The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      Гермиона провела пальцем по краю пожелтевшей страницы, нахмурившись над введением книги, которую она раскопала в секции «Древняя и Малоиспользуемая магия» библиотеки Хогвартса. Это была значительная часть библиотеки, занимающая почти треть западного крыла. Тем не менее по своему опыту она знала, что книги из этого раздела частенько оказывались в листе ожидания из-за своей популярности у студентов.        «Древняя и Малоиспользуемая магия», — размышляла она. Старшекурсники всегда выбирали более хитроумные заклинания, когда им давали свободу действий в работе над домашними заданиями. В конце концов, Баварская порча (первоначально используемая при приготовлении домашней птицы) была гораздо интереснее для исследования, чем что-то относительно повседневное — например, Экскуро.       — Мисс Грейнджер, если вам больше не нужна моя помощь, я буду пить чай в своём кабинете, — сообщила ей мадам Пинс. Она бегала туда-сюда, заменяя книги, которые Гермиона ранее выбрала и отложила за ненадобностью.       Потребовались их немалые совместные усилия, чтобы найти записи о Фида Миа на полках. Согласно утверждению Пинс, рассказ Тэллоустаба был единственной книгой по этому вопросу, опубликованной за последние триста лет, и, к разочарованию Гермионы, он больше походил на сборник анекдотов и неофициальных наблюдений, чем на тщательное исследование.       Судя по толстому слою пыли, покрывавшему маленькую книгу в пурпурном переплете, было очевидно, что предыдущие студенты не находили это издание таким же волнующим, отдавая своё предпочтение другим, более жутким древним заклинаниям.       — Все будет в порядке, спасибо, — улыбнулась Гермиона библиотекарю. Толстая чешуйница выпала из корешка старой книги и попыталась удрать. Гермиона осторожно стряхнула чешуйницу со стола, а затем смиренно наблюдала, как мадам Пинс быстро раздавила ее квадратным каблуком своих массивных туфель. Коротко хмыкнув, Пинс направилась в свой кабинет       Мадам Пинс, кроме Дамблдора и, возможно, Римуса Люпина, была единственной в замке, кто был в курсе той деятельности, которую вели Гермиона, Гарри и Рон.       Фактически библиотекарь Хогвартса могла бы с уверенностью утверждать, что имеет ключ к доказательству плодовитой деятельности трио на протяжении многих лет. Если бы Снейп вздумал когда-либо искать компрометирующие факты их сомнительной внеклассной деятельности, ему лишь стоило взглянуть на библиотечную карточку Гермионы.       Список книг пестрил названиями сложных зелий, а также ограниченных в использовании и полузаконных заклинаний. Карточки Рона и Гарри, напротив, оставались совершенно безобидными. Гермиона всегда противилась тому, чтобы мальчики брали запрещенные книги под своими именами. Наличие такой книги, как «Чиним и ухаживаем за мантией-невидимкой» Коры Додд в записях Гарри могло показаться немного подозрительным для заинтересованного учителя.       К счастью для них, мадам Пинс, казалось, придерживалась какого-то негласного библиотечного кодекса, который, вероятно, включал в себя правило: «Не разглашать содержимое библиотечных карточек студента преподавателям, особенно если они потребуются разгневанным мастерам зелий». Она могла бы содрать три шкуры со студента за порчу книг, но с Гермионой за эти годы у них получилось разработать удобное сотрудничество.       Возможно, серьезной библиотекарше в какой-то степени нравилось размышлять о том, что трио вытворяло после исследовательских работ Гермионы. Это мысль заставила девушку улыбнуться.       В любом случае, Гермиона была благодарна за то, что женщина не задавала вопросов. Просьба о помощи в поиске заклинания Фида Миа привела только к приподнятой тонкой брови — и ничего более.       Гермиона расправила плечи и оглядела библиотеку. Она сидела перед своей книгой почти весь обеденный перерыв. При одном только взгляде на нее ладони девушки потели, а живот скручивало от нервозности.       