The Dragon's Bride (Невеста дракона)

      — С днем рождения, — произнесла Гермиона расплывчатому отражению в зеркале над раковиной.       Снаружи природа, похоже, пыталась утопить весь мир. Шел сильный летний дождь, который падал крупными тяжелыми каплями прямо на землю в абсолютно безветренную погоду.       Девушка, которая смотрела на нее из отражения, не выглядела взволнованной сегодняшним праздником. Хотя, возможно, всему виной было семь утра, а Гермиона никогда не была активной и работоспособной до девяти без помощи хотя бы одной чашки чая.       Она почистила зубы, сделав мысленную заметку сделать еще одну стирку этим вечером, глядя на растущую стопку полотенец в корзине позади нее. А может, и нет. Погода была неподходящая для сушки белья.       По крайней мере, сад в коттедже будет полит. Ее арендодательница была встревожена сухими цветочными клумбами и пожелтевшей травой тем летом.       Возможно, переезд в лондонскую квартиру Джинни был бы более мудрым решением. Коттедж всегда требовал большего ухода, чем квартира. В конце концов, Живоглот помог ей сделать выбор. Ее кот постарел и больше не мог взбегать по ступенькам со своей обычной ловкостью.       Поэтому маленький коттедж в эдвардианском стиле с двумя спальнями оказался слишком очарователен, чтобы от него отказаться. В теплое время года кошачья мята буйно росла вдоль выгоревшей на солнце кирпичной дорожки на заднем дворе, и это был рай для пожилого кота, который время от времени воображал себя резвящимся.       Коттедж был безупречно чистым, но со скудной обстановкой, когда Гермиона подписала договор аренды. Ей нужно было купить кровать побольше, холодильник и газовую плиту. Гарри посетовал на отсутствие телевизора, но Гермиона заверила, что всегда могла обойтись без него. Одна комната предназначалась для сна, другая служила импровизированным кабинетом и библиотекой с огромной коллекцией книг, которой никогда не хватало места на стеллажах.       Хозяйкой коттеджа была добрая овдовевшая маггловская женщина, которая оставила ей в подарок новые шторы и теплый разноцветный ковер в гостиной. Она жила дальше по улице и могла иногда зайти в гости на чай после воскресной церковной службы.       Деревушка недалеко от ее коттеджа была маггловской, но Гермионе не составило труда подключить два своих камина к каминной сети.       Джинни продолжала ворчать, что Лаванда Браун была самой ненадежной соседкой в мире, и если Гермиона когда-нибудь передумает жить жизнью отшельницы…       Гермиона размышляла над причинами, по которым она хотела жить одна, и спокойно объясняла это тем фактом, что она была единственным ребенком, который наслаждался своим собственным пространством. И после семи лет учебы в школе-интернате, чувство уединения было для неё особенно ценно.       В любом случае это было небольшой, но правдой. И она продолжит цепляться именно за эту причину.       Застывшее лицо в зеркале порозовело от горячего душа. Короткие вьющиеся влажные волосы обрамляли нежное лицо в форме сердечка, которое, возможно, было немного худее, чем когда-то. Темные колечки волос прилипли к ее шее. Из-за прически ее глаза казались выразительнее, и она никогда по-настоящему не замечала, насколько они были большими, пока не подстриглась.       