The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      Драко Малфой был странным парнем. Похоже, он зачем-то вручил ей грецкий орех.       Во время урока Древних Рун, сидя за своей партой в полной тишине, Гермиона недоверчиво смотрела на орех, пока, к своему стыду, не поняла, что он являлся трансфигурированным письмом.       Аллилуйя, Грейнджер. Она вполне могла представить, как Драко говорит ей это, закатывая глаза.       Профессор Флоренц задал всем семикурсникам Гриффиндора и Слизерина очередной перевод рун, чтобы занять их время. Гермиона быстро расправилась с ним, довольная тем, что смогла расшифровать серию символов за урок.       Убедившись, что остальная часть класса все еще была поглощена заданием, она осторожно положила грецкий орех себе на колени и вернула ему первоначальный вид.       Девушка аккуратно развернула записку.       «Этим утром Пит вернулся с ответом от нашего контактного лица. Судя по всему, в Лондоне шел дождь. Глупая птица не оценила непогоду и укусила Т.В.П.С. за палец. К счастью для Пита, крови не было, но укус все еще болит при контакте с водой.»       Т.В.П.С. Нахмурившись, Гермиона ещё раз перечитала строку, чтобы убедиться, что правильно разобрала буквы. Кем или чем был этот Т.В.П.С.?       «Наш контакт запросил встречу в Лондоне в следующую субботу. Он готов разыскать эксперта в области нашей маленькой проблемы. Безусловно, очень дорогого. Но не волнуйся. Я все оплачу».       Снисходительный придурок, неужели он действительно считал ее нищей?       «Свяжусь с тобой снова ближе к назначенной дате.»       Искренне,       Твой Всегда Послушный Супруг.       Ее губы дернулись от улыбки. Так вот, что означало это сокращение. В конце также был постскриптум.       P.S.       «Уизли снова пялится на твою грудь.»       Гермионе пришлось подавить улыбку. То, что Рон пялился на ее грудь, не было чем-то новым. В последнее время Рон, похоже, больше интересовался наличием женской груди у девушек, чем самими девушками. Но Гермиона сделала вывод, что это было абсолютно нормальным поведением для семнадцатилетних парней.       А нормальность — это признак того, что все было хорошо. И к тому же, она внушала доверие.       Малфой же не был нормальным парнем. Иногда он вел себя странно. И все же, это было неловким — осознание того, что даже Малфой замечал неподобающее поведение Рона. Ей действительно стоило осторожно обсудить это с другом.       Блейз, сидевший перед Гермионой, обернулся и задумчиво посмотрел на нее.       — Ты уже решила тест? — спросил он. На его столе лежал ворох бумаг, исписанных каракулями, хотя рунический словарь все еще лежал в сумке. Как и Гермиона, он не любил прибегать к нему, только если не находился в полном отчаянии.       — Да, — она знала, что лучше не предлагать ему свою помощь. Блейз никогда не принимал подачки, да и, честно говоря, в них не нуждался.       — Ненавижу руны старшего футарка,— жаловался он. — Эти бесконечные загадки сводят меня с ума.       — А мне нравятся ребусы, — пожала плечами Гермиона. Она никогда не скрывала своего интеллекта и не собиралась делать этого сейчас.       Блейз фыркнул.       — Больше всего на свете тебе нравятся вопросы, Грейнджер. Ты готова искать ответы на что угодно, лишь бы в конце стоял вопросительный знак.       Это, безусловно, было интересным наблюдением. Особенно из-за того, что оно заставило Гермиону снова подумать о Малфое. Просто иногда она его не понимала. Взять, к примеру, его последнюю записку. Малфой показал, что вполне способен быть порочным и хитрым, каким его все считали. Но в то же время у него имелся интеллект и высокомерие, которое могло быть как очаровательным, так и разрушительным. И наконец, его хорошо развитое чувство юмора, которое, несомненно, стало самым большим сюрпризом.       Однако это не делало его хорошим человеком, напомнила себе Гермиона. И ни коим образом не искупало его прошлых поступков.       