***
— Вау, — Бриджит не сдерживает вздох восхищения, осматривая роскошный в своём величии вестибюль. Высокие потолки с — если она не ошибается — самыми настоящими фресками, выполненными наверняка очень известными художниками; белоснежная винтовая лестница с золотыми перилами, блестящими в темноте. Пекарня её родителей и подавно не сравнится с особняком Агрестов. У неё наступает культурный шок, который ей не доводилось испытывать уже очень давно. Кажется, с поездки в Нью-Йорк, где стремятся шпилями вверх, к самым облакам, стоэтажные небоскрёбы. Где живут знаменитости, где снимаются шедевры кинематографа и проходят модные показы. Она настолько взбудоражена и взволнованна, что все мысли о предстоящем разговоре вместе с целью её прихода напрочь выветриваются из головы. Лишь лихорадочный блеск в глазах да слегка приоткрытые губы. Феликс и сам молчит, наблюдая за сменяющими друг друга эмоциями на её лице. Она скользит своим солнечным взглядом по холлу, запоминая каждую деталь, отпечатывая в своём сознании окружающее её великолепие. Он стоит неподалёку от неё, и ему кажется, будто он здесь впервые. Настолько это, по его мнению, мрачное место преобразилось благодаря Бриджит. «Она такая светлая», — думает он, не смея прерывать мгновение покоя и такого редкого удовлетворения. Ведь… когда он в последний раз ощущал что-то, кроме отчуждённости и уныния? Когда он мог просто быть рядом с кем-то, забыв о зияющей дыре в сердце, оставленной отцом? Агрест не помнит. Потому что Бриджит сама пришла к нему. Потому что она начисто выкидывает посторонние мысли из его головы, заполняя всё пространство своим голосом и иссиня-чёрными волосами, которые (Феликс уверен) очень мягкие. Вот бы так было всегда. Он и она, стоящие друг против друга. С летящими друг к другу сердцами, с открытыми чувствами и душами. С льющимися бурным потоком словами, сейчас не дающими ему нормально спать. Ставящими его на колени, ломающими его изнутри от запретной сладости и надежды. Но Агрест знает: отец так просто его не отпустит. Не позволит ему отвлекаться от основной работы как модели в собственной компании. Он из последних сил держит себя под контролем: сжимает руки в кулаки, желающие прижать её к своей груди; дышит через раз, чтобы не сойти с ума от её присутствия прямо сейчас. Ведь… нельзя показывать свою слабость. Скрипя от еле сдерживаемой ярости зубами, Феликс отчаянно просит отца в голове заткнуться. — У вас здесь так красиво, — заполняет паузу Бриджит, вновь обращая своё внимание на него. Вырывая из негативных мыслей. — Я, может, и думала, что дом очень даже ничего, но чтобы такое… — её губы раскрываются в немом восторге. Агрест небрежно пожимает плечами. — Красиво? Да, отец постарался. Да и, — скучающим взглядом скользит по стенам, — слышу я это далеко не впервые, — а его сердце колотится как бешеное. Она не отвечает. Лишь задумчиво мычит, пребывая в собственных мыслях, и медленно шагает вперёд — в сторону столовой. Пока Феликс следует за ней, ему отчаянно хочется понять, о чём же она думает. Злится ли на него? Собирается ли высказать ему всё, что думает о нём? Феликс морально настраивает себя на отнюдь не благополучный исход. Вероятно, Бриджит морально надругается над ним, а затем молча уйдёт из поместья. Или просто скажет, что устала терпеть его бесчувственное отношение к ней. Если так, то Агрест даже спорить с ней не будет — напротив, покорно предоставит ей право поглумиться над ним. Он никогда не был оптимистом, предпочитая трезвый взгляд на вещи. Да и не привыкать ему к подобному отношению со стороны одноклассников. «Даже если это она?» — его подсознание откровенно насмехается над ним. — Нет… — вырывается из-под плотно сжатых губ так тихо, что он и сам себя не слышит. Когда её шаги стихают и она с не меньшим восторгом принимается изучать то место, где Агрест обычно завтракает в компании пустующего места, Феликс отвлекается на собственные размышления. Да, он уже отдаёт себе отчёт в том, что его сердце отдано ей. Оно принадлежит ей, и она может запросто разбить его своими тонкими пальчиками. Если она позволит, он бы всегда следовал за ней, куда бы она ни пошла. «Как верный пёс», — иронично отзывается внутренний голос, но Агрест не может ничего возразить. К счастью или нет, так и