***
Драко игнорировал все вопросы, которые слышал. — Что случилось? Что он сказал? Она ничего не могла от него добиться, ни единого намека. Хотя, возможно, гнев, который он источал, должен был стать для нее самой большой подсказкой. Они миновали двери «Булыжника» и двинулись наверх. — Ты собираешься останавливаться?! — крикнула она. Он не собирался и резко распахнул дверь. Когда они вошли в свою комнату, Драко захлопнул дверь и схватил свою сумку. — Мы уходим, — сказал он. — Сейчас же. Гермиона не могла поверить, что он обращается к ней. Видимо, он сам этого не заметил. — Боже мой, неужели все так плохо? — она подошла к нему. На кону стояло и ее будущее, и ей до смерти надоело, что он постоянно от нее отмахивается. — Может, ты остановишься и расскажешь мне, что случилось? Что с лекарством? Ты ведь не заплатил ему, не так ли? Я не заметила, чтобы ты ему что-нибудь давал, когда… Он резко повернулся к ней. Пораженная, она отступила назад, пока ее ноги не уперлись в кровать. В этот момент она очень хорошо разглядела его лицо. Это не был подросток, играющий в истерику. Тут была полномасштабная малфоевская ярость. На мгновение ей показалось, что он действительно может ударить ее. — Заткнись, — сказал он, подняв палец. — Хотя бы раз, просто заткнись! Гермиона обошла его. Дрожащая и сбитая с толку, но все еще полная решимости привлечь его внимание, она достала палочку и направила ее на кровать. Угол покрывала загорелся. Драко на мгновение уставился на горевшую ткань, а затем, казалось, вышел из оцепенения. Он бросил покрывало на пол и растоптал огонь. А потом он посмотрел на нее так, словно она сошла с ума. — Ты сумасшедшая сука… На этот раз она подняла палочку и прицелилась в него. Он бросился на нее, грубо схватив за предплечья. — Что ты думаешь, ты для меня значишь? — Что? — она пискнула, потому что была встревожена и потому что его вопрос был одинаково глупым и неожиданным. Однако она ответит ему, только когда он успокоится. — Не трогай меня, Малфой. Он тряс ее до тех пор, пока у нее не застучали зубы. — Ты ничто, улавливаешь? Ты для меня ничто. Ты надоедливая, утомительная, скучная и отвлекающая проблема! А потом он стал говорить гадости. Очень мерзкие вещи. Он не называл ее грязнокровкой, но упоминал другие отвратительные выражения, и, только когда он начал упоминать Рона и Гарри в своих оскорблениях, она огрызнулась. Настал момент, когда уже не было благоразумным, целесообразным или возможным слушать подобную клевету, не реагируя на нее. Было почти радостно осознавать, что у нее тоже есть черта, которую она не позволяла ему пересечь. И снова этот чертов третий год. Она вырвала правую руку, зная, что на следующий день у нее будут синяки на запястье, и ударила его по лицу со всей силой, на которую была способна. Получившийся в результате «шлепок» казался приятно громким в крошечной тишине комнаты. Ладонь жгло, но это того стоило. — Как ты смеешь! — прошипела она. Его голова дернулась в сторону, но он сохранил идеальное равновесие. Она содрогнулась при мысли о том, какую силу вкладывал Люциус в свой удар, чтобы сбить Драко с ног. Драко откинул волосы с щеки и заправил их за ухо. Кончик его языка высунулся, чтобы поймать тонкую полоску крови, которая пересекла его верхнюю губу. Его глаза приобрели темный металлический оттенок, когда он облизнул рану. — Тебе действительно не следовало этого делать, — прошептал он. «Ладно, а теперь пора бежать!»— завопил тоненький предупреждающий голос у нее в голове. Она проигнорировала его. Голос не всегда все понимал. Он принадлежал ее разуму, а не сердцу. Он притянул ее к своей груди. На этот раз ей не было больно, потому что он был нежен. — Я смею. Это все, что тебе нужно знать, черт возьми, — парировал он. — Помнишь, что я сказал тебе в мотеле, если ты решишь меня снова ударить? — спросил он, поглаживая большим пальцем ее переносицу. Его голос был хриплым. — Собираешься сломать мне руку? — вызывающе спросила она. Он взял ее руку, правую, ту, что дважды ударила его с тех пор, как они познакомились, и поцеловал ладонь. У него был колючий подбородок. Драко стоило побриться, подумала она. — Не твою руку, Гермиона, — уточнил он. — Я сломаю тебя. Если ты не будешь держаться от меня