Political Passions/Политические страсти

— Вы не слишком-то придерживаетесь указаний, не так ли, мисс Свон? Эмма сглотнула. Женщине обязательно было так её называть? Но она заставила себя ответить, и недовольная вопросом, и слегка возбуждённая тем, как к ней обратились. — У меня возникают проблемы с людьми, которые диктуют, какие вопросы мне можно, а какие нельзя задавать на своей собственной передаче, да. Но вы должны признать, что я сделала в точности так, как просила Зелина, и не упоминала о политике во второй половине интервью. — Не упоминали, — признала Реджина. — Но вы всё равно решили коснуться тем, которые мы вам прямо сказали не обсуждать. — Какие темы? Робин? — Именно, — язык Реджины потяжелел во рту. Она знала, что не должна позволять эмоциям брать над ней верх. Нужно было просто попросить Эмму уйти, когда они вернулись в гримёрку. Ей не следовало обсуждать мужа с незнакомой женщиной. А тем более с женщиной, работавшей в американских СМИ. Эмма нахмурилась. Робин действительно был в чёрном списке, хотя она сочла это странным, но ещё более странным ей показался ледяной тон президента, когда она заговорила об этом. — Люди хотят знать, что за Первый джентльмен у них будет, — сказала Эмма. — И, как я уже говорила, вы сами упомянули его имя. — Ну, это выглядело бы странно, если бы я вообще о нём не упомянула, нет? — огрызнулась Реджина. — Да, выглядело бы, — согласилась Эмма. — Именно поэтому я и не понимаю, почему он вообще оказался среди запретных тем. — Это интервью было обо мне, мисс Свон, а не о моём муже. Мы с Зелиной сошлись на том, что хотим, чтобы моё первое публичное появление после инаугурации предоставило Америке возможность познакомиться с новым президентом. — А разве ваш муж не часть того, кто вы есть? Глаза Реджины на мгновение полыхнули, и Эмма заметно отшатнулась. Но потом брюнетка внезапно опустилась на стул позади неё. — Нет, мисс Свон, — тихо сказала Реджина, — это не так. Эмма неловко переступила с ноги на ногу. — Я не имела в виду, что он сформировал вас как личность, но он прошёл этот путь с вами, верно? Он был рядом с вами на протяжении всей кампании, и его работа в качестве Первого джентльмена тоже связана с вашим президентским сроком. — Наверное. Поникший тон женщины разительно отличался от её обычного голоса. Она откинулась на спинку стула и начала распускать причёску, позволяя локонам свободно падать ей на плечи. Эмма поколебалась, а затем уселась на один из свободных стульев, её любопытство усилилось. — Мадам президент, — начала она, — всё в порядке? — В абсолютном, — ответила Реджина, не глядя на блондинку. — Почему вы спрашиваете? — Хм, потому что вы только что рухнули на стул при упоминании вашего мужа, и теперь вы выглядите так, словно вам сказали, что вы должны до конца дней своих работать в кабинете без окон, заполняя налоговые декларации. Реджина провела пальцами по распущенным волосам и наконец взглянула на вторую женщину в комнате. Она осознала, что редко оказывалась наедине с кем-то одним. С того момента, как она начала президентскую кампанию, она либо была окружена десятками людей, либо находилась в полном одиночестве. Даже друзья превратились в её сотрудников. Она не могла вспомнить, когда в последний раз они с Кэтрин вели разговор, который не свёлся бы к политике. Те немногие люди, которые знали, что произошло между ней и Робином, отреагировали на это чисто с политической точки зрения. Она никогда ни с кем не говорила о том, что чувствует, о том, из-за чего было разбито её сердце. Пришлось напомнить себе, что она не могла беседовать об этом с главным политическим обозревателем США. — Пустяки, — сказала Реджина, выпрямившись. — У меня был длинный день, и он ещё не окончен. На будущее, мисс Свон, если мы вновь решим снизойти до вашего канала, я была бы крайне признательна, если бы вы более строго придерживались наших требований. Реджина встала, и Эмма по привычке сделала то же самое. Она знала, что её прогоняют, но она очень, очень не хотела уходить. И не только потому, что она