The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      Пришлите мне громовещатель с гноем Бубонтюбера. Отправьте в яму к бешеным соплохвостам. Заставьте сразиться с неуравновешенным Румынским Длиннорогом, который сразу же сделает из меня чистокровное барбекю. Да хоть сделайте личным рабом Невилла Лонгботтома на чертовы две недели. Только не отправляйте меня домой.       «Не поздновато ли для смены планов?»       «Да, — Драко молча согласился со своим внутренним голосом, — слишком поздно. Особенно думать об этом на пороге Малфой-мэнора, ожидая ответа в угрюмой тишине на пару с Грейнджер».       К слову, было действительно поздно. Особенно с тех пор, как он и Грейнджер стояли в угрюмой тишине на пороге Малфой-мэнора.       Драко покачивался на каблуках, засунув липкие от пота руки в карманы. На секунду он представил, как звонит в дверной звонок и нагло убегает за возвращающимся к воротам экипажем, оставив Грейнджер одну стоять у двери.       Будто прочитав его мысли, Грейнджер повернула к нему кудрявую голову и уставилась с подозрением, пододвинувшись почти непозволительно близко.       Даже если ей было страшно, она чертовски хорошо скрывала это. Исключая факт с паническим растиранием рук, что, как Драко знал, свидетельствовало о том, что она нервничает, Гермиона выглядела невероятно спокойно.       Путешествие в Косой Переулок выдалось без приключений. Гермиона держала себя лучше, чем Драко о ней сперва подумал. Он ожидал слез и рыданий, поэтому благоразумно держался на расстоянии от нее (и ее бесконечной, полной нетерпения, дурацкой череды вопросов).       И, Мерлин, вопросов было бесконечно много.       В какой-то момент он едва удержался от того, чтобы не заткнуть ей рот ее же персиковыми атласными кружевными трусиками. Он вытащил их из-под подушки в отеле и предпочел об этом умолчать, наблюдая за тем, как Гермиона обшаривала номер веселые тридцать минут. Возможно, он бы их отдал, признай она, что они пропали.       Время близилось к ланчу, когда они трансгрессировали в Косой переулок. И если отсутствие Драко на завтраке, возможно, вызвало всего лишь легкое недоумение среди слизеринцев, то исчезновение Грейнджер породило бы панику. Поэтому Драко предложил ей написать письмо Макгонагалл и записки тем безмозглым моллюскам, которых она называла друзьями.       У заместительницы директора Хогвартса, несомненно, случился бы припадок, узнай она, что ее драгоценная староста попала в беду.       Драко предположил, что его постель точно приравнивалась к этому слову.       Как только они прибыли на почту, он ощутил в себе достаточно милосердия, чтобы протянуть Грейнджер сикли в достаточном количестве для оплаты писем. К несчастью, кудрявая всезнайка ответила на его щедрость взглядом, от которого у Драко волосы встали дыбом. Презрительно фыркнув, она швырнула деньги ему в лицо и, словно ураган, влетела в почтовое отделение, не заметив его веселой улыбки.       Характер у девчонки, словно яйца Годрика, — он не мог этого не признать. Он наблюдал за ней в почтовом отделении снаружи на случай, если она попробует совершить что-то феерически глупое, как, например, разрыдаться перед непринужденной толпой бездельников. От нее Драко доставались только хмурые и убийственные взгляды. А веселому полноватому лысому почтальону, который обслуживал ее за прилавком, Грейнджер улыбалась и вообще общалась непринужденно и мило.       По крайней мере, у нее больше эмоций, подумал Драко. В отличие от Рона Уизли, например, который вывел свое «добродушие» на новый, еще более унылый уровень.       Драко наблюдал за тем, как, размышляя над письмом, она на мгновение прикусила кончик своего розовенького язычка. Внутри было тепло, и Грейнджер сняла с головы капюшон плаща. Драгоценные заколки в ее волосах зацепились за легкий хлопок и сместились, дав волосам свободно спадать на ее плечи. Она не задумываясь перекинула кудрявые волосы на одно плечо, не отрываясь от письма, накручивая прядь на палец с искусанными ногтями.       