Глава 39.
В мае Хантер впервые пошел. Точнее, побежал за Кеннетом, который забрал кролика-тезку, чтобы Кейси могла пришить оторванное ухо на место. И малыш обязательно бы упал, запутавшись в собственных ногах, если бы не вовремя подоспевший отец, подхвативший его на руки. Выразительный взгляд Бена совсем не пугает Хантера. Ребенок только удивленно хлопает глазками и смеется, а взрослые медленно выдыхают, радуясь, что этот маленький неугомонный комок жизнерадостности цел и невредим. На этот раз. — Нашего будем привязывать. На всякий случай. Кенни отдает игрушку хихикающей Кейси, а Бен удивленно смотрит на друзей. Он все еще не привык к мысли, что эти двое действительно женаты, и вот уже месяц считаются официальной самостоятельной ячейкой общества. Бен считает слишком большой ответственностью — женитьба на ком-либо, но еще большей ответственностью он считает рождение ребенка. В конце концов, у него есть некий опыт в этом вопросе. — Ничего не хотите мне сказать, Олсены? — Кажется, ты скоро станешь дядей. Кеннет даже возразить не успевает, как оказывается в крепких объятиях Хадсона вместе со своей женой. Это невероятная новость! И больше всего на свете Бену хочется в нее поверить. Он знает, несмотря ни на что, где-то в мире есть люди, которым любовь приносит только радость, без боли, без испытаний, без потерь. И он бесконечно благодарен всем богам, что такими людьми оказались его друзья. Уже поздно вечером, после ухода ребят, художник старательно пакует вещи, попутно собирая разбросанные сыном игрушки. Майк подходит неслышно. Сгребает в объятия, целует за ухом. Бен от неожиданной нежности тает, собранные вещи снова оказываются на полу. Майк отпускает его так же внезапно, как и обнимает. — Уже собираешься домой? — Первый курс официально завершен. Сегодняшний экзамен был довольно простой. Родители хотят устроить вечеринку на день рождения внука. Ты тоже приглашен. — Я с радостью увижусь с твоими родителями. — Последнюю неделю тебя практические не бывает дома. Каникулы пойдут на пользу нам обоим. — Знаю, малыш. Нам нужно кое-что обсудить. — Можно обсуждать, пока я собираю вещи? — Бен, прошу тебя, сядь. Спорить с Майком, который настроен так серьезно, не хотелось. Требовать выложить все как есть сию же секунду — тоже. Шеппард знает — Бен не кисейная барышня. Он уже пережил многое, переживет и все то, чтобы тот не собирался ему сказать. Но Майк требовательно хлопает по дивану рядом с собой. Бен настороженно вглядывается в уставшее лицо и все четче понимает, Майкл считает, что эту новость он не переживет. — Виктора возвращают домой. Целое мгновение в голове Бена маленькая обезьянка стучит золотыми тарелками друг о друга, создавая громкий пронзительный звук, отпугивающий формирующиеся мысли. Такое бывает, когда ты услышал информацию, но никак не можешь ее переварить. Блокируешь, не хочешь осознавать. — Нет. Вик еще в Ираке. Об этом трубили все новости, Кейси и Кеннет устроили целое шоу из этого известия. Его не могут вернуть посреди миссии. Или как это у них там называется. — Бен… — Это же командировка. Это не боевая операция. — Малыш, послушай… — Нет! Бен вскакивает с кресла. Мечется по комнате, подбирает выпавшие из рук игрушки и вихрем уносится в комнату, на ходу хлопая дверью. Майк остается в гостиной. Он сжимает руки в кулаки, стараясь унять рвущиеся наружу эмоции. Художник не заслужил всего этого. Он не заслужил той боли, которой так щедро делится с ним мир. Но как ему помочь, Шеппард не знает. Скрывать правду в любом случае будет поганой идеей, ведь потом будет еще хуже. Майк считает глупцами тех, кто любит говорить «хуже не бывает». Он прекрасно знает, всегда есть куда хуже. Из задумчивости мужчину выводит Хантер, опирающийся своей маленькой ладошкой о его колено. Майк подхватывает ребенка на руки. Смотрит в эти огромные зеленые глаза и пытается собраться с силами. Ему так сильно хочется, чтобы обладатель точно таких же зеленых глаз тот час материализовался перед ним. Но это не Дисней, тут не будет счастливого конца. Он должен поговорить с Беном, сообщить