ботинка похожу. Пойдемте быстрее.       Я даже не нашла, что тут можно возразить.       — А вы-то как, не поранились? — потирая поясницу, осведомился Котович.       — Нет, все нормально, — успокоила я его.       Мы разыскали брошенные сумки и двинулись дальше.       — А может, с магами связаться? По тому устройству связи, которое они дали, — вспомнил Иван Брониславович.       Я на ходу порылась в сумке и вытащила на свет маленький металлический слиток. Но тот был безмолвен, кочуя из рук в руки.       — Он же активируется, только если точка закроется раньше, — вспомнила я в свою очередь.       — А-а, точно…       Зато ориентиры появления точки перехода мы оба помнили наизусть. На склоне горы будет одинокое сухое дерево с живой верхушкой, рядом валун почти правильной кубической формы, а правее них пещера.       — Кажется, земля опять дрожит, — пробормотал Иван Брониславович.       — Надеюсь, что кажется.       — И почему именно когда мы здесь оказались, такое началось. Что за закон подлости. Ай!       — Что с вами?       — Камень. Острый. Наступил.       — Крепитесь, здесь их еще много. А вообще, я… Ай! — теперь от неожиданности вскрикнула я, схватившись за препода для устойчивости, потому что земля под ногами ощутимо толкнулась вновь.       В голове мелькнула ненужная мысль о том, сколько баллов можно дать этому землетрясению, а в следующий момент мы оба лежали, не удержавшись на ногах от сильной тряски. Сверху порадовал очередной камнепад. Котович подполз, закрывая мою голову руками. Я вслепую нашарила его рукав и вцепилась, дабы не вздумал повторить свои кульбиты.       Земля тряслась намного сильнее первого раза. Я лихорадочно пыталась вспомнить, как надо вести себя при землетрясении, но из головы все вылетело, кроме статьи из «Краткой энциклопедии экстремальных ситуаций», которую читала в детстве, о том, что делать, если вы в машине упали в реку. Что за жизнь, ни машины, ни реки…       Мозг все-таки не подвел, чуть позже вспомнилась нужная статья, но там были правила поведения при тряске в жилом доме.       — Надо встать в дверной проем! Почему их тут нет! — крикнула я.       — Что-то взорвалось! — отозвался Котович.       Я открыла глаза и повернула голову.       — Это не взрыв!       На моих глазах метрах в десяти от нас разрасталась и пульсировала яркая точка света в пространстве.       Мы замерли.       — Ползем! — и Иван Брониславович отважно ринулся вперед в на четвереньках.       Свет от точки перехода, а это была именно она, ослеплял золотистыми и белыми всполохами, переходящие в яркую зелень, а затем снова в золото. Он отличался от вспышек телепортов, которые довелось увидеть.       Сильно мешал град из камней, нещадно катившихся по склону.       «Опоздаем, опоздаем!», — предательски колотилось в мозгу.       — Давай бегом! — протянул мне руку Иван Брониславович, поднимаясь на свой страх и риск.       Я поднялась следом и рука об руку, пригибаясь, мы рванули к открытой точке перехода.       Она билась быстрым пульсом, росла, слепила.       Балансируя на трясущейся тропинке, мы на скорости прыгнули прямо в центр, зажмурились, как оказалось — проскочили сквозь. И открыли для себя, что точка была не наша.       Отпустив руку Котовича и уже не обращая внимания на землетрясение, я развернулась и увидела, как в круге света постепенно появляется чья-то фигура, сидящая на земле.       Недалеко от нас на тропинке земля разошлась в извилистую трещину.       Ослепительно вспыхнула льющаяся из источника радуга и пропала, оставив золотистое свечение вокруг человека на тропинке.       Одарив напоследок самым сильным и резким своим толчком, земля успокоилась, а мы обрели, наконец, равновесие.       Трещина на тропинке схлопнулась.       Последний камешек выбрал на этот раз голову ойкнувшего Котовича.       