есть. Однако не всё так легко и просто. Феликс всё ещё не может ей доверять. Это слишком рискованно, опасно и опрометчиво — отдавать себя полностью, без остатка. По крайней мере, пока он находится под крылом (как ни прискорбно признавать) своего единственного близкого человека — отца. Он не может раскрыться ни перед ним, ни перед ней. И именно поэтому он ничего ей не скажет. Потому что так будет лучше. «Для кого лучше?» — спрашивается. Феликс и сам решить не может. Или боится. — Феликс, а это… ваш семейный портрет, да? — на тон ниже, чем обычно, интересуется Бриджит, оправив слегка задравшийся свитер. Глазами же неотрывно смотрит на полотно во всю стену, где изображены кто угодно, но не семья. Двое людей — таких схожих и неуловимо разных одновременно. Тот же холодный, с металлическим блеском, взгляд; те же светлые волосы; та же идеальная осанка — внешностью Феликс, как видит Бриджит, вышел в отца. Мать его ей не доводилось встречать: ни на улице, ни — увы — на картине. Она резко вздрагивает, обхватив себя руками. На него у неё просто нет сил взглянуть. Наверняка Бриджит задела его своим вопросом. Ведь эти двое находятся в далеко не доверительных отношениях. Именно из-за своего отца Феликсу так тяжело даётся общение. Именно из-за него Феликс для всех кажется бесчувственным безвольным чурбаном. Именно из-за него, наконец, Феликс почти сдался. Она точно знает, что это два абсолютно разных человека. Если от месье Агреста так и веет холодом и кричащим безразличием ко всему живому, то Агрест-младший воплощает в себе одно разочарование и опостылевшую тоску. Ей хочется кричать. — Ты и сама видишь, — бесцветным тоном отзывается он где-то позади неё. Когда она слегка оборачивается в его сторону, он уже стоит к ней спиной. И снова идеально выпрямленной. Бриджит не может не представить, насколько это невыносимо: каждое утро пялиться на собственное изображение, от которого хочется лезть на стену и выть, в полном одиночестве и мёртвой тишине. Лишь звон столовых приборов. Феликс, отрешённым взглядом скользя по потолку, думает о том же. Этот портрет, насколько он помнит, висит здесь после маминой смерти. Отец водрузил его на место предыдущего семейного портрета, изображавшего семью в полном составе, без объяснений и веских причин. Наверное, чтобы радостные лица глаза не мозолили. Или, может, с целью поскорее забыть родные черты, так неуловимо угадывающиеся в Феликсе. Только вот такое не забывается. Сын слишком сильно любил — любит! — свою мать, чтобы предавать все воспоминания о ней забвению (тем более, её отдельный портрет отец так и не убрал). Но самое удивительное для него в том, что картину рисовали без его непосредственного участия. Видимо, отец не посчитал нужным лишний раз сидеть рядом с ним, предпочтя его обществу графический планшет с его изображением. Просто однажды спустившийся на завтрак Агрест вместо привычной: немного прохладной, но оттого не менее любимой — улыбки матери удостоился чести наблюдать двух статных, далёких друг от друга, мужчин, что даже видятся друг с другом реже, чем давние друзья. Феликс как-то обмякает, с силой прикусив губу. «Зря я её впустил», — с каждым мгновением он уверяется в этом всё больше и больше. Бриджит и сама так и стоит, замерев, широко распахнутыми глазами уставившись на его обтянутую рубашкой широкую спину. Её вскользь упомянутая фраза об отце так или иначе напрягла его, ещё больше отдалив от неё. «Ну уж нет». — Я пришла сюда поговорить, — выходит немного агрессивнее и громче, чем она рассчитывала, но эффект явно на лицо: он вздрагивает, напрягается. Слушает. — Пожалуйста, объясни мне, что с тобой, — взмаливается Бриджит, приближаясь к нему. Феликс не ожидал такого вопроса. Он разочарован. В чём? Непонятно. — Со мной всё в порядке, Бриджит. Если ты, конечно, хотела услышать именно это, — в его груди нарастает раздражение, когда он резко поворачивается к ней. Смотрит на неё в упор, прожигая взглядом и одновременно с тем не понимая: «Почему я так злюсь?» Наверное потому, что такие вопросы она может задавать любому другому. Тогда его теория о её безразличии окажется верна, и он сможет посмеяться над собой на славу. Огонь в её глазах разгорается ярче, когда она уверенно подходит к нему вплотную. Так, что ей приходится