Медичи меня создали и разрушили. Леонардо да Винчи Так и мой дух, бегущий и смущённый, Вспять обернулся, озирая путь, Всех уводящий к смерти предречённой. Данте Алигьери, "Божественная комедия"
Конец августа 1516 Стук в дверь. Сидящий у стола человек обернулся, окинул отсутствующим взглядом небольшую комнату: — Войдите! Он ожидал встретить ученика, однако седовласый гость был ему не знаком. В полутьме мастерской подробно разглядеть его не получалось, хотя мастер сразу отметил достоинство в жестах – важно и спокойно склонённая голова, - и некоторую, трудно уловимую чуждость визитёра всей обстановке. Незнакомец сохранял молчание, и Леонардо, поднявшись, начал первым: — Кто вы? — Я тот, кто нуждается в пристанище. Только минуту назад мастер был погружён в думы о своём будущем, возможно, доме. В который раз пришлось вспоминать о встрече с королём Франциском I в Болонье. Правитель намекал, что таланты итальянца, коли родина уже не ценила их по достоинству, пригодятся у него. Хозяин повёл плечом: — Я не уверен, что тот, кому впору самому выбирать укрытие, сможет удовлетворить вашу просьбу. Гость скинул мантию и обнаружил наряд чужеземного покроя. Леонардо только подивился этому замысловатому одеянию, цветами – черно-красно-белые – и строгостью отдалённо напоминавшему священническую одежду. Но взгляд учёного невольно начал срисовывать для памяти странную форму одеяния. — Я пришёл просить, вы правы, маэстро, но кое-какую услугу смогу предложить и я. Визави вышел из тени и сделал несколько шагов к Леонардо, позволяя лучше рассмотреть себя. В осунувшемся лице его, обрамлённом курчавыми седыми волосами и небольшой бородой, оставила свой след долгая изнурительная дорога, может, сама жизнь. Усталостью сквозил тяжёлый взгляд, на утомление указывали круги под глазами, скуку немалого ума выдавали глубокие морщины на высоком лбу. Теперь молчал хозяин, надеясь на разъяснения. — Я хочу предложить вам сделку. Принимая во внимание неприятные, мягко выражаясь, обстоятельства, которые сложились именно сейчас, в отсутствие вашего покровителя*, я могу стать тем, кто обеспечит вашу безопасность. Разговор утратил туманность, и Леонардо понял назначение визита. Он уловил двоякость в речах внезапного гостя. Это был либо поверенный от Франциска I, либо скрывающий лицо посланник Папы. Второе даже с большей долей вероятности. Мастер предложил ему сесть, но сам остался на ногах. Пришедшего, между тем, казалось, нисколько не смутила подозрительность хозяина. Он невозмутимо подошёл к стулу и расположился на нём, явно приготовившись к длительному разговору. — Могу я поинтересоваться, отчего вы уверены в том, что у меня недостаточно друзей? — Мой осведомитель самый верный и точный, маэстро. Не хотите услышать его имя? — Извольте. — Леонардо да Винчи, - всё также негромко сказал посетитель и сделал паузу, предоставляя собеседнику время на то, чтобы отвергнуть догадки о шутке. – Ум, не дающий себе передышек, ум, который обнаружил непостижимые и скрытые для большинства колодцы познаний, ум, отвергающий границы для знаний... Я не сомневаюсь в его суждениях, а вы? Поэтому вы должны признать, как бесполезно справляться о покровителях, сегодня – защитниках, завтра – мертвецах или перебежчиках из вражеского лагеря. Сомнение, которое вы пытаетесь скрыть за нарастающим недоумением и раздражением, лучше чего бы то ни было говорит, насколько сильно вы колеблетесь, думая о поездке во Францию. И я разделяю ваши опасения – это может быть хитроумный способ избавиться от неугодного, но достославного мастера за пределами владений Святой Церкви, на земле противников. Что выберет Папа из появившихся возможностей - повод для предъявления претензий или благодарность за помощь Инквизиции (что более ожидаемо), - будет уже не столь важно для вас, потому что вы будете к тому времени в том же положении, в каком вскрываются тела, не знающие боли. Леонардо побледнел, и в скупом свете приближающихся сумерек морщинистое лицо его почти слилось с бородой. — Вам минуло 64 года, маэстро. Срок немалый для почтенного мужа, но всё-таки недостаточный для беспокойного естествоиспытателя. Я помогу вам наверстать время, пусть хоть год-два, ибо и этого вы можете лишиться. — Чужестранец, назовитесь, прежде чем я позволю себе выставить соглядатая или даже безумца за дверь, - голос хозяина был напряженным и властным, что странно сочеталась с уважительным тоном. Незнакомец отметил про себя, что учёный и в гневе балансирует на хладнокровной рассудочности, поэтому подавил смешок, почти сразу же протяжно вздохнув. Медленно встал и подошёл вплотную к Леонардо – бестактно для незнакомого. — Поверьте, маэстро, после моих признаний вам захочется определить меня не только в умалишённые, - едва слышно проговорил он. Мастер хотел было разразиться тирадой, но осознал вдруг, как замечательно походит его собеседник на него самого. Большой, с