Ты меня ненавидишь?

Глава 32.

      На следующее утро Майк делает вид, что не понимает, откуда в кармане его куртки взялась визитка Андерсена-старшего. Естественно, Бен это предвидел, но все равно злился. Его праведный гнев стоит ему пары беззлобных подзатыльников от ухмыляющегося Шеппарда. Из-за чего Бен швыряет в парня ложкой, называет идиотом, но даже раненый, Майк легко уворачивается от нее. Зато от грохота просыпается Хантер. Он кричит, отвлекая своего папашу от метания различных столовых приборов. — Мой сын спас тебя! — Слава Хантеру. — Знаешь что, Майкл Элизабет Шеппард, этот человек — безбашенный ублюдок. Его головорезы сломают тебе шею, глазом не моргнув. Ты должен мне рассказать, какие у тебя с ним дела. Ты обязан! Ради нашей общей безопасности!       Бен хлопает дверью, оставляя Майка одного в пустой кухне. Даже если б он захотел рассказать, Шеппард не знает, что Саймону понадобилось от него. Он регулярно писал Вику раз в неделю два слова: «Все хорошо». Иногда три слова: «Они в порядке». Больше они никак не контактировали. Те громилы, что поджидали его в подворотне после работы, тоже были не намерены ничего объяснять. Майк не уверен, что эти быки вообще умели связно выражать свои мысли.       В таком ключе проходит несколько дней. Бен по-прежнему злится, швыряет в Майка все, до чего может дотянуться. А тот терпеливо уворачивается от летящих в него предметов и молчит, устало улыбаясь. Он честно пытался объяснить, что ему нечего рассказывать, но его не хотели слушать. Бен продолжает показательно воротить нос. Он ведет себя глупо, да. Но не может допустить даже крохотной мысли, что отец Вика вернулся просто так. Ему нужно найти виноватого, иначе нарастающая паника сведет его с ума. Майкл очень хорошо это понимал.       Даниэль заезжает пару раз. Проверяет бинты и швы, хвалит за соблюдение режима. Он оставляет еще обезболивающих и просит принимать их каждые двенадцать часов. Синяки сходят медленно. Бен дважды в день обрабатывает их мазью с арникой, а Майк в это время лежит на животе, прикусывает от боли собственное запястье, которое, кстати, оказалось не сломано, и терпит все издевательства. Пальцы Бена нежные и прохладные. В конце концов, все могло оказаться гораздо хуже. Сломанный нос и пара синяков не самые страшные последствия. Он мог вообще не выбраться оттуда.       Проходит неделя. Бен носится по дому, как сумасшедшая пчелка. Убирается, готовит, орет на своего соседа за сокрытие жизненно важных тайн и воспитывает малыша, в перерывах успевая учиться и подрабатывать — он, наконец, нашел работу в кафе у академии. Он рисует картины для украшения стен и моет посуду.       После долгожданного звонка Даниэля, Шеппард вздыхает с облегчением и на следующее утро собирается в университет. Он и так просидел дома больше, чем планировал. Майк как раз застегивает пальто, когда в коридоре возникает сонный, привычно рассерженный Бен. — Ты куда собрался? — Зачем ты проснулся? У тебя сегодня только живопись в три часа. Иди, спи. — Твой врач звонил? — Звонил, — не обращая внимания на сарказм, спокойно отвечает Майк, — Сказал, что я отсидел свое и могу вернуться к нормальной жизни. — Ты мне расскажешь, чего от тебя хотел мэр? — Бен, мне нечего тебе сказать, — устало повторяет Майк, — Они напали на меня, избили и ничего не объясняли. Возможно, кто-то начал копать под него, и он подумал, что это снова я. Просто забудь.       Мальчишка кивает, наконец, заставляя себя поверить. Все это — прошлое. Саймон не сможет снова заставить его поддаться страху. Он сам ему не позволит. Хадсон протягивает Майку его сумку с книгами и уходит к сыну. Он устал. Ему действительно не нужно было вставать, но он услышал шорох в прихожей и не мог не прийти. Вдруг из-за своей самоуверенности Майкл сделал бы себе только хуже? Швы — не шутка. Кому, как не Бену, знать об этом. Он пытается отвлечься от собственных мыслей за чашкой растворимого кофе. Шеппард обещал к рождеству обзавестись кофеваркой.       