Услышав звук, пришелец из неведомых далей отнял от лица руки, медленно встал и оглянулся, уставившись в изумлении.       Не менее пораженно смотрели и мы на девушку с копной русых волос ниже плеч, в черных джинсах и черной футболке с изображением волка.       Через пару секунд золотистый свет, обрамлявший ее, исчез. Точка перехода закрылась. Катя.       Сегодня ночью я вообще не сомкнула глаз.       Пришла пора возвращаться домой с учебы по обмену. Вечером самолет, а я летать боюсь просто до жути. Ко всему, голова была забита мыслями о том, как бы что не оставить, сумка перебрана и переупакована раза четыре, а руки от нервов роняли все подряд.       А теперь еще и паук.       С утра пораньше, еще до завтрака, я решила сходить в магазин и купить то, что оставила на самый последний момент. Оставила не по своей воле, конечно — обстоятельства же, они сильнее. Они коварны и беспощадны, именно так, и не иначе.       А возвращаясь, я имела счастье познакомиться со здоровым паучарой, который нагло расселся на ручке входной двери.       Нет, может, паук был вовсе не здоровым, для тех, кто их не боится. Но лично для меня эта тварь в данный момент злобно хихикала и с каждой секундой увеличивалась в размерах, чтобы затем напасть. И не сожрать, но просто потюкать меня по плечу одной из лап - этого будет вполне достаточно.       Боясь пошевелиться, потому что вокруг могли быть его сородичи, о которых я не думала все время, пока находилась здесь, а теперь вот вспомнила, я галлюцинировала на почве разыгравшейся фобии перед входной дверью. Паук строил коварные планы. По спине катилась капля пота. Пакет в руках стал весить тонну. В душе бушевали смерчи, вспыхивали сверхновые и трагично погибал здравый смысл.       Милая хозяйка дома, у которой я жила, еще спала. Будить ее не хотелось, и как назло, никто не шел мимо, лишь в начале улицы проехала и пропала из виду машина.       Начал накрапывать дождик.       Ну вообще отлично.       Ладно, может, ему не захочется мокнуть и он уползет к себе в домик.       «Или к тебе в сумку», — пообещал монстр на дверной ручке.       — Заткнись, — прошептала я.       Мозг стремительно забывал о том, что был разумен. Дождик капал все сильнее, и я поняла, что первой точно надоест мне — ручка уютно пряталась под навесом.       Да что же это такое, я взрослый человек, почему я должна бояться каких-то там восьмилапых тварей!       «Должна. Бойся меня».       — Пошел ты.       Ну, приехали. Уже дискутируем. Кому рассказать, пальцем у виска покрутят, и правильно сделают.       Все, надо взять себя в руки. Сколько можно мяться у двери и придумывать несусветный бред. Сейчас я протяну руку, потрясу пакетом, он испугается шума и уползет.       «В сумку».       — Ты ее не найдешь.       «Второй этаж, направо?».       Мама-а-а-а-а… За что-о-о-о… Зачем я сюда поехала вообще, зачем стала учиться на отлично, из-за кого!..       Мысли о светлейшем образе придали сил. Ну все, теперь меня ничто не остановит, я все смогу! Я победю паучару, я полечу на самолете, я даже умудрюсь не простудиться, и завтра же приду в универ, а там…       О точно, надо стукнуть по двери! Как же я раньше не додумалась. Он почувствует вибрацию и свалит. Я — самая умная и храбрая, и настал момент злобному монстру ответить за все мои первобытные необъяснимые страхи.       Я протянула руку.       Полыхнула ослепительно белая вспышка молнии.       Сразу же следом ударил гром.       Паук дернулся, заперебирал лапами и пополз вниз по двери.       Это был конец.       Я истошно взвизгнула и в следующий момент поняла, что удираю через соседские лужайки наперевес с пакетом. Останавливаться нельзя — догонит.       Здравый смысл воскрес только через десяток секунд и я, не глядя по сторонам, сбавила скорость, постепенно переходя на шаг.       Ослепила следующая молния, а вот гром где-то потерялся, наверное, гроза уходит.       