Белое Рождество

      В маленьком лесном домике сидели двое. Девушка в белом платье, со светлыми волосами и с печальным взглядом, и светловолосый же юноша — робкий, скромный, красивый в этой скромности и деликатности.       В доме не было ни ели, ни венка на двери, только несколько высоких, красивых свечей. Девушка вязала на спицах что-то белое и воздушное, как она сама, но сейчас отложила рукоделие и наконец подняла глаза на юношу.       — Очень хорошо, что вы смогли приехать, мой милый Рауль. Я ждала вас почти четыре месяца, а вы все не возвращались... это была самая грустная и страшная осень, которую я когда-либо переживала. Ждать и не знать, вернетесь ли вы... Я бы охотнее ждала вас в Париже, а не здесь, где жуткие мысли наполняли мою голову. Вы мой самый дорогой друг, и я так боялась... Прошу, не мучайте меня больше! Давайте уедем отсюда, ну?       — Кристина, — его голос звонко зазвенел в полумраке. — Вы же сами хотели переехать сюда! Я мчался сюда, и вы предлагаете все бросить и мчать назад, но уже с вами? И что за темноту вы здесь устроили, милая моя? Ну же, Кристина, зачем вам это... Посмотрите, вы же вяжете при таком свете!       Она долго смотрела на него, точно бы впервые видела.       — Рауль, Рауль... — нараспев повторила Кристина. — Я вижу в этой темноте гораздо больше, чем вы думаете...       "Вижу его глаза, — подумала она, — вижу снова и снова этот взгляд измученных золотисто-ореховых глаз... и я его не спасла. Не остановилась и не спасла. Он говорил — умрет без меня, умрет! И я должна была ему помочь, должна была. Но куда уж... я бросилась бежать, я покинула его..."       — Да что за бред! — он встал и зажег несколько других свечей, которые в изобилии были расставлены по комнате. Зажег — и осекся, взглянув на них.       Свечи словно бы выплывали из стен, напоминая ему усеянное огнями подземное озеро, через которое увозил их обоих когда-то грозный хозяин Оперы. Призрак сказал тогда обессиленно его Кристине: "Останься", но она лишь покачала головой. Рауль помнил то, как они смотрели друг на друга: мольба и нежность во взглядах у обоих, но рука Кристины в его руке, это тихое "уведи меня, прошу, уведи"...       Как она не сошла с ума, сидя в одиночестве тут эти месяцы и вспоминая ту ночь?       Рауль потрясенно смотрел на Кристину, а та — на петли в своем вязании.       — Сочельник будет через пару дней, мы можем успеть в Париж к этой ночи, — Рауль сказал это и поразился тому, как легко он признал этот факт — им надо вернуться. Его Кристине надо вернуться. Она должна узнать, чем все кончилось, должна перестать тешить себя надеждами на то, что Эрик все еще жив...       Рауль прежде ненавидел своего соперника: сложно было любить человека, который пытается тебя убить, и похищает твою невесту. Но сейчас он понимал другое: несмотря на то, что он был смертельно опасен и не мог принести Кристине ничего, кроме боли, он был ей необходим. Его милое северное дитя с наивными глазами не была более такой, не была прежней Кристиной. У них с Эриком было что-то не сказано, не понято, не прощено — и Рауль знал: одна жизнь на двоих, как Эрик ей тогда сказал.       Кристина подняла на него удивленный взгляд и коротко кивнула, а потом с жаром ответила ему коротким же "Едем завтра же!".