В половину третьего, Бен собирается ехать в академию. Он еще раз звонит Кейси, чтобы удостовериться, что та не забыла о необходимости быть у них через пятнадцать минут. Слава Богу, она не забыла, а то еще одного опоздания юному художнику не простят. И судя по раздающимся в трубке гудкам, как раз сейчас девушка очень спешит к ним. Бен целует накормленного и переодетого Хантера. Малыш недовольно сопит во сне, крепче обнимая Кенни. Еще немного понаблюдав за спящим сыном, Бен уходит. У Кейси есть свои ключи, так что беспокоиться не о чем.       Старенькой «Volvo» некуда приткнуться — парковка перед зданием забита до отказа. В академии сегодня внеочередной день открытых дверей. Только так можно объяснить огромное количество незнакомых людей в коридорах. Преподаватели и студенты лавируют между нескончаемым потоком будущих учеников, по пути отвечая на вопросы. Бен первокурсник. Ему кажется, что это написано у него на лбу, ибо к нему никто не подходит с вопросами. В любом случае, он бы не смог дать на них достойных ответов, проучившись здесь всего два месяца.       Класс живописи полон. Его законное место у окна выглядит уныло одиноким. Воздух слишком насыщен едким запахом краски и растворителей. У Бена кружится голова. Он старается дышать ртом. Становится еще хуже. Отвратительный химический привкус горчит на языке. Он стоит посреди класса с открытым ртом. Преподаватель строго смотрит на него поверх очков, курсируя между мольбертами студентов, которые уже принялись за работу: — Мистер Хадсон, вы не исключение. Займите свое место и не мешайте студентам.       Ощущение дежавю заставляет задохнуться. Бен вспоминает первый урок французского в старшей школе, строгую миссис Лимм и Виктора, растерянно озиравшегося в поисках свободного места. Стряхнув оцепенение, Бен скидывает сумку на пол и садится на свое место. Он пришел рисовать, а не вспоминать прошлую жизнь.       Сегодня на повестке дня морской пейзаж. Это одна из первых лекций, которой восхищается притаившийся за своим мольбертом Хадсон. Бен любит воду, обожает смотреть на волны и искренне наслаждается запахом моря. Виктор пах морем, может быть и сейчас пахнет. Бен вспоминает, как Андерсен впервые привел его на озеро недалеко от их родного города. Там воняло тиной и старой, прогнившей древесиной. Кисть в руке вздрагивает, оставляя за собой грязно-зеленый развод.       Где сейчас Вик? С кем он? Жив ли вообще? Кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле чуть меньше полугода. Бен привык. Научился жить без него и дорожить каждым прожитым мгновением, чтобы, когда Виктор вернется, ему не было стыдно за себя. Бен верит в этом просто потому, что иначе он свихнется. Воспоминания причиняют боль, и Хадсон мурлычет под нос, вырисовывая белых барашков на гребнях волн. — Да, с каждой сломанной костью, клянусь, я жил.       Он заканчивает работу позже других. Преподаватель оставила его здесь, заручившись обещанием, что Бен выключит свет и закроет аудиторию после того, как закончит. Телефон молчит: ни сообщений, ни пропущенных вызовов. Бен смотрит на часы. Семь вечера. Не может быть, чтобы он рисовал четыре часа и не заметил этого. Кейси должна была уйти в пять, у нее какие-то неотложные дела. Бенедикт чертыхается. Вылетает из кабинета, щелкнув выключателем и чудом не забыв о двери.       Ввалившись в квартиру ближе к половине восьмого, он в сотый раз мысленно благодарит Майка, что тот догадался пригнать его машину. На общественном транспорте дорога домой заняла бы на полчаса больше. В доме тишина. Он удивляется, что Хантер еще не сорвал голос от плача, хотя понимает, что Кейси не оставила бы ребенка одного, потому готовит себя к выговору за опоздание. Хадсон видит приглушенный свет за приоткрытой дверью, и когда он проходит в свою комнату, все слова застревают в горле.       Хантер не плакал, потому что был не один. Майкл, мать его, Шеппард держал на руках крепко спящего малыша, завернутого в фиолетовое одеяльце, покачивая и что-то тихо напевая. Парень касается розовой щечки ребенка, улыбается и поднимает взгляд на своего соседа, застывшего в дверях. — Это становится дурной привычкой.       Бен моргает. Тут же прислоняется виском к косяку, понимая, что снова застрял на пороге. Майк с его сыном на руках выглядит странно. Мило. Удивительно. Совершенно непривычно. Абсолютно нехарактерно. Да. Именно — нехарактерно. Майк никогда раньше не брал Хантера на руки. Всегда отнекивался, даже шарахался, будто боялся причинить реальный вред младенцу. Сейчас от былого страха не осталось следа. А Хантер сладко спит. Забавно посапывает, держась за расстегнутую домашнюю рубашку парня. Он никогда не засыпал на руках ни у кого, кроме Бена. Даже Тина могла укачивать его только в колыбели.       