Вот ведь я дура. Надеюсь, никто не видел.       Но обратно я пока не вернусь, погуляю, пожалуй, вот и дождик перестал. И врагу надо дать время уползти подобру-поздорову. Он же сам меня боится. Жаль только, что это понимание всегда приходит ко мне слишком поздно.       Под ноги попался крупный камень, конечно же, я споткнулась, по-другому не умею. Откуда здесь такие валуны?       — Откуда мы знали, что будет еще одна точка, — произнес знакомый голос, и после этого мне заложило уши, будто я резко оказалась на большой высоте.       Я открыла рот, одновременно удивляясь и прогоняя заложенность.       В нескольких метрах спиной ко мне стоял Иванушка.       Что он тут делает, в этих горах? Стоп. Что?!       Кажется, рот я разинула еще сильнее, на миг забыв про своего суженого и разглядывая местность, ничем не похожую на тихий утренний пригород другой страны.       И все же, что здесь делает Иван? Или что здесь делаю я?       — Иван Брониславович, — прошептала я, боясь поверить в реальность происходящего, но не упуская возможности полюбоваться обросшим и растрепанным затылком.       Котович услышал, повернулся, поджимая босую правую ногу и изрядно напугав расцарапанным лицом с краснотой под припухшими глазами.       Но все мгновенно забылось после слов, что он произнес своим чудесным голосом.       — О! А я вас знаю. Вы… Светлана… Нет, Эльвира… Вы студентка с какого-то курса, из какой-то там группы… Хм… Как же вас…       Сердце пропустило удар.       О, любовь моя, ты помнишь, ты меня помнишь! Ну и пусть, что имя забыл, мы давно не виделись, и это такая чепуха. Я тоже тебя люблю!!!       Я растопырила руки, чуть перевешиваясь пакетом, и двинулась скорей ему на встречу, готовая принять в свои пылкие объятия.       — Котик?! — послышалось из-за спины Иванушки.       — Лина?!       Котович остался где-то сбоку, а мы добежали друг до друга, обнялись, по привычке изо всех сил хлопнув друг друга по спине и стали одновременно вести светскую беседу.       — Линка, ты как здесь, откуда?! Прикинь, там паук — вот такенный, жуткий просто паучара, сидел на двери, все ему по фиг! Наглый, жирный, скотина, лапы — во!       — Какое сегодня число, Кот, число, скажи мне дату?! Откуда ты здесь взялась?! Быстрее, дату, Катя!       — Ой, не тряси, да 10-ое с утра было… О, Кэт, привет! У меня самолет вечером, а вы тут что, тоже по обмену? Ты мне сюрприз хотела сделать? А почему тут горы и куда дома все делись? А с кем подрался Котичка, он ведь победил? А паучару того, ты бы видела, жесть, меня чуть инфаркт не… Кэт?       Мы одновременно повернули головы на девушку в футболке с изображением волка, стоящую поодаль. Кэт.       — Кэт! — заорала я, бросаясь теперь к ней.       Кэт крепко схватила меня за предплечья, хотела что-то сказать, но промолчала. Она будто разрывалась между радостью от внезапной встречи и какой-то сильно тревожащей мыслью.       — Катька, — выдохнула она, пару секунд вглядываясь мне в глаза и затем крепко обнимая.       — Точно, Катька! — радостно воскликнул Котович. — То есть, Екатерина конечно же. А я все вспомнить не мог…       Точно, Иванушка! Как же я забыть могла…       Мы с Кэт развернулись к нему, и аккурат в этот момент Иван Брониславович заискрился и стал светиться. Точнее, пространство вокруг него.       — Лина, — растерянно позвал он.       — Что это? — удивилась я, наблюдая, как ореол света разросся в одну из сторон, словно был рассчитан на двоих, Котович стоял справа, слева же место пустовало.       — Ща вознесется, — предположила Кэт.       До этого я не помню, чтобы видела у Линки такое ошеломленное лицо. Она дернулась в сторону Иванушки, перевела взгляд на нас, оглянулась зачем-то назад. Вновь рваный шаг в сторону Котовича и остановка…       — Лина, оно возникло... Мы ведь не на месте, я ничего не понимаю… — начал он.       