The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      «И что же такого удивительного в том, что заставляет нас глядеть на звезды?» — Лягушонок Кермит «Вместе по Радуге».       Вечер пятницы.       В пять минут третьего Гермиона надела домашние тапочки, накинула плащ Гарри и тихонько вышла из своей комнаты.       Учителя были добавлены в список людей, патрулировавших Хогвартс, как и на втором курсе Гермионы во время инцидента с тайной комнатой. Даже сама Макгонагалл вызвалась прогуляться по коридорам в окрестностях факультета Гриффиндор.       Гермиона искренне надеялась, что заместитель директора была сегодня на дежурстве, потому что проскользнуть мимо нее было намного легче, чем мимо энергичного и хорошо обученного аврора.       Если ее поймают на том, что она крадется по замку, это станет началом целого вороха неприятностей, которые никому из них не нужны: ни аврорам, ни персоналу, ни Гермионе. Не говоря уже о том, что она в ответе за сохранность драгоценного плаща Гарри.       Ей всегда казалось удивительным, насколько скрипучими и шумными могут быть половицы, двери или петли, когда ты стараешься быть как можно тише. Возможно, Малфой был прав. Вероятно, ей действительно не хватало гена скрытности. Однако тапочки, надетые в спальне, великолепно приглушали ее шаги, так что Гермионе оставалось только высовывать голову из-за каждого угла, чтобы проверять, где находится патруль.       Она насчитала трех авроров, когда добралась до первого этажа и оказалась в одном коридоре от лазарета.       К несчастью, когда она туда добралась, то заметила профессора Снейпа, стоящего прямо перед дверями больничного крыла.        Он смотрел в темноту с почти немигающим взглядом. Гермиона нахмурилась.       Казалось, подозрительность была естественным состоянием этого человека.       Черт.       Она ждала, как ей показалось, несколько часов, хотя прошло всего минут двадцать или около того. Ее правую ногу начало сводить судорогой. Даже декану Слизерина иногда приходится ходить в туалет, верно?       Но удача неожиданно улыбнулась ей, и в противоположном конце коридора появился Хагрид, несущий тусклый фонарь. Он поманил Снейпа, и после презрительной насмешки мастер зелий покинул свой пост, чтобы поговорить с лесничим.       Гермиона ухватилась за свой шанс. Она пробежала оставшееся расстояние и проскользнула в больничное крыло. В приглушенном вечернем свете лазарет представлял собой длинную, похожую на пещеру комнату, в которой довольно приятно пахло дезинфицирующим средством. Днем здесь определенно было веселее, решила Гермиона.       Она не чувствовала ни малейшего волнения и нервного напряжения, которые испытала, когда впервые покинула свою спальню, чтобы встретиться с Драко в совятне. Теперь опасность была намного ближе, и в том, что она делала, не было ничего даже отдаленно забавного.       Все кровати были пусты, за исключением одной, ближайшей к окну, которая была задернута занавесками. Под кроватью валялась пара черных кожаных школьных ботинок, брошенных наугад. Она заметила, что на прикроватном столике не было ни конфет, ни цветов, ни открыток, как это часто бывало, когда Гарри лечили в лазарете.       Возможно, у слизеринцев не было привычки пытаться ускорить выздоровление сокурсника, насильно скармливая ему или ей непристойное количество конфет.       Отчего-то ей стало грустно.       Убедившись, что Снейп еще не вернулся, Гермиона раздвинула шторы. Быть невидимкой определенно имело свои достоинства.       Только один взгляд, говорила она себе.       Она сняла плащ и повесила его на прикроватный столик. Малфой спал на животе, прижав одну руку к лицу. Правая сторона его головы была обработана какой-то мазью. Он выглядел слишком юным с таким расслабленным выражением лица.       Прямо над бровью у него был порез, зашитый с помощью магии. Кожа вокруг раны покраснела и опухла; больше никаких видимых повреждений она не заметила. На Драко была надета больничная пижама, небрежно застегнутая сверху. Гермиона заподозрила, что он настоял на том, чтобы надеть ее на себя. Она решила, что, скорее всего, Драко постарался бы избежать вопросов о татуировке на спине.       На кровати лежала одна подушка, которую он смял в комок, чтобы сделать ее более плотной. Легкая простыня, самая обычная и ничем не примечательная, была сброшена на пол. Ноги у него были босые, а правая свисала с края кровати.       У него были действительно красивые ноги.       Ладно. Возможно, она исчерпала свой шанс на один взгляд. Но сейчас, когда она находилась тут, Гермиона была уверена, что ему холодно.       