Кроме пары третьекурсников с Когтеврана, которые усердно строчили на пергаменте в дальнем углу, Гермиона была одна. Она была надежно укрыта в маленькой оконной нише, которую она стала называть своей во время учебы в Хогвартсе.       У нее был свой уголок и пристанище в библиотеке для создания очередных заговоров. Трудно было предположить, сколько раз они с Роном, Гарри или Джинни сидели за столом, перешептываясь между собой над огромной стопкой книг…       Вернувшись к своему заданию, Гермиона стряхнула с себя подступившую ностальгию и продолжила чтение.       Глава Третья: Происхождение.       Гермиона сочла странным, что Фида Миа возникло как заклинание, чтобы продемонстрировать хозяину верность его слуг.        Заклинание вряд ли можно было назвать благонамеренным. Подобно «испорченному телефону», значение Фида Миа со временем искажалось и деформировалось, формируясь и переделываясь снова и снова теми, кто находил ему новое применение. Это была судьба, схожая для многих заклинаний, как часто повторял им профессор Биннс.        Несмотря на то, что волшебники, как правило, жили обособленно и были отсталыми, магия, несомненно, развивалась на протяжении веков. Вряд ли сейчас можно было найти используемое в нынешнее время заклинание, которое изначально предназначалось для того же, что и сейчас.        Гермиона делала пометки, быстро читая длинный, слегка переписанный отчет Тэллоустаба о применении Фида Миа в средневековые времена. Страницы ее потертого блокнота быстро заполнялись записями.        Она остановилась, чтобы прочесть последние строки.        Две стороны могут принять на себя Фида Миа, формируя между собой союз «посвященных». Обычно одна сторона была доминирующей (хозяин), другая — подчинялась (слуга).        — Подчиняющаяся сторона помечалась добровольно символом доминирующей стороны (т. е. татуировкой или клеймом).        — Несмотря на наличие инициалов семьи или принадлежности к какому-либо дому, маркировка не может быть специально выбрана любой из сторон до ритуала. Скорее, заклинание самостоятельно «выбирало» олицетворение каждого посвящённого и воспроизводило этот символ в виде татуировки или клейма.        Казалось удивительным, что человек охотно дает согласие буквально принадлежать другому с помощью магического клейма. И все же причудливые иллюстрации в книге утверждали, что так оно и было. На ней были изображены пышногрудые горничные, преклонившие колени с выражением восторга перед своими снисходительными сеньорами, а их тела были покрыты темными, извивающимися метками на коже их запястий, плеч, икр, а на странице шестьсот семнадцать — даже на ягодицах.        Гермиона резко перевернула страницу с отвращением, в результате чего один угол жесткой бумаги оторвался. Она подняла глаза, наполовину ожидая, что мадам Пинс прибежит из своего кабинета от звука подобного осквернения, и вздохнула с облегчением, когда поняла, что библиотекарь не появилась.        Несмотря на романтические интерпретации (и, действительно, нужно было страдать от удара по голове бладжером, чтобы считать действие Фида Миа романтичным), заклинание было довольно неприятным. Конечно, оно было не так отвратительно, как Непростительные заклинания, но явно пахло темной магией. Заклинание создавалось в то время, когда магию было не так легко разделить на темную и светлую.        Если бы Гермионе нужно было угадать, она была готова поспорить, что в ритуале посвящения был замешан Империус, а также приличная щепотка окклюменции, которые хорошо сочетались. Старое доброе проникновение в сознание человека, с чтением его мыслей и частичным управлением его сознания.        Это гарантировало, что «хозяева» всегда знали о местонахождении своих слуг, что делало побег для посвященного практически невозможным.        Если кто-то хотел сбежать, Фида Миа решала эту проблему. Одурманенная девушка на странице шестьсот семнадцать определенно не спешила убегать.        — С середины 1600-х годов использование Фида Миа в качестве средства контроля за наемными слугами ослабло. Это совпало с популярностью домашних эльфов как альтернативы человеческим слугам.        — 1762. Датский эксперт по чарам и знаменитый полигамист Ларс Хендрикс, получив отказ в официальном разрешении Министерства жениться на своих пяти любовницах, разработал индивидуальный брачный ритуал. Фида Миа была выбрана в качестве основы для изобретенного заклинания. Примечание: позже Ларс был привлечен к ответственности и оштрафован местными властями за неправильное магическое «обращение» с козой.        — 1800. Фида Миа, в качестве брачного заклинания было доработано семьей Хендрикс (насчитывающей около тридцати шести членов) и продавалось, как модная альтернатива браку с «устоявшимися» брачными обетами между волшебниками.        И менее чем через сто лет заклинание было объявлено незаконным в Великобритании, но все еще практиковалось в некоторых частях Восточной Европы.        Нахмурив брови, Гермиона вернулась к следующей главе, делая быстрые заметки во время чтения.        Глава Четвертая: Эффекты.       — Фида Миа вызывает частое, но кратковременное эротическое…       Эротическое?! Гермиона застонала, но была рада, что она находилась в хорошем настроении, чтобы оценить иронию своей опечатки по Фрейду. Смачивая кончик пера, она исправила ошибку.       … эйфорическое блаженство во время и сразу после процесса татуирования. Такое состояние может длиться от нескольких часов до нескольких недель.       Исходя из всех сведений, что она нашла, магия вплеталась в нее и Драко с самого первого движения иглы татуировщика. Независимо от того, началось ли это как плохо задуманная идея поиска острых ощущений или же они сознательно намеревались использовать Фида Миа, заклинание было обязательным и неизбежным с момента начала.       Татуировка Драко, безусловно, была более сложной. Дважды за последние три дня Гермиона пыталась нарисовать ее. И каждый раз она в отчаянии отбрасывала блокнот.       Ее художественные способности никогда не подводили ее. Скорее, дело было в том, что на бумаге крылья Драко просто не выглядели убедительно. Ни тщательное затенение или контуринг, которые она делала с помощью грифеля, не помогли. На бумаге угольно-черные крылья были плоскими, безжизненными и казались совершенно… неправильными.       Возможно, она не запомнила их в точности.       Она вспомнила, как Драко лежал на животе на столе татуировщика, одетый только в прекрасно сшитые брюки. Брюки, которые были настолько темными, что они поглощали тот тусклый свет фонаря, что был в маленькой комнате, и выделялись поразительным контрастом на его бледной коже.       Он тянул виски из бутылки Огдена, когда они вошли в импровизированный тату-салон, и великодушно передал бутылку Гермионе с точными инструкциями, сколько ей нужно выпить к тому времени, как она попадёт под иглу.       — Хорошее обезболивающее, — объяснил он глубокомысленно, с тревожным нетерпением.       Несмотря на то, что к тому моменту он был хорошо и по-настоящему пьян, его язык был острым, как обычно. Он скорчил гримасу в связи с плохим санитарным состоянием студии, поставил под сомнение процесс стерилизации, используемый на оборудовании, а затем сделал несколько прогнозов о вероятности того, что он получит занозы от грубого деревянного стола, на котором должен был лежать.       Сгорбленная, древняя татуировщица оставалась молчаливой и бесстрастной во время всего этого веселья, но когда Драко вывалил содержимое своего кошелька в сложенные ладони женщины, она не удержалась от страшной, беззубой ухмылки.       Как выяснилось, она не говорила ни слова по-английски. Она не говорила ни по-французски, ни по-немецки, ни по-латыни, ни по-итальянски, ни по-испански. Однако приятный звук звенящих галеонов, казалось, преодолел любые языковые барьеры.       