хотела побыть в компании красивой женщины. Она знала, что Реджина что-то скрывает. Что-то важное. И она хотела знать, что именно. Её любопытство было задето, даже несмотря на то, что она знала, что не имела права быть в курсе деталей того, что, как она подозревала, было глубоко личным делом. — Точно всё хорошо? — спросила Эмма, не в силах себя остановить. — Нормально. — Это не ответ. — Я совершенно уверена, что как президент Соединённых Штатов, я вообще не обязана вам отвечать, — отрезала Реджина. — Как у президента Соединённых Штатов, у вас наверняка нет никого, кому вы могли бы довериться, чтобы поговорить о том, что съедает вас изнутри. Реджина удивлённо распахнула глаза. Эмма Свон действительно это сказала? Она не была уверена, что шокировало её больше: смелость или болезненная точность этого заявления. Зелёные глаза вызывающе смотрели на неё, ожидая, когда она начнёт отрицать очевидное. — У меня по роду деятельности нет времени на друзей, — сказала Реджина, двигаясь мимо Эммы к двери. — У всех есть время на друзей, — произнесла Эмма, следуя за Реджиной, но лишь затем, чтобы открыть перед ней дверь. — Правда нет, — ответила Реджина. — Мне нужно страной управлять. — Тогда хорошо, что муж вас так поддерживает и на него можно положиться, согласны? В ответ на резкие слова непрошенные слёзы навернулись на глаза Реджины. Она знала, что Эмма намеренно задела её. Знала, что это было сказано, чтобы её разозлить и вызнать правду. Эмма провела в компании президента всего час, но проникла в самые сокровенные её мысли. Как у неё это получилось? Реджина напомнила себе, что это неважно. Нахальная журналистка не получит никаких сплетен о президентском браке. Женщина несколько раз моргнула, прежде чем на каблуках развернуться к Эмме и смерить её свирепым взглядом. — Вы не имеете никакого права спрашивать у меня о моей личной жизни, — прорычала Реджина. — Почему пресса всегда выставляет каждую деталь человеческой жизни напоказ? Разве я не имею права на личную жизнь? — Да, имеете, — сказала Эмма, не двинувшись с места и сложив руки на груди. — Я спросила вас не как журналистка, мадам президент. Я спросила вас как человек, который очень хорошо умеет считывать людей, и может сказать, что вам нужно с кем-нибудь поговорить о том, что происходит в вашей жизни. Вы не обязаны разговаривать со мной. Чёрт, да вы меня даже не знаете. Поговорите с Зелиной или с кем-то из своих родственников, с кем угодно. Я просто хочу сказать, что если вы с этим не разберётесь, то не сможете долго скрывать эту тайну от прессы. Они превращаются в ищеек, почуяв интересную историю. В очередной раз Реджина была шокирована проницательностью Эммы. Неужели её было так легко раскусить? И если это так, то почему новость о её расставании с Робином не попала в прессу давным-давно? Это ни разу не упоминалось ни в одной из бесчисленных грязных кампаний, которые её противник пытался провести на протяжении всей избирательной гонки. И всё же, Эмма Свон знала. Или думала, что знала. — Я не понимаю, о чём вы говорите, мисс Свон, — произнесла Реджина, положив ладонь на дверную ручку. — Но я очень занята и мне придётся попросить вас уйти. Спасибо, что проводили меня. Эмма выглядела так, словно собиралась поспорить, но похоже передумала. Вместо этого она оглядела комнату и увидела, что ей было нужно. Подойдя к стойке, она наклонилась, что-то нацарапала на клочке бумаги и через несколько секунд снова оказалась перед президентом. — Было приятно с вами познакомиться, мадам президент, — сказала Эмма, протянув руку для рукопожатия. Совершенные брови подозрительно изогнулись, но всё же руку она протянула. Она не удивилась, когда почувствовала прижатую к ладони Эммы бумажку. Рукопожатие было коротким, а затем пальцы Эммы отстранились, и кусок бумаги плавно оказался в руке Реджины. — Приятного вечера, — произнесла Эмма, прежде чем открыть дверь и испариться. Реджина вернулась к стулу и снова опустилась на него, разворачивая бумажку. На её поверхности было поспешно нацарапано короткое послание.