В тот субботний вечер в общей гостиной Слизерина царила суматоха, и не только потому, что пара первокурсников сумела пронести в гостиную коробку с волшебными помадными пчелками и летучими шипучками из Сладкого Королевства. Конечно, все были взбудоражены новостью о предстоящем товарищеском матче по квиддичу.       Уже активно делались ставки на исход этой игры: вероятный победитель, примерный счет, количество травм и нарушений. Как бы то ни было, четверокурсники Когтеврана ставили рекордные шестьдесят галеонов на победу хозяев поля.       Драко сидел на полу, скрестив ноги у камина, пытаясь спрятаться за копией «Ежедневного пророка». Драконья кровь снова подорожала в цене после дерзкой кражи большой партии из Венгрии. Он не смог сконцентрироваться на остальных финансовых новостях на двадцать третьей странице, потому что Пэнси продолжала трясти его ногу, требуя, чтобы он снова пересказал то, что другие теперь называли «публичной кастрацией Гарри Поттера».        Младшие ученики собрались вокруг них, время от времени вставляя пару слов в их беседу. Единственными слизеринцами, не втянутыми в разговоры о квиддиче, были Блейз и угрюмый Гойл, который всем своим видом показывал свое отвращение из-за своего отстранения от матча. Парни сидели в дальнем углу и были поглощены собственными разговорами.       — Кастрация разве является подходящим термином? — продолжала Кармен Мелифлуа. — Больше похоже, что Поттеру подрезали крылья.       Доддерс, маленький пучеглазый третьекурсник, сразу же вступил в диалог с Кармен, хватая печенье.       — И все-таки, его даже не взяли на скамейку запасных... Я имею в виду, они ведь позволили ему играть в квиддич даже после той истории с тайной комнатой несколько лет назад.       — Откуда ты знаешь, что тогда случилось, Головастик? — холодно спросила Кармен. Обычно она не любила людей ниже себя ростом. Также присутствовал тот факт, что Тандиш Доддерс, к сожалению, был одним из тех младшекурсников, которого Драко выбрал объектом для своих шуток ещё на первой неделе его обучения в Хогвартсе. Доддерс, в силу своей любознательности, как-то решил выяснить, почему он так не понравился старосте. Драко же, в силу своей язвительности, ответил:       — Потому что ты имеешь странное сходство с личинкой лягушки.       Прозвище «Головастик» распространилось меньше, чем за сутки.       — Мое имя, — крикнул Доддерс, посылая поток влажных крошек печенья на Драко и его газету, — ТАНДИШ!       Драко рассеянно оторвал взгляд от просмотра «Пророка».       — Боже мой, Головастик, если ты еще раз засыплешь меня крошками, я точно засуну твою голову в ближайший туалет.       То, что произошло дальше, взбудоражило всех, и, без сомнения, больше всего самого Доддерса. Мальчик моргнул и медленно поднялся на ноги. Он уже слышал насмешки Драко на этой неделе в Большом зале, и видимо его терпение после трех лет лопнуло. Он указал своей пухлой рукой в сторону Драко.       — Ты не напугаешь меня, Малфой. Больше нет. И мне все равно, кто ты. Условно говоря, ты даже больше не староста, так почему бы тебе просто не заткнуться и не оставить всех в покое! — и с выражением величайшего достоинства на лице, он прошел мимо ошарашенной Кармен и исчез в спальне для мальчиков.       — Ладно, — заговорила Кармен после того, как дверь в спальне захлопнулась. — Судя по всему, его дни сочтены.       Тишина в комнате отдыха была настолько оглушительной, что вполне возможно можно было услышать толпу суетливых пуффендуйцев, готовящихся ко сну несколькими этажами выше.       Драко сложил газету и задумался над тем, что, черт возьми, только что произошло. Третьекурсник, который больше его не боится? Разве такое вообще могло быть возможным?       Взросление в Слизерине очень походило на жизнь в волчьей стае. Альфа-самец диктовал то, что было хорошо и плохо, приемлемо и нет. Любой слизеринец знал эти правила. В случае с Драко, деньги его семьи придавали ему статус, его внешность была приятным бонусом, а остроумие и харизма делали его неприкасаемым. Но именно его фамилия обеспечивала ему должность Вожака стаи.       