задрать голову, чтобы смотреть в его непроницаемое лицо. — Если бы с тобой всё было в порядке, — тычет пальцем в его грудь. И тут же внутренне подмечает, насколько та горячая. Или это у неё такие ледяные руки? Он не реагирует, — то ты бы не бегал от меня всю неделю! — её голос срывается, а щёки постепенно краснеют. Вот чего-чего, а такой реакции от неё Феликс никак не ожидал. Вечно позитивная, такая добрая Бриджит сейчас злится? Если это так, то он не хочет, чтобы это прекращалось. Он осознаёт, что действительно скучал по ней всё это время. По теплу в её лазурных глазах, способных растопить лёд в его собственных. По звонкому и мелодичному смеху, освежающему его мысли. По её духам, несущим в себе тот-особенный-только-её аромат, который он полюбил. По ней — такой искренней и живой. Феликс постепенно расслабляется. Спина перестаёт быть идеально выпрямленной, руки сами по себе разжимаются, разминая хрустящие суставы пальцев. — Бегал? — Агрест фыркает, недоумённо качая головой, — я не понимаю, о чём ты, — слегка ухмыляется ей, и Бриджит вскипает ещё больше. Она, кажется, всё больше бесится, открывая для него новую сторону себя. Такую страстную и горячую. Испепеляющую своим синим огнём. Феликс знает, что он тот ещё идиот, но ему хочется сгореть в её пламени. — Вот только давай без твоих коронных увиливаний от разговора. Я, знаешь ли, не просто так притащилась сюда в глубокую темень! — переведя дыхание, выпаливает она, сверкая своими глазищами. — Я не просил тебя приходить. — Равнодушно пожимает плечами Агрест, слегка отодвинувшись от неё. Её близость пагубно на него влияет: путает мысли, впуская в его лёгкие цветочный аромат. — Если бы мне было всё равно, то я бы даже не пыталась достучаться до тебя. Как же ты не понимаешь? — чуть ли не кричит Бриджит, часто дыша. — Что? — выдыхает Агрест, вытаращившись на неё диким взглядом. Ему не могло показаться: она только что собственноручно подставила себя, сказав о не безразличии. Или это игра его больного воображения? «Наверное, она имела в виду дружеские чувства», — озаряет его, и это как ушат холодной воды. Да, именно так. Феликс едва заметно мотает головой, отгоняя наваждение. Бриджит же и вовсе в ужасе от самой себя. Она не замечала за собой тягу к наезду и откровенным выяснениям отношений. Раньше всё обходилось без учащённого сердцебиения и вспотевших ладоней. И без опасно-правдивых откровений. — Феликс, — вновь мягко начинает она, — почему ты просто не доверишься мне? Довериться? Верхняя губа предательски дрожит, когда он делает глубокий вдох, успокаивая слетевшее с катушек сердце. Милая Бриджит, если бы он только мог это сделать по первому твоему зову. Они какое-то время удерживают зрительный контакт, будто пытаясь донести друг до друга так и не высказанные слова: — Остановись, — просит он одними только глазами, в которых отражается тревога. — Ни за что! — с вызовом, упрямо и решительно она ставит точку на его безуспешных попытках вновь уйти. Агрест раздражённо цокает языком, с признанием собственного поражения отводя от неё прямой взгляд. Он же обещал: ни ей, так себе, — что обязательно всё выяснит. Он всегда сдерживает свои обещания. «Слово Агреста — закон для всех. Особенно для него самого», — внушал ему отец в своё время. В его словах была своя извращённая мораль, так что Феликс может с ними согласиться. Бриджит всё ещё смотрит: пристально, глубоко — будто в самую душу — и пытливо. Словно хочет попробовать его чувства на вкус. — К чему тебе моё доверие, Бриджит? Ты можешь запросто обойтись и без него, — его голос слегка охрипший, когда он заговаривает вновь. Смотрит сквозь неё, не замечая явных перемен в её поведении. Как только её мозг обрабатывает полученную информацию, то она с возникшей безнадёжностью принимает тот факт, что он ей так ничего и не скажет. Не доверится, а вновь закроется в своём коконе от всех проблем — и от неё в том числе. Видимо, Бриджит не тот человек, которому Феликс сможет довериться окончательно. Она для него обыкновенная одноклассница, и, чтобы она ни делала: как бы ни лезла из кожи вон, лишь бы разговорить его; ни приходила к нему в любое время суток; ни кричала ему в лицо, что он для неё не первый встречный, — ей до него попросту не достучаться. Слишком мало у неё тепла, чтобы растопить его лёд. Ей нужно смириться с этим. Смириться и молча уйти, и, может, в другой жизни они вновь станут хотя бы как-то общаться. Во всём теле царит не виданная ею раньше пустота, когда она с показным безразличием (насколько ей позволяет состояние разочаровавшегося в своих силах человека) выдавливает: — Я поняла. Бриджит резко отворачивается от Агреста, стремительно направляясь к выходу из поместья. Из места, в котором её душит сам воздух. Пришпиливает к холодной земле, не давая выпрямиться. Или во всё виновато его присутствие? И только сейчас, дотрагиваясь до ставшей вдруг влажной щеки, она понимает, что плачет.