The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      Результатом совместной эффективной работы старост и учителей в оповещении учеников стал общий сбор школы в Большом зале всего за двадцать минут. Два года «тренировок» под четким руководством Министра Магии хорошо подготовили студентов к подобному повороту событий.       «Тренировки на случай осады», как называл их Артур Уизли, несмотря на то, что Молли настаивала на том, что реальное название всего лишь звучало пугающе, нежели таковым являлось.       Зачарованный потолок зала отражал незначительную панику людей внизу, не говоря уже о свирепой погоде снаружи. Дождь уже успел превратиться в сильный ливень. Студенты кричали, а деканы пытались их успокоить.       За исключением профессора Снейпа, который еще продолжал отсутствовать, остальные три декана были заняты проверкой студентов по спискам, убеждаясь, что никто не остался в ванной или на отработке.       Блейз Забини взял на себя задачу декана Слизерина, выглядя немного взволнованным, выкрикивая имена своих товарищей по факультету. Несколько минут спустя, Снейп практически влетел в Большой зал, за его спиной развевались черные одежды, хмурый взгляд был выражен сильнее, чем когда-либо. Его темные глаза искали, быстро найдя белокурую голову Драко в толпе студентов. С другого конца зала Гарри наблюдал, как декан Слизерина слегка склонил голову — почти незаметное движение, которое, казалось, тем не менее привлекло внимание Драко. Драко отмахнулся от настойчивых вопросов Пэнси Паркинсон и пошел в сторону профессора.       — Как ты думаешь, что будет с Малфоем? — прошептал Гарри Рон. Профессор Макгонагалл только что вычеркнула обоих из своего списка и теперь звала:       — Ксавье Кэтрин!       — Если Люциус нашел способ освободиться из-под домашнего ареста, полагаю, Министерство решит, что Драко что-то об этом знает, — рискнул предположить Гарри, слегка удивленный тому, как твердо прозвучал его голос. Его ладони все еще были холодными и липкими. Не каждый день можно было увидеть Темную Метку в такой непосредственной близости от себя. Дважды за три года было более, чем достаточно.       Рон, прищурившись, посмотрел на Малфоя.        — Он выглядит так, будто проглотил пинту касторового масла.       — Откуда ты можешь знать? — спросил Симус, тоже глядя в сторону Малфоя. — Он всегда был таким бледным.       — Да, здравая мысль…       Гермиона пробиралась через группу первокурсников Когтеврана, которые крепко держались друг за друга, слушая речь профессора Флитвика. Люпин следовал за ней.       — Рон, — она подала ему знак, — Дамблдор и твой отец хотят нас видеть! — она говорила громко, чтобы ее услышали, в Большом зале стоял невообразимый шум.       — Мой отец тоже здесь? — удивленно спросил Рон.       Гарри бросил свои школьные принадлежности Симусу.       — Отлично. Я тоже иду.       — Ты никуда не пойдешь, — вмешался Люпин. Он был не в настроении спорить. — Вы двое, отправляйтесь в кабинет Дамблдора, — сказал он Рону и Гермионе. — Ждите там, пока вас не позовут. Я должен сообщить профессору Снейпу, что Миллисент Булстроуд тоже вызвана.       — Если Дамблдору нужны свидетели, я видел метку, я тоже должен там быть, — настаивал Гарри.       — Ты останешься здесь. Тебя это пока не касается, Гарри.       Это было ошибкой, учитывая, что Гарри теперь не беспокоился — он злился. Он тут же вспылил.       — Конечно, это касается меня! Все, что связано с Волдемортом касается меня по определению, или Вы не поняли? Мне хватило этого на пятом курсе. Почему мы все вообще здесь? Разве не для того, чтобы помогать в борьбе против Волдеморта?       — Я здесь, чтобы присматривать за тобой, Гарри, — глаза Люпина скользнули по группе студентов. — За всеми вами.       Гарри ответил на это тяжелым взглядом. Гермиона с покорностью отметила, что это был взгляд, который он использовал с тревожной частотой в этом году.       — Да? Присматривать за мной? Вы так уверены? Даже Снейп был более полезен в конце пятого курса. Все знают, что вы согласились преподавать только потому, что никто не хочет занимать эту должность, и вы не можете получить работу в другом месте!       — Гарри! — воскликнула Гермиона, ошеломленная его грубостью. Рядом с ней Рон разинул рот. Снейп и Макгонагалл оба прекратили беседу и теперь смотрели в сторону ссорившихся. Гарри запоздало понял, что шум в зале уменьшился до нескольких вялых покашливаний. Дикая непогода снаружи, казалось, тоже остановилась.       