***
Феликс прогуливается по поместью Агрестов. Высокие потолки, безупречно вычищенная плитка, отражающая в себе блики зажжённых свечей, роскошный, но не вычурный интерьер — всё так и кричит о своей ценности и неповторимости. Можно со смелостью сказать: многие картины, написанные исторически известными художниками и висящие в каждом коридоре, существуют в единственном экземпляре и стоят баснословно дорого. «Каков хозяин…» — фыркает Агрест, передёрнув плечами. Да уж, отец знатно постарался в своё время, принимая непосредственное участие в проектировании и строительстве своего убежища. И не зря. Даже сейчас, в полной мере представляя, кто такой Агрест-старший, Феликс не может не признать, что талант у того определённо есть. Ещё с детства привыкший к светской жизни, он полюбил это место. Огромная, полная редчайшими изданиями библиотека, игровая площадка, бассейн… Пожалуй, этот дом является единственной причиной, из-за которой можно наслаждаться такой жизнью, как у него. «Единственной», — хмурится Феликс, уже нисколько не удивляясь внушительности здания. Увы, остальные факторы перевешивают не в его пользу. В такие моменты он понимает, что с радостью променял бы все свои богатства и статус (хотя, какой уж там статус: ненавистник всех и известнейшая модель в одном флаконе?) на простую жизнь в обыкновенной семье. На поддержку понимающего отца и ласку любимой матери. «Мама», — с тоскливой нежностью вспоминает Феликс, переводя взгляд на стену напротив. Грациозная, красивая в своём величии женщина взирает на него с полотна, улыбаясь лучезарно и открыто. Смотря на мир глазами цвета спелой листвы жизнерадостно и без страха. Вздёрнув аккуратный подборок, будучи готовой ко всем трудностям. Она, Эмили Агрест, выглядит такой живой и настоящей, что её единственный сын не может сдержать порыва коснуться слегка шершавой поверхности, обводя её черты. — Я так скучаю по тебе, ты же знаешь? — грустно шепчет он, останавливая дрожащие пальцы на её золотых волосах. Его мать была единственной, кто любил его. Даже так, не слушая его просьб и поступая по-своему, она относилась к нему с теплотой. Порой даже рассказывала сказки по ночам. И ему этого было достаточно. — Мне так одиноко без тебя, — он осторожно прислоняется к её портрету щекой, прикрывая уставшие глаза. Без неё в сердце так пусто. Словно что-то, когда-то оживлявшее каждый его день, ушло вместе с ней. Эмили умерла, и Феликс уже ничего не может с этим поделать. Но… Как она там? Всё ли с ней хорошо? Наблюдает ли она за ним? Скучает ли по нему? Он очень хочет в это верить. Он делает два резких шага назад, обхватив себя руками. Ему так холодно здесь. Мерзкая, такая ненормальная для него, тишина царит вокруг. Ничто не нарушает её. Ни мерный стук каблуков Натали, ни грузный топот Гориллы не уловимы для его чуткого слуха. Его отец, уехав в командировку, позволил отдохнуть своим служащим от повседневной рутины. «Удивительно», — думается Феликсу, пока он медленно проходит мимо очередной двери. Отец улетел на очередную конференцию (кажется, в Лондон. Если Феликсу не изменяет память), и ему посчастливилось остаться здесь наедине с самим собой. Посчастливилось… Ему сложно определиться, чувствует ли он себя в безопасности наедине со своими демонами. Феликс потягивается, расслабляя напряжённую спину. Позвонки хрустят, когда он разминает суставы окоченевших конечностей. Поместье такое огромное, что его ноги невольно начинают уставать. Шаг. От стен эхом разносится звук сработавшей сигнализации. Он хмурится, взглянув на наручные часы. Полночь. Шаг. Кто может стоять за воротами в такое время? Как-никак, за окном царит беспроглядная тьма. Поворот. Если бы это были очередные журналисты или курьеры с посылками, они бы обязательно предупредили его заранее. «Бред, всё равно уже слишком поздно», — мотает головой Агрест, направляясь в главный холл. Шаг. Спускаясь по винтовой лестнице, он перебирает остальные варианты. Обезумевшие фанаты? Нет, те обычно сразу заявляют о своём присутствии криками, визгами или огромными плакатами, заметными из окна. Горилла? Может, того прислали обратно, чтобы проследить за ним? Опять-таки, у охранника всегда есть копия ключей от особняка. Шаг. Пребывая в лёгком замешательстве, он аккуратно отворяет дверь, решив пренебречь экраном камер. Ему не помешает освежиться. Тем более, мало ли, может тот звук — игра его больного воображения? Если так, то Феликс не удивится. Шаг. Вдалеке