Для девушки, которая, казалось, и двух кнатов не отдавала за то, что носила, Драко признал, что Грейнджер была удивительно женственной. Было трудно не заметить ее легкую походку или едва уловимое покачивание бедер, когда она постоянно носилась по замку, скрываясь за охапкой книг или за своим стандартным журналом старосты.       Ей следовало бы одеваться получше. Лохмотья, которые она носила в свободное от занимаемых обязанностей время, были не лучше мешковины с прорезями для рук — грубыми, тусклыми, бесформенными и скучными.       Драко знал толк в одежде. Наряду с тайной склонностью к травяным шампуням (его фаворитом месяца был «Розмарин и лаванда»), это была черта, которую он унаследовал от своей матери. Он оценивающе присмотрелся, а затем «приодел» Грейнджер в богатое рыжевато-коричневого цвета бархатное платье. С глубоким вырезом, чтобы показать гладкую кожу между ее маленькой грудью.       «Еще лучше», — подумал он, моргнув, и в мыслях раздел ее до туфель на высоком каблуке и серебряного браслетика, который она носила вокруг левой лодыжки. Девушка выглядела намного лучше без одежды. На самом деле, чем больше одежды носила Грейнджер, тем больше она его раздражала.       Или, возможно, дело было в том, что чем меньше одежды она носила, тем больше она его привлекала.       Да. Вероятно, так и было.       Он задавался вопросом, не сделал ли их совместный вечер ее более чопорной. Возвращение такой страстной девушки к прежнему равнодушию, царившему между ними, было бы настоящим упущением.       Грейнджер не нужен хрустальный шар, чтобы заглянуть в свое будущее. Все, что ей бы понадобилось, — взглянуть на декана своего факультета. Минерва Макгонагалл была уникальным учителем и грозным заместителем директора, но она также обладала сексуальным очарованием соплохвоста. Было грустно видеть, что ведьмы, часто живущие дольше волшебников, достигали своего сексуального расцвета сравнительно позже.       Если бы Грейнджер оторвала взгляд от списка обязанностей префектов, она, возможно, заметила бы, что в Хогвартсе существовали гораздо более приятные развлечения, чем маршировать вверх и вниз по коридорам, как более красивая и лучше пахнущая версия Аргуса Филча.       Или, возможно, она заметила то, что упускала. Может быть, этим объясняется ее внезапный интерес к его «услугам» в вечер выпускного бала.       Интригующая мысль, да. Возможно, золотая девочка Гриффиндора не была против быть испорченной. Возможно, слегка подтолкнув ее, он сможет…       — Эм, Малфой, — именно в этот момент прошептала Грейнджер, прерывая размышления Драко.       Он немного выпрямился, стоя на пороге Мэнора, и посмотрел на нее свысока.       — Не думаю, что кто-то придет открывать дверь, — она потянулась к серебряному звонку во второй раз, но он остановил ее, преградив рукой.       Вскоре изнутри послышалась возня, и резные дубовые двери наконец открылись, предоставив взглядам старую горбатую домашнюю эльфийку, одетую в лоскутную розовую грелку для чайника.       Существо ахнуло, взглянуло на Драко влажными глазами и тут же бросилось на него.       — Мастер Драко вернулся! О! Тулип так счастлива!       Немного поморщившись, Драко (с домашним эльфом) сделал шаг вперед.       — Рад снова видеть тебя, Тулип, — сказал Драко беззлобно. Он погладил существо по зеленоватой голове, в то время как его взгляд блуждал по пустому холлу.       Внутри поместья было прохладно, темно и пыльно — именно так, как запомнил Драко. Солнечный свет доблестно пытался проникнуть через окна, покрытые грязью. Несколько приглушенных лучей света упали на черный мраморный пол, освещая летающую в воздухе пыль. Мебели не было, но зато вдоль винтовой лестницы стояло множество пустых деревянных ящиков.       — И мастер Драко привел молодую мисс! — Тулип повернулась чтобы поприветствовать Грейнджер, которая, казалось, была полностью занята, таращась на пустой холл. Эльфийка склонилась в идеальном низком реверансе, будто забыв о больных суставах. — Добро пожаловать в поместье Малфой, мисс.       Грейнджер опустила взгляд на сияющее существо.       Драко закатил глаза. Чем скорее она закроет свой разинутый рот и ее глаза вернутся обратно в глазницы, тем скорее они смогут спросить совета у Люциуса.       — Дом не кусается, — сказал Драко, снимая плащ и передавая его Тулип.       