подальше. Она едва успела осознать, что он сказал, когда ее вторая рука тоже оказалась в плену. Нахмурившись, она попыталась выкрутить ее, но Драко крепко сжал руки в ответ. Затем он шагнул вперёд и ловким движением опрокинул ее на кровать. «А сейчас уже можно паниковать?» — спросил внутренний голос. Нет. Пока нет. Потому что он, казалось, давал ей возможность развернуться и убежать. Драко продолжал смотреть на нее сверху вниз с непонятным выражением лица. Гермиона осталась на месте. Он перекинул ногу через нее и наклонился ниже, его горячее дыхание медленно поднималось вверх вдоль ее горла. У нее перехватило дыхание и закружилась голова. Мурашки побежали по коже в тех местах, где они соприкасались. Материал его брюк грубо ласкал ее голые ноги. Или, возможно, это просто все ее нервные окончания внезапно вспомнили о своем существовании. Он прижимался жесткой джинсовой тканью к мягкому низу ее живота, покусывая ее шею и посасывая чувствительное место за ушком. — Если бы я мог сейчас разлить по бутылкам твой запах, я бы сколотил целое состояние. — Его голос звучал одурманенно и отстраненно. Она не думала, что он был в курсе этого. Гермиона смутно осознала, что ее руки были свободны. Она положила их ему на плечи и сделала пробный толчок. Драко засмеялся (или зарычал, она не могла точно сказать) ей в шею, а затем укусил ее. Она повернула к нему лицо, желая поцеловать его, почувствовать его вкус и быть рядом с ним так, как он никогда не позволял ей делать. Но Драко был умен и отстранился. Либо его самообладание было экстраординарным, либо он просто был жестоким в своем обольщении. А может, он просто боялся. Драко приподнялся на локтях и почти неторопливо окинул ее взглядом. Его эрекция, которую она очень отчетливо чувствовала сквозь одежду, была прижата к ее животу. Холодные металлические пуговицы его брюк контрастировали с ее горячей кожей. — Мне кажется, я еще не успел показать тебе свою истинную сущность, — сказал Драко. Он поцеловал ее в уголок рта, и Гермиона поняла, что если облизнет это место, то почувствует вкус его крови. Это было слишком реально и пугающе для нее. Гермиона отпрянула к спинке кровати, но он схватил ее за лодыжки и притянул к себе. С горечью она осознала, что юбка задралась вокруг талии. Он сбросил туфли, и ее руки снова оказались в плену. Она никогда не считала себя слабой физически, но какой бы силой она ни обладала, это было ничто по сравнению с силой Малфоя. Напряжение, которое пульсировало между ними, было больше, чем просто их эмоции: оно ощущалось словно вековое противоборство между полами. — Что ты делаешь? — спросила она уже более спокойно. Это был бессмысленный вопрос. Все равно что спросить у почтальона, чем он занимается. — Угадай, — прошептал он ей в губы. Он смотрел на нее так, словно хотел запомнить каждый дюйм ее лица. Она открыла рот, чтобы сказать что-то умное, и он выбрал этот момент, чтобы напасть. Он не позволит ей поцеловать себя на ее собственных условиях, поняла она. Он не хотел ее уступчивости. Он все целовал и целовал ее. Его губы скользили по ее губам. Это был поцелуй за все то сдерживаемое разочарование, которое они так долго терпели. Он ел ее губы, проводил языком по ее губам, исследовал каждый дюйм, до которого мог дотянуться, а если не мог, то наклонял ее голову или заставлял ее опустить подбородок вниз и начинал все сначала. Она задыхалась, и он отстранялся, задерживая дыхание, только для того, чтобы вернуть его ей с еще большей силой. Казалось невозможным, что он мог так эффективно держать ее запястья одной рукой, но ему это удалось. Он использовал вес своего тела, чтобы прижимать ее, а свободной рукой стаскивал ее топ через голову. Он не смог снять его полностью, потому что для этого пришлось бы освободить ее руки, поэтому он оставил топ свернутым где-то над ее головой, возле локтей. У него возникло больше проблем с ее лифчиком, так как застежка была сзади, поэтому он просто сдвинул его в сторону. А потом он остановился. Он оторвался от нее — его губы были красными и влажными — и просто смотрел на нее так, что ей захотелось сбежать в горы и уйти в монастырь. Его взгляд был таким спокойным и тяжелым, что она начала извиваться от его интенсивности. Однако ее