Мартиролог

мотив: http://www.youtube.com/watch?v=RdyeOJTpGlA Проскрипела решётчатая дверь. Карло в упор глядел на вскочившую невольницу. Применение давления угрожающего безмолвия? От шаливших нервов некоторые осуждённые начинали проговариваться.       – Явились вершить правосудие, инквизитор? Отчуждение. Факел в стального оттенка руке.       – Знаете, меня вот что занимает: существуют ли приёмы для перевоспитания праведника в убийцу? Ссуженные в презрении глаза - она на верном пути.       – Или есть обязательное число повинных, за невнимание к которым могут сместить со служебного места? Квота? Роуз не хочется верить, что в этой затхлой каморке стоит садист чистой воды, что его породили те же сети, которые он сам теперь плетёт для ослушников. Роуз прощупывает почву и хочет вывести священника из себя. А тон этот - переняла она его от Доктора или от Леонардо?       – А может, всё дело в том, что у подпорченной совести и меры будут радикальными? Кардинал вздрогнул, но, казалось, сам этого не заметил. В трепещущих отсветах стеклянные глаза его стали вовсе безжизненными. От сверхнапряжения в голове девушки всплыли слова какого-то знакомого (а сколько их было, благодаря Доктору!) императора: "Зверь - оборотень, в любую секунду, в любом веке, пребывает вероятность его перевёртывания в жертву. Исход на вашей стороне, если эту метаморфозу первым учуете вы". Вентреска - не тот, за кого себя выдаёт.       – Откуда повелись такие языкастые? - бросил он.       – Туда у вас руки коротки дотянуться.       – Признаю, до некоторой падали мои руки ещё не касались, - Карло не подбирал слова, однако речь была скована. Статичные камни из былого сна снова проявляли признаки беспокойной жизни и стремились ускользнуть из-под неусыпного глаза. Что самое гадкое, - они могли заползти за спину.       – Отмыться не надейтесь.       – Уборщик в своё время заступает на место козла отпущения, - не возражал её визави. - Да ты и так не веришь в милость карателя, - с этими словами кардинал выступил вперёд. Пленница не шелохнулась.       – Ни в милость, ни в карателя.       – Похоже, и в случае с мастером нет повода для возлияний*? Не готова она была к этому резкому переходу, в котором - которых - явно знал толк изворотливый дознаватель в сутане. Собеседник опередил догадки насчёт повода для неприятного вывода:       – Твоему лицу не особенно пристало выражение трепетного возмущения, а я повидал достаточно фанатиков и еретиков.       – К которой же из этих двух категорий отнёс себя сам судья? - издевательство девы убеждало Карло в том, что она была готова отстаивать если не свои мнимые идеалы, то нынешнее положение точно.       – Ведьма, - вне всякого сомнения, - до какой степени тебя взрастил дьявол, что ты не похожа на неё?       – Точно до такой, в которой вы меня хотите видеть, святой отец. Камерленго напрягся ещё больше: если подельница окажется столь же сметлива и изощрённа в риторике, что и мастер...       – Тем утром ты подстерегла меня не только... Можно было, конечно, сыграть напропалую и намекнуть на порчу, но кардинал был из не пугливых, да и цели у Роуз были другие.       – Ни я, ни Леонардо ничего не имеем против вас и церкви. А если вы укажете как доказательство встречу на кладбище, то знайте, что были слепы. Факел, переложенный в другую руку, говорил, что священник ослабил внутреннюю хватку.       – Твой на себя "наговор" я тоже должен забыть? Исступлённый страх, заставивший её выкрикнуть вчера косвенное признание в своей вине, отзывался уже саднящей досадой, ибо ничего не изменила эта увёртка.       – Я не собираюсь оправдываться перед подложным обвинением.       – Про это мы ещё поговорим в более располагающем к откровенности месте. Ныне же мне нужнее правда о твоём малюющем друге. Ей взамен я предложу отсрочку свидания с пытателем.       – Заменяя одну пытку другой?! - Роуз закашлялась от верного спутника подземелий - сырости. - У меня ответное условие. Медленно расплывающаяся жуткая улыбка.       – Ведьма, ставящая условия, - Карло цокнул языком. - Это значит, что тебе есть что мне предложить?       – Это значит, что я вижу, как вам не терпится дождаться нашей смерти. Довольную улыбку сменил оскал. Она была посвящена в то, что его полномочия были не повсеместны - явно не рядовое знание.       – Ты должна знать, где он хранит свои дневники. Вентреска осведомлён о дневниках! И выходит, что да Винчи вывез из Рима все основные труды, раз при обыске не нашли ничего существенного.       – Без меня доступ к ним невозможен. Только я смогу отвести вас. Девушку смерили лихим взглядом.       – Пособничество будет забыто, если дерзкой будет просьба, так что к тайнику тебя отведут, если понадобится, и безногую.       – Я хочу видеть Леонардо. Инквизитор оценивающе помолчал, вновь удостоверяясь в том, что пленница не поддаётся оценкам по шкале страха. Что ж, какими бы ни были её предвидения, будущее пристанище колдунья ещё не успела вообразить.       – В моём присутствии. Болезненно обжигающую радость надо было скрыть в опущенном взгляде: пока что кардинал только содействовал её плану.       – Как угодно, - прошептала она, и Карло фыркнул в ответ на "ведьмин стыд". Он вышел, чтобы позвать помощника. Может, некоторым судьям Трибунала и хотелось лишний раз привести жертву в предобморочное состояние касанием (не говоря уже о тех, для кого были слаще с приговорёнными утехи), но у Карло, похоже, телесные контакты числились в немилости (или это брезгливость?). Вообще Роуз, с негодяями и властителями сталкивавшейся без счёту, он мало кого напоминал. В камеру склепа заглянул Кнутобой и мотнул головой в сторону бокового прохода. За зыбким углом, почти свисавшим, как портьера, с потолка, дожидался Карло со связкой ключей. Факелы потрескивали и дымили, окружённые мшистыми слезящимися стенами. Резь в глазах от дыма мешала сфокусироваться на поворотах, даром что тьма расступалась от огня с большой неохотой. Приближение к каморке с Доктором ознаменовал явственный запах крови. Роуз закашлялась в смутном страхе, что её выворотит в самый неподходящий момент. Сейчас как никогда понадобится трезвость, насколько только она возможна после пары не смыкающих объятиями сна ночей. Горячечное утомление и тупую боль от скрученных за спиной рук позабыть оказалось не сложно, как только открылась колючая картина: глубоко впалые глаза, правый висок в запёкшейся крови, воспалённо-скривлённый рот, спутавшаяся саванная борода. Но, если его били, то ног не трогали, - и скорбный вздох полуоблегчённо прервался: живой на ногах. Это развязало ей руки. Роуз проворнее кошки скользнула в его угол и успела прошептать: – Тебе нельзя меня слышать, блокируй. Потуши факел на стене. Её грубо, молча оттащили от того, с кого не сводила молящего взгляда. Секунда недоверия... и да Винчи, прикрыв веки, кивнул едва заметно.       – Ставленник, - Леон, не трожь:       – ладанку не затепляли ещё, Ритм, симметрию и стихийную волю к жизни призвала себе в помощь Роуз. Твердя тщательно составленное "заклинание" и слегка выделяя интонацией коренной для священников текст, оборачиваясь на этих словах и зацепляя их взглядом. От надсмотрщиков требовалось предельное внимание, но дитя будущего не сомневалась и так, что ни одно её слово не пропускалось через фильтр отрицания или безразличия. Поймёшь врага – сразишь его...       – в маске-сутане пришли ненадолго,       – распятию вовсе не предадут,       – плети не обовьются змейкой,       – крест – лишь перекрёсток... На Доктора смотреть избегала: непременно бы сбилась в осознании, что он так же внимателен к её заговору. "Что..." - хотел выдавить Карло, неохотно подчиняясь притягательности ритма, однако на дёрнувшуюся руку и нахмуренность колдунья ещё сильнее затянула прозрачные узы:       – ...Забвенья любой ждёт путь,       – мученика путь – не дождётся. "Ловушка", - с испепеляющей мыслью двинулся кардинал в сторону попятившейся Роуз, но пленник наконец - едва-едва успевая - по-докторовски сноровисто выбил факел из железной скобы, и в момент, когда огонь спешно втаптывался в землю, позволяя освоиться тьме рядом, Роуз, отступая в тень, с чувством вдавила в волю заслушавшихся кодовое слово:       – Иуда! И четыре гостя склепа замерли в мертвенной бледности. Переплетение предостерегающих и изумлённых взглядов двух клириков было последней ошибкой, на которую рассчитывала невольная иллюзионистка. Прояснение сменилось яростной решительностью, но изменился погоняемый. Носители слова Господня вступили в бессловесную, паче того - недвижную, схватку. Странно, что для властного и непримиримого камерленго самым надёжным доверенным оказался человек не запуганный. Как в подводном затишье, всплывали приглушённые звуки: сипло выдохнул человек, охнул второй опрокинувшийся факел, упав и прокатившись в сторону Роуз. Ей уже было не важно, кто из церковников поддался - время не ждало. Пламя в это время заглатывало стёршуюся верёвку, от жадности облизывая ещё и запястья. Распутанные руки неуклюже обхватили факел.       – Доктор! Во взгляде, пусть и осмысленном, плескалось такое кристальное потрясение, что добиваться ответа было бессмысленно. Она прожгла и его буро-песочную цепь. Единственным источником тепла в подземелье стал факел, но согревать (опалять дрожащими руками) да Винчи, которого била крупная дрожь, Роуз не спешила. Муторное освобождение его от пут принесло почти физическое страдание. Наконец занемевшие конечности распались, а художник не двигался с места. Роуз обошла его со спины и чуть не утонула в широко распахнутых, гипнотических, глазах: забыв о времени, не чувствуя свободы, он во все глаза уставился на кардинала с его служилым. ...В отчаянном унижении, в прощальной растянутой боли прыжка с отвеса, - врос коленями в землю Карло; окаменевшее лицо в трещине улыбки. Поперхнуться ему Галлифрейской горгульей, на кого молился этот папский дознаватель? С интонацией Доктора голос из прошлого прохрипел над ухом:       – Роуз, мы должны его спасти.