Глава 27.
Но боль не утихает не через неделю, не через две, не через три. Бен настолько спокоен, что иногда ему кажется, будто он мертв. Саймон Андерсен официально стал новым мэром города. Хадсон искренне не понимает, как люди могли голосовать за этого ублюдка. Кейси говорит, что спекуляция сыном-героем помогла ему набрать голоса. О нем и его семье пишут все СМИ. Они перекопали всю жизнь народного избранника. Алан лично несколько раз ловил фотографов на своем заднем дворе. Вот только настоящей правды они так и не нашли. За завтраком Бен стискивает зубы. Родители уже привычно выключают новости. Даже твиттер не упускает возможности пощебетать на тему избрания нового мэра. Оттуда Бен узнает, что Андерсен-младший на военной базе где-то на юге страны. Нет, не сам узнает, ему рассказывает мисс Мартин на очередном «девичнике». Он сначала замолкает, усваивая информацию, а потом переводит разговор в другую сторону. Больше к этой теме они не возвращаются. Кейси вообще тщательно избегает Виктора в разговорах, почти так же тщательно, как Тина. Бен тоскует. Он каждую ночь кутается в баскетбольную куртку. Она затерта чуть ли не до дыр, но вряд ли он сможет… без нее. Ткань давно не пахнет Виком. Да ему это и не нужно. Запах яблок и моря въелся в мозг слишком глубоко, чтобы Бен когда-нибудь смог его забыть. Он перелистывает фотографии. Теперь на тумбочке у кровати стоит их единственное семейное фото, сделанное в день выпускного бала. Тина не раз ловила его за разговорами с фотографией. Девушка никак не комментировала это. Она предпочитает делать вид, что ничего не замечает, так ей легче. Им обоим. Насколько сильна была любовь, люди узнают лишь в разлуке. Бен понимает, что тонет в своем горе. Тонет в огромном море боли, и никто не бросает ему спасательный круг. Надо же, ему опять сделали больно. Сердце Бена разбито. Но превращаться в овощ, переставать бороться — глупо. Он даже прекращает думать о Вике целыми днями. Он думает о нем с утра, немного днем, и совсем чуть-чуть перед сном. Это уже можно считать прогрессом. Он чувствует себя эгоистом, снова и снова поворачивая замок на своей двери. Ему проще страдать в одиночестве, чтобы родители не беспокоились, чтобы Кейси выдохнула наконец, и чтобы Тина больше не попадала в больницу. Ее совсем недавно выписали. Почему Хадсона никто не предупредил, что летать на больших сроках небезопасно? Бен гипнотизирует взглядом браслет на своем запястье. В миллионный раз перечитывает надпись на обратной стороне. Они ведь даже не расстались по-настоящему. Попрощались, будто увидятся на следующий день. Но Вик уехал. И дело не в том, что он уехал от него, а в том, куда он отправился. Бен ни черта не знает об армии. Он никогда не вникал в эту тему и не имеет ни малейшего желания. Он считает себя слишком впечатлительным человеком. Ему совсем не хочется знать о чужой боли и страданиях сверх того, что знает уже. Бену с лихвой хватает собственных. Если обращать внимание на все зло этого несовершенного мира, то недолго в нем захлебнуться. А он у себя один, ему нельзя тонуть. Он должен выбраться. Однажды вечером Бен сидит в гостиной на диване, смотрит какое-то глупое музыкальное шоу и переписывается с Майком. Хадсон согласился дать ему свой номер — это было единственным условием предоставления жилья. Тот рассказывает о докладе, который он должен был приготовить на позавчера и еще даже не садился за работу. Бен ругает его, говорит, что Майк безответственный лентяй. Он недалек от истины, но Шеппард все равно присылает обиженный смайлик, чем вызывает легкую улыбку у своего собеседника. Тина появляется неожиданно. Она принесла художнику какао. Девушка садится на кушетку у окна. Она читает какую-то книжку о беременности. Обычно, она всегда читает там днем. Ей нравится сидеть у окна. Раньше Бен тоже любил там читать, пока его жизнь не стала напоминать одну большую плохо решаемую проблему. Бен благодарит ее за заботу улыбкой и возвращается к телевизору и «обиженному» Майку. Он как раз заканчивает расписывать все плюсы жизни с родителями: начиная с бесплатной крыши над головой, заканчивая