Стремясь к переменам, Гермиона остригла свои густые волосы до плеч больше года назад во время необычайно жаркого лета. С тех пор она перестала жалеть и не оглядывалась назад. Она обнаружила, что короткие волосы на самом деле не требовали особого ухода, так как по утрам требовалось гораздо меньше времени, чтобы привести их в приемлемый вид.       И, конечно, она не скучала по ощущению тяжести на своей голове.       Звонок прозвучал как раз в тот момент, когда Гермиона закончила полоскать рот. Она едва могла расслышать его сквозь шум дождя. Для гостей было немного рановато. Гермиона нахмурилась, натянула халат поверх пижамы и пошла посмотреть, кто это был.       Рон стоял на ее крыльце, держа в руках промокший коричневый бумажный пакет. Он выглядел мокрым и очень серьёзным.       — Поздравляю с днем рождения, — сказал он с улыбкой. Затем последовали два быстрых чиха.       — Рон, ты промок насквозь!       — Да, — фыркнул он, отряхиваясь, как мокрая собака. Именно тогда Гермиона увидела метлу, которую он пристегнул к спине.       Брови Гермионы поползли вверх.       — Ты летал в такую погоду?       Рон кивнул.       — Из Норы. И да, — он предостерегающе поднял руку, — мама уже говорила мне об этом. Кстати, это она тебе сделала. — Он протянул ей коричневый бумажный пакет. Гермиона почувствовала запах булочек с корицей, хотя за время путешествия они превратились в мокрые губки.       — Проклятое водоотталкивающее заклинание исчезло после первого километра, — смиренно сказал он.       Живоглот подошел к двери, чтобы посмотреть, кто пришел. Между Роном и котом никогда не было взаимной любви. Они пристально посмотрели друг на друга, прежде чем равнодушный Живоглот скользнул обратно в уютную, еще не застеленную постель Гермионы.       Гермиона отошла в сторону.       — Заходи, я как раз собиралась заварить чай.

***

      Она слишком хорошо восприняла эту новость, решил Рон.       Он рассказал ей все, когда она суетилась, готовя им завтрак, хоть он и настаивал, что мать уже накормила его до отвала. Тем не менее, ради того, чтобы чем-то заняться, пока он выкладывал ей шокирующую информацию, ему удалось впихнуть в себя два тоста с джемом.       Гермиона предпочитала черный чай с сахаром, который был заварен до состояния кофе.       Дождь продолжал барабанить по черепичной крыше. Подходящий напряженный фоновый шум, подумал Рон.       Они сидели за столом в ее маленькой кухне, и единственной внешней реакцией, которую Гермиона проявила, был тот факт, что она помешивала свой чай в течение последних пяти минут. Половина чая выплеснулась из чашки на блюдце. Она, казалось, ничего не заметила.       — Гермиона, — мягко начал Рон. Мерлин, почему именно он должен быть гонцом с плохими новостями?       Потому что у Гарри были связаны руки, а Джинни была чертовой курицей, — вот почему.       — Ты слышала, что я только что…       — Я хорошо тебя расслышала, спасибо, — перебила Гермиона. Она рассеянно сделала глоток из своей чашки с чаем. Ее глаза были прикованы к столешнице.       — Ты слишком спокойно реагируешь на эту новость.       Она пожала плечами.       — Получается, он был мертв, а теперь вернулся.       Рон заерзал на стуле. Единственной частью его тела, которая осталась сухой, была задняя сторона брюк. Его промокшие ботинки и носки висели над раковиной для белья.       — В том-то и дело. Ты ведь никогда не верила, что он погиб. Неважно, что мы с Гарри говорили, помнишь? Оказывается, ты была права.       Челюсть Гермионы напряглась. Она заправила один из коротких локонов за ухо.       — Что касается Малфоя, то мне все равно, Рон. Он давно перестал быть частью моей жизни. Я двигаюсь дальше.       — Конечно, — сказал он, возможно, слишком успокаивающе. — Но ведь нормально признать, что между вами было что-то большее, Гермиона.       — Между нами ничего нет! Все закончилось, когда я умерла в Чёрном озере. Чары Фида Миа рассеялись, и он ушел. Он ушел! Конец истории. Приключения, влюблённость, трагедия. Ошибка. Неважно, как это называется, его возвращение повлияет только на течение войны, и надеюсь, завершит ее!       Рон ничего не сказал, хотя осторожно встал со своего места, взял кухонное полотенце и протянул его Гермионе.       Затем сам вытер чай, который она пролила на стол.       — Спасибо, — чопорно сказала она. — Заполучить живую Беллатрису — настоящий успех. Грюм, должно быть, на седьмом небе от счастья.       — Так и есть, — заявил Рон, нахмурившись.       — Неудивительно, — отрезала Гермиона.       Они продолжили пить чай в тишине.       Рон вздохнул. У него всегда ужасно получалось вести разговоры о чувствах.       — Я понимаю, что ты решила двигаться дальше. Но я ведь знаю тебя. Ты не сможешь просто… забыть.       Она слишком громко поставила чашку с чаем на блюдце.       — Взгляни на меня, — сказала она ледяным тоном. — Я говорю правду. У меня все хорошо. Единственное, что я сейчас чувствую к Малфою, — это жалость.       — Забавно, а я злюсь на него.       — Я больше не подросток с бушующими чувствами. Мне не до романтики. Я не собираюсь бежать к нему, чтобы разжечь впустую потраченные мертвые страсти.       — Когда нам было по восемнадцать, ты не была романтичной, — пробормотал Рон. — А твои чувства помогали тебе разобраться в ситуации, иногда спасти чью-то жизнь, как и его.       Гермиона притворилась, что не слышит его.       — Если это возможно, я бы предпочла не встречаться с ним.       Рон поднял глаза. Он хотел предложить ей то же самое.       — Я забыл упомянуть, что все немного усложнилось…       — Почему? — спросила она, нахмурившись. — Моя работа не имеет ничего общего с твоей или Гарри. Наши пути почти не пересекаются в Министерстве.       — Ну, потому что он теперь живет с Гарри.       — Что? — брови Гермионы исчезли под кудрявой челкой.       По крайней мере, эту часть Рон отрепетировал.       — Как ты знаешь, Малфой-мэнор находится в распоряжении Пэнси Паркинсон. Все это было устроено Министерством. По закону они не могут объявить Малфоя погибшим, пока он не будет числиться пропавшим без вести в течение семи лет. В случае исчезновения наследника поместьем должен распоряжаться смотритель. Паркинсон первой подала заявку на обслуживание поместья, и та была одобрена. Малфой сказал, что не хочет, чтобы Паркинсон в спешке уволилась с работы, поэтому он сказал, что хотел бы, чтобы ее контракт продолжался в настоящее время. В свою очередь, Грюм не хочет терять Малфоя из виду, и поэтому…       — И поэтому Гарри отвез его домой? — заключила Гермиона.       — Да.       Рон задумался, что с его стороны было наивно полагать, что он сможет нанести визит ей этим утром, не получив при этом по голове.       — Гермиона, твой предположительно погибший, тайный, бывший муж таинственным образом вновь появился после пятилетнего отсутствия, приведя с собой второго по величине разыскиваемого человека в Волшебной Европе в качестве своего пленника. Учитывая обстоятельства, я бы сказал, что ты заслужила отдых. Возьми сегодня выходной. Сегодня твой день рождения.