Гермиона пришла в себя достаточно, чтобы посмотреть на него хмуро.       — Хотя он может выплюнуть тебя, — добавил он с невеселой усмешкой.       Теперь она испугалась, но все-таки перешагнула порог и ступила на прохладный мрамор холла.       — Где мой отец? — спросил Драко. Домовая эльфийка как раз рассматривала мятую мантию Драко с выражением крайнего неодобрения.       — Мастер Люциус в кабинете, — сообщила Тулип; ее скрипучий голос мгновенно стал еще скрипучее. — Вы хотите увидеть его сейчас?       — Да, не хотелось бы откладывать неизбежное, не так ли? — Драко улыбнулся Гермионе насмешливо и протянул ей руку, которую она предсказуемо проигнорировала.       Драко шел сразу за Тулип, заметив, что на этот раз Гермиона, похоже, не возражала против того, чтобы плестись позади.       Такие чистокровные волшебники, как Люциус, уже не появлялись на свет.       Это было не столько связано с вырождением крови, сколько с постепенным отказом от старых обычаев: когда порки были обычными методами поддержания дисциплины в доме, когда отпрысков заставляли заучивать огромные кодексы семейного поведения, начиная с того, как сидеть на лошади, и заканчивая тем, как лучше успокоить недовольную хозяйку.       В старшем Малфое была врожденная элегантность, до которой Драко еще не дорос. В этом отношении Люциус был очень похож на Снейпа. Что бы ни говорили о профессоре зелий, этот человек двигался, как чернила в воде.       Люциус был чем-то похож, только более энергичен и более силен. На восприятие влияло и то, что хоть мотивы Снейпа и были двусмысленными, мир знал именно Люциуса Малфоя как самую последнюю сволочь. Несмотря на то, что волшебник с конфискованной палочкой имел то же почтение, что и проститутка в Лютном переулке, Люциус все еще оставался силой, с которой шутки плохи.       К примеру, брак Гермионы Грейнджер с наследником Малфоя, вероятно, в глазах Люциуса расценивался как глумление высочайшего уровня, в особенности если она предложит развод и молчание в обмен на финансовое поощрение. Но все же Драко думал, что знал ее достаточно хорошо, чтобы исключить подобный вариант.       Грейнджер не интересовали деньги, в чем и была ее странность.       Последние три года именно Драко оплачивал необходимые еду и другие вещи первой необходимости в поместье Малфоев.       Люциус, возможно, и был без гроша в кармане, но его сын был далек от этого. Драко получал щедрые ежемесячные выплаты с огромного наследства, оставленного ему дедом Юлиусом. Кроме того, его мать присылала ему определенные суммы взамен ее отсутствия.       Так что деньги не были проблемой. Однако, с запретом на магию, наложенным на поместье, и скорым (и понятным) уходом работников, не желающих работать без своих палочек, не оставалось вариантов поддержания дома в порядке.       Даже с помощью верного и очень старого домового эльфа вручную обрабатывать триста гектаров земли было невозможно.       Драко не думал, что отец винит его в их положении. Однако обида все равно присутствовала. Люциус не был бесчувственным безумцем, но отчаяние, беспорядок и очень дорогой бренди выявили в нем самое худшее за последние три года.       В Драко поднималась небольшая волна беспокойства, что Люциус использует новость о браке как предлог, чтобы наконец сорваться. Если он это сделает, то уже не будет единственным волшебником в изгнании, который пошел по такому пути. Всего месяц назад Кадмус Эйвери разозлился на что-то в своем собственном поместье и лишил голов трех домашних эльфов старинным самурайским мечом, прежде чем быть уничтоженным аврорами, напавшими на его дом.       По закону в Малфой-мэноре повсюду была сигнализация и охранные чары, заложенные в каждом кирпичике замка. Мельчайшего намека на темную магию было достаточно, чтобы сюда нагрянули толпы авроров. Конечно, это очень поможет, реши отец взять со стола тяжелое пресс-папье из оникса и забить им Грейнджер до смерти. Но это маловероятно. Грубое убийство не в стиле отца. Вероятно, мысль запачкать дорогой обюссонский ковер кровью Грейнджер заставит Люциуса отказаться от этой идеи.       