грудь, казалось, наслаждалась всеобщим вниманием. Ее соски затвердели от возбуждения. — Если ты читала мои мысли на этой неделе, то знаешь, что я давно мечтал это сделать. Она в трансе наблюдала, как он провел языком вокруг одного соска, прежде чем втянуть его в рот, чтобы пососать. Он не торопился, прижимаясь лицом между ее грудей, вдыхая ее, давая другому соску то же медленное внимание, обхватывая и нежно сжимая. Гермиона сжала пальцы на ногах. Она мотала головой из стороны в сторону и умоляла его отпустить ее руки. Ей хотелось обернуть их вокруг него, но она не настолько далеко зашла, чтобы произнести эти вслух. — Ты сидишь за завтраком. Свежая и пахнущая так приятно, — он наклонился и поцеловал ее в каждый висок. — А я могу думать лишь об одном. — Его голос был низким, настолько низким, что, казалось, отдавался эхом в ее позвоночнике. — Я думаю, чтобы подойти, посадить тебя к себе на колени, расстегнуть твою блузку и поиграть с ними, пока ты будешь нарезать мой завтрак и кормить меня им. Что ты об этом думаешь? — риторически спросил он, наклонив голову, чтобы деликатно прикусить ее грудь. — Я думаю об этом с прошлого года, и, знаешь, становлюсь настолько твердым, что иногда опаздываю на трансфигурацию, потому что продолжаю сидеть за столом, как идиот, после того как почти все ушли, притворяясь, что пью тыквенный сок, пока не успокоюсь. Она застонала и наклонила голову, чтобы он не видел ее лица. — Грейнджер, — продолжил он, поймав ее губы и заставив посмотреть на себя коротким поцелуем. Когда она открыла глаза, они были полны слез. — Знаешь, как я могу определить, что ты уже мокрая и готова меня принять? — спросил он, его тон был одновременно мягким и насмешливым. Это была смертельная комбинация. Она покачала головой и была вознаграждена его обжигающей улыбкой. — Я могу это сказать, потому что когда ты сильно возбуждена, то издаешь эти чудесные хныкающие звуки. Я немного помню о нашем первом разе, но я был бы на три четверти мертв, если бы не помнил, как ты чувствуешь. Его рука скользнула вниз по ее животу. — Не надо, — нахмурилась она. —Драко. Мы не можем так поступить. Она не будет довершать их любовь в гневе и страхе. Она была уверена, что этот путь ведет к страданиям и потерям. В ответ он впился пальцами в ее татуированное бедро, пока девушка не вскрикнула. — Только не «Драко», ты, маленькая сука. Для тебя я Малфой, всегда Малфой. В конце концов, я сын своего отца. Ты должна была знать, что я за человек. — Я знаю, кто ты! — воскликнула Гермиона. Он вызывающее скользнул рукой ниже и подцепил ее нижнее белье. — Пока нет, но ты узнаешь. Я покажу тебе, и тогда мы устраним нашу маленькую проблему. — Ты не твой отец, — прошептала она. Его рука достигла своей цели. Ее нижнее белье не было препятствием для его пальцев. Он отодвинул ткань в сторону. Его глаза стали почти черными, насколько темными они были. На его виске постоянно пульсировала вена. — Я молод, дай мне время… Драко, тем временем, понятия не имел, какого черта он творил. Он думал, что знал, но это было около десяти минут назад, три поцелуя и один белый хлопковый лифчик. План состоял в том, чтобы напугать ее так сильно, что она уже никогда не смогла бы больше смотреть на него так, как раньше, и уж тем более испытывать к нему какие-то чувства. Ему следовало знать это наперёд. Его самые продуманные планы, как правило, превращались в лужу всякий раз, когда речь заходила о Гермионе Грейнджер. Может быть, все-таки пришло время оправдать семейные ожидания. Он дотронулся до нее и не смог сдержать удовлетворенного стона, когда его указательный палец легко скользнул в нее. Она была такая влажная и горячая. Его большой палец нашел крошечное чувствительное место, нажал и обвел его. Она сжала ноги, сжала его руку и начала издавать те самые звуки, которые ему так нравились. Она также чувствовалась такой узкой, меньше, чем он помнил, что посылало сигналы осторожности, спешащие в его голову, чтобы действовать медленно. Он был менее искусен, возясь с ширинкой. Он на мгновение оторвал ноги от кровати, чтобы дернуть за штаны и немного стянуть их вниз. Боксеры ушли вместе с брюками, и он был свободен. Гермиона почувствовала, как он протянул руку между ними, и если бы она посмотрела