Квест для лузеров

Джинн-хозяйственник оказался не похож ни на кухонного джинна, ни на смуглого, бородатого арабеса в чалме из человеческих сказок. Отпершее Вамматар существо напоминало, скорее, огромного кошака. Злющего кошака, заметьте, и черного, как ночь, с короткими, слегка изогнутыми козьими рожками, торчащими из нагладко прилизанной шерсти над прижатыми к круглой голове ушами. Распахнув дверь, сей кошак окинул топчущуюся на пороге скромницей демоницу и ее коленно-преклоненного раба взглядом, в котором явственно читалось: «Не влезай, ебанет — костей не соберешь по закоулочкам», и мяукнул, сощуривая топазово-желтые раскосые очи: — Здравствуй, доченька. Что, новой собственностью хвастаться пришла? Долгонько добиралася… Уж третьи сутки терпеливый ждун. Вамматар порозовела красивым лицом, потупилась. — Простите, батюшка, — промолвила виновато, ковыряя носком унты стык между плитами пола. — Заигралась ваша бедовая дщерь, совсем потеряла счет времени. Не ругайте сильно, а? Кошак ухмыльнулся, демонстрируя много-много острых, белых зубов, — акула отдыхает, — и лукаво подмигнул Олегу: — Привет, собственность. Выглядишь бодрячком. Не запорот, не заморен. Рад познакомиться, Нянапан. А вас? — И… протянул для пожатия ла… нет, руку. Пятипалую, по тыльной стороне кисти покрытую шелковым черным мехом, с аккуратно подпиленными, не втягивающимися когтями. Не целовать — именно для пожатия, розовой голой ладонью вверх. На мохнатом запястье джинна матово поблескивал потертый, широкий бронзовый браслет с цветными каменьями. Наверняка древность-древностей, из какого-нибудь кургана выкопан. Помнящий — перед ним нелюдь, Олег заробел и фамильярничать с кошаком не решился, попятился, трусли… нет, предусмотрительно прячась за юбку хозяйки. Укусит еще, или пнет, или поцарапает… — Еж…ик…ик, — представился из-за укрытия сдавленным голосом через напавшую икоту и добавил на всякий случай: — Госпо…ик…дин. Няняпан навострил уши. — Кто?! — ярко изумился он. — О времена, о нравы! Вот, в римскую эпоху мальчиков называли — Александр, Виктор, Николь, Авраам, Ханука! Звучно, гордо! — Выхухоль, — шепотом подсказал невольно начавший улыбаться Олег, высовывая нос из засады, и джинн погрозил парню пальцем. — Похухоль и Нахухоль, — фыркнул, веерами распушивая холеные усищи. — Умница, отрок, понимаешь шутки. Одобрямс. Причесать бы тебя еще, Ежикик — и можно в артисты. Олег недоуменно вскинул брови домиком. Это вот этим веселым, симпатичным существом его стращала Вамматар? Точно? Воистину ужас, летящий на крыльях ночи. Приснится — окочуришься от разрыва сердца, предварительно обмочившись. — Я не Ежикик, милостивый Господин, — поправил парень, смелея, — Ежик. Так решила Госпожа хозяйка. Няняпан поскреб когтями под подбородком и за правым ухом, будто его донимали блохи, и встрепенулся. — Что ж я вас в коридоре-то держу! — мяукнул. — Ах, мое хваленое гостеприимство! Брысь отсюда, полуношники! — и с грохотом захлопнул дверь. Щелчок язычка замка… — Красный коврик-дорожку не подвезли! — рявкнул из-за двери. — Приходите завтра! Круто раздобыли гребень, занавес. Джинн-хозяйственник — милейшая личность. Подпрыгнувшая от неожиданности Вамматар зашипела, как гадюка, которой прищемили хвост, Олег взрогнул и побледнел. — Госпожа, — позвал с колен, пугаясь, — мы где-то налажали? Храмовница отмахнулась — мол, отстань, придурок, не до тебя — и, повернувшись к двери спиной, горестно вздохнула. — Придется вышибать, — сообщила в пространство с угрозой. — Зря вы, батюшка, жадничаете родной кровинушке кружечки горячего чая. У вас двери лишние, да? Неизвестно, услышал ли Няняпан сказанное дочерью, но едва запертая им дверь распахнулась опять. — Я те вышибу, — пробурчал взърошивший шерсть на загривке кошак, отступая вглубь кваритры. — Растил-растил, холил-лелеял, вырастил террористку. В ОМОН запишись, боевая рогатая единица, коли силушку богатырскую девать некуда. Не заржать было сложно, ну, Олег с Вамматар и заржали, дружно, искренне и свободно. Человек — недоенным коником, демоница — нажравшейся хмеля шалой кобылицей. Няняпан мрачно позыркал на обоих, потрогал собственные рожки и счастливо зачеширился. — Мои гены, — изрек. — Анализ ДНК не требуется. Блядь. Ну, занавес же. За-на-вес. Антракт, негодяи, пятиминутка здорового, бодрящего хохота. Не пропадайте.