С ее пугающими зубами, все еще выставленными на обозрение, старуха велела Гермионе пойти к потрепанному старому дивану в углу комнаты и приступила к работе над Драко с очевидной радостью. Без сомнения, вид такого прекрасного, хорошо платящего, чистокровного тела, распластавшегося на ее дряхлом рабочем месте, было редкой удачей.       То, что последовало позже, по общему признанию, было немного размытым. Гермиона смутно вспомнила, как откинулась на вонючий диван и заснула. Проснувшись, она бросила бутылку Огдена и прошлась по комнате, чтобы взглянуть на Драко. Кровь, которую периодически вытирала татуировщица, и размер татуировки должны были ее встревожить.       Но Гермиона обнаружила, что бусинки темно-красной жидкости, набухающие на его коже, странно шевелятся. Она затаила дыхание, наблюдая, не желая прерывать или невольно загрязнять то, что казалось очень особенным ритуалом.       — А где же виски? — спросил Драко хриплым шепотом. Казалось, он знал, что она была там, не открывая глаз.       — Выпила все, — солгала она, думая, что это очень смешно. Драко тоже так думал. Он открыл глаза, одарил ее ослепительной, хотя и немного глупой улыбкой, прежде чем дотянуться до ее длинных волос и потянуть ее голову вниз для влажного бокового поцелуя.       Просто взглянув на него, точнее даже зная его, Гермиона никогда бы не подумала, что он способен на такой поцелуй. Это была его полная противоположность. Теплый, отзывчивый, настоящий и чрезвычайно нежный.       Это был такой поцелуй, от которого у девушек тряслись колени в течение нескольких часов, а логика и интеллект, по-видимому, улетали в трубу.       Убогость тату-студии растаяла, и палочка благовоний, лениво горевшая в углу, окутала комнату пьянящей дымкой. В комнате царило нечто большее, чем пьяная похоть и подростковая глупость.       Гермиона подозревала, что заклинание обнаружило какую-то невесомую симпатию, которую она и Драко могли питать друг к другу, и увеличило ее в десять раз, так что стало невозможным отрицать чарующее напряжение между ними.       Их желание было огромным. Чувства Гермионы обострились до предела. Все, к чему она прикасалась и наблюдала, вызывало новое восхищение, больше всего эмоций вызывал в ней Драко. По мере того, как татуировка медленно формировалась под быстрыми руками старухи, Гермиона жаждала вползти в его кожу, чтобы испытать то, что он испытывал. Она хотела стащить его длинное, худое тело со стола и провести руками по линиям и впадине.       — Мило, — прошептал он ей, проведя большим пальцем по ее щеке.       Кончик его влажного языка торчал наружу во время татуировки, что впечатляло ещё больше. И, действительно, это было мило. Так мило и так мощно, что они влетели в первый же мотель, который нашли, и продолжили делать то, что казалось единственно верным решением в то время — скреплять их союз.       Несколько раз.       Драко был сам не свой, пока старуха кропотливо татуировала его кожу; так же чувствовала себя Гермиона. Это было в точности, как Тэллоустаб описал в своей книге: период эйфории, меняющей сознание, которая уменьшила их значительную силу мозга до рефлексов возбужденных кроликов.       Они были потеряны в тот момент, соблазненные и убаюканные древним заклинанием. Беда состояла в том, что мгновения не существуют сами по себе. Каждый из них был неразрывно, неизбежно связан со следующим.       И вот она несколько дней спустя пытается разгадать нанесенный ущерб. Со вздохом отвращения к себе Гермиона быстро перелистнула страницу на последнюю главу.       Глава Шестая: Лечение.       Десять минут спустя ее краткое изучение чрезвычайно краткой главы отнюдь не обнадеживало.       — Заклинание в значительной степени необратимо, за исключением смерти любой из сторон, иссечения отмеченной кожи или ампутации отмеченных конечностей.       — Посоветуйтесь с местным практикующим врачом для более подробной информации.       Прекрасно. Просто прекрасно.       Гермиона переместилась в жесткое кресло с прямой спинкой, мучительно ощущая, как щеки заливал румянец. Слабое тепло проникало в ее руки, сильно обтягивающую школьную блузку и грубую ткань на воротнике школьной формы, которая натирала ее нежный затылок.       