новости. Пусть лучше художник узнает от него, чем додумает сам или прочтет в твиттере. — Побудь здесь, карапуз. Мне нужно поговорить с твоим отцом. Хантер в ответ зевает. Когда Шеппард оставляет его в кресле под пледом, тот уже сладко спит, обнимая своего плюшевого зайца. Хотя бы за душевное состояние одного члена этой безумной семейки можно быть спокойным. Хантер еще слишком мал, чтобы понимать в каком кошмаре живет его отец. Майк очень надеется, что Хантер никогда не узнает этого. Дверь в комнату открывается с тихим щелчком. Кажется, Бен перестарался в выплескивании своих эмоций и повредил замок. Надо будет починить до того, как они уедут. Художник сидит на кровати и смотрит в стену. Он не плачет. Скорее всего, даже не дышит, как это обычно у него бывает в момент эмоциональной нестабильности. Его руки сжимают покрывало до побелевших костяшек. Голос дрожит и срывается на хрип. — Что случилось? Майк раздумывает над ответом ровно секунду — он засек. И в отличие от Хадсона, его голос не подводит. Он звучит тихо и спокойно. Парень полностью контролирует себя, потому что знает, у него еще будет время горевать, а вот сил на то, чтобы вытащить из этого горя художника, у него не прибавится. Сейчас важнее вернуть мальчишку к нормальному состоянию. — Виктор погиб, Бен. — Я понял! — огрызается тот, — Я хочу знать, что с ним случилось. Я хочу знать, как так вышло. Почему? За что? Он ведь хороший. Он ведь не виноват ни в чем. Я же теперь не смогу… Чтобы прервать этот сбивчивый монолог, хватает одного крепкого объятия. Бен по-прежнему сидит на кровати, Майк у его ног, прижимает содрогающееся тело, стараясь прекратить зарождающуюся панику. — Мне жаль, малыш. Когда Бен начинает кричать, Майк впервые за долгое время пугается по-настоящему. Парнишка вырывается из объятия, прижимается лбом к его груди и кричит до тех пор, пока вместо звука из горла не вырывается один лишь хрип. Кажется, именно в тот момент Бен просто отключается. Теряет сознание, как в сопливых мелодрамах, которые так любит. Вот только это не кино, это чертова жизнь. В гостиной начинает плакать только что проснувшийся напуганный громкими звуками Хантер.***
Проходит несколько дней. Все СМИ их родного города пестрят чудовищными заголовками о семье мэра. Бенедикт практически не выходит из комнаты, не ест и совсем не говорит. Обычно болтливый художник закрылся от мира, от друзей и Майка, даже от собственного сына. Он ведет существования призрака и надеется, видимо, вскоре стать таковым, заморив себя голодом. Кейси недавно уехала, пообещав, что они встретятся в доме его родителей. Она заставила друга помыться, но заставить съесть что-то существеннее чая — выше ее сил. В этот раз, в третий, даже она теряет надежду. Майк убирает очередную нетронутую тарелку в холодильник и идет заканчивать с упаковкой вещей. Через час они должны выезжать домой. Он уже не верит, но еще немного надеется, что родители и родные места смогут все исправить. Смогут снова вернуть Бена к жизни. После долгих часов езды в полной тишине увидеть знакомые улицы Майку кажется благословением. Бен даже стал выглядеть более… живым. Он смотрит по сторонам, но будто не узнает местность. Кажется, за последние полторы недели, Бен вообще перестал что-либо узнавать, даже собственное отражение. Разве у призраков вообще есть отражение? — Мы приехали, парни. Просыпаемся. Майк треплет за коленку уснувшего в авто-кресле Хантера. Ребенок озирается по сторонам, улыбается и уже пытается вывернуться из ремней безопасности. Точно неугомонный комок жизнерадостности. Шеппард берет малыша на руки и выводит безвольного Бена на улицу, где их уже встречают мистер и миссис Хадсон. Тина маячит в окнах второго этажа. Когда-то там была спальня Бена и Виктора. Майк точно помнит, он провел слишком много времени под этим окном. Когда он приветствует родителей Бена, его голос бесцветен и тих. — Мистер Хадсон. Алан пожимает протянутую руку. — Миссис Хадсон. Джули приветливо улыбается, тянется обнять вновь прибывших. Она бегло осматривает сына, оценивая его состояние. Она видит лишь