Отголоски сна

      Знание служит для приближения к истине. Неправда. Знание приближает лишь безумие. С каждым шагом, с каждым обретенным озарением безумие все ближе, а сон и явь перемешиваются, пока окончательно не меняются местами. И тогда открывается еще одна грань — сон во сне. Шаг в глубину, в суть собственного разума. Прямиком в бесконечный кошмар.       Старый Ярнам пропах кровью. Вязкий, душный запах поднимается вверх, клубится осязаемым туманом и заглушает даже запах гари. Кровь мешается с мутной водой, течет вдоль мостовой, смешивается с грязью в липкую массу, остается ошметками на сапогах. Дальше, еще дальше. Вниз по длинной лестнице, следуя током крови, в которой не могли не завестись паразиты — отвратительные жадные падальщики, для которых совсем не жалко розмарина и огня.       В мутной воде плавают трупы. Обожженные, иссохшиеся с разинутыми в немом крике ртами. Вначале они попадаются лишь изредка, но с каждым шагом их становится больше, так много, что обойти уже невозможно, и сапоги по самые щиколотки погружаются в то, что когда-то было людьми. Сейчас это просто масса — гниющая, отвратительно воняющая масса, в которой что-то еще пытается шевелиться. Молить о помощи? Милосердии?       «Разве у нас не оставалось иного выбора, кроме как сжечь все дотла?» — нервные строки на старой пожелтевшей бумаге из той части сна, что теперь считалась явью. Тот Ярнам не отражал и половины истинного кошмара.       Шаг. По хлюпающей под ногами крови, прямо под гостеприимно поднятую решетку. Клинки с тихим шелестом выскальзывают из ножен. Единственное милосердие, отпущенное этому миру.       Высокие своды эхом отражают звериный вой, а поднятые стремительным движение брызги крови не успевают опуститься на землю. Звериная мощь, ловкость и скорость. Не хватает только точности и расчета. Но это — прерогатива людей. Тех, кто еще сохранил в себе остатки разума. Скользящие, режущие удары сыплются на искаженное трансформацией тело: перепутанный сплав конечностей и ртов, будто забытые боги этого места пытались создать нечто новое, но в процессе забыли, что именно, да так и бросили надоевшую игрушку.       Кровь в ранах — черная, чудовищная, она выходит толчками и будто вымывает вместе с собой безумие, возвращает искры разума в глаза, чтобы спустя мгновение их затянуло новой пеленой. Серебристой, как лунный свет проклятого клинка.       «Нам всем нужна путеводная звезда, чтобы удержаться на грани безумия. Провести грань между человеком и чудовищем даже в пылу охоты», — давным-давно сказанные слова эхом отдаются в голове. Сиял ли уже тогда в твоих глазах лунный свет?       Молитвенно сложенные на рукояти меча звериные лапы смотрятся… естественно. Настолько, что нельзя не подождать, не подарить мгновение, отдать дань уважения молитве. Ты до сих пор не видишь, куда завела тебя твоя путеводная звезда? Веришь? Лунный свет вспыхивает ярче, заполняет собой все вокруг, неверный, обманчивый — отлично скрывший удар — неуловимо быстрое движение двух клинков, отделивших голову от искаженного тела. Оно рухнуло набок, погребая под собой меч, а кровь способна погасить любое сияние.       Вот и все. Конец? Передышка. Точка с запятой в бесконечном кошмаре, который не способна оборвать даже смерть. Ты ведь уже умер, Людвиг? Умер и снова вернулся в свою темницу и свой кошмар. Запер собственный разум в вечном напоминании о содеянном.       Черный шелк церковного одеяния насквозь пропитался кровью. Достаточно, чтобы по-простому опуститься на пол, вслушиваясь в рваное, судорожное дыхание.       — Ты видишь луч света? Даже здесь, сквозь кровь и запах чудовищ я все еще различаю его, — тихий голос звучит так знакомо, что если не поворачиваться, то можно даже представить: никакого кошмара нет, есть только высокие ярнамские крыши и восходящее солнце. Тогда ночь охоты еще заканчивалась рассветом. Но озарений много, слишком много, от них не спрятаться и не забыть. Искаженные удлиненные кости черепа с одной стороны напоминают лошадиную морду. Они выдвинулись так сильно, что правый глаз сместился, закатился и ослеп. Тонкие кости аристократичного носа с другой стороны, четкий контур скулы и глаз — не оставляют сомнений. Не узнать — невозможно, как невозможно не ужаснуться. Все это тело — насмешка, жестокая насмешка над тем, кто так долго был знаменем для них всех. Павшим знаменем.       — Удалось ли охотникам достичь света?       — Да, — пальцы вплетаются в остатки темных волос, а ложь легко срывается с языка: какой смысл в истине, в восходящей Кровавой луне и никогда не наступившем рассвете, в городе, ставшем обителью чудовищ, если она не способна принести и мгновения облегчения? Несколько драгоценных секунд покоя, прежде чем кошмар начнет новый отсчет.       — Хорошо. Значит, все не напрасно, — дыхание выравнивается. Воспаленные веки опускаются и можно поверить — хоть ненадолго, что на этот раз сон несет только темноту.       Где-то вдалеке бьет колокол на Астральной башне, отмеряя время до начала ее собственного кошмара