Она лениво задавалась вопросом, испытывает ли Драко подобные побочные эффекты. Если это так, то этот мерзавец проделал замечательную работу, скрывая это. Он все еще прогуливался по коридорам, казалось, не заботясь ни о чем на свете. По-прежнему возглавляя толпу слизеринцев, собравшихся в Большом зале. По-прежнему выполняя свои обязанности как ни в чем не бывало.       И каждый раз, когда он смотрел на нее через переполненный Большой зал и вставал, как будто хотел подойти к ней, Гермиона быстро извинялась перед друзьями и спешно уходила.       Кроме того, у Старост школы существовали определенные преимущества. Они имели возможность решать, что должны сделать префекты факультетов, записывая свои задания на доске для префектов.       Гермиона позволила себе улыбнуться. На той неделе она решила, что Драко должен наблюдать за наказанными четверокурсниками — выполнять ту задачу, которую префекты терпеть не могут. В общем, она прекрасно избегала его с тех пор, как они вернулись в школу. Не меньше помогало то, что в начале недели у них не было совместных занятий, за исключением Продвинутой Нумерологии в понедельник утром. Но профессор Вектор была в достаточно хорошем настроении, чтобы позволить ей не ходить на занятие.       И, с разрешения Макгонагалл, Гермиона воспользовалась возможностью быстро посетить почтовое отделение Косого переулка, где она перехватила письмо, которое договорилась доставить Дамблдору, если бы с ней что-нибудь случилось во время ее короткого визита в поместье Малфоя.       Она практически ощущала, как Драко кипит от гнева из-за ее постоянного избегания.       Это оказалось лишь одним из немногих тревожных побочных эффектов заклинания. Чем больше она держалась от него на расстоянии, тем лучше, подумала Гермиона. Особенно потому, что, по словам Тэллоустаба, эффекты Фида Миа, как правило, были заметны, когда посвященные находились в непосредственной близости друг от друга.       Сначала единственным заметным эффектом было постоянное покалывание кожи. Это не было неприятным. Скорее, это можно было описать, как мягкое дуновение вдоль ее ног и внутренней части бедра.       Но были и другие «открытия», которые ей не нравились. Ни капельки.       Например, прошлым утром она проснулась в постели со странным ощущением. Только когда она почувствовала, как ее рука потянулась к югу от ее живота и проскользнула под резинку ее трусиков, чтобы нащупать то, чего, очевидно, не было там, у нее случилось мягкое и ужасающее прозрение.       Она испытывала призрачную «утреннюю радость», и хуже всего было то, что это было почти физически больно. Гермиона не знала, что было более травматичным: принятие прохладного душа ради избавления от этого «состояния» или осознание того, что несколько этажей ниже рука Драко, вероятно, уже нашла себе то же применение.       Этого было достаточно, чтобы вызвать у любой женщины приступ паники.       Были и другие мелочи, ни одна из них не приветствовалась; вспышки гнева и раздражения, которые были для нее нехарактерными. Она огрызнулась на бедного Невилла, когда он снова ухитрился зацепиться ногой за исчезнувшую ступеньку на пятом этаже и, следовательно, задержал нетерпеливую толпу студентов позади себя. А еще она отпихнула Лаванду, когда та наклонилась над ее плечом, чтобы прочитать газету Гермионы.       Гермиона не любила, когда люди читали через ее плечо, главным образом потому, что она читала очень быстро и из вежливости ждала еще минуту, прежде чем перевернуть страницу. Хотя она обычно терпела незначительное раздражение, в то утро ее гнев было невозможно подавить. К счастью, потребовалось не больше, чем грубая реплика, чтобы повлиять на Лаванду.       Честно говоря, это была судьба хуже смерти. Она заразилась ужасным характером Драко Малфоя.       