Она убедилась, что занавески полностью задернуты у кровати, прежде чем наклонилась, чтобы поднять простыню. Спустившись вниз, она взяла его туфли и аккуратно поставила их в угол. Когда Гермиона снова попыталась встать, то вздрогнула, когда рука, спокойно лежавшая рядом с его лицом, коснулась ее щеки.       Драко смотрел на нее с самым уязвимым и озабоченным выражением лица.       Она почувствовала, как ее дыхание таинственным образом задержалось в груди.       — Я нигде не мог его найти, — сказал он почти со слезами на глазах. Его глаза были полузакрыты, а голос звучал невнятно. Гермиона слегка расслабилась, когда поняла, что он был крайне дезориентирован.       — Он всегда приходил, когда я его звал.       Гермиона накрыла его простыней, а затем, после недолгого колебания протянула руку, чтобы взять его за руку.       — Кого ты не смог найти, Драко?       — Коричневого и лохматого. Пахнет болотом, — он печально улыбнулся при этом воспоминании. — Однажды он увязался за мной из деревни.       Он говорил о каком-то давно потерянном домашнем животном, поняла Гермиона. Вероятно, о собаке, которая много для него значила.       — Мне очень жаль, — сказала она. Так и было, потому что она знала, что в данный момент он видит что-то очень личное и будет ненавидеть себя позже за то, что сказал ей об этом.       — Моей голове пиздец, — прошептал он, облизывая губы. Он перевернулся с громким стоном, и Гермиона едва удержалась, чтобы не шикнуть на него. Снейпу достаточно было просунуть голову в комнату, чтобы заметить ее присутствие.       — Хочешь воды? — спросила она.       Он искоса посмотрел на нее. Гермиона предположила, что он, вероятно, начинает понимать, кто они и где находятся.       — Грейнджер?       — Да, Гермиона. Я тайком выбралась, чтобы увидеть тебя. — Она добавила последнюю фразу на тот случай, если он снова решит быть громким.       — Гермиона…       Она невольно улыбнулась. Он с трудом произнес ее имя, и это удалось ему только с третьей попытки. Впрочем, это получилось не намного хуже, чем у бедняги Крама.       — Я не хотела тебя будить.       — Я знал, что ты вернешься, — кивнул он. Он улыбался, как четырехлетний ребенок, которому только что сообщили, что Санта Клаус, Зубная Фея и Пасхальный Кролик действительно существуют и устраивают большую вечеринку на улице.       —Той, другой Грейнджер я не очень-то нравлюсь. Хорошо, что я чутко сплю. Еще заявится сюда, чтобы прикончить меня, чертова гарпия.       При этих словах Гермиона широко раскрыла глаза. Парень явно был накачан лекарствами. Должно быть, его сотрясение оказалось серьезнее, чем описывал Рон.       Хотя держать его за руку было довольно приятно. У него была теплая сухая рука, что было необычно для парней его возраста. Она уж точно знала, что у них частенько потели ладони.       — Я пришла узнать, как у тебя дела.       — Ужатвратительно, — проинформировал он. Она подумала, что сначала он хотел ответить «ужасно», но передумал.       — Ты очень рисковал, помогая тому парню. Все только об этом и говорят.       Он ухмыльнулся ей с закрытыми глазами. Это было невероятно трогательно.       — С Головастиком все в порядке. Конечно, ему не помешает горстки мозгов, но он хороший парень.       Она рассмеялась, а потом вздрогнула от шума.       — Возможно, тебя заинтересует, что Доддерс весь день поет тебе дифирамбы.       Он пренебрежительно махнул рукой, и это движение едва не заставило его упасть с кровати. Гермиона взяла его за плечи и велела сидеть спокойно.       — Ха! Это действительно многое прояснило. Кто-то ненавидит меня настолько, что готов подставить. Список может быть достаточно длинным, ну, ты понимаешь… слишком много людей. Гермиона, ты меня слушаешь?       — Я тебя слушаю, — она присела на край кровати, чтобы подчеркнуть это.       — У меня адски болит голова. Я испортил свое лицо, и мне сказали, что тебя даже не было там, чтобы увидеть это, — продолжал он.       Гермиона записала это маленькое, но бесценное признание. Она расправила его воротник.       — В любом случае, вы оба выжили, и я уверяю тебя, что твоя привлекательная внешность достаточно хорошо сохранилась.       — Пфф, — сказал он, сдувая челку со лба. — Другая Грейнджер считает меня отвратительным. Не разговаривает со мной, не прикасается. Не занимается сексом со мной, когда мы оба трезвы. Но все же вышла за меня… Это ведь кое-что значит, не так ли?       Она распахнула глаза. Драко явно сильно ударился.       — Пожалуй, да.       Малфой, казалось, с трудом удерживал свой взгляд сосредоточенным на ней. Он нахмурился, прищурился, пробормотал что-то и сказал ей, чтобы она перестала умножаться на два, потому что от этого у него кружилась голова.       