вниз, то поняла бы, что сейчас увидит горячий обнаженный член, прижатый к ней. Он обвил ее ноги вокруг своих бедер. — Закрой глаза, — приказал он напряженным голосом. — Нет. — Закрой. Сделай это… или я переверну тебя. Ты же не хочешь, чтобы я перевернул тебя, Гермиона. — Я этого не сделаю! — прошипела она в ответ. Она не осознавала, что плачет, пока не почувствовала вкус собственных слез. Он разъяренно посмотрел на нее. — Но почему? — Потому что я, вероятно, никогда больше не увижу тебя после этого, не так ли? — она всхлипнула. Она подумала, что в этот момент он действительно может совершить над ней насилие, и приготовилась к этому, считая себя дурой и зная, что не сможет простить его, если он это сделает. И он никогда не простит себе этого. Но тут Драко уронил голову ей на грудь и застонал. — Сломайся, черт бы тебя побрал. — Только если ты свяжешь меня, — прошептала она ему в волосы. Она хотела прикоснуться к нему, но он все еще держал ее руки. Должно быть, он почувствовал ее внезапное странное спокойствие, и это привело его в бешенство. Он дёрнул ее. —Я делаю это для тебя, глупая сука! — Ты хоть понимаешь, что здесь происходит? — крикнула она ему в ответ. — Я отдаю тебе себя, Драко, и да поразит меня Господь, если я неправильно тебя поняла и ты не хочешь меня так же сильно. — При этих словах ее голос стал чуть тише. — Я знаю, ты что-то чувствуешь, так почему бы тебе хоть раз не довериться себе? Он смотрел на нее с выражением ужаса от того, что она так ясно его видела. Однако он знал, как ответить на ее вопрос. Никогда не люби никого больше, чем любят тебя. Но почему? Потому что все хорошее рано или поздно уходит. Потому что безответная любовь — это гноящаяся ядовитая рана. А потом он останется ни с чем. В огромной зияющей пропасти. Без матери и без друзей. Без любви. Мертвый и опустошенный, с отцом, который считает его обузой и неудачником. Не знать любви было менее мучительно, чем осознавать, как она постепенно разрушает тебя. Она не может по-настоящему любить меня… «Спроси ее, идиот!» — Я… — произнёс он. Но больше никаких слов не последовало. У него их не было. Желая сломать ее и спасти от нежеланного брака, он понял, что в нем что-то сломалось. Что-то, что, возможно, никогда не будет исправлено. Как он мог требовать от нее того же? Грейнджер, которая была жива и здорова и обладала поразительной способностью любить. Гермиона переживала свое маленькое озарение. Ей пришло в голову, что лекарства не существует. Не в их случае. Именно об этом Арне и хотел поговорить с Драко. Вот почему им было позволено покинуть это место, не отдав ни единого кната. На самом деле никакого лекарства не существовало. Драко почувствовал ее легкое удивление, рефлекторное напряжение ее тела и почувствовал поражение, подобного которому он никогда не встречал. Она дарила ему шанс, а он подвел ее, как и должен был. Все было потеряно, потому что Гермиона никогда не простит ему того, что он хотел с ней сделать. Он неловко поцеловал ее в лоб и стал отодвигаться. Гермиона обхватила его ногами. А потом она собрала остатки своего мужества, вздернула подбородок и поймала его губы как раз перед тем, как он отстранился. Его реакция была мгновенной. Пальцы зарылись в ее волосы. Он застонал и поцеловал ее со всей свирепостью, которая была невозможным сочетанием отчаяния и нежности. Его душа была обнажена в этом одурманивающем поцелуе, и Гермиона была абсолютно потрясена его силой. Не оставалось ничего другого, как обнять его. Он должен был быть в ужасе. Она чувствовала себя слабой и ничтожной после того, что освободилось в нем. Закованная, запертая на замок, неприступная крепость, что окружала его сердце, рухнула, и она купалась в тепле от возможности иметь Драко, по-настоящему иметь его. Она слышала звуки, которые они издавали: тихие вздохи, всхлипы, стоны, как будто была сторонним наблюдателем. Он отодвинулся, чтобы перевести дыхание, и она подняла голову, чтобы последовать за ним, не желая терять напряженную связь, которая связывала их тела вместе. Он выглядел так, словно испытывал острую физическую боль, когда закрыл глаза и навис над ней, мышцы его плеч, спины и рук напряглись, удерживая его вес подальше от нее. Она знала, что если сейчас