призрака, того самого, которым так хотел стать ее ребенок несколько лет назад. Она молила богов, чтобы больше никогда не увидеть того, как родной сын медленно умирает изнутри, а она абсолютно беспомощна и ничем не может ему помочь. — Отведи его в комнату и присоединяйся к ужину. Он так и делает. Отдает малыша на попечение бабушки и дедушки, помогает Бену подняться наверх. Майк усаживает его на постель, накидывает на плечи мягкий плед, внимательно смотрит, словно ожидает, что вот сейчас Бен заговорит, но тишина убивает, и он выходит. В коридоре, прислонившись спиной к стене, стоит Тина. Он знает, она последняя, кто станет помогать ему, но для Бена девчонка сделает что угодно. Он не знает, как попросить ее о помощи, но и молчать уже нет сил. Ему не справиться с этим самому. — Он будто умер в тот день вместе с ним. — Так бывает, когда умирает тот, кого ты любишь. — Я больше не могу смотреть, как он страдает. Сделай что-нибудь. — Боюсь, если я его убью, ты меня не простишь. Пока ничего другого мне в голову не приходит. Я думала, он уже должен был обзавестись иммунитетом к любой боли, но это же Бен. Тина подходит к замершему на кровати парню и уже не слышит, как закрывается дверь. Все ее внимание теперь принадлежит живому мертвецу, воспитывающему ее сына. Она ненавидит судьбу за то, что этот мальчишка постоянно должен страдать, но и перестать злиться на него не может. Девушка ставит горячее какао на тумбочку у кровати, когда слышит тихий голос. — Ты знаешь, как он умер? — Ты обещал позаботиться о Хантере. — Тина. — Нет, Бен. Теперь ты меня послушай. Ты обещал позаботиться о нашем сыне. Но вместо этого впал в депрессию. Довел себя до еще худшего состояния, чем в прошлый раз. Заставил нас всех волноваться. Ты обещал быть сильным. — Я был сильным! — он трет глаза, — Ради Хантера, ради родителей и Майка. Знаешь, как он старается, чтобы я больше не боялся. Я был сильным, потому что обещал тебе. Я был сильным ради Виктора, который оказался там из-за меня. Понимаешь? Все это моя вина. Я убил его. — Боже. Тина теряет весь свой яростный запал. Она невесомо касается всклоченных волос. — Бен, это не твоя вина. Не смей винить себя в его смерти. — Расскажи мне. Я должен знать. Я хочу знать. Девушка садится на край кровати. Всматривается в выцветшие от боли глаза. Чувство вины убивает его. Не боль, не тоска, а вина. Глупая необоснованная вина пытается отобрать у нее лучшего друга. Да, он должен знать. Она тоже должна была, потому и позвонила матери Виктора. От неизвестности только больнее — она понимает. Мысли в голове путаются. Она уже знает, что собирается сделать, только не знает как. — Никто не знает точно, миссия была секретной. Миссис Андерсен сказала, что его застрелили, когда патруль попал в засаду. — Я как будто задыхаюсь. Воздух словно отказывается идти в легкие. Парень закрывает глаза, смаргивая слезы. Он очень устал держать их в себе. — Знаешь, Бен, они вручили ей его жетоны и флаг. Он умер американским героем. Понимаешь, он стал героем? Ты должен им гордиться. — Я всегда им гордился. Он стал героем задолго до этого. Она помнит. Бен не смотрит на нее, тоже роется в своей памяти, воскрешает яркие картинки. Девушка помнит и выпускной, и то, что было после него. Иллюзию счастливой жизни и вечный ужас, который заставил ее бежать в другой город. Тина вздыхает, треплет Бена по волосам и сама не замечает, как начинает плакать. Она совершенно отвыкла от этого — от эмоций. Они ведь так и не попрощались. Вик звонил ей пару раз, но ничего не говорил о боевых операциях, только спрашивал о жизни, о Бене и сыне, иногда о матери. Он так гордился ей. Куинн развелась с мужем. Она открыла свой магазин и даже написала заявление в полицию, где признает, что была жертвой тирании Андерсена-старшего, и просит помощи для себя и своего сына. Вот только все это было сделано слишком поздно. Она осталась жива, а Вик не дослужил несколько месяцев до своего первого отпуска. И за это глупо ее ненавидеть, но Тина ненавидит. Всем сердцем. А еще жалеет, ведь нет ничего хуже, чем пережить своего ребенка.