своевременно приготовленными завтраками, обедами, ужинами, не забывает упомянуть уборку. Он отправляет сообщение, когда слышит тихий серьезный голос. — Если хочешь, ты можешь его забрать. Бен приподнимает бровь. Он не забыл о ее присутствии, но думал, что она будет продолжать его игнорировать, как делала всегда. Девушка откладывает книгу, пересекает гостиную, опускается на диван и внимательно смотрит в глаза. Непонимание на лице Бена заставляет уголки ее губ дрогнуть в улыбке. — Ребенок. Если ты хочешь, я могу отдать его тебе, а не приемным родителям. — Ты понимаешь, что не о щенке говоришь? Это не то, что он хочет сказать. Девушка прекрасно понимает, что это просто попытка избежать важного разговора, который они уже начинали однажды. Она откидывается на спинку дивана, обнимает живот. Ей будет не менее больно, чем ему, когда придет срок отдать малыша. Парень знает это. Они оба знают это. Но, по сути, они сами еще дети. Ребенок, воспитывающий ребенка — глупая шутка. — Бен, у тебя получится воспитать Хантера. Вряд ли можно найти в мире более заботливого человека, чем ты. Если Хантер останется с тобой, я не буду переживать о его судьбе. Во всяком случае, так сильно. — Мы уже говорили об это. Тогда я думал, что рядом будет Вик. А сейчас его нет. Я не справлюсь без него. У ребенка должны быть два родителя. И желательно, чтобы хоть один из них был совершеннолетним. — У меня были совершеннолетние мать и отец. И что в итоге? Я живу здесь, Бен. Семья — это не количество человек и не кровь. Семья — это люди, которые любят тебя любого и принимают в любом состоянии. Ты и твои родители — моя семья. Он, я уверена, считает так же. — Ты готова доверить мне воспитание своего ребенка, не готова называть его отца по имени? — Он наш. С тех пор, как ты силой приволок меня сюда, Хантер такой же твой сын, как и мой. Или его. — Ты все еще не называешь его имени. Не один я скучаю, да? — девушка кивает, — Я слышал, Кеннет иногда пишет ему. Ты можешь попросить его что-нибудь передать Вику. — Ты тоже. — Не могу. Если его отец узнает, все будут в опасности, и жертва, на которую пошел Вик, станет напрасной. — Ладно. Просто подумай об этом. Мне ходить так, — она обводит ладонями живот, — Еще примерно пару недель. У тебя есть время подумать. Поговорить с родителями. Я без проблем подпишу все, что нужно. — Дай мне время. — Хантер его частичка. Может быть, это поможет тебе принять правильное решение. Бен кивает. Девушка несмело улыбается и покидает комнату. Кейси много раз говорила, что человеку достаточно десяти секунд, чтобы принять какое-либо решение. Бену хватает одной. Он думает о Викторе. Где тот сейчас? Что с ним? Ему всего восемнадцать, а жизнь уже успела испытать его на прочность сотни раз. Вик всегда был очень сильным. Старался встречать неприятности с высоко поднятой головой. Бен содрогается от мысли, что кто-то прямо сейчас может причинять ему боль, которую Андерсен не имеет возможности разделить с ним. Конечно, они кажутся друг другу безумно взрослыми, но на деле они просто мальчишки. И они оба были не готовы к тому, что произошло. Бен искренне не понимает, почему алкоголь нельзя покупать до 21 года, а бегать с оружием и, возможно, получить пулю в лоб, можно с 18. В чем суть такого разделения?***
Следующее утро начинается неожиданно рано. На дисплее телефона высвечивается 4:00. Кто-то внизу кричит так, что стекла трясутся. Бен тут же скатывается с кровати, путается в одеяле, спотыкается. К моменту его появления внизу, люди в белых халатах уже грузят Тину на носилки и увозят к машине. Парень подлетает к родителям, на ходу натягивая футболку. — Что случилось? — Преждевременные роды, — поясняет отец, — От бесконечного стресса ребенок решил выбраться из нее пораньше. Это не страшно, скорее всего. — Скорее всего? — недоуменно переспрашивает Бен. — Она не доходила всего несколько дней. Все должно быть хорошо. Не волнуйся. Бен не может не волноваться. Он босиком выскакивает на крыльцо вслед за удаляющимися врачами. У него хватает ума не бежать в таком виде до машины. Он обувается. Берет куртку и сталкивается в дверях с