мерцают огни ночного города, а луна скрывается за набежавшими облаками. Лёгкий порыв ветра колышет светлые пряди, и Агрест слегка ёжится, покрываясь гусиной кожей. Только сейчас он осознаёт, как глупо поступил, выбежав во двор в одной рубашке. Уже издалека он видит чей-то силуэт за воротами. «Нет, нужно подойти поближе», — прищуриваются он, бесшумно приближаясь к незнакомцу. А то всякое может быть. Вдруг это… маньяк? И он специально поджидает его в кустах? Тело рефлекторно замирает, будто желая вразумить непутёвого хозяина. «Не стоит», — вторит ему подсознание, и Агреста посещает сомнительное предчувствие. Он изрядно понервничает, если пойдёт вперёд. «Что за глупости?» — Феликс фыркает, потешаясь над самим собой. Какой он трус, оказывается. — Слушайте, Вы тотчас не заблудились? — интересуется Феликс, облокотившись об одну из близстоящих колонн. Они, как частичка волшебного сада, украшают участок его семьи. Незваный гость переминается с ноги на ногу, не издав ни звука. Агрест не видит, кто это — увы, луна настроена против него. Лишь длинная тень, доходящая до его ног. «Либо он потерял дар речи от раскинувшегося пейзажа, либо он разыгрывает меня», — хмурится он, ощущая нахлынувшее раздражение. Повисшую тишину нарушает журчание ручья да шелест листвы с подстриженных деревьев. Незнакомец молчит, и Агрест срывается с места, вплотную подходя к черте, разделяющей их. Его терпению подошёл конец. Теперь Феликс точно видит, что это девушка. Тёмные волосы, светящиеся даже в таком мраке лазурные глаза… Он задерживает дыхание, когда его губы еле слышно шепчут: — Бриджит?..***
С того самого дня прошла неделя. Целая неделя открытого отчуждения и игнорирования с его стороны. Бриджит в отчаянии. Когда Феликс наконец выговорился ей, когда сделал первый шаг ей навстречу, она была счастлива. Тронута до глубины души его столь горьким откровением. И ей правда казалось, что теперь-то они станут понимать друг друга лучше. Что не будет больше той непробиваемой стены, что ограждала от неё Агреста. Что он станет доверять ей. Но как же она ошибалась. Как только он сделал шаг вперёд, то тут же отпрыгнул на десять назад. Всё началось с продолжительного молчания, переросшего в избегание смотреть ей в глаза и сидеть вместе в столовой. Феликс закрылся от неё на семь замков, и у неё так и не вышло до него достучаться. Он прерывал её на полуслове, ускорялся, как только Бриджит звала его. Влетал в класс за считанные секунды до звонка и подскакивал с места раньше всех. «Дурак», — в сердцах думает она, на редкость едким взглядом провожая его до идеального выпрямленную спину. Он лишь слегка передёргивает плечами, но тут же вновь приходит в себя (сомнительно, что он в себе), уходя из класса. Уходя от неё. Бриджит не представляет, что движет им. Страх? Феликс что, думает, что она растреплет о его переживаниях всем подряд? Неуверенность? Он что, считает, что поступил неправильно, доверившись ей на одно мгновение? «Но что плохого в том, что он позволил себе чувствовать?» Ну уж нет. Бриджит не оставит всё так, как сейчас. Наверное, именно это является объяснением, почему она стоит перед его домом в самую ночь. Она бесшумно сбежала из родительской пекарни, до невозможности уставшая заниматься самокопанием и терзанием своей души. Души, что вскоре завоет от боли и непонимания, если Бриджит не вернёт Агреста на поверхность. Её женская интуиция подсказывает ей, что теперь он точно её выслушает. Вот только есть один маленький нюанс. «Ну как сказать, маленький», — она иронично хмыкает, подняв взгляд на облачное небо. О чём она будет говорить, Бриждит и сама не знает. Всё вышло так спонтанно и сумбурно. Её мозг словно начисто выключился, отдав пульт управления горячему и страстному сердцу. Рвущемуся в бой, забывшему о возможной неудаче. Направляющему её только вперёд, туда, где ориентиром являются одни только чувства. И вот, теперь-то Бриджит точно деваться некуда. В звонок она позвонила, и, даже если Агрест спит, их усиленная сигнализация обязательно разбудит на данный момент единственного жителя здания. Спит ли Феликс? Зол ли он, недоволен ли? Образовалась ли едва заметная морщинка на переносице, когда он нахмурился от раздражения? Потемнели ли его красивые серые глаза? Её совесть счастливо помахала ручкой, ускакав в закат. Иначе бы она сейчас сгорела от стыда. Она стоит посреди удушающей темноты в полной тишине. Дыхание хрипами застревает в