Все уставились на Гарри и Люпина.       — Сейчас не время и не место, — прошипела Гермиона Гарри. — Давай, Рон, нам лучше поторопиться.       Люпин кивнул, словно комментарий предназначался и ему. Когда он снова заговорил, выражение его лица выражало боль.       — Мы поговорим об этом позже. Вы останетесь в Большом зале или я оштрафую Гриффиндор на тридцать очков. Я не шучу, Гарри. — Это была самая холодная тирада, какую они когда-либо слышали. И с этими словами Люпин ушел, чтобы поговорить со Снейпом.       Вскоре после этого Джинни подошла к Симусу и Гарри. Втроём они в некомфортном молчании наблюдали, как Снейп и Люпин быстро посовещались, а потом вывели Драко и Миллисент Булстроуд из Большого зала.       — Кто-нибудь скажет мне, что происходит? Мы были в теплицах, когда Эрни Макмиллан вбежал, сказав, что Люциус Малфой напал на Драко в лесу, — сказала слегка запыхавшаяся Джинни. — Если бы это был кто-то другой, не Эрни, я бы переживала за…       Гарри не ответил, но вместо этого ринулся к дверям Большого зала и, все еще хмурясь, исчез за его пределами.       Симус, который нес вещи Гарри, посмотрел на Джинни долгим страдальческим взглядом и уселся за стол Гриффиндора.       Снейп не сразу выложил какую-либо информацию, и Драко не сразу спросил его. Как он часто говорил Драко, в Хогвартсе было только три места, достаточно сохранных, чтобы вести разговор в полной безопасности. Один из них был кабинет Дамблдора, другой — личные покои Снейпа и последнее место — Выручай-комната.       Мастер зелий, однако, ожидал с Драко на втором этаже у входа в кабинет Дамблдора. Гермиона, Рон и Миллисент уже находились внутри.       Драко было жутко наблюдать, что в школьных коридорах так пустынно в середине дня. После семи лет в Хогвартсе он привык к ученикам, идущим от занятий к занятию, к болтовне, топоту ног и подножкам. Шум в Большом зале пронесся через старый камень замка, звуча как бормотание и шепот, как будто сами камни проснулись и заинтересовались недавними событиями.       Филч прошел мимо, быстро проверив нижнюю половину замка, чтобы увести отставших. Он кивнул Снейпу, а Драко усмехнулся, честно говоря, его приветствие было трудно распознать — по кислому взгляду Филча, казалось, что он был в постоянных муках.       Отвращение завхоза к нему не было чем-то новым. Драко привык, что люди относятся к нему не очень хорошо. Как он часто говорил Крэббу и Гойлу, ему было наплевать, что о нем думают люди, пока они не трогают его и дают делать все, что ему заблагорассудится. Преимущество состояло в том, что он был старостой — отдельная комната и возможность давать отработки соплякам, которые смотрели на него неподобающе.        Однако на данный момент, атмосфера подозрения и общей неприязни, которая преследовала его с тех пор, как Люциус был приговорен, лишь напоминала ему о том, насколько шатким стало его положение с пятого курса. Дело было не столько в том, что он должен был защищать свою репутацию, сколько в том, что он пытался защитить себя от своей репутации.       Теперь он почувствовал себя немного нехорошо, с запозданием понимая, что реакция и ощущения на то, что он испытал в лесу ранее, наконец, рассеялись, оставив горький, ледяной осадок недавно испытанного страха.       Косо взглянув на своего декана факультета, он увидел хмурого, но в значительной степени невозмутимого Снейпа. Ничего необычного. Драко был совершенно уверен, что запаниковавший Снейп будет верным индикатором того, что конец света близок.       Хотя он был прав, что испугался. Драко знал это. Темные метки не были шутками. В прошлом их нередко использовали в качестве визитных карточек, чтобы внушить страх и ужас и заявить, что любой гнусный поступок, который был совершен, принадлежит Волдеморту. Обычное послание, означавшее что-то вроде: «Анонимный Пожиратель Смерти был здесь: не стесняйтесь обосраться от страха.»       Хотя в последнее время, метки запускались лишь в середине атак, словно вся таинственная и террористическая тактика, которая, возможно, в первую очередь была связана с Темной Меткой, уступила место запуску рекламы Пожирателей Смерти.       