Именно в этот момент Драко стоял на упомянутом ковре, только что сообщив отцу, что недавно сделал себе брачную тату и женился на магглорожденной ведьме из Гриффиндора, стоявшей рядом с ним. Если врата ада и планировали когда-либо открыться, то, скорее всего, это произойдёт здесь в ближайшие несколько минут.       На первый взгляд отец воспринял известие об их пьяном безумии гораздо лучше, чем Драко ожидал. Хотя с Люциусом первое впечатление часто бывало обманчивым.       — Как? — спросил Люциус, сумев передать в одном слоге отвращение, ужас и ледяную ярость.       Старший Малфой находился посреди кабинета, все еще одетый в кроваво-красный шелковый халат, несмотря на то, что было три часа дня. На столе покоились пустой хрустальный графин и стакан, наполовину наполненный коньяком. Волосы Люциуса были длинными и распущенными, а на левом виске непрерывно пульсировала вена.       «Не лучший расклад», — сделал вывод Драко, но с этим уже ничего нельзя было поделать.       К чести Грейнджер, она почти не протестовала, когда Драко возложил на себя обязанность рассказать о произошедшем лаконично и безэмоционально. У нее было желание вмешаться, но она сумела уловить невысказанный план подать все Люциусу тихо, четко и без лишних красок.       Драко начал рассказ с их побега с выпускного в «Змею и камень», вскользь упомянул о событиях в тату-салоне и последовавшую свадебную церемонию и закончил пробуждением в захудалом маггловском отеле в Лондоне.       Неудивительно, что его отец даже не взглянул на нее после того, как Тулип привела их в кабинет, вплоть до упоминания брачных татуировок. Казалось, для Люциуса она была невидимкой, так много ей перепало внимания.       Сразу после рассказа Драко воцарилась ужасающе долгая тишина.       Единственный шум исходил от опавших листьев, которые ветер тащил за собой по двору, и от обеспокоенного бормотания Тулип. Люциус продолжал молчать. С медлительностью, которая безумно противоречила напряжению, повисшему в комнате, он неспешно откинул прядь своих длинных серебряных волос и сделал глоток бренди.       — Заклинание, если я не ошибаюсь, называется «Фида Миа», — объяснил Люциус так тихо, что Драко, возможно, не услышал бы его, если бы все в комнате не затаили дыхание.       Грейнджер выбрала именно этот момент, чтобы поддаться своему приступу «но разве»:       — Но разве «Фида Миа» не объявлена вне закона в Великобритании? — сказал «лучший мозг Хогвартса». — Именно по той причине, что заклинание нельзя отменить? Я имею в виду, что оно возникло как заклинание отслеживания, которое бесчеловечные волшебники использовали в качестве метки, чтобы их слуги не могли далеко убежать.       Драко уже шел к книжным шкафам, выстроившимся вдоль стены напротив камина.       — О, контрзаклятие существует, можешь не сомневаться, — сказал он. — На самом деле я уверен, что здесь есть том по старой…       Люциус двигался, словно искра на льду. Гермиона даже не успела вскрикнуть от удивления, когда отец яростно и с такой силой отпихнул Драко, что он напоролся на маленький столик для ланча, на котором стоял китайский фарфоровый сервиз и нетронутый ланч.       Тулип вскрикнула и закрыла лицо руками, бормоча все громче и торопливее. Инстинктивно Гермиона попыталась поймать Драко или, по крайней мере, облегчить его падение. Но она оказалась недостаточно проворной, и он впечатался в стол, отчего фарфор разбился, а столовое серебро покатилось по полу.       Ужас во взгляде Гермионы, когда она наклонилась, чтобы помочь Драко, резко отличался от холодной отстраненности у Люциуса.       — Не надо, — прошипел Драко, отшатнувшись от нее. Потеряв дар речи, Гермиона убрала руки, и повернулась к Люциусу, одарив его ненавидящим взглядом.       — Есть ли предел тому, что я должен выносить? — бросил Люциус сыну, кипя от гнева.       — Выносливость — сила, не так ли, отец? — ответил Драко. Он поднялся на ноги без посторонней помощи, прижимая пальцы к тонкому порезу на скуле, который он получил от разбитого фарфора. — Кажется, это ты мне об этом говорил.       Враждебность в комнате была почти ощутимой. Ненависть висела в воздухе, как дым.       