горле. «Нет, не сейчас!» — взмаливается Бриджит, потирая заледеневшие ладони. Перчатки она по глупости оставила дома. — Слушайте, Вы тотчас не заблудились? Феликс. Пришёл. «Что?» — она в панике. Всё внутри заходится в диком ужасе. Как она не заметила его приближения? Когда он успел оказаться здесь? Она переводит ошарашенный взгляд на него, одетого в одни брюки и рубашку. Рубашку, открывающую его бледную кожу шеи и выступающие ключицы. Он даже не дрожит, будучи обдуваемым порывистым ветром. «Ты совсем дурачок?» — хочется крикнуть ей, но застывшие губы не слушаются. Зубы стучат друг о друга, выдавая её волнение и лёгкий озноб, охвативший тело. Он стоит, спрятав руки в карманы, облокотившись об одну из высоких колонн. Лунное свечение целиком окутывает его, скрывая её саму. «Как на картине», — невольно думается ей при очередном взгляде на него, находящегося внутри сказочного сада. Там и вправду очень красиво. За деревьями, окружающими весь особняк, тщательно ухаживают: стригут, убирают опадающую листву, оставляя после себя безупречную чистоту. Бриджит представляет себя на его месте, сидящей на одной из скамеек в беседке. Как она читает, заправляя непослушные прядки за ухо. Как Агрест приносит ей свежий, только что заваренный чай с бергамотом, который она так любит пить по вечерам. Как он подаёт ей руку, приглашая на импровизированный танец… Она судорожно вздыхает, переступая с ноги на ногу. «Совсем размечталась», — корит себя Бриджит, резко мотнув головой, так, что чёлка попадает в глаза. Если так будет и дальше, она уйдёт ни с чем. Нет. Хватит. Феликс так и молчит. Смотрит в её сторону, слегка прищурившись. Не двигается. Шелест листвы да бегущая по тропинке вода — всё, что можно уловить в какофонии звуков. Ей хочется, чтобы он заговорил снова. Она с каким-то новым удивлением отмечает, насколько приятно ей было услышать его голос. Его тембр, такой я-сама-серьёзность тон… Феликс так давно не говорил с ней. Молчал, кивал да спешно уходил — вот те действия, что он выполнял каждый раз. При ней. Сказать, что её до сих пор это расстраивает — ничего не сказать. Она продолжает откровенно пялиться на него, впитывая его присутствие. Сейчас, в тени ночи, он выглядит живым. Таким ярким на фоне царящей мглы. Таким неприступным и эфемерным. Он выглядит самим собой. Не какой-то фарфоровой куклой, а живым человеком. Человеком, смотрящим не в пустоту, а пытающимся заглянуть в самую суть. В самую душу. Не зря же говорят, что ночь — время чувств. Вот бы… вот бы он был таким всегда. Не успевает Бриджит оформить свои мысли, дабы хотя бы приблизительно представлять, о чём же она собирается с ним поговорить, как Агрест вдруг срывается с места и уверенными шагами идёт ей навстречу. «Так, спокойствие, только спокойствие…» — как мантру прокручивает в голове она, когда он подходит к ней вплотную. Так близко, несмотря на холодную сталь ворот между ними. Бриджит прикусывает губу, оборвав порыв протянуть к нему руки. Обхватить лицо, огладив высокие скулы. Пройтись подушечками пальцев по тёмным бровям, зарыться в его светлые волосы, отливающие плавленным серебром… Ещё рано. Если бы она поступила так, как хотела, он бы уже давно сбежал от неё куда подальше. Феликс внимательно вглядывается в черты её лица. Так глубоко и пристально, что холодок пробегает по позвоночнику. Бриджит, по-настоящему сходя с ума от всей абсурдности ситуации, хочет закричать. Сорваться, перестать быть солнцем для всех. Она готова признать, что стала зависеть от Феликса. От его настроения и настроя. От его редких, но таких искренних улыбок для неё. От его ярких глаз, для всех кажущихся льдом, но для неё несущих стальное пламя. Когда он спокоен и расслаблен, ей и самой становится проще нести тепло в сердца людей. Он даёт ей прилив энергии своей неповторимостью и непредсказуемостью. Он ей нужен. А его вдруг осеняет. Рот приоткрывается в немом «о», а глаза становятся похожими на два блюдца. — Бриджит?.. — тихо шепчет он, подавшись к ней всем телом. Он и забыл, что между ними решётка непробиваемых ворот. Агрест вцепляется ледяными пальцами в металлические прутья, громко сглатывая. — Что ты здесь делаешь в такое время? — он явно взволнован и удивлён её визиту. — Я… я и сама удивлена, — виновато пожимает плечами, тихонько хихикнув. Он глубоко вздыхает, слегка прикрыв глаза. «Чем она вообще думала?» — внутри него всё ревёт. Та злость, бурлящая в нём, вызвана не раздражением, а