горбинкой, нос, гордые густые брови, своевольные широкие губы. Но больше всего, как в зеркале, замечательнее всего, самая сходная черта – глаза и взгляд, устало-непреклонный. Они помолчали. Первым улыбнулся Леонардо, извинительно, слегка: — Кто знает, не льстите ли вы себе, человек, не называющий имени. — Моё имя вам ничего не скажет. Я, однако, хочу сначала поделиться планом, чтобы раскрыть перед вами свои намерения. После этого вы перестанете мне доверять вовсе, и вот тогда я поведаю вам, если не выгоните, свою историю. — Если вам понадобился собеседник, который не перестаёт удивляться и при этом поверит многому, вы не ошиблись, придя в этот дом. Гость понимающе кивнул и продолжил: — Я стану вами, займу ваше место. Приму ваш удел. Мы усыпим бдительность недоброжелателей, по крайней мере, на достаточное время. Потому что вы, в свою очередь, будете скрываться во Франции. Якобы при дворе Франциска I. Озадаченный Леонардо выслушал немыслимое предложение, заметно мрачнея. — Это будет игра с двумя престолами. Святая Церковь убедится, что ваша персона больше не опасна, в то время как французская знать будет ликовать из-за того, что спасла гения прямо из-под ногтей алчного зверя. И те и другие будут воспринимать сообщения о вас как клевету. Обе стороны будут уверены в том, что обвели друг друга вокруг пальца. Мастер безмолвствовал долго. В задумчивом шаге, почти неслышном в тесноватых стенах, читалась борьба с домыслами и самим собой. Изредка, точно в подтверждение своим мыслям, хозяин бросал краткий требовательный взгляд на визави, который снова сидел у стены, безмятежно, почти сонно. Этот неподдающийся человек упрямо отказывался объясняться и покорно ожидал ответа. Наконец Леонардо решился: — Вы, как и сами догадываетесь, перестали звучать благоразумно. У меня набралось порядка 8 самых весомых опровержений состоятельности плана. Но он, в то же время, не лишён смысла. И ваш вид демонстрирует, что вы готовы принять вызов. Только признайтесь: вы ищете в этом не спасение, а наказание, не так ли? Чужестранец чуть снисходительно улыбнулся, как будто ожидал услышать это с самого начала. Леонардо, скрупулёзно исследовавший его мимику, продолжал: — Знай я вас немного дольше, я бы даже дерзнул сказать... при жёсткости характера, вы малодушно отрицаете, что выбрали чистое страдание. Как если бы вы были Юлием Цезарем, а потом, созерцая занесённый над собой клинок, приняли сторону Брута. Незнакомец сжал ручку стула, что не ускользнуло от мастера. — Я подправил историю легендой, однако что-то мне подсказывает, что вы имеете к легендам прямое отношение. Должно статься, вы сами легендарный человек... Произнося всё это, он прибегал отнюдь не только к доводам разума. — Я не человек, - глухо отозвался гость.***
И, увлекаемый жадным своим влечением, желая увидеть великое смешение разнообразных и странных форм, произведенных искусной природой, среди тёмных блуждая скал, подошёл я к входу в большую пещеру пред которой на мгновение остановясь, поражённый, не зная что там, дугою изогнув свой стан и, оперев усталую руку о колено, правой затенил я опущенные и прикрытые веки. И когда, много раз наклоняясь то туда, то сюда, чтобы что-нибудь разглядеть там в глубине, но мешала мне в том великая темнота, которая там внутри была, пробыл я так некоторое время, внезапно два пробудились во мне чувства: страх и желание; страх — пред грозной и тёмной пещерой, желание — увидеть, не было ли чудесной какой вещи там в глубине. С порогами и с головокружительной высоты срывающимися тоннами воды беседа протекала до утра. Наблюдай за сценой кто-нибудь по ту сторону окна, он порядком бы изумился спектру проявлений чувств обоих знакомых. Сперва один из них, чья борода была внушительнее, а седые волосы длиннее, не мог убрать с лица усмешку и прищур. Пару раз он даже вставал сдержанно-стремительно и нагибался к груди собеседника, как врач, слушающий больного. Постепенно, незаметно для самого себя, старец так увлёкся услышанным, что выражение лица стало самым что ни на есть привычным для учёного – тихо-настороженным и предельно внимательным. Со временем его фигура застыла недвижно, в то время как гость то бледнел, то краснел, то рвал руками воздух. Рассказчика не прерывали, только изредка просили лучше описать технические и военные особенности обеих сторон или дать наводку для принципа работы какого-то изобретения. Один раз, когда один был хмур и потерял осмысленность во взгляде, другой обронил скупую слезу. О искатели постоянного движения, сколько пустых проектов создали вы в подобных поисках! Прочь идите с искателями золота.** Иногда они взрывались смехом, нечаянным и как бы не из них вырвавшимся; редко кто-либо из знавших этих двоих слышал прежде задористые, мальчишеские нотки в хохоте. Под конец оба перестали скрывать мысли и чувства, и одна за другой проходили минуты плотного молчания. Проглядывающее между крыш солнце оставило на стене блёклые размытые пятна, и друзья, потерявшие счёт времени в опустошающей ночи, синхронно подняли руки, чтобы растереть воспалённые глаза. Доктор укрепился в уверенности: равный ему среди людей - не откажет. Для Леонардо сам себя исчерпал вопрос, почему странник нашёл прибежище в этом доме. — Ты не из поднебесных ангелов, которым вздумалось познать миг преходящего взамен бледной вечности. Ты скорее падший ангел, который жаждет конечности после бесконечных пыток. — Даже вера в твоего бога не остановила бы меня. — Я и сам не постигаю, чей суд выбрал бы на твоём месте.***