Если вам нужен друг

036 627 926

***

В квартире было темно, когда Эмма вернулась домой. Она взглянула на свой телефон и увидела, что у Генри есть ещё десять минут до отбоя. Сбросив пальто, Эмма добралась до кухни, включила свет и щедро плеснула себе вина из полупустой бутылки, стоявшей на барной стойке. Зазвонил телефон, но она его проигнорировала. Она знала, что будет много упоминаний в Твиттере, писем от коллег-журналистов и сообщений на Фейсбуке от друзей, но она была не в настроении обсуждать выпуск, пусть Август и сказал, что это был триумф. Лично для Эммы их с Реджиной разговор в гримёрке полностью затмил интервью. Она уже едва могла вспомнить хоть один вопрос. Она не ждала, что Реджина ей позвонит. Конечно же, она этого не сделает. Президент США не звонит малознакомым политическим обозревателям, чтобы поговорить о своём проблемном браке. По крайней мере, Эмма предположила, что дела обстояли именно так. Она сопротивлялась желанию порыться в интернете и поискать что-нибудь о проблемах в райском саду Белого дома. Она знала, что имейся хоть какие-нибудь улики, она была бы уже в курсе. И всё же, она действительно знала. Она не знала деталей и не была уверена, что ей даёт эта информация, но Эмма знала, что Реджина была несчастна в браке с Робином. Более того, она была глубоко несчастна. Эмма знала, каково это быть замужем за тем, кого не любишь. Они с Нилом пытались наладить отношения целых три года, пока Эмма наконец не призналась самой себе и Нилу в том, что она лесбиянка. Не то чтобы Эмма думала, что проблема Реджины заключается в этом. Она была уверена, что Робин не был прикрытием для президента. Иначе в этих прекрасных карих глазах не было бы такой боли. Нет, брак настоящий. Или был таковым. Входная дверь открылась, отвлекая Эмму от размышлений. Она слышала, как её сын сбросил ботинки, кинул ключи на стол в коридоре, а затем протопал по коридору к своей комнате. — Генри? Шаги прекратились, и наступила пауза, прежде чем они возобновились. Через несколько секунд её пятнадцатилетний сын появился в гостиной. — Привет, что такое? — спросил он, прислонившись к дверному косяку. — Я хотела спросить, как прошёл твой вечер, — сказала Эмма. — Нормально, — ответил Генри. Эмма ненавидела это слово. Это действительно был не ответ. — Как кино? — Нормально. Блондинка вздохнула. — Генри, прошу, попробуй отвечать как-нибудь поинтереснее, когда я спрашиваю. Ты же знаешь, что «нормально» ничего не выражает. — Всё прошло хорошо, — фыркнул Генри. — Так лучше? — Восхитительно, — произнесла Эмма. — Почему ты в плохом настроении? Из-за Вайолет? Лицо подростка приняло ещё более кислое выражение. — Мы расстались в прошлом месяце, мам, я же говорил. — Я знаю, — сказала Эмма. — Но я подумала, что она могла быть там сегодня. И вы могли бы поговорить. Она была милой девочкой. — Она была там, — признался Генри. — Но она не хотела со мной разговаривать. Эмма на мгновение сдвинула брови, а затем догадалась. — Она встречается с кем-то другим? Генри кивнул и сложил руки на груди, стараясь не выглядеть расстроенным. Но его мать знала, что сердце сына было впервые разбито. Она похлопала по месту на диване рядом с собой, и через несколько секунд Генри двинулся к ней. Он прижался к матери и позволил обнять себя, на миг отбросив свою подростковую отстранённость. — Это её упущение, — прошептала Эмма, целуя его в макушку. — Ты найдёшь кого-то другого, кто будет ценить тебя и любить так, как ты заслуживаешь, малыш, я обещаю. — Я скучаю по ней, мама, — сказал Генри, уткнувшись головой Эмме в шею. — Знаю, — ответила Эмма. — И нужно время, чтобы это чувство ушло. Но потом ты будешь готов двигаться дальше. — А ты уже готова? — спросил Генри. — Двигаться дальше после Лили? Эмма крепко обняла сына. — Да, готова. — Но прошло три года с тех пор, как она ушла. Это значит, что мне понадобится три года, чтобы забыть Вайолет? — Я так не думаю, — ответила Эмма. — Обычно время, необходимое для восстановления после разрыва, зависит от того, как долго длились отношения. Вы с Вайолет были вместе четыре месяца, а мы с Лили шесть лет. — Всё равно хреново, — тихо сказал Генри. Эмма согласно кивнула. — Это да. Но спасибо, что рассказал мне. Я обещаю, что всё наладится, и когда тебе нужно будет выговориться, ты в любое время можешь прийти ко мне или к своему отцу. — Я знаю, — произнёс Генри. — Как прошло интервью? — Это было… интересно, — в конце концов сказала Эмма. — А разве у тебя не все интервью интересные? — спросил Генри. — Я к тому, что если бы они не были интересными, люди бы тебя не смотрели. Эмма засмеялась. С такой логикой сложно было поспорить. — Да, но это было интереснее, чем другие. Хочешь посмотреть? — она бы не призналась в этом публично, но она настроила телевизор, чтобы он записывал её шоу. Она редко пересматривала выпуски, но ей нравилось на них ссылаться, когда гости приходили не по одному разу. — Может быть, завтра, — сказал Генри. — Сейчас я просто хочу лечь спать. — Ладно, надеюсь, ты хорошо выспишься. Генри кивнул, поцеловал мать в щёку и встал. Он потянулся, возвышаясь над Эммой, которой оставалось только дивиться, когда её сын успел превратиться в юношу. Она смотрела, как он выходит из комнаты, а потом услышала, как захлопнулась дверь его спальни. Вернувшись к своему вину, Эмма свернулась калачиком на диване и щёлкнула пультом. Она знала, что от этого не будет никакого толку, знала, что не увидит ничего нового, но всё равно хотела посмотреть. Пролистав сохранённые записи, она выбрала самый свежий выпуск «Шоу Свон» и нажала на него. Она не знала, зачем смотрела. Но она отчаянно жаждала ответов, уставившись в экран, запечатлевший красоту брюнетки. Проблема заключалась в том, что впервые в своей карьере она не была уверена в вопросе.