***

— Батюшка, — сквозь смех всхлипнула Вамматар, крепко обнимая зубасто сияющего джинна, — не льстите себе, у меня от вас только лапки! Ответно притиснувший дочь к груди Няняпан закрутил головой, зафыркал. — А характер? — он забавно сморщил влажный, бархатный нос. — Ты забыла про характер, девочка! Характер — мой! На четвереньках вползший следом за Вамматар в обиталище джинна Олег привычно заткнул рот кулаком, давился и икал. Парню показалось неприличным хихикать в присутствии Господ, помнил — он раб. Натирающий шею ошейник не позволял забыть места. Попутно — оглядывался, пытаясь сообразить, куда попал. Пещера и пещера, весьма просторная, с низким сводом, скудно освещена забранной в металлическую лампой накаливания ватт на сорок. Вдоль стен — сундуки и коробы, на стенах — заваленные не разбери чем широкие полки. Пол выстлан чисто выметенным серым войлоком. Кладовка и кладовка, неуютная, но теплая. Холостяцкая. Хозяйственное помещение, короче, худо-бедно приспособленное под жилье: прямо напротив дверного проема — разобранный, продавленный старенький топчан, ровесник Брежнева. Скрипучий, небось — жесть. Рядом с топчаном — простой, перевернутый кверху дном фанерный ящик — типа стол — с синей надписью на боку большими буквами по диагонали: «БалтикШпрот2015». На ящике — раскрытая тетрадь, несколько карандашей и ручек в граненом стеклянном стакане, жестяная, помятая кружка и раскупоренная бутыль с янтарной жидкостью. Судя по благородной, с золотым тиснением, этикетке — элитный виски. Ой, не чаем сыты джинны, не чаем… Бухают, гады, и не закусывают. Еще — не делятся выпивкой. Скряги поганые. Обласкав пузырь голодным взглядом, Олег загрустил. Залить бы сейчас за воротник две-три рюмашки, — без разделяющих их тире, — расслабиться, согреться изнутри и хоть ненадолго позабыть чудовищную реальность. Правда, на завтра будет соответственное жестокое похмелье и Госпожа, скорее всего, за пьянку не приголубит… Пусть. Поркой больше, поркой меньше. Мозг страстно требовал перезагрузки. Пока парень сокрушался — утащить вискарь незаметно не получится, не фокусник, Няняпан и Вамматар сочли — наобнимались достаточно, и отстранились друг от друга. — У меня лишь одна кружка, — мурлыкнул джинн. — Твоя собственность останется трезвой. Вамматар изогнула пухлые губы в презрительной усмешке. Шагнув к «столу», демоница небрежно вытряхнула из стакана писчие принадлежности на тетрадь. — Я не уроню своего Верхнего достоинства, разделив мою порцию с сабмиссивом, с которым, как бы, целуюсь и сплю в общей постели, — укоряюще качнула рогами. — Не жмотничайте, батюшка, ваши поклонницы-нимфы вам еще надарят. Няняпан кхекнул, но промолчал. А молчание, известно даже пьяному в драбадан, заблудшему в непроницаемом тумане Ежику — знак согласия. Покивав джинну, Вамматар по-кошачьи грациозно сцапала бутылку и, не скупясь, почти до краев плеснула в освободившийся стакан виски, не расплескав ни капли. — За вас, батюшка, — подняла стакан. — Чтобы ваши рога наконец заветвились и превратились в оленьи. Провозглашенный демоницей тост буквально источал яд и явно содержал неприятный для Няняпана намек — джинн кисло скривился, прижимая уши. — Ох, и злоязыкая же ты, о плод моих чресел, — обиженно набычился нелюдь. — Вся в матушку. Хорошо хоть не шалава, как она, блюдешь честь рода. Вамматар поднесла стакан ко рту и отхлебнула осторожный глоточек. — Какого рода-то? — возразила женщина ехидно. — Дедушки Пана с бабушкой Тласоль или наделившей тебя рожками мамулечки? Не