Конечно, рекламная кампания Волдеморта уже была не такой, как раньше. Некоторые из молодых слизеринцев даже не боялись произносить имя ублюдка вслух. Ничего из того дерьма, что испытывали в детстве Драко и его сокурсники, когда были выращены в атмосфере бесконечного повторения этого прозвища «Тот-Кого-Нельзя-Называть».       Разве Грейнджер не высказывалась как-то на этот счет? «Страх перед именем только усиливает страх перед самой вещью», или что-то в этом роде?       Черт возьми, опять эта девчонка. Проклятие его недели, месяца, и учитывая последние события, всего этого года.       В лесу его первым инстинктивным желанием, прежде чем он заметил странный переход от темного знака к семейному символу Малфоев, было развернуться и бежать в замок в попытке спасти себя, соперничая с Миллисент.       Но Драко знал, что это было неправдой даже, когда он думал об этом. На самом деле, его первым инстинктивным желанием было схватить Грейнджер. И это осознание само по себе вело его вниз по тому колючему пути, по которому он не хотел двигаться на данный момент. Он серьезно сомневался, что его жизнь может стать более сложной, чем она уже была.       Насколько он знал, там могла быть какая-то банда убийц Пожирателей Смерти, прячущаяся в кустах и жаждущая наложить Непростительное на девушку, которую Гарри Поттер любил, как сестру, или, возможно, еще лучше, на сына самого печально известного Пожирателя Смерти, предателя, который совсем недавно трахнул эту девушку, которую Гарри Поттер любил, как сестру.       Очевидно, это не было героизмом. Он был последним человеком, которого Грейнджер могла бы сподвигнуть на приступы самоотверженной храбрости.       И, о чудо! Каким же самоотверженным героем оказался ее закадычный друг Уизли. Ему даже стоило вручить награду за «Превосходные усилия стоянии на месте и выпячивании глаз, как дебил».       В его голове прокручивалась сцена. Виновато его извращенное воображение. Ему потребовалось некоторое усилие, чтобы избавиться от выдуманного изображения хрупкого тела Грейнджер, лежащего на влажной траве, ее огромные карие глаза пустые и холодные после Авада Кедавры, ее будто укушенные пчелой губы — синие, а ее поврежденная рука откинута в сторону. Взгляда «ненавидь-меня за-то-что-я-знаю-как-будет-лучше», который она всегда носила как проклятый знак гордости, не было. На его месте была замерзшая маска обвинения.       Ты мог спасти меня…       Свинцовая тяжесть в животе Драко, казалось еще больше усилилась, а его руки теребили и так уже помятый школьный галстук. Он продолжал ходить перед статуей гаргульи еще несколько минут, прежде чем, наконец, одарил своего крестного раздраженным, выжидательным и слегка отчаянным взглядом. Если он что-то не скажет в следующее мгновение, Драко мог поклясться, что задушит его.       — Это не твой отец, — соизволил сообщить Снейп, возможно, почувствовав разочарование Драко. Его темные глаза на мгновение скользнули по все еще видимой полоске грязи на щеке его крестника. Он вытащил из-под мантии свежий белый платок и протянул его Драко.       — Вытри лицо, — сказал Снейп, пристально глядя на пятно.       Драко остановился на полпути, тяжело оперевшись на каменную стену.       Внутри его поднялась огромная волна облегчения. Он провел по лицу почти рассеянно.        — Тогда кто еще в кабинете Дамблдора? Голос Уизли еще не ломался, поэтому я предполагаю, что баритон, который я слышал ранее принадлежит кому-то другому.       Снейп кивнул.       — Кингсли Шеклболт был в кабинете чуть ранее. Я думаю, что Нимфадора Тонкс, Артур Уизли, Аластор Грюм и Горацио Кун все еще находятся здесь.       Драко поднял голову, и его серебряные глаза вспыхнули, когда он упомянул фамилию.        — Кун — юрисконсульт, который разработал мое соглашение с министерством.       — Соглашение немного щедрое понятие для вашего контракта, — ответил Снейп, его голос источал яд. — Я был бы не удивлен, если бы они попросили твоего первенца.       — В обмен на гарантирование мне моего титула и собственности я бы запросто согласился, — ответил Драко с юмористическим смешком. Он прилагал значительные усилия, чтобы отвечать саркастическим тоном, но Снейпа было сложно провести.       