Люциус положил всему этому конец.       — Тулип, проводи моего сына в его покои. Я хочу поговорить с мисс Грейнджер наедине.       — Нет, — ответил Драко.       — Хорошо, — согласилась Гермиона одновременно с Драко.       Драко повернулся и хмуро посмотрел на нее. Гермиона так побледнела, что стали видны несколько веснушек на ее носу. Затем он бросил на Люциуса взгляд, который она даже не попыталась расшифровать, и быстро вышел из кабинета с Тулип, хлопнув дверью.       Люциус сидел за своим столом, быстро писал на толстом кремовом пергаменте, который, вероятно, стоил больше, чем все, что когда-либо использовала Гермиона.       — У Вас будет пятнадцать минут моего времени, мисс Грейнджер, после чего Вы будете размещены в гостевой спальне до конца этого дня. До Вашего возвращения в Хогвартс завтра я предоставлю Вам решение нашей маленькой проблемы… От Вас и моего сына зависит, будет ли оно выполнено надлежащим образом.       Он сделал паузу в написании, чтобы посмотреть на нее, заметив ее свирепый взгляд и дрожащие руки.       — Я так понимаю, вы не одобряете мои методы воспитания? — непринужденно сказал он. Его слова были слегка неразборчивы. По какой-то причине это несколько смягчило ее отвращение к нему. Мужчина был пьян.       Это не оправдывало того, что он сделал, но вселяло надежду, что он был лучшим отцом, когда не злился.       — Вы переступили допустимые границы, как родитель. Поступая так, вы унижаете себя, своего сына и имя своей семьи. Но последнее сейчас и так опущено ниже некуда, не так ли?       — У меня не так много ценного, чтобы его терять, Мисс Грейнджер.       Удивительно, как он был похож на Драко. Но он был красивее Драко, если такое вообще возможно. Люциус был похож на картину Гойи, решила Гермиона, часто смущающая содержанием, но все равно вызывающая восхищение. Резкая, острая красота.       Между тем, черты Драко были определенно более мужественными. Он унаследовал цвет волос от отца, но у него также явно была характерная костная структура Блэков. Длинные, худощавые линии, слегка изогнутые губы и такие же широкие плечи, что и у Сириуса.       Часть Гермионы хотела бежать из дома так быстро, как бы это позволяли ее ватные от волнения ноги. Другая, менее умная, хотела сидеть и просто пялиться на Люциуса, словно на свирепую дикую кошку в зоопарке. Только в этом случае единственным, что отделяло ее от хищника, был стол из вишневого дерева.       Боже. Ее опять слегка подташнивало.       — Мои ошибки — только мои собственные, — ответила Гермиона твердым голосом. — Даже если я расскажу родителям, они и пальцем меня не тронут.       — Мой сын не простак, мисс Грейнджер. Не мое дело знать о его интрижках, но когда он самостоятельно решает вопрос о женитьбе, что ж, — Люциус пристально посмотрел на нее. — Мой долг — выразить свое родительское недовольство. Но давайте перейдем к делу, хорошо? Вы, очевидно, умная молодая женщина, поэтому вопрос напрашивается сам собой. — он сложил руки на груди. — Сколько?       — За Драко? — спросила Гермиона, недоверчиво и оскорбленно. — Вы можете купить его за шоколадную лягушку, или, если не считать этот вариант, как насчет того незаконного бесценного текста египетских заклинаний, который, по слухам, вы где-то спрятали? — сказала она наигранно бодрым голосом. — Ой, подождите, я только что вспомнила. У вас все ваши вещи забрали люди из Министерства, не так ли? Видимо, я вынуждена согласиться только на лягушку.       Что ж. Она определенно вытащила палку из своей задницы. Если бы Рон присутствовал здесь, он бы присвистнул и хлопнул себя по бедру. Было возмутительно осознавать, что Люциус решил, будто она охотница за деньгами.       Хотя на самом деле правда была гораздо хуже. Когда дело доходило до Драко, у нее отказывал разум — постоянно.       Мускул на невыразительном лице Люциуса дернулся. Если взгляды могли быть непростительными, Гермиона была уверена, что корчилась бы на земле от Круциатуса до того, как он убьет ее Авадой.       — Не испытывай мое терпение, девочка, — усмехнулся Люциус, подавшись вперед. Он обнажил свои верхние зубы, словно дикарь. — Я напомню тебе, что никто больше не знает о твоем местонахождении.       