***

      О, она ни за что на свете не пропустит работу.       Рон ушел через камин, выглядя обеспокоенным, но ни капельки не сожалевшим. Гермиона сухо поблагодарила его за поздравления, булочки с корицей и проводила его, чмокнув в щеку и искренне пообещав навестить одинокую Молли в Норе.       Затем она села на край кровати и взглянула на свои сложенные руки. В животе возникло неприятное ощущение. Это не было похоже на боль, но каким-то образом все равно было больно. Как травма, о которой ты давно забыла, за исключением некоторых дней, когда позволяешь себе вспоминать о ней снова.       Только сейчас это чувство казалось приглушённым. На самом деле она ее почти не беспокоила, только в моменты, когда Гермиона думала о ней, та становилась все острее, вынуждая ее впиваться в покрывало кровати побелевшими костяшками пальцев.       Иногда, в моменты между сном и бодрствованием, она могла поклясться, что дракон все еще был на ее бедре. Все также изящно обвиваясь вокруг ее ноги, как цепляющийся серебристый плющ.       В первые дни она использовала это призрачное ощущение, чтобы попробовать, сможет ли она найти Драко, но желать и использовать — две разные вещи. Это всегда было похоже на пытку.       Боль была фантомной, не более того. Вызванный магией шрам на ее душе от Фида Миа, который все еще время от времени покалывал. И это не было компасом, чтобы направить ее к нему.       Фида Миа была снята, когда жизнь на мгновение покинула ее тело. Между ними больше не было связи, и Гермиона с некоторой горечью пришла к выводу, что именно отсутствие заклинания позволило Драко прийти в себя и уйти.       Оставить ее. Отказаться от обещаний, данных под чарами. Отказаться от своего наследства. Он не просто бросил ее, он бросил свою жизнь.       Его счет в Гринготтсе остался нетронутым. Поначалу это вселяло в нее нездоровую надежду. Чем больше Гермиона размышляла над этим фактом, тем больше она убеждала себя, что он не отказался от всего по своей собственной воле.       Быть может, его вынудили? Возможно, тут действовала иная третья сторона? Но потом начали приходить открытки в первый год исчезновения. Печальное напоминание об обещании, которое он дал ей в тот день, когда они встретились у чулана с мётлами.       — Ты можешь делать все, что посчитаешь нужным, но почтовый адрес был бы очень кстати…       Он вздохнул.       — Еженедельное письмо было бы идеальным вариантом…       — Грейнджер, я…       — Черт, я согласна получать открытки раз в месяц. Я не привередлива, — саркастически перебила она.       Он ведь пытался сказать ей, не так ли? Она чувствовала себя идиоткой, зная, что, где бы он ни был, он был там по собственному выбору. Это решение разбивало ее сердце, хотя иногда она приходила к выводу, что может понять причины, почему он так поступил.       На ее обнаженном бедре внезапно появились теплые пятна. Она посмотрела вниз и заметила капли слез у себя на коленях в том месте, где расстегнулся ее халат.       Гермиона поднесла пальцы к лицу и вздрогнула, когда они стали мокрыми. Нет, она не плакала.       Она не будет плакать. Точно не сейчас. На самом деле плакать было не о чем. Две насыщенные событиями недели в ее жизни, когда ей было всего восемнадцать, вряд ли стоили того, чтобы каждый раз расстраиваться из-за этого.       В конце концов, оставаться непреклонной было непросто. Слезы безостановочно текли по ее щекам. Будучи старше и опытнее, она все еще оставалась той же Гермионой, которая тосковала по красивым закатам, была в восторге от рождения последнего внука миссис Уизли и искренне радовалась за Гарри и Джинни, хоть и не особо наблюдая за их бурным романом.       Глубоко задумавшись на минуту, она подошла к своему шкафу и достала маленькую деревянную коробочку, спрятанную под обувью, которую она почти никогда не носила, чемоданами и парой роликовых коньков.       Ее работа в Отделе тайн касалась силы символов. Исследование и потенциальные последствия которых были действительно многообещающими. Не говоря уже о том, что работа с ними была поучительной. И поэтому она знала, что ей нужно сделать, и действительно, больше не хотела давать себе оправданий.       В коробке лежали несколько предметов. Грецкий орех. Маленькое полотенце с монограммой из гостиницы «Булыжник». Чек из суши-бара на Юстон-стрит. Записка, которая была сложена так много раз, что вся состояла из линий и складок. Футболка с облупившейся радугой и задумчивым лягушонком под ней.       Огонь в гостиной все еще горел в ожидании отправки Гермионы на работу. Она подошла к камину и бросила всю коробку вместе с содержимым в огонь.       После этого девушка переоделась и упаковала свой обед. Гермиона Грейнджер знала все о рутине , и о том, как та может отвлекать.