Драко фактически обменял шестнадцать лет своей жизни в обмен на то, что его отец был заключен в тюрьму в поместье Малфоев. Взамен, несмотря на правила, которые обычно регулировали то, что происходило с имуществом осужденных Пожирателей смерти, Драко было разрешено на законных основаниях требовать все, что принадлежало его семье, когда приговор его отца был вынесен. Контракт был составлен, когда Драко исполнилось шестнадцать, и в Волшебной Британии он был лишен юридической силы, если бы не закон Артура.       Весь контракт был просто лицемерным и грубым обманом. Он получил печать одобрения министра, чье сердце, возможно, и существовало, но голова все же была полна грубых, мстительных бормотаний кучки стареющих волшебников со своим ворохом военных воспоминаний.       Министерство в прошлом или настоящем вряд ли можно назвать моделью эгалитаризма. Одно дело — обманывать взрослых волшебников правосудием, совсем другое — выпрашивать что-то у несовершеннолетнего, а затем набраться смелости и назвать это «законом».       И учитывая, что нынешний министр, который больше всего проявлял стремление к интеграции между различными членами магического сообщества, это казалось особенной степенью лицемерия со стороны Артура заставлять такого потенциально влиятельного молодого человека, как Драко Малфой, подчиняться прихотям нестабильного заключенного.       С правильной подачи любой юноша может стать таким же ценным достоянием.       — Это длится слишком много времени, — пробормотал Драко. На самом деле они ждали всего семь минут, а казалось, как будто час.       — Вы знаете, что там произошло, не так ли? — тихо спросил Драко. Он привык к тому, что Снейп все знает. Не то чтобы Снейп обычно посвящал его во все тайны, но Драко не был дураком. Он достаточно хорошо понимал, что иногда быть невежественным означает быть защищенным.       Снейп ничего не сказал, решив, что небольшое сужение его глаз говорит о многом. Конечно, я знаю все, наглый ты щенок, но это не означает, что я тебе все буду рассказывать.       Все слизеринцы хорошо знали о несколько сомнительной репутации декана их факультета в обществе. Хоть ему, возможно, не хватало скрипучего образа, скажем, Минервы Макгонагалл или Филиуса Флитвика, он более чем восполнял это темным влиянием и силой его личности. Его методы были неортодоксальны, само собой разумеется, но когда у ученика была достаточно серьезная проблема, Снейпу всегда удавалось тихо ее решить.       — Тогда Вы можете хотя бы объяснить мне, как, во имя всего магического, Морсмордре превратился в проклятого дракона Малфоев? — настойчиво спросил Драко.       К несчастью, ему лишь оставалось задаваться вопросом, был ли его крестный отец также осведомлен об этой информации, потому как Рон и Гермиона наконец вышли из кабинета Дамблдора. Люпин спускался по ступенькам позади них, поддерживая под руки трясущуюся Миллисент.       Миллисент взглянула на Драко, а потом разразилась слезами.       — Милл… — протянул Драко.       В прошлом году девушка потеряла тетю, дядю и двух двоюродных сестер в неудачной попытке захвата Пожирателя Смерти, и она так и не смогла полностью восстановить свое обычное самообладание.       — Я отведу Миллисент вниз, Северус, — тихо сказал Люпин. — Отведи Драко внутрь, его вызывают.       Грейнджер, тем временем, казалось совершенно была не осведомлена о том, что так открыто пялиться было неприличным. Драко сделал вид, что смотрит сквозь ее густую голову.       Я не один из твоих потерянных маленьких утят. Иди играй в мамочку с Уизли.       Она продолжала смотреть на него, между ее бровями залегла более глубокая морщинка. Драко посмотрел на ее раненую руку, заметив, что кто-то дал ей носовой платок, чтобы перевязать ее. Люпин, наверное. Или Дамблдор. Маловероятно, что это был кретин Уизли, который, казалось, не замечал ничего вокруг.       Уизли взял ее за руку и потащил за собой. Он явно торопился уйти отсюда. Драко едва ли мог его винить.       — Пошли, Гермиона, — сказал он, потянув ее еще сильнее. Драко подумал, что Грейнджер может разозлиться, что с ней обращаются как с мулом, но она покорно позволила себя увести.       Возможно, это снова было его воображение, но Драко подумал, что он увидел что-то новое во взгляде Уизли. Конечно, в его обычном взгляде, брошенным на Драко было отвращение и подозрение. В этом не было ничего нового. Уизли всегда смотрел на него так, словно думал, что богатство и хорошие манеры за столом были смертельной болезнью.       Но сегодня был и страх.       Драко был обескуражен, обнаружив, что ему все равно.