У нас слишком много не рассказанных историй

Её волосы - растрепанный беспорядок длинных локонов цвета серебра, раскинутый по тонкой белой наволочке. Он боится лечь и придавить, раньше она всегда была чувствительна к тому, что касается её волос. Впрочем, сейчас больше всего он хочет наблюдать, смотреть на то как меняется цвет её лица от падения лучей заходящего солнца, как выкрашивается её кожа под отблесками уличных фонарей нового века. Магия, что так легко управляется ею, не дает ему уйти дальше, чем она может подчинить пространство. Внутри этой сферы - пузырь тишины и спокойствия. Сюда проникает только свет и чистый воздух, словно только что взятый из лиственного леса рядом с рекой. Нет ни звуков, ни пыли. Он не хочет оставлять её даже на минуту. Её тонкая рука легко лежит поверх него, белое колено закинуто на его ноги. Ему надо всего лишь чуть сместится, чтобы полностью оказаться под ней и задохнуться от её волос. На её спине шрамы рисуют ветви терновника и звездное небо. Звезд прибавилось за семьдесят лет. Ранее, она была полностью скрыта им. Прижималась к нему так, словно не хотела оставить и дюйма пространства, и он повторял за ней. Ранее, он прятал голову в изгибе её шеи и шептал на ухо всё то, что хотел рассказать ей на падающем самолете, среди трупов читаури и в ожидании её прихода. Она выгибала спину ему навстречу, держалась за его руку и откидывала голову ему на плечо. Ранее, она опиралась на его плечи, очаровывая лейку душа. А после держалась только за него, царапая спину до крови, окрашивая воду в легкий розовый, не видный без усиления глаз. Её бледная кожа алеет от прикосновений его губ и рук, поразительно блестит в равнодушном свете фонарей и скрывает под собой истории, которые он помнит и не знает. Глэдис за эти годы стала другой не так как он. В её глазах то, что раньше было едва заметной искрой, теперь горит ведьмовским огнем посреди торфяного болота. Как на том шабаше, среди холмов Уэльса. Её тело - даже сейчас - словно натянутая струна, которая вот-вот отпустит стрелу. А магия - тот самый трут, что подожжет вражеские укрепления. Он хотел бы перестать смотреть на неё, ужаснуться изменениям и сожалеть о том, что не прислушался к предупреждениям семидесятилетней давности от старого пастора с впалыми глазами, что обвенчал их. Но, не получается. Это может быть эффектом сыворотки, кожным голодом или желанием знакомого присутствия. Его это не волнует. Просто то, что она в его руках уже делает мир вокруг более простым и не таким ярким. Он больше не должен фильтровать звуки и запахи, опасаться того, что провалится в бессознательное созерцание одного из необычных цветов современного мира или замрет посреди улицы от чего-то привлекшего его внимание. Её кожа под его руками отвлекает от грубых тканей и неровных выступов нитей. * Первое, что она видит открывая глаза, это его лицо. Четкое, ясное, видимое до самой тонкой нити зеленного в радужке, что обычно теряется за пресловутой голубизной. Да сыворотки его глаза были больше зелеными, чем синими. - Мне нравится так просыпаться, - она едва слышно шепчет, легко касаясь кончиками пальцев скул, заводя руки за шею и перебирая короткие волосы на затылке. Подтягиваясь, вкладывая не произнесенные слова в его губы, целуя. - Мне тоже, - он прерывает поцелуй на краткий миг, а затем аккуратно её соблазняет на еще один раунд. * Они не прерываются, когда его телефон настойчиво звонит из кучи брошенной одежды у входа в квартиру.