The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      Драко стоял в фойе, аккуратно спрятавшись за дедушкиными часами. Пол был ледяным, и мальчик шел босиком. Он подождал, пока не закончится бой часов, а затем очень внимательно прислушался к голосам, доносившимся из библиотеки.       Его родители не спали, несмотря на поздний час, и, очевидно, снова спорили. В этом не было ничего нового для Драко, хотя тема их спора весьма заинтересовала его и заставила продолжить наблюдение. Он знал, что возникнут неприятности, если его застукают, но решил рискнуть из-за Джорджа грозным характером своего отца.       Он бы многим рискнул ради Джорджа.       Только когда Драко услышал, как мать произносит его имя, его любопытство по-настоящему возросло. Он все равно не спал и был слишком взволнован, чтобы снова заснуть. Поиски Джорджа перевешивали все остальные заботы. Бедняжка Тулип бегала в лохмотьях, сопровождая своего юного хозяина на территории поместья в поисках собаки.       Его нигде не было видно, несмотря на то, что Драко разложил лучшие куски мяса, которые мог предложить их шеф-повар. Мальчик звал собаку до тех пор, пока у него окончательно не пересохло в горле.       — Я этого не потерплю, — говорил его отец. Он говорил зловещим низким голосом, что означало, что его раздражение уже перешло в гнев. Было неразумно находиться рядом с Люциусом, когда он говорил так тихо. Обычные люди всегда пугались и поспешно отступали. Но его мать не была «обычным человеком».       Драко крался по коридору мимо старых семейных портретов, некоторые из которых заговорщицки подмигивали ему. Ему хотелось улыбнуться в ответ, но это не было весёлым приключением. Джордж потерялся, а родители злились друг на друга.       Он надеялся, что одно никак не связано с другим.       Двойные двери в библиотеку были широко распахнуты, и полоска света пробивалась сквозь темноту, освещая участок коридора прямо за дверями. Драко не показалось странным, что он не испугался темноты. Магия — это свет, и он всегда носил ее с собой, по крайней мере, так говорила ему мать. Это не оставляло никаких оснований для страха.       Драко выглянул из-за двери, стараясь пригладить свою челку, чтобы родители не заметили, что из-за двери торчит клок растрепанных светлых волос. Он понял, что его пальцы ног, вероятно, тоже были видны, и быстро сделал шаг назад.       Его мать расхаживала по комнате, все еще одетая в легкое шелковое алое платье, которое она носила на званом ужине в особняке Паркинсонов. Она уложила Драко в постель шесть часов назад, и он вспомнил, что в тот вечер от нее пахло гардениями. От его мамы всегда очень приятно пахло.       — Ты отвратителен, — сказала Нарцисса.       Драко никогда раньше не слышал, чтобы мама говорила с мужем подобным тоном. Он вдруг забеспокоился о ней больше, чем о Джордже, и это было слишком много для пятилетнего ребенка, чтобы справиться со всем сразу.       Люциус зарычал и опрокинул стул. Он отлетел и с глухим стуком ударился о покрытый ковром пол. Драко прикрыл рот рукой, чтобы скрыть свое удивление. К счастью, его родители находились в самом центре скандала и не слышали его.       — Прекрати уже нянчиться с мальчишкой. Драко должен усвоить этот урок. Он уже достаточно взрослый!       Ледяные голубые глаза матери сузились.       — У него еще много времени, чтобы понять, в какой именно жизни ему посчастливилось родиться.       — Пять лет — это уже достаточно для понимания того, что под этой крышей нельзя селить беспородных дворняг.       — Мерзавец, — прошипела его мать.       На мгновение ему показалось, что Люциус не собирается обращать внимания на ее оскорбление.       Драко не мог поверить своим ушам. Никто не называл его отца «мерзавцем» — это ведь очень неприятное слово, которое используют только те, кто хочет попасть в эпицентр скандала, чтобы непременно выжить после него и поделиться историей. Но затем его отец спокойно поставил стакан с бренди, который держал в руке, подошел к Нарциссе и ударил ее по губам.       Это был первый раз, когда Драко увидел, как Люциус поднял руку на Нарциссу. Но еще больше его встревожило, что в ответ мать лишь улыбнулась. Это была понимающая улыбка, не выражающая никакого удивления по поводу обращения Люциуса с ней. Она выглядела так, словно уже выиграла спор или открыла какую-то ранее скрытую истину.       Что-то в Драко сломалось при виде этого зрелища. Ему пришло в голову, что игры, в которые играют взрослые, так сильно отличаются от игр, в которые играют дети.       Это было совсем не то, что он планировал увидеть.       Не осознавая того, что сделал (его ноги внезапно обрели свой собственный разум), он обнаружил, что стоит у входа в библиотеку при свете со сжатыми в кулаки руками, и слезы текут по его лицу. Отец стоял к нему спиной, так что, к счастью, его видела только Нарцисса. Она удивленно моргнула, а затем слабо покачала головой в явном предупреждении.       