***
— Я поняла, — шепчет она перед тем, как уйти от него. Откровенно говоря: просто сбежать. Феликс неожиданно для самого себя впадает в ступор: ноги будто приклеены к полу, а рот и вовсе онемел. Он провожает взглядом её спину, так и оставшись стоять в полной тишине и одиночестве. Он вновь один. Расстроен? Да. Удивлён? Увы, нет. «Так и должно быть», — убеждает себя Агрест, однако удерживать в себе желание погнаться за ней с каждой секундой всё сложнее. Иначе бы он сразу же остановил её, чтобы… Чтобы что? «Что бы я ей сказал, а?» — Агрест не может найти ответа на этот вопрос. Извинился бы? Так и продолжил бы молчать да открывать рот, как выброшенная на берег рыба? Или вовсе признался бы в чувствах? Которые медленно убивают его, не имея права выйти на свободу. Настолько горячие, что расплавляют его сердце. Которые подарили ему веру на что-то более светлое, чем семейные узы с отцом. Они возникли, как вспыхнувшая некогда искра, вот только гаснуть почему-то не собираются. И если она не примет их, не разделит его огонь, сжигающий внутренности, то Феликс, кажется, просто сойдёт с ума. Довериться ей? Он не знает, сможет ли — Габриэль всё ещё слишком сильно влияет на его сознание, — но он просто обязан попытаться. Агрест остановит её. Феликс чертыхается себе под нос и наконец срывается с места, чтобы нагнать её.***
Бриджит распахивает главную дверь, выбегая из здания. На ходу спотыкаясь и чертыхаясь, она бежит не разбирая дороги: просто прямо, туда, где виднеются кованые ворота. Слёзы так и не думают заканчиваться. Она всегда знала, что очень эмоциональна и порой слишком порывиста и импульсивна, но чтобы сразу в слёзы… Нет, за собой она такого не замечала. Да ей вообще уже кажется, что рядом с Феликсом она сама не своя. Где то солнце, что озаряет путь каждого? Где её ослепительная улыбка и успокаивающие объятия? Нет. Вместо поддержки своего одноклассника она позорно уносит ноги, в какой-то степени уподобляясь ему. Сбегает от проблем и возможных недопониманий. И плачет. Почему Бриджит продолжает плакать? Неужели… Неужели она влюблена в него? Вдох застревает где-то в горле. Она резко останавливается, чуть не завалившись вперёд. По обеим сторонам от неё расстилается мягкая в своей свежести трава ухоженного газона, среди которой угадываются бутоны ещё не распустившихся цветов. Тишина царит вокруг. Но не в её голове. Бриджит любит его? Это вопрос, так некстати озвученный внутри её сознания, не даёт ей покоя. Он окончательно путает её, затягивает в пучину бесконечных доводов и размышлений. И если поглубже покопаться внутри себя, прислушаться к своему внутреннему «я», то ответ мгновенно всплывает на поверхность. Ей не всё равно. Она дружелюбна абсолютно ко всем, это факт. Но именно для Феликса она готова пойти на многое, лишь бы тот больше смеялся и улыбался. Лишь бы он смотрел на неё без привычной пустоты во взгляде, не пытаясь скрыть свои истинные эмоции. Возможно, её привлекло его отчаяние и одиночество, что она заметила при первом же взгляде на него, в первый день её прихода в коллеж. Или азарт, что всегда просыпается в ней, как только ей удаётся найти новую головоломку. Может, всё дело в её эгоистичном желании сделать из Агреста более жизнерадостного человека: научить его радоваться мелочам, смотреть на мир её глазами, забыть о таком понятии, как «запрет отца». Даже если Бриджит изначально привлёк его статус «белой вороны», сейчас всё иначе. Она неожиданно и бесповоротно влюбилась в него, совсем не заметив сокрушительного падения. Потому что, кажется, он совсем не разделяет её чувства. Уже не стирая тыльной стороной ладони маленькие