Он тихо простонал.       Она сжалилась над ним.       — Хватит, закрой глаза.       Ничто, даже простой визит в больницу не был простым, когда Драко был здесь. Казалось неправильным, что никого не волнует, как у него дела, и не продумывает план, как незаметно проскользнуть в палату, чтобы увидеть его.       — Ладно, — сказал он раздраженно. — Останешься?       — Да.       — Забирайся ко мне в постель.       — Нет, не могу.       — Да, ты можешь. Здесь есть место, видишь?       Она не понимала, что должна была «увидеть». Он даже не сдвинулся ни на дюйм, лежа на своей кровати.       Гермиона списала это на временное помешательство, когда сняла туфли и забралась на кровать.       Там не было места, и ей пришлось осторожно толкнуть Малфоя влево, потому что было очевидно, что он не в состоянии сделать это сам. От него сильно пахло камфарой и мазью, и ей совсем не нравилось. Они заглушали его обычный естественный запах.       — Это просто безумие. Если меня поймают, я обвиню во всем тебя, — прошептала она, когда простыня была ровно накрыта ими обоими.       Малфой продолжал ухмыляться.       — Договорились, — снова сказал он, прежде чем положить подбородок ей на макушку. — Мы должны делать подобное почаще.       Он произнес это так, словно они пили чай с булочками.       Гермиона лежала на сгибе его руки, положив голову ему на грудь и закинув одну ногу на другую, и с тревогой осознавала, что могла бы с радостью заснуть прямо здесь и сейчас, если бы представилась такая возможность.       Ключ к победе над бессонницей, по-видимому, состоял в том, чтобы лежать в чрезвычайно стесненных условиях с дезориентированным Драко Малфоем, от которого сильно пахло камфорой.       — Передай гарпии, что я сожалею о том, что пытался оставить ее в ванной. Ты ведь сделаешь это, правда, Гермиона? Скажешь ей? — Он уткнулся носом ей в шею.       — Гарпия помнит твои извинения, — только и сказала Гермиона. Это воспоминание было еще свежо в ее памяти. Она не была уверена, что готова иметь дело с трезвым, накаченным обезболивающими Драко Малфоем.       — Я бы не причинил ей вреда, — настаивал он, теперь уже очень серьезно.       Гермиона подняла голову, чтобы посмотреть на него, и он воспользовался этой возможностью, чтобы провести губами по ее переносице. От этого простого прикосновения у нее закружилась голова. Он скосил глаза, глядя на ее веснушки. Было слишком темно, чтобы разглядеть, что делают его серые глаза, но она готова была поспорить, что они широко раскрыты.       — Ты пытался причинить ей боль. Она не идиотка, — наконец выдавила из себя Гермиона.       Однако она, видимо, была сумасшедшей, если начала говорить о себе в третьем лице…       — Девчонка слишком умная, и это только портит ей жизнь. Меньше мыслей. Больше секса, — философски произнёс Драко. — Мне бы следовало напечатать это на футболке.       — Ты это сделаешь, — Гермиона ощупывала его голову пальцами, чтобы понять, как близок он был к тому, чтобы окончательно повредить свой раздражающий мозг.       — Это приятно. — Его пальцы гладили нежную кожу на ее бедре. Она представила, как татуировка дракона напрягается и растягивается, стремясь войти в контакт с его рукой.       Странно, но это ощущение больше не казалось необычным или чужеродным. Просто новым.       — Ты опять надела эту футболку, — заметил он, глядя на ее грудь с затуманенным выражением лица. Он был похож на Гарри в то утро, когда тот обнаружил, что потерял очки. — Ту, что с маленькой лягушкой. Кевином…       — Кермитом, — поправила она, улыбаясь ему в шею. Она даже не заметила, что на ней была та же самая футболка.       — И? Ты собираешься рассказать мне, что это за штука с радугой? Или это совершенно секретное магловское дело, которое мой бедный магический мозг никак не в состоянии понять? — В его голосе было достаточно раздражения, чтобы напомнить Гермионе, что под лекарствами, сонным зельем, больничной пижамой и держащей рукой скрывался все тот же Драко.       Она заколебалась, чувствуя, к чему клонится разговор.       — Ну, он поет именно песню про радугу.       — Великолепно. Спой ее для меня.       — Нет, Малфой. Я даже не должна быть здесь, помнишь?       Он затих. Невероятно, но Гермиона подозревала, что он действительно расстроен.       Господи.       Она закатила глаза и смягчилась. Нельзя было утверждать, что Гермиона Грейнджер была мягкотелой натурой.       — Ты уснешь, если я спою ее для тебя?       Другой рукой он неуклюже погладил ее по щеке, что, как она полагала, было его способом сказать: «Да, спасибо, это было бы очень мило».       