же ничего не скажет, ворота крепости захлопнутся, и темнота, от которой он страдал, снова унесет его прочь. — Останься со мной, — сказала она ему, не спрашивая, а утверждая. Ее глаза пылали, когда она говорила это. — Как? — он выдохнул, все еще глядя на нее сверху вниз, как будто она была для него чем-то запретным. Его голос звучал сдавленно. — Я покажу тебе, — сказала она, обхватив ладонями его лицо. Мелкими влажными поцелуями она покрывала его губы, уголок рта, где текла кровь, переносицу, скулы. — Вот так, — шептала она, обнимая его и желая, чтобы он успокоился, чтобы ему стало легко. Его глаза постепенно расширялись. Те вещи, которые она обнаружила в нём недавно, постепенно обнажались и становились уязвимыми. — Скажи мне, — попросил он, вглядываясь в ее лицо. Он поймал ее руки, чтобы она не отвлекала его своими прикосновениями. — Пожалуйста. Ремус Люпин не зря называл ее самой умной ведьмой своего возраста. Гермиона знала это решение с поразительной ясностью. Он боялся отдавать так много себя, не зная, что она ответит на его чувства с такой же яростью. — Я влюбилась в тебя, Драко, и я изо всех сил старалась этого не делать. — Просто смешно, как легко это было сказать. Несколько дней назад ее пришлось бы привязать к дереву, прежде чем она призналась бы в этом. Он слегка отстранился, и на мгновение ей показалось, что она все-таки проиграла. А затем с дрожащим выдохом он уткнулся лицом в изгиб ее плеча и оставался там в течение минуты. Ничего не делая, только дыша и обнимая ее. С облегчением, ликуя и ужасаясь, она обхватила его руками и поймала себя на том, что ей хочется, чтобы ее руки были длиннее или чтобы он был меньше ростом. А потом он лег рядом с ней, прижимая ее к себе так, что они оказались лицом к лицу, точно так же, как он сделал, когда разбудил ее утром после выпускного вечера. На этот раз она не спала. Он закинул ее ногу себе на талию и просунул руку между ними, чтобы взять свой член. Другая его рука покоилась на ее бедре, лаская татуировку дракона. — Если мы сделаем это, ты будешь моей, — сказал он ей, его сила завораживала. — Ты будешь принадлежать мне, понимаешь? Он давал ей последний шанс на спасение. Гермиона закатила глаза. Он действительно был королевой драмы. Возможно, прямой подход был лучшим, когда дело касалось ее тупоголового мужа. — Малфой, Боже, просто трахни меня уже. — Ты станешь моей смертью, — сказал он ей, почти морщась от боли. Она хотела сказать ему, чтобы он не говорил таких вещей, но когда она открыла рот, все, что вышло, было резким вздохом, потому что он вошел в нее, полностью. Он перекатился на спину, увлекая ее за собой. Она оседлала его. Его твёрдый горячий член был внутри нее. Он что-то произнёс. Это не был английский — возможно французский. Это прозвучало как ругательство, и это была самая сексуальная вещь, которую она когда-либо слышала. Гермиона наклонилась вперед, упершись ладонями ему в грудь. Он закрыл глаза, и ей захотелось, чтобы он открыл их. Она нервничала, когда не могла видеть его глаз. Его руки были прижаты к ее бедрам, и он заставлял ее сердце учащенно биться от того, как он помогал ей скользить на своём члене. И снова это идеальное соответствие. Пьяные или трезвые, нельзя было отрицать, они хорошо подходили друг другу. Мозг Драко был готов взорваться. Он был вынужден закрыть глаза, потому что вид ее верхом на нем был слишком сильным. Ее глаза транслировали слова, которые она сказала ему ранее, и если этого уже не было достаточно, чтобы заставить его кончить в мгновение ока, то ощущение того, что ее признание теперь всегда будет с ним, точно сделает это. Слишком поздно. Он собирался кончить. Мерлин, она превратила его в возбужденного, помешанного, одержимого, преждевременного эякулятора. — Прости, — прохрипел он. Он резко вошел в нее в последний раз, и это было все, что он мог сделать. Гермиона лежала у него на груди. Он был настолько неподвижен, что она решила, что убила его. Она приподнялась, отбросила локтем волосы с глаз и пристально посмотрела на него. — Малфой. Пожалуйста, не забывай дышать. Он приоткрыл глаза. Они были спокойного серого цвета, не выказывая ничего более неприятного, чем сонливость. Гермиона вздохнула с облегчением. — Хорошо.Глава 33.