Теперь, когда Люциус внушал такой же трепет, как и неподходящая пара носков, любой признак слабости Драко рассматривался, как повод для любого молодого и амбициозного щенка проткнуть его горячей кочергой и переступить через его холодный и великолепный труп.       Подобное едва не случилось, когда Люциуса заключили в тюрьму.       Ему потребовались месяцы, чтобы восстановить свое положение. Стратегическая жестокость в виде Крэбба и Гойла, конечно же, поспособствовала этому. Как и талант Панси Паркинсон. Панси знала все про каждого человека до мельчайших подробностей. Она знала, что отец Блейза увлекался парнями, не намного старше самого Блейза; знала, что у Елены Лонгербридж с пятого курса был шестой палец на правой ноге (именно поэтому она никогда не носила открытые туфли, даже летом); хорошо знала, что у выпускника Алекса Монтегю был коррумпированный дедушка-бюрократ, которого шантажировали все его партнеры по бизнесу.       Именно Панси в тот вечер положила конец всеобщему молчанию. Ее голос был напряжен, когда она произнесла:        — Так, все живо по своим кроватям. Сейчас же.       — Что? И даже я? — спросил Блейз. Он продолжал сидеть с Гойлом в дальнем углу.       — Да, и ты тоже, Староста, — приказала Панси, на этот раз с мольбой в голосе. — Тебе стоит хорошенько выспаться.       Несмотря на свое любопытство, все начали послушно расходиться. Когда последний студент закрыл за собой дверь, Панси села на пол рядом с Драко.       Он явно выглядел сбитым с толку.       — Что с тобой творится? — взорвалась она. — Если бы Доддерс сказал тебе подобное месяц назад, ты уже скормил бы ему его собственные ботинки.       Драко подтянул колени и положил на них голову. Светлые пряди его волос блестели на фоне черной ткани его школьных штанов. Его голос прозвучал приглушённо, когда он говорил.       — Я просто устал, Панси. Может, это старость? Мне уже не пятнадцать, знаешь ли. Мне восемнадцать, а это почти двадцать. К двадцати одному, вероятно, я уже буду покоиться на холме.       — О, просто умолкни, — раздраженно сказала она. — С тобой что-то происходит в последнее время. Не хочешь рассказать мне о том, что ты скрываешь?       Драко вдруг обнаружил в себе серьёзное желание поделиться происходящим.       «Ну, на самом деле, сейчас и правда происходит несколько забавных вещей. С чего бы мне начать? Мой отец медленно сходит с ума в нашем огромном разваливающемся поместье, и я серьёзно опасаюсь, что ему действительно грозит сумасшествие. И теперь я каждый день ожидаю услышать новости о том, как он пытался покончить с собой или с нашим единственным пожилым эльфом, используя гениальный план, включающий столовое серебро и клубок бечевки. Кроме того, вероятно, где-то в стенах Хогвартса бродит сумасшедший, но довольно харизматичный приспешник Волдеморта, решивший завербовать, как можно больше малолетних идиотов до конца года. Из-за этого Министерство хочет, чтобы я шпионил за своими друзьями в обмен на то, что должно принадлежать мне по праву рождения. Да, но если и это не удовлетворит твое любопытство, дорогая Панси, я трахнул и женился на Гермионе Грейнджер в прошлые выходные, и теперь эта девушка в буквальном смысле у меня под кожей. Хотя в последнее время я хотел бы, чтобы она вместо этого оказалась у меня в штанах. Ах да, Панси! Все из-за того, что я стал жертвой древней магии, везения и отвратительных гормонов! Я не могу перестать думать об этой кудрявой гарпии. Я хочу поговорить с ней, прикоснуться к ней, смотреть на веснушки на ее носу, когда они выступают на солнце. Я хочу погладить ее глупого кота, хочу заставить ее улыбнуться или покраснеть. Хочу смотреть, как она размазывает по тарелке свой отвратительный блин...»       — Со мной все в полном порядке, — ответил Драко , слегка охрипшим голосом. Пэнси прищурилась на него своими голубыми глазами. Она провела рукой по своей идеально уложенной стрижке. Этот жест, в случае с Панси, означал ее большое разочарование.       — Хорошо, храни и дальше свои секреты, Малфой. Имей в виду, так или иначе я все равно о них узнаю.       