***

      Кристина бежала по ступенькам Оперы, и Рауль едва поспевал за ней. Его невеста ориентировалась в этих коридорах так, словно бы по сто раз спускалась сюда. Может, так оно и было...       В Париже опять не было ни снежинки, город был серым и грязным — все так, как и любой скучной французской зимой. Мечты Рауля о прогулках на лыжах среди снежных красот растаяли еще по пути из Швеции домой.       — Кристина, подождите!       — Не могу, — откликнулась она со слезами в голосе, — не могу! Мне надо как можно скорее... как можно...       Рауль понимал и не понимал ее. Он следовал за ней, надеясь, что этот раз не сулит ему скорое заточение в зеркальной комнате или петлю на шее.       Кристина упала на колени на ровном месте, и Рауль хотел было ей помочь, но он тут же услышал тихий стон и остановился.       Это было невозможно. Невозможно, чтобы он был жив.       — Кристина... — едва слышный шепот, но для Рауля он был подобен грому. — Эрик не умер... пока...       — Я вам этого не позволю! Пожалуйста, не оставляйте меня... я не могу без вас, вы вся моя жизнь... — Рауль молча слушал. Не было ни ревности, ни боли — только странный звон в ушах. — Пожалуйста, Эрик, я приехала к вам... я не хочу, не хочу без вас!       Рауль видел, как тот пытается подняться, но даже встать на четвереньки для него не по силам. Он видел, как Кристина трясет его, как плачет...       Он не мог иначе.       — Эрик, — тихо произнес он, выходя из тени. — Позвольте мне помочь. Ради Кристины...       Эрик наконец посмотрел на него: удивленно, как-то странно... Рауль помнил его совсем худым, но сейчас все было еще печальнее.       — Ради Кристины... — Рауль взглянул на нее: у нее по щекам текли слезы, и эти слезы из-за другого причиняли ему сейчас все ту же боль, что и прежде, но что-то изменилось.       Эрик молчал: видимо, что-то обдумывал, а потом слабо кивнул.       Рауль поднял его на руки: Эрик был легче даже Кристины, его била дрожь, глаза были закрыты, и Рауль нес его, следуя за Кристиной. Маска была на нем, но болталась: так исхудал ее обладатель, и Рауль предпочитал смотреть на Кристину.       Позже, когда Кристина ушла наверх с радостным "Я куплю все для легкого бульона", Рауль сидел в кресле в ее комнате в подземном доме и пытался понять, зачем он здесь.       Эрика занимали те же мысли, судя по всему. Он лежал, укатанный в одеяло, на кровати Кристины, но Рауль знал: тот не спит, хоть и молчит.       — Почему? — подал голос Призрак, и Рауль вздрогнул. В этом голосе никуда не пропала былая красота, она лишь немного была утрачена за ненадобностью. — Вы пришли с ней... я отпустил вас обоих! Или это был бред? Но она свободна, да?       — Она никогда не будет свободна — нельзя стать свободным от любви, — Рауль встал. — Я не могу запретить Кристине любить вас и не можете вы. Ей приносит боль ваша связь, но ее тоска куда хуже.       — Вы пришли с ней, чтобы защитить? От Эрика?       — Нет, от себя. Если бы вы были мертвы — она бы могла сделать глупость. Там, в Швеции, я увидел всю бездну того чувства, что вы внушили ей.       — Это не любовь, — Эрик вздохнул. — Она боится меня и жаждет моей музыки... но я не могу ее прогнать. Не хочу... не хочу умирать. Я столько... столько не дописал, не сделал... я хочу видеть ее каждый день, с собою... у меня нет иной веры сейчас.       — Я хотел бы уберечь Кристину, но у меня нет на это права. Вы не принесете ей ничего, кроме боли и смерти, но она выбирает вас. Я понимаю это, но...       — У Эрика нет прав на ее сердце... но прогнать Кристину он не в силах.       Эрик совсем ослаб и замолчал. Рауль по-прежнему мерил шагами комнату. Ему было страшно: казалось, что сейчас этот человек вскочит и убьет его, пользуясь доверием.       — Пусть она решает сама, — Рауль стиснул пальцы в замок. — Если таков ее выбор...       Его окатило огнем изнутри. Он добровольно отказывался от Кристины, но ведь когда-то Эрик сделал то же...       Эрик хотел заговорить, но замер, услышав что-то, чего Рауль не успел еще уловить. Спустя минуту и Рауль понял источник звука: тихие шаги Кристины. Он вышел встретить ее в прихожей.       — Рауль, помогите мне, — она протянула ему груду свертков. — Отнесите на кухню, это до конца по коридору.       Рауль обернулся у дверей кухни: Кристина уже исчезла в комнате. Он вскоре вернулся — и снова принялся подслушивать, сам того не желая и ненавидя себя за эту слабость.       — Дитя мое... уходите, дайте мне умереть! Зачем я вам, Кристина?       — Вы не хотите умирать, Эрик. Я это знаю, вы бы не позволили Раулю вам помочь, если бы хотели... Эрик, умоляю, вся моя жизнь — вам. У меня нет ничего, только вы...       — Но ваш мальчик... Он любит вас, Кристина. Он вновь спустился за вами в ад, как Орфей за Эвридикой.       — Орфей никогда не сможет забрать Эвридику из подземного царства... И вы путаете легенду — я Персефона, выбирающая Аида день за днем. Ангел мой, позвольте мне...       Рауль вздохнул и на минуту заглянул в комнату: Кристина склонилась над Эриком, и Рауль отчетливо понял: кончено, он здесь лишний.       — Кристина... Вы знаете, где найти меня в Париже. Берегите себя, — он окликнул ее, не будучи в силах уйти молча. Она повернулась.       — Спасибо... и с Рождеством.       — С Рождеством, Кристина, с Рождеством, — прошептал он, выходя из комнаты. Стены каменного лабиринта уже не казались столь незнакомыми, и он почти легко нашел выход.       Подставив лицо дождю под серым небом, Рауль постоял у Оперы несколько мгновений.       Это был ее выбор.