доктором. Мужчина поправляет сползшие на нос очки. — Девушка в стабильном состоянии. Ни ей, ни ребенку ничего не угрожает. Необходимо сообщить ее родителям или опекунам. — Родители уехали в отпуск. Но мы сообщим им. — Кто отец ребенка? — Я. Доктор недоверчиво оглядывает Бена. Задерживает взгляд на сережке в левом ухе, но кивает, сдержанно улыбаясь. Он предлагает поехать с ними. Бен машет родителям и запрыгивает в машину, прижимая к себе сумку с вещами Тины, которую заранее собрала Джули. Оказывается, у него было намного меньше времени для принятия решения, чем он думал. Они добираются до больницы в рекордно короткие сроки. Врачи увозят Тину в плату. Бен остается стоять посреди коридора в полном одиночестве. Ноги отказываются нести его вперед. Он должен сделать одну очень важную вещь, прежде чем отправиться к Тине.Скажи ему, что Тина в больнице. И еще скажи, что я не отдам Хантера. Спасибо, Кенни. — Б. Я передам. Позвони Кейси. Она беспокоится. — К.
Одна задача выполнена. Они все еще не были с Кеннетом друзьями, но Кейси явно хорошо влияет на своего Кинг-Конга. Парень на глазах менялся в лучшую сторону. У Бена не было причин не доверять его словам. Но у него было еще одно дело, которое требовало немедленного решения. Он прижимает телефон к уху, вслушиваясь в гудки. — Как они? — спрашивает мама. — Их увезли в палату. Мам, я хочу поговорить с тобой. Следовало сделать это раньше. Я… Бен вздыхает, не зная, как выразить словами свои мысли. От волнения дрожит голос. Его отвлекает невнятный шепот на другом конце. Он готов поклясться, что мама что-то обсуждает с отцом. Бену слышится, что там, у родителей, что-то с грохотом падает на пол. — Ни о чем не переживай. Мы будем ждать вас дома, сынок. — Мам, я хотел… — Мы будем ждать вас троих. Я приеду утром, чтобы утрясти все с документами. Мы с папой тобой гордимся. Это правильное решение. Не сомневайся. Мы справимся. Бен уверен, его мать — святая. Оба родителя — святые. Он чувствует улыбку, расползающуюся по лицу, и не может произнести ни слова. Глаза щиплет от подступающих слез. Он отключает вызов. Бен выдыхает так легко, будто с его плеч свалился многотонный груз и спешит в палату, где его запихивают в голубой защитный халат и надевают на голову шапочку. Тина полулежит на койке. Меж ее коленей мелькает голова акушерки. Она просит девушку дышать и тужиться. У Тины красное лицо, искусанные губы, а мокрые волосы прилипли ко лбу. Она стискивает руками металлические поручни. Бен садится рядом с ней, позволяя заменить поручень своей рукой. — О, папаша явился! — заявляет она. — Я все решил, — говорит Бен. — Замечательно. А как ты собираешься учиться с младенцем на руках? Ты даже кормить грудью его не сможешь. Он просто…- фраза прерывается криком. — Просто тужься и не думай ни о чем. Мы не позволим причинить Хантеру Алану Андерсену вред. — Хадсону. Хантер Алан Хадсон. У него будет твоя фамилия, идиот. Бен забыл об этом. То есть не подумал. Он решил, что по определению малыш должен носить фамилию Вика. Но его сейчас нет рядом. Есть только Бен, который через полтора месяца должен будет уехать в Чикаго. Черт! Вот о чем действительно стоило бы подумать заранее. Майк вряд ли будет рад младенцу в своей квартире. Черт с ним. Бен что-нибудь придумает. А пока Тина сильнее сжимает его руку и шипит что-то не слишком цензурное, зажмурив глаза. — Это мальчик, — произносит сестра из-за перегородки. Малыш делает свой первый вдох в этом мире и кричит. Тина откидывается на подушки, наконец, расслабляясь. Бен целует ее в мокрый лоб, убирает прилипшие к лицу волосы. Кажется, он никогда в жизни так не волновался. Девушка в синей шапочке обтирает кричащего младенца, пеленает, и отдает в руки новоиспеченной матери. — Ты посмотри на него, — шепчет Тина, — Он похож на вареную картофелину. Какой кошмар. В голосе девушки восхищение и бесконечная любовь. Бен смотрит на шевелящийся голубой сверток. Осторожно отодвигает край пеленки и заглядывает в большие карие глаза со слипшимися от слез длинными ресничками. Он чувствует холодок, пробежавший по его щеке. Бен вытирает слезы под внимательным