А потом были Рон и Гарри, и, в меньшей степени, Джинни. Все, кто не забывал о ее странном настроении с воскресенья. Без сомнения, они приписывали это тоске по окончанию учебы — болезни, которую переживали многие выпускники. К счастью для нее, в воздухе витала заразная скука, и ее собственное беспокойство не казалось таким уж неуместным.       Ей очень хотелось рассказать мальчикам.       В ее драматических представлениях она падала на пол, рыдая от стыда, умоляя простить ее.       Но этого просто нельзя было сделать. Пока нет, во всяком случае, не сейчас.       Стыд и раскаяние было достаточно легко понять. Разочарование в себе было чем-то совершенно новым и оказалось слишком горькой пилюлей, чтобы так просто ее проглотить. Дело в том (и она смирилась с этим в минувшие выходные), что она всегда высоко ценила себя до того, как произошел этот отвратительный инцидент. Это было настоящим потрясением — обнаружить, что она, Гермиона Грейнджер, была такой же нормальной, как и все остальные.       О, как низко она пала!       Чувствуя себя подавленной, Гермиона опустила голову на сложенные руки и вздохнула достаточно громко, чтобы перевернуть страницу в своей тетради. Конечно, она не могла вечно избегать Драко. Рано или поздно им неизбежно придется встретиться, чтобы показать ему письмо, которое она подготовила для отправки Люциусу.       Но до тех пор не было никакой необходимости сталкиваться с ним больше, чем обычно. И то, что было для них обычным, — это пять минут препирательств во время собраний префектов или странного обмена мнениями в коридоре.       Это была ее школа, черт возьми! Она все еще была Старостой, и ей не нравилось прятаться по углам каждый раз, когда напыщенный белокурый мерзавец входил в дверь. Мерлин знал, что на его пути уже достаточно девушек ниже уровнем, которые следуют за ним по пятам и хихикают, как дурочки.       Если бы у них было больше времени. Если бы только он согласился решить их проблему после окончания школы. Если бы только он не был так привлекателен. Если бы только…       — Что бы это ни было, ты выглядишь достаточно раздраженной, чтобы дежурить у шестого курса вместо меня этим вечером, — произнес спокойный, веселый мужской голос.       Перед ней стоял Блейз Забини. Его темные миндалевидные глаза искрились весельем. Значок Старосты приколотый к его груди, отражал солнечный свет, который просачивался через свинцовые окна позади нее.       Гермиона лениво задалась вопросом, полировал ли он его так же, как Перси Уизли во время его пребывания в должности.       Она моргнула, но быстро закрыла книгу, надеясь, что сделает это небрежно.       — И как долго ты тут стоишь?       — Зависит от того, — возразил он, и на его лице появилась улыбка, — как долго ты смотришь на эту книгу?       — Я всегда так смотрю на книги, — огрызнулась Гермиона. Она пододвинула ему стул. — Ты сегодня не обедаешь?       Блейз отказался от стула и вместо этого сел на край стола, скрестив лодыжки и вытянув ноги, наблюдая, как Гермиона собирает свои заметки.       — Я хотел застать тебя перед занятиями. Ты забыла расписаться в графике дежурств за следующую неделю. Уизли был так добр, что сообщил мне о твоем вероятном местонахождении, когда я спросил его за обедом. Видимо я был не единственным, кто искал тебя.       — О, нет! — Гермиона хлопнула себя по лбу, когда она взяла бумагу от Блейза, чтобы подписать.       — Извини. Я совсем забыла. Я подежурю этим вечером, если у тебя есть на сегодня планы.       Блейз стер свою подпись, прежде чем ловко сложить бумагу и сунуть ее в карман.       — Переживу, хотя у меня всегда есть дела поважнее, особенно если не видеть, как Деннис Криви строит глазки Роберте Карстерс. И тебе позволено иногда ошибаться, Грейнджер. Тем более что школа почти закончилась.       Гермиона наблюдала за ним краем глаза, задаваясь вопросом: все ли мальчики из Слизерина рождались с такой элегантностью, или им нанимали наставника, чтобы научить их двигаться и говорить, как они это делали.       А может быть и нет. Винсент Крэбб и Грегори Гойл были исключениями из правила: толстыми и грубыми, в отличие от тонких и гибких слизеринцев.       