Это было не очень умно с его стороны. Гермиона была разочарована. Она ожидала большего.       — Мне не нужны Ваши деньги. Я хочу избавиться от этого брака. Чем скорее вы окажете нам помощь, тем скорее я уйду.       Люциус некоторое время молчал, изучая ее. Он барабанил длинными пальцами по столу.       — Очень хорошо. Я предоставлю имя полезного человека. Он найдет эксперта, проще говоря, человека, который сможет отменить заклинание Фида Миа. Учитывая, что я не могу покинуть этот замок, Вам и моему сыну придется позаботиться о том, чтобы брак был расторгнут как можно скорее, самостоятельно.       Не нужно большого ума, чтобы догадаться, что Драко будет ждать ее за дверью кабинета, пока Люциус обсуждает с ней эти детали.       После того как Люциус отпустил Гермиону, она вышла из комнаты и плотно закрыла за собой двери, тяжело прислонившись к гладкому красному дереву. Она едва успела заставить свое сердце биться с нормальной скоростью, как Драко схватил ее за руку и потащил дальше по коридору.       Судя по его виду, он быстро принял душ и переоделся. С его мокрых волос капало на воротник белой хлопчатой рубашки с длинными рукавами. Он был в джинсах, а выражение его лица продолжало оставаться обеспокоенным.       Удивительно, но, несмотря на то, что Гермиона проучилась с ним в школе в течение семи лет, она не могла вспомнить Драко в чем-то другом, помимо его школьной одежды, формы для игры в квиддич или мантии. Было немного шокирующе узнать, что Драко Малфой носил джинсы, как и любой другой нормальный подросток.       — Что он тебе наговорил? — требовательно спросил Драко.       Мокрые волосы Драко пахли розмарином — его шампунем. Гермиона заметила, что две последние пуговицы на рубашке были неправильно застегнуты.       — Ну? — прорычал он, когда она не ответила ему сразу.       Гермиона вздохнула, массируя виски, пытаясь справиться с нарастающей головной болью, которую ощущала. Больше всего на свете ей хотелось выпить чашку горячего чая — желательно в своей комнате в Хогвартсе. Одни из лучших ее дней проходили за большой кружкой черного сладкого чая.       В отсутствие привычных удобств она обратилась к следующему лучшему занятию, раздражая уже раздраженного Драко Малфоя.       — Твой отец предложил мне в обмен на тебя шоколадную лягушку и руководство по проклятиям. Думаю, что не продешевила.       О, она определенно проводила с ним слишком много времени. Его сарказм начал передаваться и ей.       На мгновение он выглядел слегка ошеломленным, а затем, застав ее врасплох, схватил за плечи и прижал к увешанной портретами стене коридора.       — Эй, там, — проворчал старый сонный, ворчливый волшебник на соседней картине. — Прекратите шуметь.       Гермиона сморщилась от боли, когда ее затылок соприкоснулся с позолоченной рамой.       В то же время странное покалывание прошлось по коже верхней части бедра, спускаясь по ноге и переходя в нервы на ступнях. Либо ее нога онемела, либо серебряный дракон у нее на бедре внезапно решил ожить.       Последнее было слишком страшно, чтобы думать о нем без библиотеки в ее распоряжении.       — Разве ты не можешь поговорить, не применяя физической силы? — выплюнула она, впиваясь ногтями в его предплечье.       Драко схватил и приподнял ее подбородок, заставляя ее встретиться с ним взглядом. Со времени их схватки в гостиничном номере этим утром, это был самый близкий их контакт. Совершенно неожиданно Гермиона обнаружила, что смотрит прямо в глаза, которые были ясны, как горный источник, и полны яда.       — Слушай, ты, тупое ничтожество, — начал он, очевидно, будучи не в восторге от ее легкомысленного отношения. — Через две недели я получу наследство от своего деда, достаточное для того, чтобы никогда не возвращаться в это место. Я признаю, что ты не полностью виновата в сложившейся ситуации, но если ты будешь мешать моим планам, то пожалеешь об этом.       Это было чем-то новеньким. Гермиона уставилась на него, ее разум переварил и впитал новую информацию.       — Боже мой, да ты действительно ненавидишь Люциуса больше, чем кто-либо другой.       