родня — бордель, шлюха шлюхой погоняет. Няняпан отобрал у дочери пузырь и глотнул из горлышка. — Не покушайся на мои рога! — мявкнул он, занюхав предплечьем. — Как без рогов-то, если вокруг — сплошные козы с баранами? Забодают! Я — ваш пастух! Прифигевший Олег слушал препирательства жрицы и джинна, уронив челюсть. Высокие в Храме отношения между ближайшими родственниками — а-ху-еть. Сообразивший — стал невольным свидетелем не предназначенного для его ушей разговора, парень тихой мышкой сантиметр за сантиметром задом отползал обратно в коридор, благо, Няняпан не запер логово. Собирался утечь, пока живой. Вспомнят о нем нелюди — хана котенку. Добрался до порога, жопкой вперед просочился в щель между дверью и дверным косяком и присел у стены снаружи, безнадежно ссутулив спину. Поник головой. Бухнуть перехотелось напрочь. «Госпожу безопаснее подождать тут, — рассуждал печально, выковыривая ногтем из щелей между каменными плитами пола мелкий сор, — шкурка у меня не казенная. Эти нассорятся вдоволь, помирятся и злость сорвут на ком? На рабе. Спасибо, обойдусь». Унывал недолго, примерно с четверть часа. Вамматар вылетела из обиталища батюшки, шипя и плюясь, клокочущая от распирающей ярости, потная и пунцовая — фурия-фурией, прижимая к подпрыгивающим в глубоком декольте сочным сиськам ворох шмотья. От души долбанула дверью — стена аж содрогнулась, со свода-потолка коридора посыпался песок — и опустилась рядом с ним на корточки. По-бабски влажно шмыгнула носом. — Я добыла тебе гребень и одежду на смену, Ежик, — сказала ласково. — Ты рад? — подалась вперед, уткнулась лицом Олегу в плечо и отчаянно разревелась. Не сомневающийся в правильности совершаемого, Олег обвил гибкий стан демоницы обеими руками и притянул подвывающую, съехавшую с катушек хозяйку к себе вплотную — волос не пролезет. Загладил по спине, по волосам. У Госпожи сдали нервы, естественная реакция после общения с подобным папашей. Увести бы глупышку отсюда, да поскорее, но парень не помнил дороги к покоям храмовницы, увы. Запутался в бесконечных коридорах, поворотах и лестницах, не чувствовал направления. — Госпожа, — шептал, укачивая женщину в объятиях, словно та была маленькой, нуждающейся в защите девочкой, — Госпожа… Не плачьте… Мне больно от ваших слез… Госпожи… они не железные. Ну, на кого еще опереться молодой, наивной хозяйке в мрачном, холодном мире подземелий среди сонма бессмертных, пресыщенных тысячелетиями жизни, облеченных безграничной властью родственников, если не на человека, пока не разучившегося сопереживать? — Не плачьте, веки опухнут, покраснеют, — повторял снова и снова, по-братски целуя льнущую, пахнущую пьянкой на летнем лугу у потрескивающего костерка жрицу в лоб и ладонью осторожно вытирая капающие из ее погасших очей абсолютно человеческие, соленые слезы. — Ваш раб с вами, вы — замечательная, клянусь… Самая лучшая в Храме… Самая добрая, самая красивая, самая чуткая, самая рогатая… Мне другой не надо, только вы, у вас лапки… Парень плохо врубался в то, что мелет, растворялся в странных, выворачивающих наизнанку ощущениях и щедро делился с переставшей изображать богиню, расклеившейся хозяйкой душевным теплом. Отныне не раб и не собственность — соратник. В чем? Да во всем. Как карта ляжет. *Тласоль, она же — Тласолтеоль — богиня плодородия, пожирательница грязи, покровительница грешников у древних ацтеков. *Нян — по-японски «мяу». В сочетании с Пан — получается, видимо, египетский бог кошек. Смешались в Храме разные древние боги, ой-ва-вой…