Первый шок отступает. Бен подходит к кровати, садится, все еще не до конца понимая, что происходит. Сидеть в тишине странно. Он хочет что-то сказать, но натыкаясь на внимательный теплый взгляд, замолкает, боясь разрушить момент. Майк снова начинает мурлыкать какую-то песенку. Бен узнает ее с первых слов: «надеюсь, когда ты прыгаешь…». Голос Майка спокойный, уверенный. Нет, он совсем не нежный, но его хочется слушать всегда. Этот голос придает сил, и верить его словам хочется еще больше. Бен не к месту думает, что Шеппарду бы в политику с такими талантами. — Где Кейси? — шепотом спрашивает художник. — Ушла. Я пришел с работы, тебя еще не было. Она впихнула его мне в руки и ускакала. Коза. — Голоден? — Да.       Бен кивает. Окидывает взглядом странную картину еще раз и отправляется за ужином. Обычно холодный и слегка бесчувственный Майк с Хантером на руках выглядит… трогательно. Тепло и по-домашнему уютно. Нет, Бен не готов разрыдаться от сопливо-сладкого умиления. Майкл точно не производит такого впечатления. И если Бен скажет вслух что-то подобное, то, скорее всего, Шеппард сломает ему нос. Майк выглядит как мужчина, который заботиться о своем ребенке. Вот только, это сын Бена. Не его даже. Все так сложно, что он сам периодически забывает некоторые аспекты своей новой жизни. Устало вздохнув, Хадсон достает из микроволновки тарелку и ставит следующую. — Кейси покормила его перед уходом. И помыла, кажется. — Спасибо. Мне жаль, что я задержался. — Забудь, — отмахнулся Майк, — Я видел, как ты рисуешь. Будто ты здесь и не здесь одновременно. Это даже поначалу пугало. Я думал, ты под наркотой. — Ты отвратительный.       Не больно, но вполне ощутимо Бен тычет его ложкой под ребра, надеясь не задеть не до конца зажившую рану. Майк перехватывает его руку, то ли тянет на себя, то ли отталкивает в попытке защититься. Художник выворачивается, пытается снова ткнуть парня и в итоге оказывается прижатым задницей к столешнице. Они находятся слишком близко. Хадсон чувствует чужое дыхание на своих губах. Видит зеленые и голубые вкрапления в обычно серой радужке. Он понимает, что тянется навстречу, прикрывает глаза, но остановиться не выходит. Бен почти чувствует этот поцелуй, ощущает, как покалывает губы. Черт. — Нет, — говорит Майк и целует парнишку в лоб, отодвигаясь. — Что? Что не так? Ты же хочешь. — Я много чего хочу, Бен. Но быть утешительным призом в мои планы не входит. — Я не имел в виду… — Что?       Майкл задает вопрос и прислоняется своим лбом ко лбу Бена. Художник предсказуемо молчит, закрывает глаза, позволяя себе чувствовать чужое теплое дыхание на щеке. Шеппард отодвигается, заставляя Бена на миг потерять опору. — Тебе больно. Твое сердце разбито и тебе нужна забота. Я понимаю. Я буду заботиться о вас с Хантером не потому, что хочу залезть к тебе в штаны или загладить вину, а потому, что мне нравится заботиться о вас. А к этому, — Майк показывает сначала на него, потом на себя, — Ты не готов. И я не готов. Понятно объясняю? — Я лишь… — Мне не нужна такая благодарность.       Бен глупо кивает. Смотрит широко распахнутыми глазами и не может поверить в услышанное. Майк остановил его. Сам. Бен хотел этот поцелуй, а Шеппард решил за них обоих. Они не готовы. Замечательно. Он теперь и думать за него собрался. Дуться долго не выходит, так что ужин проходит в уютной тишине. Бен желает соседу спокойной ночи и уходит, не дождавшись ответа.       Хантер весело улыбается, провожая взглядом вращающиеся над головой кораблики. Малыш переворачивается на животик, когда Бен подходит ближе. Ему уже 4 месяца. Время летит слишком быстро. Скоро он научится сидеть, потом ползать, а там и до ходьбы недалеко. Дальше школа, колледж, университет, работа, свадьба, собственная семья. Бен обнимает сына. Он уже такой большой. Яркие зеленые глаза искрятся весельем. Бен подбрасывает его, наслаждаясь детским смехом. — Ты такой громкий. Думаешь, папочка услышит тебя отсюда? — улыбается парень.       