Она не собиралась рисковать, глядя на него сейчас. На его лице было бы слишком много напряжения и неосторожных эмоций. Она снова почувствовала себя третьей стороной, вторгшейся в какой-то интимный момент.       — Ладно.       Она запела эту песню полушепотом, не совсем уверенно, потому что у нее это плохо получалось. Но он все равно слушал и не жаловался.       Гермиона подумала, что он почти заснул к тому времени, когда она добралась до последнего куплета, но это было не так: он просунул руку под ее футболку и положил ладонь на ее живот, чтобы слегка ущипнуть его на мгновение, затем скользнул вверх по грудной клетке и обхватил ее левую грудь.       Затем он прижался носом к ее щеке и глубоко вдохнул, рассеянно поглаживая большим пальцем ее сосок. Все это было совершенно естественно, как будто он проделывал это уже сотни раз.       Все ее тело превратилось в желе. Она была уверена, что ещё немного и она превратится в большую лужу прямо здесь, на кровати Драко Малфоя.       Гермиона запнулась на припеве. Теперь он ровно дышал ей в шею. Все признаки указывали на глубокий сон. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовала себя более комфортно или в большей безопасности, если уж на то пошло. И это уже кое о чем говорило.       Засыпать с человеком, о котором ты заботишься, было прекрасно, черт возьми, что бы там еще ни происходило в мире.       Все было в полном порядке. Как и должно было быть.        Она закрыла глаза. «Только на минутку, — пообещала она себе. — Только до тех пор, пока я не буду уверена, что он окончательно уснул».       Солнце еще не совсем взошло, когда Гермиона открыла глаза. Потребовалось огромное усилие, чтобы стряхнуть с себя сон. Обычно она вставала с постели и одевалась через десять минут, но только не в этот раз.       Малфой обернулся вокруг нее, как лиана, его долговязая фигура заполнила все свободное место на кровати. Простыня снова валялась на полу. Ничего нового. Гермиона поняла, что почти всю ночь спала на его правой руке, и подвинулась, чтобы освободить ее для него.       Он спал как убитый.       И в момент, когда она уже собиралась осторожно соскользнуть с матраса и сесть, она заметила Пэнси Паркинсон, стоящую рядом с букетом нарциссов в руке. В лазарете по-прежнему было почти темно.       — С добром утром, — холодно произнесла слизеринка.       Гермиона откинула волосы с лица и встала. Ее заколка для волос куда-то пропала.       — Пэнси.       — Я зашла взглянуть, не стало ли ему лучше. Но видимо могла бы и не напрягаться, если бы знала, что он в таких надежных руках, — язвительно сообщила она. Ее челюсть была напряжена, и Гермиона заметила, что она слишком крепко сжимает цветы.       Что ж. Это было просто замечательно. Гарри точно прокипятит свой плащ, когда узнает об этом.       — Полагаю, что должна кое-что объяснить, — начала Гермиона довольно неуверенно.       Существовало только одно очевидное объяснение тому, что увидела Пэнси, и не было никакого способа приукрасить его. Она не собиралась оскорблять интеллект девушки ложными отрицаниями.       — Нет необходимости, — ухмыльнулась Пэнси. Рон называл этот особый тип улыбки «растягиванием рта», потому что именно так оно и выглядело. В нем не было ничего даже отдаленно дружелюбного.       — Я догадывалась, что в последнее время у него появилась новая игрушка, но не предполагала, что это ты.       Игрушка? Гермиона полагала, что этого ярлыка будет вполне достаточно. «Игрушка» звучала лучше, чем «любовный интерес». Они распнут его за такое.       — Не волнуйся, — фыркнула Пэнси, — я никому не скажу. У него и без того хватает забот, помимо защиты своей… репутации.       Гермиона сложила руки на груди. Ей пришло в голову, что они обе говорят шепотом, чтобы не разбудить Драко. Чувства Пэнси к Драко не были секретом, но Гермиона начала осознавать, какими сильными они были.       — И что это должно означать?       Пэнси презрительно усмехнулась:       — Не притворяйся дурой. Тебе не идёт. Ты прекрасно знаешь, как важна репутация. И ты понимаешь, что твоя жизнь не будет прежней, если это выплывет наружу.       — Я не собираюсь просить тебя о чем-то, Паркинсон, — возразила Гермиона. — Если ты решишь никому не говорить ради Драко, я буду только рада. Но ты не обязана делать мне никаких одолжений.       — Тогда сделай мне одолжение, — сказала Пэнси, сунув цветы в руку Гермионы. — Передай ему это. Похоже, он вполне готов принять все, что ты можешь предложить. Не забудь покинуть лазарет до того, как мадам Помфри сделает свой обход в шесть утра.       И с этими словами Пэнси бросила последний взгляд на спящего Драко, прежде чем выйти из лазарета.