взглядом малыша. — Это самая прекрасная вареная картофелина, которую я когда-либо видел, — признается Бен, — У него глаза Вика. Парень совсем не солидно шмыгает носом, невесомо касается малюсенькой щечки. Малыш недовольно ворочается в своем коконе и снова начинает хныкать. Бен испуганно отдергивает руку, боясь причинить боль этому хрупкому созданию. — Хантер, — зовет он. Тина обнимает его за шею одной рукой, второй держит малыша. Бен прижимается лбом к ее плечу. Он представлял себе это иначе. Здесь должен был быть Виктор. Пусть не в палате, но в коридоре точно. Он должен был войти, обнять его, и сказать, что все будет хорошо, и что он очень счастлив. Но Виктора нет. Его совсем нет. И с этим придется смириться. Состояние Бена тревожит медсестру. — Это сын его парня. Но они сейчас не вместе. Там долгая история. С ним все нормально. Не переживайте. Девушка странно смотрит на Тину, но держит при себе все, что ей хочется сказать на этот счет. Вряд ли помощница акушера может быть против суррогатного материнства. Тина гладит Хадсона по голове, пока тот не отстраняется, скорчив недовольную мину. — Простите. Я в порядке. Он очень похож на отца. — Ага. Если Вик выглядит как картофелина, — смеется Тина, толкая его локтем, — Пятиминутные дети ни на кого не похожи, ты безнадежный. Бен морщится. Высвобождает из цепкой хватки юной матери. Он смотрит на малыша и не может понять, что сейчас чувствует. Больно ли ему? Или, наконец, спокойно и легко? Наверное, и то и другое. Картофелина в руках мисс Мейсон шевелится и затихает. — Вы можете подержать его. Главное придерживайте головку, — говорит медсестра, обращаясь к Бену. Хадсон теряется. Переводит взгляд с ребенка на Тину и обратно. Он не представляет, как держать новорожденных. Он даже никогда не видел их настолько близко, тем более не прикасался к ним никогда. Медсестра забирает ребенка у Тины и передает его замершему Бену. Он прижимает к себе маленькое тельце и чувствует, как начинает затягиваться дыра в груди, как исчезает чернота, пустота и одиночество. — Ты самая очаровательная картофелина на свете, — произносит Бен. Малыш ворочается на руках, просыпаясь, и снова начинает хныкать. Ему явно не нравится быть запеленатой картошкой. Бен отдает ребенка медсестре. Та зовет санитаров, и Тину с Хантером перевозят в другую, отдельную, палату, которая, оказывается, была оплачена задолго до родов. Вик ухитрился продумать все. И Бен в сотый раз убеждается, что этот парень определенно лучшее, что было в его жизни, и что он никогда не сможет ненавидеть Виктора. Бен уже должен был привыкнуть к ночевкам на узких больничных койках. Они всегда одинаково неудобные и скрипят от каждого движения. Сейчас эта кровать стоит здесь специально для него и это почему-то заставляет щеки покрыться румянцем смущения. Он мог бы быть здесь не один. Сейчас, спустя шесть часов после родов, он наблюдает, как Тина кормит малыша. Бен все еще боится прикасаться к ребенку, а у девушки все получается так легко и естественно, что он невольно любуется ими. — Как ты? — спрашивает он. — Нормально. Немного устала. Ты станешь отличным отцом. Если не будешь реветь каждый раз, когда он будет касаться тебя. Твоя папочка плакса. Да, Хантер? Плакса. Бен закрывает глаза, а когда открывает, за окном начинает светать. Тина еще спит. Хантер тоже. Бен видит на тумбочке у своей кровати конверт. Он без обратного адреса и марок. Этот почерк он узнает всегда. «Бенедикту Хадсону в день рождения Хантера», — гласит надпись на конверте. Внутри рисунок. На нем Бен прижимает к себе маленький сверток. У него на лице улыбка, а по щекам катятся слезы. Бен уверен, что он иначе держал Хантера, а это значит, что рисунок был сделан давно. Это значит, что Андерсен представлял себе этот момент. Бен смотрит на спящую Тину. Она не могла незаметно подложить конверт, значит, это сделал кто-то из персонала. На другой стороне рисунка краткое послание.«Прости, что не смог быть рядом в этот день. Я уверен, ты позаботишься о Хантере. Расскажи ему обо мне. Мы обязательно встретимся снова. Верь в это так же, как верю я. С любовью, Вик».