Он кормит Хантера, купает и надевает новые ползунки, случайно натыкаясь на подарок Вика, присланный в день выписки сына и Тины из родильного дома. Мини копия его баскетбольной куртки. Бен не знает, будет ли Хантер любить баскетбол, футбол или балет. Ему будет все равно. Возможно, впервые с оформления документов на усыновление, Бен чувствует себя настоящим отцом. Или как еще можно назвать человека, задумывающегося о будущем своего ребенка? Он очень надеется, что сможет воспитать Хантера хорошим человеком, и что тот, в свою очередь, сможет гордиться отцом. Ими обоими.       Бену не спится. Стоит закрыть глаза, как темнота вокруг него оживает. Она тянется к нему, сжимает пространство. Вязкая, густая темнота поглощает весь свет, все хорошее и радостное. Бен кричит, просит помощи и пробирается сквозь склизкие стены зловещего подземелья. Его никто не слышит. Он один. Никого нет рядом. Бена охватывает ужас. Он не дает кричать, мешает вдохнуть. Это паника. Знакомое чувство. Бен думал, что уже сроднился с ним. Он видит чью-то фигуру. Угадывает очертания с первого взгляда. Бежит, но тень ускользает, и он остается совсем один в кромешной темноте, наедине со своими кошмарами.       Бен просыпается от собственного крика. Он сорвано дышит, комкает в руках одеяло и смотрит в темноту, ожидая, пока она начнет душить его. Удивительно, что Хантер не проснулся от шума. Бен видит, что в гостиной загорается свет. Луч становится все шире по мере того, как дверь в его комнату открывается. Майк проходит к кровати. Он возвышается над Беном, и тот готов поклясться, что именно эту тень видел во сне. Тень, которая бросила его, когда была нужнее всего. — Двигайся, — командует Шеппард.       Бен, не задумываясь, сдвигается в бок, Майк проскальзывает под одеяло. Он притягивает к себе несопротивляющееся тело. Мальчишка утыкается влажным лбом в чужое сильное плечо, вцепляется руками в футболку. Его еще немного трясет после кошмара, и дыхание до конца не восстановилось. Закрывать глаза страшно. Хадсон знает, еще один такой сон и снова заснуть уже не удастся. — Что снилось-то? — спрашивает Майк, накрывая плечи Бена одеялом. — Одиночество.       Майк хмыкает. Прижимает к себе крепче дрожащего художника, целует в макушку. Бен не уверен, что может назвать это проявлением нежности. Руки сдавливают талию слишком сильно для нежных объятий, почти больно. Становится невероятно стыдно за свою слабость. Шеппард определенно заботится о нем. Но это не нежность и не страсть. Это что-то незнакомое Бену. — Ты не одинок.       Бен слышит каждое слово, впитывает в себя чужую уверенность. Он чуть улыбается и забывается беспокойным сном. Майк еще долго прижимает его к себе, слушая, как успокаивается бешено бьющееся сердце и выравнивается дыхание. Он чувствует, как внутри него разливается тепло и… умиротворение. Бен обвивает его руками, притирается теснее, расслабляется. Кошмар, наконец, полностью отступает.       Разумеется, просыпается Бенедикт один. Хантер хнычет в кроватке, а плюшевый снова лежит на полу. Бен чувствует себя неприлично отдохнувшим, когда выходит на кухню за детским питанием. Майк в темноте пьет кофе, развалившись на стойке. Он прячет глаза от света ладонью, отчаянно жмурится и приглушенно матерится. — Не выспался? — сочувственно спрашивает Бен. — Ты полночи сопел мне в ухо и поливал слюнями. Как тут выспишься? — Ну, извини. Сам пришел.       Значит, все-таки не приснилось. Бен краснеет, забирает подогретую смесь и возвращается к сыну. Малыш жадно глотает свою еду. Загадочная улыбка, сопровождающаяся неприятным запахом, оповещает отца о необходимости сменить подгузник. Хантер хлопает ладошками по воде, брызгается, и Бен смеется.       Видимо, Майку становится любопытно. Он появляется в ванной как раз тогда, когда Бен вымок до нитки. Шеппард улыбается широко и открыто, наблюдая, как парень играет со своим ребенком. Скулы с непривычки болят, это видно по тому, как Майк растирает затекшие мышцы. Бен удивленно моргает, отвлекаясь от малыша, но быстро возвращает свое внимание обратно, получая новую порцию брызг в лицо. — Делай так чаще, — отплевываясь, говорит Бен. — Как? — непонимающе спрашивает Майк. — Улыбайся. Только не своей коронной ухмылкой «трахаю все, что движется», а вот так, как сейчас. — Как же я сейчас улыбался? — Будто ты счастлив. По-настоящему, — пожимая плечами, неуверенно отвечает Бен. — По-моему странно, что ты видишь отличия в моих улыбках, — говорит Майк, снова растягивая губы в ухмылке, — Это немного нервирует. — Ну, я же говорил. Не вот это выражение похоти и самодовольства, — Бен кивает на лицо соседа, — А как было. По-настоящему.       