слезинки, громко всхлипывая и чувствуя пульсирующую боль в голове, она мечтает оказаться где угодно, но не здесь. Ей здесь не рады, её не ждали и не предприняли никаких попыток, чтобы остановить. Горечь пеплом оседает на языке. «И что я вообще себе успела надумать?..» — грустно хмыкает она, наконец протянув ладонь к металлическим прутьям с намерением наконец-таки вырваться отсюда. Она уже чувствует обжигающий холод железа, как вдруг до неё доносятся звуки быстро нагоняющих её шагов. Торопливых и неимоверно широких. «И где только его плавная походка?» — иронично думается ей, когда она нервно облизывает губу. — Стоять! — орёт нечеловеческим голосом ей в спину, и она подпрыгивает от неожиданности. — Даже не думай двинуться с места, Бриджит! — не менее угрожающе доносится до неё, но источник звука уже куда ближе. «Что за…» — в немом недоумении она замирает, ощущая порывистый ветер, развевающий растрепавшиеся пряди её волос. Полная луна выглядывает из-под хмурых облаков, подсвечивая их. Это Феликс? И он что, злится? Ей по-настоящему страшно повернуть голову в его сторону. Мало ли, вдруг нападёт? Ей хочется истерически засмеяться от собственной глупости. Она прикрывает глаза, делая глубокий вдох. Нужно вновь собрать все свои мысли по кусочкам. Всё-таки не стоит поддаваться голосу своего сердца: тот факт, что Агрест ломанулся за ней, ещё ничего не значит. Например, он сейчас собирается вернуть ей опрометчиво забытую куртку, что она оставила в его гардеробе. С каким-то садистским удовлетворением она ощущает пробирающий до костей холод, что выжигает в ней всё её тепло. — Прости. Бриджит оказывается стиснутой в коконе сильных и горячих рук, что с явным отчаянием прижимают её к широкой груди. Где заходится в бешеных ударах сердце. Это Феликс сейчас обнимает её? Она точно не сходит с ума? Сказать, что Бриджит в замешательстве — ничего не сказать. — Не уходи, пожалуйста, — шепчет он ей в волосы, шумно втягивая носом воздух. Такой вкусный, с привкусом душистых трав и цветов. И ещё крепче обхватывает Бриджит руками, что та чуть ли не задыхается. «Что это с ним?» — она воистину не понимает такие резкие перемены в нём. Вот он молчит, не говоря ей ни словечка, а потом ни с того ни с сего сам делает шаг ей навстречу, прося остаться. Ей никогда не понять мужчин. — Я не понимаю, Феликс, — озвучивает она свои мысли вслух, разворачиваясь в его руках. Упирается ледяными ладонями в его грудь, будучи не в силах встретиться с его взглядом. Он слишком близко. — Что именно? Вот только что она плакала, а теперь ей уже хочется смеяться. — Тебя, дурак. Почему не дал мне просто уйти? — хмыкает она, в то время как в душе царит настоящий хаос. Ей нельзя позволить себе заблуждаться. — Я… я просто не мог отпустить тебя так. Не пойми меня неправильно, но я не могу оставить последнее слова за тобой, — начинает Агрест, переведя свой взгляд на её плотно сжатые губы. Он знает, что уже всё испортил своим молчанием, но он хотя бы попытается донести до неё свои истинные мысли. — И всё? Дело только в этом? — она буквально слышит, как громко грохочет его сердце в груди. Ей нужно знать наверняка. Бриджит медленно протягивает к нему руки, обхватывает ледяными ладонями спину, отчего Агрест слегка вздрагивает. Феликс наклоняет к ней голову, отчаянно пытаясь перехватить её взгляд. — Нет, не только в этом, — продолжает он, аккуратно протянув ладонь к её щеке. Нежно обхватывает скулу, впервые смотря на неё таким тёплым взглядом. Негативные мысли напрочь выветриваются из её головы. — Тогда больше не прячься от меня, — подаёт она голос, встречаясь с ним глазами. В его объятиях так уютно и тепло, что она и в помине не думает начинать вырываться и убегать от него. Уже набегалась, хватит. В его голове задушено хрипит и заходится в кровавом кашле стальной голос отца, когда он слегка улыбается ей, наклонившись к её лицу ещё ближе. Всё действительно будет хорошо? — Я буду стараться, — уверенно и искренне отвечает он, прижимаясь сухими губами к её лбу. Она широко и жизнерадостно улыбается, и Феликс окончательно убеждается в правдивости своих слов. Бриджит вновь сияет, вновь дарит ему своё тепло, и именно он пробудил в ней затлевшую искру. Его маленький ураган. Непокорный цветок. Он не позволит ей погаснуть снова.