***

К тому времени, как пара вошла в жилую часть Белого дома, Реджина совсем вымоталась. Как только за охраной закрылась дверь, она сбросила каблуки, откинула сумочку и сняла пиджак. Нацепив мягкие тапочки, она доплелась до кухни и отыскала бутылку вина, не удосужившись поинтересоваться у Робина, будет ли он пить тоже. Тех двух часов, что они вместе провели за ужином, для одного дня было более чем достаточно. На дальнейшие расшаркивания ни у кого не было сил. Она не удивилась, когда вернулась в гостиную и увидела, что он скрылся в своей спальне. Реджина перебралась к себе в спальню, не желая сидеть на большом диване в одиночестве. Она расстегнула платье, позволив ему упасть на пол, и вышагнула из помятой ткани. Обычно она бережнее относилась к вещам, но она знала, что ей всё равно нельзя будет снова надеть это платье для выхода в свет. Она уже появилась в нём на телевидении, и, видимо, это вызовет обсуждения. Она на миг задалась вопросом, сколько костюмов было у Обамы, и прокляла прессу, помешанную на одежде. Аккуратно поставив вино на тумбочку, Реджина забралась на кровать и легла поверх одеяла в одном нижнем белье. В гостиной на столе лежала стопка бумаг, и она знала, что должна их прочитать, чтобы подготовиться к завтрашней встрече со своим вице-президентом. Но она была истощена. Физически и умственно. Проводить время с Робином на глазах у публики всегда было утомительным занятием, но Реджина знала, что в этот вечер на ней сказалось кое-что другое. Она вызвала в памяти этот вопросительный пытливый взгляд зелёных глаз. Реджина выпила ещё вина и тихо выругалась. Да, её настроение никак не было связано с ужином в компании мужа, а лишь с женщиной, которую она сегодня встретила. Она и так знала, что это интервью не даст ей спокойно заснуть, но теперь Реджина была гораздо сильнее заинтересована, смущена и раздосадована теми несколькими минутами, что они провели вдвоём в гримёрке. Что увидела Эмма? Как она догадалась, что что-то не так? Нельзя сказать, что она знала наверняка; Реджина никак не подтвердила и не опровергнула подозрения блондинки. Но Реджина знала, что Эмма Свон совершенно точно была в курсе, что между президентом и её мужем что-то не так. Однако Реджина не очень понимала, что ей делать с этой информацией. Потянувшись за сумочкой, Реджина открыла её и начала шарить внутри, пока пальцы не сомкнулись вокруг того, что она искала. Записка немного помялась, и она разгладила её, перечитав уже в который раз. Остались прежними и слова, и их смысл, и решимость Реджины не звонить. Открыв ящик прикроватной тумбочки, Реджина кинула туда листок бумаги и задвинула его обратно. Осушив бокал, она слезла с кровати и принялась готовиться ко сну. Когда в ту ночь она лежала под одеялом, безуспешно пытаясь заснуть, перед её взором стоял только один человек.