Блейз был почти того же роста, что и она, возможно, чуть выше; холеным и игривым. Не так сильно отличался от Драко, предположила Гермиона, за исключением того, что Драко, вероятно, больше пантера, чем скаковая лошадь.       За год она хорошо узнала Блейза. Они неплохо работали вместе, что не было упущено преподавателями. По истечении трех месяцев их совместной работы Макгонагалл объявила их самыми эффективными школьными старостами со времен Молли и Артура Уизли.       Блейз также был довольно симпатичным, что Гермиона не могла не признать. Он унаследовал смуглую кожу и темные экзотические глаза от своей матери. В школе, где учились в основном англосаксы, его внешность привлекала восхищенные взгляды.       Но в то время как на Блейза девушки смотрели с теплым признанием, то Драко они провожали взглядом, в котором было что-то, похожее на почтение. Неудивительно, что у парня, находившегося в своей стихии, развилось такое раздутое эго.       Был также факт, что, несмотря на различия между факультетами, Блейз всегда был надежным партнером, если не другом для нее. И если бы ей пришлось упасть пьяной в постель к очаровательному слизеринцу, она могла бы натворить гораздо меньше проблем, выбирая Блейза Забини.       Но, увы, она поступила иначе.       — Защита с Люпином, — напомнил Блейз. — У нас ещё осталось благословенное время для отдыха, только если Снейп не «испортил» его жалобами о том, что нас нужно приструнить, — произнес он с усмешкой.       Это не было неожиданностью.       Несмотря на легкомысленное отношение, которое многие учителя проявляли к урокам седьмого курса, на Снейпа была возложена миссия по более продуктивному обучению студентов.       — Если бы все так же гоняли нас, как Люпин! — Гермиона закатила глаза.       Было много причин не любить Грозного мастера зелий Хогвартса, но Гермиону всегда поражал откровенный фаворитизм Снейпа по отношению к слизеринцам, не говоря уже о его плохо скрытом презрении к Римусу Люпину. Это было ее встроенное «чувство справедливости», как любил его называть Рон. Беда в том, что Снейп слишком хорошо поддерживал свою сомнительную репутацию. Гермиона могла оценить напряжение, которое пришло с ролью двойного агента, но, в самом деле, как этот человек мог быть таким чертовски неприятным?       И как ни странно, единственным человеком, который, казалось, терпел Снейпа без жалоб, был Гарри.       События в конце их пятого курса оставили ощутимый след для всех, но особенно для Гарри. По какой-то непостижимой причине, Люпин не решался вступить в роль, которую Сириус ранее занимал в жизни Гарри. И по собственным причинам Дамблдор не стал ничего предпринимать.       Вместо этого Дамблдор призвал Гарри продолжить уроки окклюменции со Снейпом. Не считая случайных ссор, они оба бездельничали четыре часа в неделю, большую часть на протяжении полутора лет.       Гарри никогда много не говорил о репетиторстве, но у Рона и Гермионы сложилось впечатление, что в некоторой степени Гарри утешал тот факт, что по крайней мере один человек из поколения его отца, по принуждению или нет, был вовлечен в его жизнь. Мысль о том, что Снейп берет на себя роль его покровителя, была странной, но Гарри, казалось, не противился этому.       Блейз барабанил пальцами по столу.       — Я думаю, что фраза, которую он использовал, чтобы описать нас Люпину, была «избалованные бездельники». Сегодня днем мы будем заниматься ручным трудом, — сообщил Блейз с таким презрением, что Гермиона усмехнулась. — Даже спустя год я не привык к тому, что Люпин оборотень. Времена меняются.       — Все к лучшему, — заверила Гермиона, принимая свою сумку с книгами, которую Блейз поднял и протянул ей.       Итак. В среду днем была Защита от Темных Искусств со слизеринцами. Пришло время встретиться с ее демонами. Или, точнее, с высоким, светловолосым, сероглазым демоном, который в настоящее время имел власть разрушить ее репутацию.       Вместе с ее моралью.