29 декабря 2020 г. в 16:26
— Должно быть, у меня проблемы со слухом, ведь вы только что сказали, что ничем не сможете помочь.
Они прошли на кухню и закрыли за собой дверь. В духовке выпекался какой-то пирог. Драко на мгновение затерялся в своих мыслях, смотря на пол. Где бы ни находился его разум, это место точно не было спокойным.
Затем он посмотрел на Арне, который с трудом подавил желание потянуться за волшебной палочкой. Борджин не преувеличивал, когда говорил, что парень был немного взвинченным.
— Вы все правильно расслышали, — ответил Арне. — Лекарства от того, что с вами произошло, не существует. Это навсегда.
— Все знают, что это навсегда! — нетерпеливо воскликнул Драко. И затем, взглянув на закрытую дверь, он продолжил более мягко. — Но более осведомленные люди в курсе, что все неприятности делятся на два типа. Первые — те, что исправимы с помощью денег и темной магии, и вторые — их исправить может только смерть.
— Достаточно сказать, что конкретно ваш случай — второй, — невозмутимо ответил Арне.
— Чушь собачья, — выплюнул Драко.
— Это навсегда, потому что та прелестная молодая леди, которая с нетерпением ожидает вас в гостиной, воображает, что влюблена в вас. Заклинание вступило в силу. Ничего исправить уже нельзя.
Драко отступил назад, как будто его ударили по лицу. Он выглядел испуганным, а через секунду — чертовски разъяренным.
— Она не любит меня.
— И вы это знаете, потому что спрашивали? Или потому, что она вам это сказала? — мягко спросил Арне.
— Откуда вам знать, ЧТО ЭТО ЛЮБОВЬ? Откуда это знать хоть кому-то? — Драко метался по крошечной кухне, как зверь в клетке.
Арне попытался успокоить ситуацию.
— Не имеет значения, знаете ли вы об этом или насколько сильно уверены. Фида Миа не ошибается. Я бы мог снять заклинание с флирта, интрижки, или, если на то пошло, ошибки, признанной с обеих сторон, но я не в силах разрушить истинную Фида Миа, когда две души уже связались воедино.
Драко издал раздраженный звук, опрокинул стул и бросил на Арне воинствующий взгляд. В этот момент он выглядел именно тем угрюмым подростком, каким его часто описывали люди.
— Да пошли вы, — сказал он с большой горечью. — Какого черта мы вообще здесь делаем?
Арне сложил руки на груди и присел на край кухонного стола. У Наны будет припадок, когда она узнает, что один из ее любимых кухонных стульев подвергся нападению.
— Потому что ваш связной договорился о встрече. Потому что вы согласились заплатить за консультацию. И потому что я бизнесмен.
— Вы должны были сказать мне, как это исправить! — Драко тяжело облокотился на раковину и посмотрел на Арне таким мрачным взглядом, что тот на мгновение растерялся.
— А вам не приходило в голову, что ваша юная леди не считает это такой уж большой проблемой?
Драко провел дрожащей рукой по волосам.
— Быть замужем за мной — это настоящая проблема.
— Но почему?
— Почему? — Драко усмехнулся. — Да потому что нам всего восемнадцать, черт возьми. Потому что она та, кто она есть, и я… ну, я очень уверен, что мне вскоре придется иметь дело с некоторыми довольно сложными решениями, не имея необходимости учитывать мнение своей новоиспечённой жены. Мне не нужна жена! Я хочу избавиться от этого! Должен же быть какой-то выход! — прошипел он.
Арне задавался вопросом, что же это были за «сложные решения» и действительно ли они настолько ужасны, что присутствие чьей-то заботы являлось больше помехой, чем помощью.
Но потом он вспомнил, что девушка дружила с Гарри Поттером, и на все его вопросы ответы сразу нашлись сами собой. Действительно, все было не просто.
— Учитывая природу происхождения заклинания, есть только два способа снять истинную Фида Миа, — сказал Арне настороженно смотрящему Драко. — И вы о них знаете.