Чувствуя облегчение, а затем и стыд за это облегчение, Драко отполз назад в тень, где его трясло от страха и еле сдерживаемой ярости.       — Помни, с кем ты говоришь, — сказал Люциус жене, хотя большая часть его гнева, казалось, исчезла. Он вздохнул и протянул руку, чтобы погладить ее по лицу. — Помни, — повторил он извиняющимся тоном с примесью чего-то, что Драко не смог описать.       Были произнесены еще несколько слов. Настолько тихо, что Драко не понял ничего и не был уверен, что хочет понимать.       Он вдруг почувствовал себя незваным гостем. Происходил очень интимный момент.       Мать нисколько не смутила перемена в поведении отца. А, возможно, потому что она знала, что ее сын наблюдает за ней. Она отстранилась от мужа.       — Я не люблю тебя.       Люциус рассмеялся, хотя ее слова не были шуткой.       — Любишь. И ненавидишь себя за это.       Она слегка улыбнулась.       — Северус тоже ненавидит меня за это.       — Не упоминай имени этого предателя в нашем доме!       Нарцисса подняла свою вышитую бархатную накидку, висевшую на одном из диванов.       — Он не вырастет таким же, как ты, ты ведь знаешь. Я лично об этом позабочусь.       Люциус швырнул свой бокал в камин, отчего пламя на мгновение вспыхнуло, но ничего не ответил.       Нарцисса подошла к дверям и спокойно закрыла их за собой.       — Почему ты не в постели? — спросила она, таща Драко за локоть. Ее длинные светлые волосы, которые раньше были собраны в элегантный узел, теперь распустились. Они падали ей на спину и щекотали лицо Драко.       — Я… я искал Джорджа, — объяснил Драко.       Они ненадолго остановились, и мать завернула его в свою шаль.       — Драко, ты ведь можешь простудиться, — проворчала она.       Они не сбавляли шаг, пока Драко снова не оказался в своей комнате. Мать вновь уложила его в постель. Тулип, которая до этого крепко спала в кресле, продолжала храпеть. Нарцисса закатила глаза, глядя на нее.       — Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Твой отец сегодня не в лучшем настроении, дорогой. — Она пригладила его волосы, которые были светлее, чем ее собственные, и не так сильно завивались. Учителя Драко часто говорили ему, что он прекрасно разбирается в загадках. Развитое логическое мышление, говорили они. Возможно, поэтому он и задал свой вопрос.       — Мама, — начал Драко, жалея, что он не такой идиот, каким его считала Пэнси. — Отец что-то сделал с Джорджем?       Голубые глаза матери на мгновение посуровели. Казалось, она что-то обдумывала. Затем Нарцисса сунула руку в потайной карман, расположенный в ее мантии, и вытащила оттуда черный кожаный ошейник.       — Мне очень жаль.       И тут уж ничего нельзя было поделать. Джорджа, очевидно, больше не было. Сердце Драко казалось тяжелым камнем, опускающимся все ниже и ниже под темную воду одного из старых колодцев в Тимбл-Крике.       Он взял ошейник маленькой дрожащей рукой, но не заплакал, даже когда мать поцеловала его в лоб, прежде чем пожелать спокойной ночи.       — Никогда не люби никого больше, чем любят тебя, Драко, — прошептала она. — Никогда не будь таким, как твой отец.       «Или ты», — хотел сказать Драко, но промолчал. Это заняло у него некоторое время, но в конце концов он заснул, все еще завернувшись в материнскую шаль и вдыхая аромат гардений.       На следующий день Тулип помогла ему закопать ошейник в саду. ***       Он не был мертв.       Гермиона знала это, потому что все, что ей нужно было сделать, это закрыть глаза и почувствовать. Он был там, где-то в глубине ее сознания, живой. Его сердцебиение было ровным и сильным.       Впрочем, он почти ничего не чувствовал. Ни боли, ни раздражения, ни того призрачного чувства, которое было ее собственным присутствием в его сознании.       Поэтому Гермиона решила, что Драко просто потерял сознание.       В панике Рон явно слишком эмоционально отреагировал на огромное количество крови на лбу Драко.       Пока за двумя ранеными слизеринцами ухаживали крайне взволнованные мадам Трюк и профессор Флитвик, Рон побежал за заместителем директора. Макгонагалл, оправившись от почти сердечного приступа благодаря участию Уизли, в свою очередь отправилась за Снейпом.       Гарри в тот момент находился со Снейпом и заметил, что никогда еще не видел мастера зелий в такой ярости.       — Кроме того раза, когда он нашел тебя рядом со своим омутом памяти, — напомнил Рон, желая отвлечь внимание от своей, по общему признанию, чрезмерной реакции.       По словам Рона, оба студента получили удары бладжером в голову и грудь, причем Драко принял на себя основную тяжесть «нападения». Эти повреждения ни в коем случае не считались смертельными, слизеринцы отделались синяками и шишками и, в случае Драко, сотрясением мозга.       