беспокойством и волнением за неё. Она же не выспится толком! Агрест сжимает пальцы сильнее, до побелевших костяшек, что не остаётся без её внимания. — Феликс, — зовёт Бриджит, вновь поймав его глаза своими, — может, ты меня впустишь? — ей неловко, наверное, впервые при разговоре с ним. Раньше — какую-то неделю назад — всё было проще. Она без затруднений находила новую тему для обсуждения с ним. Могла подшутить над ним, не побоявшись задеть или как-то обидеть его. И точно она не пыталась как-то истолковать каждое его движение и взгляд как команду «продолжай» или «стоп». — А! Да, конечно, сейчас, — бубнит Феликс, отпрянув от ворот. — Как только там, — указывает на один из индикаторов, — загорится зелёный свет, можешь просто толкнуть ворота. И не беспокойся: они закроются автоматически, — непривычно сбивчивым голосом тараторит Агрест, широким шагом уходя прочь. Убегая, иначе говоря. Бриджит остаётся только ждать, нервно расхаживая из стороны в сторону.***
«Я влип», — понимает Феликс, громко хлопая входной дверью. Эхо расходится по далёким коридорам. Прислоняется к ней спиной, медленно сползая на пол. Он отгонял мысли о ней на протяжении последней недели. Избегал любого столкновения, но не говорил напрямую, что не желает общения. Ведь это не так. «Всё с точностью до наоборот», — ехидно шипит его сознание, заходясь в гомерическом хохоте. Он уже принял этот факт некоторое время назад и теперь старается ужиться с ним. Ведь… что ему ещё остаётся? Феликс не может точно сказать, почему его сердце — такое глупое! — выбрало именно её. Да, он прекрасно знает, что Бриджит добра абсолютно ко всем. Что она помогает каждому, кто нуждается в помощи. Что её объятия и подбадривающие слова — обычное дело, и вряд ли она придаёт этому особое значение. Для неё Феликс — просто одноклассник. Но для него Бриджит — целый мир. И Феликс в отчаянии. Сама сущность тянется к ней, к той, кто вытаскивает его из пучины собственного океана под названием «одиночество». Но всегда есть то самое «но». «Она просто жалела меня», — со смирённой грустью уверяет себя Агрест, закрыв лицо ладонями. Он взял и сломался перед ней. Обнажил свою душу, такое ранимое сердце, тоскующее по матери. Ведь в тот злополучный-я-не-хочу-вспоминать день была годовщина её смерти. Но дело даже не в этом. Агрест бы справился со всем, не будь он одинок в своём горе. Отец даже не взглянул на него тогда. Даже не выразил своё участие и сочувствие, когда проходил мимо её портрета. И это так ударило Феликса, в самое нутро. Пронзило насквозь равнодушие и безучастие отца, когда дело касается любимого человека. И тогда он вдруг подумал: «А что будет, если я умру?» Сейчас Феликс прекрасно понимает, что отец скорбил бы по нему не больше, чем по собственной жене, которую когда-то любил больше жизни. Тот факт, что (в принципе, он уже давно должен был усвоить) отец не ценит своего сына, сломил его окончательно. Маска слетела с его идеального лица. Прямо перед Бриджит. Она увидела его настоящего, утешила и поддержала его. Обнимала, шептала успокаивающие слова, что бальзамом ложились на его душевные шрамы. Ему стало легче тогда. Но Феликс даже не поблагодарил её за это. Как только дыхание пришло в норму, а эмоции были взяты под контроль, он ушёл не попрощавшись. Оставил её там, растерянную и одинокую на дворе школы. Она не пошла за ним, а он был только рад такому исходу. Так ведь будет проще… «Я знаю, что я идиот», — огрызается Агрест, сцепив зубы. Он избегал её как мог, чтобы не пасть перед ней окончательно. Ведь так, думал он, его сердце остынет, произошедшее забудется, и их общение вновь вернётся в прежнее русло. И у него это даже начало получаться. Он делал вид, что не слышит её, когда она окликала его. Обедал всегда раньше неё и избегал мест, где они обычно прогуливались на переменах. На уроках же смотрел в пустоту, абстрагируясь от её присутствия. Предпочитая не замечать её осунувшееся, некогда столь жизнерадостное, лицо, когда она переводила свой взгляд на него. Всё потихоньку возвращалось на свои места. Вот только он не знал, что Бриджит против. Феликс встаёт, отряхнув штанины брюк. «Я даже не думал о её чувствах», — эта мысль горькая на вкус. Агрест знает, что он поступил опрометчиво и, возможно, неправильно взглянул на ситуацию. Иначе пришла бы она в такое время? Он обязательно это выяснит. «Пора во всём разобраться», — твёрдо решает Феликс, наконец-таки открыв главные ворота.***