Драко фыркнул.       — Да уж. Поведай мне что-нибудь, чего я не знаю, — он подполз к ближайшему дивану, снял школьный галстук и, растянувшись на кожаной обивке, закрыл лицо газетой. На первой полосе была статья о лопнувшей водопроводной трубе в волшебном зверинце Косого переулка. Измученный владелец магазина был занят тем, что вытаскивал из затопленной лавки хорьков, удава и целую стаю сов.       — Ладно. Я безумно влюблена в тебя со второго курса, — небрежно ответила Панси.       На этот раз молчание длилось добрых две минуты, в конце которых Драко произнёс: — Какого хрена...       Панси закатила глаза.       — Я конечно не ждала радужных признаний в ответ...       — Ты не захочешь меня всерьёз, Панси. Я буду изменять тебе. Я стану злым и мерзким мужем, а в ответ ты возненавидишь меня и будешь проклинать вечно.       Она не выглядела удивленной или взволнованной.       — Знаю. Только потому что ты не любишь меня. Не в подходящем смысле.       — Мы с тобой не созданы для подобных вещей. Такие, как мы заключают договорные союзы, а не клянутся друг другу в вечной любви. Я восхищаюсь тобой, но все равно растопчу твое жадное сердечко, — сказал он ей.       Она вздернула подбородок. Драко не мог не заметить, что при этом ее нос выглядел еще короче.       — Кто сказал, что я жадная?       В ответ он лишь поднял свою изящную светлую бровь.       — Хорошо, ты прав, — фыркнула Панси.       — Сейчас мне нечего кому-либо предложить, — серьезно добавил он. — Мы обрекли себя на жалкое существование, когда наши отцы стали Пожирателями Смерти. Если бы у нас были дети, они не знали бы никакой другой жизни кроме той, в которой люди всегда будут бояться и никому не верить. Он подвел нас, Панси. Волдеморт подвел нас в тот момент, когда испортил все своим существованием. Он безнадежен. Мне повезло, что я понял это, прежде чем закончить, как мой отец... изгнанный, сумасшедший, но все же умудряющийся выглядеть до смерти сексуальным в своём шелковом халате. — В голосе Драко звучала усмешка.       — Да, но у тебя хотя бы остались твои земли и титул, который достанется тебе в конце концов! — настаивала Панси. — Моя семья же потеряла почти все, что было нам дорого. Мы ютимся в арендованном поместье, ради Мерлина! Паркинсоны теперь семейство отверженных. Мне нечего терять кроме тебя, Драко, хотя на самом деле ... — она опустилась рядом с ним на колени, чтобы он посмотрел на нее, — тебя у меня никогда по-настоящему не было...       — Панси!       Она оборвала его, подняв руку.       — Я не предлагаю тебе ничего. Я просто не готова к переменам. Мне нравилась жизнь такой, какой она была, когда мы только попали сюда. Мне нравилось иметь красивые вещи, деньги и семейную историю, которая хоть что-то значила для остального мира. И ты мне нравился таким, каким ты был раньше.       Драко раздраженно посмотрел на нее.       — Не говори глупостей. Я все тот же.       — И Тандиш Доддерс подтвердит это? — язвительно добавила она.       — Ты же не хочешь, чтобы я всегда был тем же придурком, каким впервые попал сюда! Говорю тебе, с возрастом я становлюсь лучше. В любом случае, я не могу повернуть время вспять!       — Конечно, не можешь, — согласилась она. Панси весело улыбнулась, поцеловала его в щеку и встала, давая понять, что разговор окончен.       — Я с нетерпением буду ждать игру в среду. Убедись, что поймаешь снитч, Драко. Я терпеть не могу авроров, и ничто не порадует меня больше на этой последней школьной неделе, чем проигрыш этих придурков.       Драко с некотором недоумением наблюдал, как Панси берет сумку с книгами и уходит в свою комнату. Его серебряные глаза были темны, как дождевые тучи, которые преследовали шотландскую деревню всю прошлую неделю. Впервые после встречи в кабинете Дамблдора в среду он почувствовал, что тяжесть от его сделки с Артуром Уизли давит на него.       — Все, что угодно ради девушки, которая меня любит, — пробормотал он, внезапно почувствовав себя таким одиноким, каким не ощущал себя за всю свою недолгую жизнь.