Узнав об этом инциденте, остальная часть школы (с заметной помощью Пэнси Паркинсон и Эрни Макмиллана) разрывалась между восторгом и весельем. В разговорах присутствовала похвала мужеству юного Головастика, который добился того, что его имя будет увековечено в хогвартских архивах под заголовком «крайняя глупость».       Со времен близнецов Уизли ни один студент не проявлял такого безрассудного пренебрежения правилами, рискуя собственной жизнью.       Остаток дня Гермионы прошел мучительно медленно. Она все еще не пришла в себя после встречи с Драко в ванной префектов, сделав из этого несколько выводов. Они оказались крайне трудными для восприятия и почти невозможными для рассмотрения. Одним словом, ей совсем не нравилось думать о них.       И поэтому она старалась не обращать на это внимание. Это был великолепный пример эмоциональной прокрастинации.       Несмотря на то, как плохо все прошло между ними в среду, она больше не могла отрицать, что у нее были чувства к Малфою.       Проблема была в том, что эти чувства были совсем не романтичными. Они не заставляли ее мечтать и рисовать маленькие сердечки вокруг букв «Г» и «Д».       Правда состояла в том, что когда она смотрела на него, ей становилось дурно. Не обязательно в плохом смысле, но это означало, что она забывала о себе. Ее «муж поневоле» оказывал на нее слишком опасное влияние — неважно, сознательно или нет.       И, к сожалению, Фида Миа была виновата не во всем.       Гермиона считала почти неприличным беспокоиться о делах сердечных, когда пропавшие авроры находились в смертельной опасности.       Не было ничего необычного в том, чтобы найти Гарри, сидящего на краю дивана, в общей комнате в ночное время. Иногда он разговаривал с Джинни, которая, казалось, никогда не нуждалась в таком большом количестве сна, как остальные. Иногда играл в шахматы с Роном или в карты с Невиллом.       В тот вечер Гарри был занят чтением. Он поднял глаза, когда Гермиона спустилась по ступенькам.       — Привет.       — Привет, — сказала Гермиона, садясь рядом с ним на диван. Она увидела, что на нем были разные носки, и в знак приветствия сжала его большой палец. —Тоже не можешь заснуть?       Он зевнул.       — Это похоже на обычное состояние студентов в последнее время. Я просто просматриваю заметки Снейпа о моем экзамене по окклюменции. Мы должны были обсудить результаты сегодня утром, когда Снейпа вызвали в лазарет.       — Можно посмотреть? Девяносто восемь процентов! Гарри, это просто замечательно.       — Да, наверное.       Она прекрасно понимала отсутствие у него энтузиазма. Исчезновение Тонкс занимало их больше всего. Отсутствие Дамблдора в школе заставляло всех встревожиться и насторожиться. Когда он уезжал, всегда происходили плохие вещи.       Были абсурдные предположения, что Тонкс просто сбежала с Дональдом Блаем, но никто из тех, кто знал ее (или Блая, если уж на то пошло), не стал бы даже думать об этом. Заседание Ордена было назначено на понедельник, а затем перенесено.       Гарри сгорал от нетерпения узнать, какие шаги Грюм предпринимает, чтобы найти своих пропавших авроров. Гермиона молча пролистала язвительные и скрупулезные заметки Снейпа. В гостиной стояла тишина.       — Ты что-то хотела? — внезапно спросил Гарри.       — Вообще-то да. — Гермиона не знала, как аккуратно объяснить свою просьбу, поэтому просто и без уловок спросила. — Гарри, можно мне взять твой плащ-невидимку?       — Ты ведь не собираешься самостоятельно искать Тонкс, правда?       Она бросила на него быстрый взгляд.       — Конечно же, нет.       — Потому что, как ты уже говорила мне раньше, было бы крайне глупо делать что-либо, не посоветовавшись сначала с Дамблдором и остальными.       — Да.       — А если ты уйдешь одна, то это только заставит нас всех волноваться за тебя…       — Да, Гарри, я это знаю.       Он кивнул.       — Просто хочу убедиться.       Озадаченная Гермиона смотрела, как Гарри поднялся на ноги, а затем велел ей подождать. Затем он поднялся по лестнице в свою комнату и через минуту вернулся с плащом.       — Я не собираюсь спрашивать тебя, зачем тебе это нужно, — многозначительно сказал он. — Но я верю, что ты позовёшь меня, если понадобится моя помощь.       Ее мальчики уже выросли, поняла Гермиона. Она подавила желание разрыдаться.       Нарочито невозмутимо Гарри похлопал ее по плечу.        — Он счастливчик, кем бы он ни был.       Она резко вскинула голову.       — Что заставляет тебя так думать?       Гарри пожал плечами, но на его лице появилась тень улыбки.       — Похоже, ты нарушаешь правила только ради тех парней, которые тебе небезразличны.       До этого момента Гермиона никогда не задумывалась об этом.