Он нахмурил брови и на секунду показался взволнованным.       — Ты не знаешь, что значит ненавидеть, Грейнджер. Истинная ненависть заставляет кровь внутри тебя кипеть. Это заставляет тебя зеленеть от злости.       — Ну почему же? Я ведь ненавижу тебя, — сказала она и испугалась, осознав, что значили ее слова. Драко склонил голову в сторону и пристально посмотрел на нее.       — Нет, — решил он, отрицательно качая головой. — На самом деле нет, — а затем он улыбнулся медленной ухмылкой чеширского кота, которая обнажила ровный ряд его белых зубов.       Такой же улыбкой он одарил ее, когда она приняла его приглашение покинуть вечеринку по случаю выпускного. Поэтому Гермиона мгновенно загорелась подозрением.       Это было похоже на внезапное дуновение свежего, прохладного, но не неприятного ветра. Особенно если холодная погода была по душе.       Но потом случилась странная вещь. Его взгляд постепенно начал оттаивать, пока не достиг почти того же уровня тепла, которое она ощущала сквозь тонкую ткань его рубашки. Тепло в его взгляде было чем-то новым, чем-то, что Гермиона прежде от него не получала.       Зачарованная и поглощенная любопытством, она подняла руку и коснулась тонкой красной ранки над его скулой. Нахмурившись, она провела большим пальцем по маленькому, чистому разрезу, прежде чем взглянуть на него, не зная, почему глазами так сильно пытается выразить сочувствие.       Его ресницы слегка опустились, и казалось, что его вдохи глубже, чем выдохи. Он переместил руку с ее подбородка вверх к щеке и провел по ней костяшками. Казалось невозможным, что он может прижаться к ней еще ближе, но он это сделал.       Лето, конечно, было достаточно знойным, но внезапно жара между их телами стала практически невыносимой. Верхняя половина его рубашки, влажная от воды, стекающей с его волос, приклеилась к телу. Ткань стала почти прозрачной, открывая взгляду линию его ключицы и слегка мускулистые контуры его груди.       Сердце Гермионы колотилось, как боевой барабан, пока она наблюдала, как его губы медленно раскрываются всего в нескольких дюймах от нее.       Очевидно, что бы не произошло, стало бы тем, о чем они, вероятно, позже бы пожалели. Не говоря уже о том, что они находились в непосредственной близости от очень сердитого, потенциально неустойчивого Люциуса Малфоя. Небольшое движение ее головы, легкий толчок его груди или резкий упрек могли бы остановить его.       — Мастер Драко, — прервал тихий дрожащий голос Тулип. Эльфийка стояла даже не в двух шагах от них. — Мне нужно проводить мисс в ее комнату сейчас же.       Драко напрягся так, что она почувствовала. На мгновение Гермиона подумала, что он ее не отпустит. Но потом он кивнул. Это небольшое движение явно означало конец их странной сценки.       — Гарантирую, что ты возненавидишь меня после того, как все закончится, — пообещал он ей шепотом. Почувствовав, что она вернулась на землю, Гермиона смотрела, как он отходит от нее, забирая с собой свой противоречивый взгляд, теплое тело и поцелуй, которому не суждено было случиться.       — Ты и так чертов мерзавец, — сказала она ему, вздернув подбородок.       — В мире существует много видов жестоких мерзавцев, Грейнджер. Мой дорогой отец является самым ужасным из них. Поэтому попридержи язык, пока мы не вернемся обратно в школу, — он погрозил ей пальцем, как будто она была непослушным ребенком. — Я не буду повторять.       И он оставил Гермиону стоять, прислонившись к стене. Она простояла так, пока Драко, предварительно постучав, не исчез в кабинете отца.       О, Драко Малфоя точно можно было отнести к чертовым мерзавцам, но он заставил Гермиону задуматься, к какой категории относился именно он.       День подходил к концу; Тулип проводила Гермиону в гостевую спальню, расположенную в восточном крыле дома, в которой она должна была оставаться до тех пор, пока не отправится в Хогвартс следующим утром. Старая эльфийка показала ей дорогу, по пути рассказывая об истории поместья, но Гермиона была слишком погружена в свои мысли, чтобы уделить этой информации достаточно внимания.       