Стойте, я не могу допустить, чтобы мой Иванушка куда-то там вознесся или просто исчез. Мы нашлись, и теперь должны быть вместе.       — Иван Брониславович! — бросилась я к возлюбленному, что в ярком свете был похож на херувима с фингалами, которые получил наверняка в борьбе со злейшим злом. Он у меня очень добрый и справедливый.       Я подбежала к нему и протянула руки, подойти вплотную не давало что-то невидимое. Напрочь забытый пакет все также болтался у меня на запястье.       Котович посмотрел на меня, на него, вопросительно поднял бровь и что-то сказал, но я не услышала ни звука. А он беспрепятственно протянул руку из своего круга света, аккуратно снял пакет с моей руки и пропал в ярчайшей вспышке.       И сразу стало тихо, сумеречно и пусто…       Еще и легко из-за пропавшей тяжести пакета. Но Иван исчез.       Оказывается, Лина тоже успела подойти, но не так близко, как я, и сейчас она смотрела левее того места, где стоял Котович, сжав губы и кулаки.       Кэт позади чихнула.       А я поняла, что вот сейчас — в этот самый момент — меня лишили всего счастья целиком, отломив от него кусочек.       Рядом стояли лучшие друзья. Но прямо из-под носа увели моего Иванушку.       — Ну, ну, ну, ну куда?! — закричала я в немое жестокое небо.       Хмурые свинцовые тучи молчали, не зная по природе своей жалости и сострадания. Иван Брониславович Котович.       Девушка быстро шла по тротуару, тщетно пытаясь согреть заледеневшие руки в карманах. Она очень устала сегодня на работе. Возникло много неожиданных проблем, вредные и непонятливые клиенты фирмы изрядно пошатали нервы, добавляя к изначально плохому настроению еще больше негатива.       Девушка торопилась. Она не любила и побаивалась темноты на улице, а еще она очень переживала. Куда-то запропастился ее любимый. Да, они немного повздорили с утра, но не до такой же степени, чтобы не брать телефон и вообще его выключить. И его лучший друг понятия не имел, где он, и его родители, и на работе не появился. Это совсем на него не похоже.       Девушка дрожала под зимней шубкой, сжав кулаки в карманах, но причиной дрожи вряд ли был холод. Ее всегда трясло, когда она сильно нервничала. Было стойкое и тянущее чувство, словно его нет уже, наверное, несколько месяцев. Гнетущая тоска не покидала весь день, и если сейчас его не будет дома, а телефон продолжит молчать, она пойдет в полицию.       Девушка вошла в темный, без единого фонаря, двор, и прибавила шагу, желая скорее подойти к подъезду.       Внезапная вспышка, будто от фотокамеры, ослепила ее, заставив зажмуриться и остановиться. За вспышкой последовал звук падения и сдавленное оханье.       Девушка открыла глаза, лихорадочно нащупав в кармане телефон, выхватила, нажала кнопку включения фонарика. И едва не выронила. Луч слабого света выцепил из темноты шагнувшего к ней человека.       С синяками под обоими глазами, помятый, встрепанный, обросший, но гладко выбритый и с идеальными стрелками на брюках, без куртки, в рваной рубашке и одном ботинке, на свою Девушку пристально смотрел своими ясными голубыми глазами Иван Брониславович Котович.       Пакет, который он держал, выпал из рук, и теперь преподаватель возвышался над 8 упаковками отбеливающей зубной пасты, обещавшей на английском языке без перевода белоснежную улыбку, как у голливудских звезд, и 10 пачками конфет с арахисовым маслом.       Иван Брониславович пригладил челочку и дерзко задал неожиданный даже для себя вопрос. Но сейчас он интересовал его больше всего на свете, остальное же совершенно неважно.       — А вот такого ты меня любишь?..       Онемев от неожиданности, отчаянно пытаясь осознать все происходящее, и все равно ничего не понимая, безумно счастливая от того, что — он наконец пришел, он здесь, он рядом — Будущая Жена протянула руки.