Мучеником не наречён, Грешники в братство не примут; Данте б ни раем, ни адом его Не удостоил. Я - признаю бессильно. — Что послужило последним доводом для уверенности в моём посредничестве? — Твои лошади***, - заговорщическая улыбка. - А ты как убедился, что твоя помощь будет действенной? — Твой приход.***
Между тем в комнате послышался многократный стук. На Леонардо, открывшего дверь, чуть не налетел молодой человек с опрокинутым лицом. — Франческо? — Учитель! Простите... Вы не спустились сегодня как обычно, я думал - почиваете, но так долго вы ещё не задерживались, я волновался и... — Франческо, спасибо за заботу, но я здоров, как видишь, и ещё вполне держусь на ногах, - они улыбнулись с облегчением. - Войди. — Это Франческо ди'Мельци, мой ученик, - произнёс Леонардо, обернувшись к своему гостю и соблюдая вежливость. За поклоном Франческо не последовало ответного приветствия, и подмастерье стыдливо отвёл вопросительный взгляд, когда почтенного незнакомца в диковинном облачении не сочли нужным представить. — Франческо, передай моим людям, что мы отправляемся в Амбуаз. Сегодня же. Начинайте собирать повозку, я спущусь позже. Только, будь добр, не беспокой меня в эти часы.***
— Ты предвидел, какая часть от тебя останется в оборотившемся? — Почти. — Опять полагаешься на случай? — Не больше чем ты, узник разума, - на что Леонардо, не возражая, с ироничным пренебрежением поджал губы. И хотя природа начинается с причин и кончает опытом, нам надобно идти путём обратным, то есть начинать с опыта и с ним изыскивать причину. Опыт не ошибается, ошибаются только суждения наши... — Что произойдёт со вторым сердцем? — Отомрёт за ненадобностью. — ... Значит, решил уничтожить себя двукратно? Доктор, обследуя загадочный прибор в виде купола, поднял голову: — Ты сам заклеймил это закономерностью. — Со стороны так оно и выглядит. Дань смертным, которые сопровождали твою бессмертность, - лицо мастера угрюмо из-за нерешительности или усилий промолчать. - Но если покорёженная природа потребует возмездия? Она-то знает, что на этот раз нечто будет большим, чем первичный опыт. Соответственно и... Я не увещеваю. Однако, пока ты в целом уме, хочу знать, каким приблизительно будет исход. — Если б знал, не пришёл бы. Вечно всё, как у людей, - неизбежная безызвестность. — Ну раз уж пересмешник времени - фаталист, то мне остается только гордиться за незавершённые картины! Дитя Чёрных дыр, - последнее, в представлении саркастичного Леонардо, должно было прозвучать ругательством. Доктор усмехнулся про себя: из всего, что он успел рассказать о строении небес, учёный в первую очередь выделил именно "безмерные и бездонные прорехи". К этому времени заговорщики уже провели частичное сканирование-копирование мозга Леонардо. Больше внимания Доктор посвятил правому полушарию. При всём этом участки, прямо или косвенно работающие на память, были захвачены тоже. Виновник затеи всё ещё не знал, как это можно было избежать, но и не слишком расстроился. Маэстро, всё же, об этом говорить не стоило, потому что тот, вроде, уверен, что даже после трансформации иноземец будет сознавать, на что пошёл. — Твой корабль? — Отправится в небесные недра, поближе к дому, как только я... - почему-то договаривать не было желания, точно от озвученного что-то изменилось бы. Доктор водрузил модифицированную арку хамелеона на голову. — Последнее слово? Маэстро видел упрямо скривлённые губы и понимал, что все слова уже давно произнесены. — Оставим его до грядущего процесса, - он кончил с настройками и с продавленной прощальной улыбкой протянул руку художнику, - был рад знакомству. Благодарность была нелепой. Прикрывая дверь теперь уже не своей рабочей комнаты, Леонардо пробормотал, не замечая, что мыслит вслух: — Желаю, чтоб всё закончилось поскорее. Леонардо подошёл к пожилой женщине из прислуги - ей он доверял - и оставил поручение присмотреть за гостем несколько дней и не удивляться, если он будет называть себя именем хозяина. Потом работнице настоятельно посоветовали уехать, а в руку ей незаметно ткнули увесистый мешочек для всех расходов. Прежде чем повозка успела свернуть с соседней улицы, до слуха путников долетел тоскливый вскрик. Где умирает надежда, там возникает пустота.