Гостевая спальня оказалась на удивление минималистичной, но все равно слишком роскошной по скромным стандартам Гермионы. Глаз скользил по мебели из тика, по бархату, атласу, парче и шелку, которыми были отделаны покои.       Гермиона решила, что это была гостевая спальня для девочек, судя по тому, что из цветов преобладали розовый и кремовый. Комнаты для мальчиков, наверное, были выдержаны в типично мужских тонах: коричневом, бордовом и черном; на стенах висели головы гиппогрифов, а в гардеробе нашлись бы металлические кандалы, если бы кому-то внезапно захотелось повеселиться с Пожирателями Смерти и позабавиться пытками…       — Вам нужно что-нибудь еще, мисс? — поинтересовалась Тулип, вырывая Гермиону из ее угрюмых мыслей.       Она покачала головой, присев на край кровати. Именно тогда она увидела оловянную кружку дымящегося зелья, которая покоилась на столике у постели.       — Что это? — спросила Гермиона, понюхав пар.       Тулип была занята: она доставала две огромные, украшенные оборками подушки из сундука из сандалового дерева.       — Вам нужно выпить это сегодня перед ужином, — пояснила эльфийка.       — Да, но что это?       — Это для того, что После, мисс, — сказал Тулип.       Гермиона нахмурилась, наклонившись над кружкой и изучающе принюхавшись к поднимающемуся пару. Люциус, должно быть, решил, что она выжила из ума, раз подумал, что она примет зелье, изготовленное в его доме.       — После чего? — спросила она у Тулип. — Я не понимаю.       — Вы имели это с Мастером Драко, не так ли? — задала вопрос Тулип, в неожиданно мягкой манере, и осознание окатило Гермиону холодным душем.       Старая эльфийка подошла к ней и погладила по руке.       — Лучше принять сегодня. Если вы пропустите день, то следующее, которое вы примите завтра, будет ещё хуже на вкус, — Тулип наморщила крючковатый нос.       Гермиона с сомнением смотрела на зелье, которое запузырилось, будто приветствуя ее.       Тулип поцокала языком.       — С зельем ничего плохого. Я сделала его сама. Видите, — пробормотала эльфийка и сделала глоток из кружки. — На вкус немного как пепел, конечно, но Кук может добавить мед для вас.       Пепел, корень лотоса, цветки мальвы и сенны, мед для вкуса. Известное, как стандартное зелье контрацепции «старой школы», которое учились готовить все пятикурсники. Большинство волшебников и ведьм в настоящее время прибегали к заклинаниям, но Гермиона была почти уверена, что ни она, ни Драко им не воспользовались.       Она застонала. Какого черта с ней было не так? Даже не предохраняясь? Господи, да она даже не пила до этого. Алкоголь — зло. Он одурманивает разум и снижает мораль. Учитывая то, как протекал ее цикл, маловероятно, что она забеременела от Драко, но зелье добавит душевного спокойствия. Особенно Люциусу. И судя по той ужасающей сцене в кабинете, душевное спокойствие Люциуса означало безопасность Драко.       Гермиона тихо поблагодарила Тулип и выпила зелье.       — Ты давно здесь работаешь? — спросила она, чувствуя себя немного некомфортно — эльфийка продолжала смотреть на нее с материнской нежностью. У нее не было сомнений, что Люциус наказал Тулип проследить, чтобы Гермиона выпила все до последней капли.       — О да, — кивнула Тулип. — Я работала здесь задолго до того, как я стала няней мастера Драко.       Гермиона подавилась.       — Его няней? В смысле, вы до сих пор его няня?       Тулип пожала плечами, но в ее глазах промелькнула задорная искорка.       — Он больше не нуждается в няне, конечно, но я все ещё забочусь о нем.       — Без сомнений, — растроганно улыбнулась Гермиона.       Как только Тулип ушла, забрав пустую чашку, Гермиона поколебалась между тем, чтобы остаться сидеть на кровати, и тем, чтобы начать расхаживать по комнате. Молчаливые слезы пришли только через сорок минут.       Но после трех часов она, наконец, уступила соблазнительному мягкому шелковому одеялу, отогнав строгий голос в голове, который стыдил ее за то, что она приняла все условия Люциуса Малфоя.       Сон мог бы помочь ей отдохнуть после всех стрессов реальной жизни, но Гермиона не могла перестать волноваться, что следующие две недели будут слишком долгими.       Особенно если она расскажет мальчикам.