When the fires, when the fires are consuming you And your sacred stars won't be guiding you I got blood, I got blood, blood on my name. The Brothers Bright Прости меня, земля, что я тебя покину. Не высказать всего: жар меня душит, жар... Не мы повинны в том, что половинны, Но жаль... Прости меня, я вновь тебя не понимаю, Я — твой погибший замысел, Прости... А. Вознесенский И меня только равный убьет. О. Мандельштам
Ожидания, самые нежеланные и самые неотвязные, оправдались: сон, от которого он так глупо сбегал, восстал и настиг служителя понтифика. Обрёл очертания и вломился. "Ты, ремесленник, споткнувшийся у подножия Его храма. Ты! Что же ты не двинешься, монумент без камня, зеркало без глаз? ...Черти, воздух - насколько, казалось бы, лёгок, а как всё-таки пресен, пуст, спёрт и мёртв. Боже, отведи взгляд Свой от краха. ...Ветер - вот он придаёт форму и смысл парусам, плещет и направляет воды, сталкивает птиц в поднебесье. Свисти, бушуй". "Я не настолько сильна, чтобы...", - собиралась предупредить Роуз, а Леонардо усмотрел мысль и без того. Мимоходом, полуизвинительно дотронулся до запястья и, крадучись, двинулся в сторону фигур, напоминавших отца и блудного сына. Откуда он брал силы? Каких-то пару дней назад её старец едва поднимался с постели. — Доктор! Нам надо бежать! — Побег - признание вины, - напряжённо отозвался мастер, не оборачиваясь, но остановившись и дав ей шанс переубедить его. — Ты готов жизнью платить за проклятую судейскую справедливость?! - сморщилась подруга в сгорбленную спину. — Не станет погибелью тот, кто сам себе погибели ищет, - и, когда Роуз поравнялась с ним, переводя взгляд на упомянутого, неуклонно добавил: — Ты вправе не согласиться, но сейчас правда - единственный выход. Для всех нас, - на самом деле его поза говорила совсем о другом: что переубедить им друг друга не удастся. Ещё рано. "А Ты, который предал Сына Своего истязаниям ради нас, а нас - мытарствам ради Него, пыткам ещё более распаляющим, ибо дотронулись до Твоей чистоты. Ибо отравлены святостью Твоею. Возликуй, Господи, что Ты предан преданнейшим Своим рабом. Утешься, Пресвятая Матерь, что сын Твой не оправдал Твоих слёз и усердий. Умолкни, бес, без меня, которого ты почти убедил. ...Этот вкрадчивый взгляд. Ко мне пришло воздаяние, а я требую большего. За мной пришла не та смерть! Я не вижу того, чьи нимбы отмечены знаком дьявола! Позвольте мастеру... Приведите его! Или я не к нему приклонился*?.." Леонардо поймал её взгляд. — Роуз... - заговорил он, пуская мурашки по спине пилигрима (не ослышалась?!), который оттого вспомнил слово "дом". Доктора прервали. Голосом человека, кожа которого как бы тлела и лопалась, вот только пламя было не извне. При этом крике-рыке пленница ещё только успела заметить откуда-то взявшийся нож в руке Кнутобоя, когда метнувшийся в их сторону старик, вскинув здоровую руку, заслонил кардинала со словом, от которого подкосились ноги: — Иуда.***
Нож в руках профессионала попал под ребро, но Роуз уговаривала себя, что размытые тени и осоловелость не позволили слуге сделать удар смертельным. Сквозь стиснутые пальцы пульсировала, просачивалась тёплая кровь - очеловеченного галлифрейца, - а не безумного Карло, который, очнувшись от кодового слова, обнаружил не меньшую резвость. Леонардо повалился на его выброшенные в защите руки. — Зачем? Зачем?.. — автоматически твердила Роуз в попытках приткнуть всполошенными липкими пальцами подол к ране. Он ободряюще давил улыбку и косился на камерленго, чья сутана до сих пор не отпрянула в сторону. Не сводя очумелых глаз с оброненного клинка, в шаге застыл с растопыренной пятернёй приспешник. Как и кардиналу, ему весьма не под стать было поступать мало того что необдуманно, - ещё и бессознательно. — Жакомо, факел, — не дрогнув, процедил священник, смерив взглядом ослушника. — Карло... — забыв о чинах, бестрепетно-деловито начал Кнутобой, но ответом ему сорвалось: — Двух людей с перевязью, своих! Немедля! — за подобравшим факел подле Роуз и скрывшимся слугой переполненная чаша стала расплёскиваться на, само собой разумеется, виновницу: — А ты, шалая носительница бед... С охмором и мороком в рукаве... Дрянная девчонка, — когда он в последний раз захлёбывался от возмущения? — Отныне ни к нему, ни ко мне... — Ваше Высокопреосвященство?.. от кого следует оградить людей, так это от двуличного, двуязыкого... чудовища и насекомого - Вас! — конечно, она могла быть более политкорректной, но не перед лицом близкой смерти друга. Тот предостерегающе накрыл её руку своей. — Вы выдали себя. Как вы жалки... Прекратите притворяться, что не понимаете, о чём я... — Ты несправедлива, Роза, — это сипло выдохнул мастер, соскользнув с её колена и, покачиваясь на локте, исподлобья уставился на Вентреску. — Этот человек до... умопомрачения последователен. Нет, не сатана это, что "принимает вид Ангела света"**... Не спеши воспринимать эту... измождённую девушку, кардинал: она такая же колдунья... как ты - египетский жрец. ...в язычестве, скорее, обвинить бы... меня хотел... Так знай, что отступник спас твою жизнь... едва ли в надежде быть помилованным. — Если вы не скрылись, это не значит, что я должен поверить чему-либо из твоих уст. — Но слушать ты будешь, потому что дело не во мне. И не в ней. Вопрос вот в чём... люди твои... попытаются сохранить мне жизнь... только ли из того, что приговор и костёр... единственный жребий, что ты уготовил? И из-за этого ты рискнул... остаться наедине... с теми, кому вменил ворожбу? — Что мешает мне прервать твою жизнь сейчас? — Я вижу, что ты тот, о ком... слова "Лучше бы им не познать пути... правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им... святой заповеди"*** и кто желает... чтобы они никогда не оправдались. — Что слышу? Маэстро, смеясь, меняет нас местами? Не враг, не друг, но пророк?! На искажённом и сморщенном лице Леонардо всплыла благодушная улыбка, как будто неуместная. — Не я это сказал. "Они сто́ят друг друга, - подумалось Роуз. - Только, боги Галлифрея, Доктор лихо решил, что они могут ещё и постоять друг за друга".