Майкл знает, о чем тот говорит. Серьезно. Он улыбался слишком редко, потому скулы опять сводит, стоит ему выполнить просьбу. Но огонек во взгляде напротив стоит всех мучений мира. Когда Майк смотрит в его глаза, то видит в них только доброту и свет. Ему так невыносимо тошно из-за того, что он чуть не погасил этот свет. — Ты ненавидишь меня?       Бен кутает Хантера в полотенце. Он замирает на долю секунды, но этого достаточно, чтобы Майк заметил нервозность, заставившую парня поежиться и застыть. Бен не отвечает. Проходит к пеленальному столику, одевает сына и выходит из ванны. Майк через минуту следует за ним. Тишина давит, а вопрос требует ответа. — За что я должен ненавидеть тебя?       Ответ, в принципе очевиден. Хадсон сидит на кровати. Он внимательно наблюдает за сыном, играющим с Кенни. Бен не дурак, он понимает — ответить все равно придется. Вот только в голове всплывают медово-ореховые глаза, серебряный браслет, который до сих пор красуется на запястье, и потому вопрос «ты меня ненавидишь» причиняет куда больше боли, чем должен. У него так часто спрашивают об этом, что впору задуматься.       Майк опускается перед ним на корточки, заглядывает в глаза. Бен знает, что тот имеет в виду, и не понимает, чего боится больше: признать вслух свои чувства или вообще их наличие, а может, боится потерять что-то, чего уже нет. — Я не ненавижу тебя, Майк. Правда. Больше нет. Может быть, это все твоя забота или мое разбитое сердце — не мои слова, ты сам это сказал — или, может быть, то, что я живу с тобой и буквально вишу на твоей шее. Я не знаю. Но я не ненавижу тебя. Мне нравится…       Бен запинается. Он теребит браслет, отводит взгляд. Вся смелость и решительность сошли на нет. Он больше не уверен, что хочет говорить вслух то, что думает. Майк накрывает его пальцы, цепляющие браслет. Этот простой жест успокаивает и придает уверенности. В нем нет сексуального подтекста. Только желание успокоить. — Что тебе нравится? — Дождливый Чикаго. Академия. Ты рядом. Эта квартира. Хантер. Я чувствую себя в безопасности. У меня такое чувство, что я справлюсь со всем, если ты будешь здесь. Когда ты рядом… Не знаю. Если я звучу, как влюбленная девчонка, просто скажи мне, и я себя ударю потому, что я абсолютно точно не влюблен в тебя. Просто, когда ты рядом мне спокойно. — Значит, я буду рядом, пока нужен тебе.       Майк поднимается на ноги. Он улыбается Бену. По-настоящему. Хадсон улыбается в ответ. Парень может привыкнуть к тому, как расплавленная сталь в глазах Майка теплеет с каждым взглядом, с каждой улыбкой, но не хочет. Это пугает его. Пугает до дрожи снова впустить кого-то в свою жизнь, тем более Майкла Элизабет Шеппарда. Того самого Майкла на черной «Camaro», что так часто снился ему в кошмарах. Нет, он не готов. — Майк, — тихо зовет Бен, в тайне надеясь, что его не услышат, но тот оборачивается, — Останься со мной.       Это самые странные слова, которые когда-либо произносил Хадсон. Он сам точно не уверен в том, что хотел сказать. Но когда этим же вечер Майк возвращается в его спальню с подушкой и одеялом, сердце перестает биться, как безумное. Бен целует сына на ночь, желает сладких снов и возвращается к постели, на которой устроился Майк с книгой. Бен забирается под одеяло, прижимается к теплому боку и выдыхает. Кажется, впервые с выпускного, он чувствует себя настолько в безопасности.       Майк читает что-то юридическое, жутко скучное и непонятное, скорее всего, даже ему самому. Поначалу Бен тоже пытался понять смысл написанного, вчитывался в текст, искал знакомые слова, но вскоре сдался. Он отворачивается от света, заворачивается с головой в одеяло, теснее притираясь спиной к читающему парню. Он засыпает под тихое шуршание страниц. А утром их будет громкая трель звонка и плач проснувшегося от шума Хантера. Видимо, сын действительно старательно спасает своего отца от неловких ситуаций.