Бен прижимает рисунок к груди. Что он там вечера говорил об исцеляющемся сердце? Правильно, ничего. Он чувствует боль. Тупую, ноющую боль под ребрами. И он готов выйти в окно прямо сейчас. Но под письмом на тумбочке лежат документы, в которых говорится, что Бенедикт Томас Хадсон теперь вроде как отец. Хотя, это же только заявление, неизвестно, насколько затянется оформление всех документов. Он надеется, что они закончат с этим до сентября. Парень кладет рисунок обратно в конверт. Ему чудится аромат яблок, исходящий от бумаги. Бен берет в руки телефон. У него дрожат пальцы от волнения, и сообщение приходится переписывать несколько раз. Он почему-то уверен, что в 6:30 утра Майк уже не спит.Мы можем поставить в мою комнату детскую кроватку? — Б. Можем. — М Зачем? — М. Кажется, я только что стал отцом. — Б. Что ты сделал, Бен? — М. Я усыновил Хантера. Конечно, так волокита с документами, но в сентябре все будет готово, и я смогу забрать его из города. — Б. Только у тебя хватит ума усыновить ребенка бывшей подружки своего бывшего парня. Ты слышишь, как по-идиотски это звучит? — М. Он не бывший. Мы не расставались. — Б. Ты злишься? — Б.
Майк не отвечает. Бен не знает, как поступил бы на его месте, поэтому не спешит судить. В конце концов, Шеппард ничего ему не должен. Он обещал позаботиться о нем, но никак не о чужом младенце, неожиданно свалившемся на голову. Бен лишь надеется, что Майк примет их обоих, потому что жизни без Хантера он себе уже не представляет.Нет. Я не злюсь. — М. Я поставлю кроватку, заклею углы и уберу колюще-режущие предметы. Я заеду за вами 8 числа. Летать с грудничком неудобно. — М. Спасибо. — Б.
Бен выдыхает. Откладывает телефон и улыбается в потолок как безумный. Он скорее чувствует, чем слышит, возню в кроватке, за которой следует душераздирающий крик проснувшегося ребенка. Тина накрывает голову подушкой. — Накорми его. Теперь он твой сын! Парень смеется. Он обещает принести ей приличной еды на завтрак и скрывается за дверью. В больничном кафетерии шумно и полно народа. У стойки очередь, но Бен мужественно выстаивает ее и приносит Тине овсянку и черный сладкий чай, который она терпеть не может. Она даже не злится. Слишком устала, да и вряд ли он смог бы найти здесь что-то другое. Майкл заберет их 8 сентября. Отвезет в свою квартиру. Бен станет студентом-первокурсником «Академии искусств» и отцом-одиночкой. Но его это больше не пугает. Он помнит, как смотрели на него большие ореховые глаза, прямо как у Виктора. Он даже готов смириться с веснушками и кучерявыми волосами, отдающими рыжиной. Тина тоже заслужила оставить свой след в истории. Бен вспоминает, что обещал написать Кейси, пока та не сошла с ума от беспокойства.Хантер похож на вареную картофелину с глазами своего отца. — Б. А ты? — К. На приведение. — Б. Бен. — К. Я в порядке. Не выспался. Майк согласился приютить нас обоих. — Б Я в нем не сомневалась. — К.