Драко кивнул. Теперь он казался смирившимся.
— Удалить пораженную плоть или умереть.
— Да, но также знайте, что любовь — это источник, движущая сила этого заклинания. Без нее Фида Миа никогда не сможет подействовать. Вот почему большинство людей уверены, что на них действует заклятие, что на самом деле таковым не является.
— Тогда мне нужно избавиться от ее любви, — предположил Драко, закрыв глаза.
Арне фыркнул.
— Возможно, я немного старше вас, как вы уже отметили, но я с уверенностью могу сказать, что гораздо легче влюбиться, чем перестать любить.
— Она перестанет, — заявил Драко. Это прозвучало почти как обещание. — Я заставлю ее. Ей вообще не следовало начинать, черт возьми. — Он хотел выйти из кухни, но Арне поймал его в дверях.
— Подождите, прежде чем вы покинете мой дом, пожалуй, я должен разъяснить ещё одну деталь. Кажется, мы удачно обошли стороной тот факт, что Фида Миа вступает в силу лишь тогда, когда обе стороны испытывают влюбленность. — Арне позволил этому слову на мгновение повиснуть в воздухе.
Рука Драко лежала на дверной ручке.
— В этом мире не существует ничего, в чем бы я нуждался настолько, что не мог бы без этого жить.
Арне смотрел ему вслед, провожая юношу в смешанных чувствах. Впервые с тех пор, как он начал работать с Наной Хендрикс, он почувствовал себя виноватым. После того как пара ушла, Нана не спеша спустилась по лестнице. Судя по выражению лица ее правнука, встреча прошла не совсем удачно.
Арне смотрел в окно на удаляющуюся пару.
— Этот юноша, возможно, оказался самым рассерженным человеком, которого я когда-либо встречал. А занимаясь нашим бизнесом, я повидал немало сердитых людей, — сказал он своей прабабушке.
Нана Хендрикс принялась за вязание. Пирог уже был вынут из духовки и остывал на кухонном столе. Ей нравилось вязать, когда она нервничала, и, возможно, известие о том, что ее дорогой правнук не захотел брать деньги с клиентов за консультацию, стало тем самым поводом для волнения.
Их двухмесячная работа летела коту под хвост. Таскаясь по грязным пабам, выискивая подходящие цели, перемещая свой тату-салон из деревни в город и обратно. И все было напрасно. В подобное время у нее уже не было сил много работать. Один или два клиента в год. У них начинали заканчиваться средства.
Не то чтобы она могла долго злиться на правнука. Он был так похож на своего отца, слишком мягкосердечен, и именно поэтому она оставила внука и взяла его сына в качестве своего нового партнера.
— Будь уверен, что он разозлился не из-за заклинания, — сказала Нана.
— Он мне понравился, — признался Арне. — Хотя бы потому, что он полная противоположность мне.
— Знаю, — она нежно улыбнулась ему. Ее вязальные спицы дружелюбно пощелкивали, успокаивая ее. — Ты рос таким милым и безмятежным ребенком. Не возражаешь против апельсина на своём свитере, дорогой?
— Нана, я беспокоюсь о том, что он сделает. — Арне не мог отделаться от мысли, что Драко был потомком Пожирателя Смерти. Оставалось надеяться, что это яблоко действительно далеко упало от дерева.
— С ними все будет в порядке, — заверила она его. — Я не знаю пар, которые были бы не в порядке под чарами истинной Фида Миа.
Арне фыркнул.
— А как насчет тебя и прадеда?
Спицы замерли.
— Да? А что не так?
— Ну, например, момент, когда ты пыталась его отравить, а потом утопить. Отец говорит, что однажды он сжег твой дом.
— Ах, это. — Она издала странный звук «тьфу». — Мы просто ухаживали друг за другом, дорогой. Если бы это не сработало в конце концов, тебя бы здесь не было, не так ли? Итак, что насчёт апельсина?
Арне это не успокоило. Он видел страх и ярость в глазах молодого человека и задумался, хватит ли у девушки мужества успокоить его. Когда истинная Фида Миа ударяла в цель, она делала это с ослепительной силой.
— Никаких апельсинов, спасибо.
Они оба были необычайно яркими. Это сразу было видно невооружённым глазом. Кроме того, в них явно было слишком много здравого смысла, а иногда стоило просто выбросить его из головы. Зачем вообще тогда нужен инстинкт, если все время прислушиваться к голосу разума?