Political Passions/Политические страсти

В должности президента было немало преимуществ, и среди них доступ к автомобилю в любое время дня и ночи. Забравшись на заднее сидение машины в подземном гараже, Реджина передала листок с адресом Грэму, который должен был ехать вперёд, чтобы провести обычную в подобных случаях проверку безопасности. Процедура неприятная, но необходимая. Эмму она уже предупредила. Именно Реджина попросила встретиться дома у блондинки. Она не хотела идти на телестудию, где её, несомненно, увидит целая толпа любопытных работников СМИ. Президенты не могут ходить по барам и встречаться там с политическими обозревателями. А Белый дом был не тем местом, где ей хотелось бы вести разговор о своём разрушенном браке. Так что другого выхода не было. Эмма была более чем готова принять Реджину в своей квартире, когда Реджина нерешительно предложила это. Хотя она сомневалась, что кто-то смог бы ей отказать. Машина скользила по тихим тёмным улицам. Сама дорога не заняла много времени, и вскоре Реджина оказалась у большого жилого дома. Она выглянула в тонированное окно, но даже не попыталась выйти из автомобиля, зная, что Грэм и его команда ещё внутри, и ей придётся подождать, пока они придут за ней. Швейцар с любопытством разглядывал небольшую процессию автомобилей, пока один из парней Грэма не завёл его внутрь. Чем меньше людей её увидит, тем лучше. Несколькими этажами выше Эмма стояла у входа в собственную квартиру, жуя большой палец, ожидая, когда эти непонятные мужчины обыщут её квартиру в поисках чего-то, что может навредить президенту. Шторы были задёрнуты, окна закрыты на засовы, а жужжащий прибор, похоже, сканировал пространство на предмет записывающих устройств. Реджина рассказывала ей, как всё будет происходить, но всё равно было немного тревожно. Однако довольно скоро появились Грэм и его команда. Он велел Эмме ждать внутри, оставив здоровенного мужика наблюдать за ней, а сам пошёл за её гостьей. Она присела на диван, чувствуя себя чужой в собственной квартире под пристальным взглядом сотрудника службы безопасности, и понадеялась, что он не будет стоять там всё время. Реджина сказала, что ей нужен друг, и Эмма сомневалась, что присутствие мужчины позволит ей открыться. Она неловко поёрзала, желая, чтобы её отвлёк мобильный, но его вежливо конфисковали. На всякий случай. Зато ей не пришлось читать недовольные сообщения от Руби и Мэри Маргарет после того, как она сочинила оправдание, почему не сможет присоединиться к ним в баре. О прибытии Реджины оповестил топот. Ну, о прибытии всей её службы безопасности. Стука каблуков Реджины и слышно не было из-за звуков сапог. Эмма про себя молилась, чтобы никто из соседей не открыл двери. И вдруг она оказалась там. Прямо перед ней. В квартире Эммы. Президент Соединённых Штатов выглядела ниже, чем запомнилось Эмме, она с любопытством осмотрелась, когда большая часть службы безопасности вышла. Остались только Грэм и тот, которого приставили к Эмме. — Спасибо, Грэм. Можете идти, — сказала Реджина бородатому мужчине, стоявшему рядом с ней. — Вы уверены? — нахмурился Грэм. Было не принято оставлять президента без присмотра; тем более в обществе женщины, которую не проверила его служба безопасности. — Я сказала, идите, — отрезала Реджина. Грэм тут же кивнул, и они со здоровяком вышли из комнаты. Ни одна из женщин не заговорила, пока не захлопнулась входная дверь. — Здрасьте, — наконец произнесла Эмма. — Здравствуйте, — ответила Реджина. Она вдруг задумалась, не было ли всё это большой ошибкой. Что она делает? Неужели она только что позвонила одному из самых известных политических обозревателей страны и чуть ли не в приказном порядке назначила встречу у неё дома. — Простите, мисс Свон, — выпалила она. — За что? — спросила Эмма. — Полагаю, за вторжение, — ответила Реджина. — За то, что заявилась к вам домой с этой нелепой охраной. Я не хочу причинять вам неудобства. Эмма отмахнулась от извинений. — Я понимаю, — сказала она. — Издержки профессии, да? — Похоже на то, — кивнула Реджина. — И мы не могли поговорить по телефону. Мой-то защищён, а вот ваш вряд ли. — Это тяжело? — спросила Эмма. — Постоянно жить в страхе? Всегда следить за тем, как вы ведёте себя на публике? Губы Реджины дёрнулись. — Утомительно. — Не желаете ли вина? — поинтересовалась Эмма после недолгой паузы. — Будьте так любезны. Эмма оставила президента Соединённых Штатов стоять в гостиной и направилась на кухню, где нашла самую дорогую бутылку вина из всех, что у неё были. Вино подарили ей в августе, когда «Шоу Свон» вышло в эфир. Она была уверена, что Реджина привыкла к более изысканным винам, но это было лучшее, что она могла предложить. Быстро откупорив бутылку, что само по себе было редкостью, Эмма разлила густую красную жидкость по бокалам и поспешила обратно к гостье. Когда Эмма вернулась, Реджина уже сидела на диване. Квартира была со вкусом обставлена; повсюду, куда бы она не посмотрела, были фотографии Эммы и мальчика, который мог быть только её сыном. Сердце Реджины сжалось, но она проигнорировала это и взяла появившийся перед ней бокал. Эмма села на другой конец дивана и поставила открытую бутылку вина на журнальный столик. — Ну, — сказала Эмма, чуть расслабленная первым глотком вина, — вы как? Реджина усмехнулась. — Бывало и лучше. — Я так и думала, — ответила Эмма. — По крайней мере, я предполагаю, что вы не часто пятничными вечерами звоните политическим обозревателям, любящим выходить за рамки дозволенного. — Такой привычки у меня нет, — согласилась Реджина. — Так почему вы позвонили сегодня? — спросила Эмма. — Прямо с места в карьер? Я как будто снова у вас на шоу. — А это плохо? — Просто это напомнило мне о том, как мы встретились. О том, кто вы. О чём я только думала? Чего я от вас ожидала? — спросила Реджина, поставив на журнальный столик уже полупустой бокал. — Мне лучше уйти. Она хотела встать, но рука Эммы сомкнулась на её запястье. Реджина застыла, уставившись на пальцы на своей коже. Взгляд Эммы тоже был прикован к непроизвольной реакции её тела. Она резко отдёрнула руку. — Простите, — произнесла она. — Но не уходите, прошу вас. Реджина снова опустилась на диван и потянулась за вином, откладывая момент, когда ей придётся говорить, и делая ещё один глоток. — Давайте не будем обсуждать, почему я позвонила, — наконец сказала она. — Давайте делать то, что обычно делают друзья. В смысле, я знаю, что мы не подруги, но мне действительно не с кем просто провести время без разговоров о политике. А пока, можем мы притвориться, что я не президент, и просто познакомиться поближе? — Конечно, — произнесла Эмма. — Но, для справки, друзья говорят о своих проблемах. И мы, возможно, ещё не подруги, но вы мне нравитесь, мадам президент, и я знаю вас лучше, чем вы думаете. Я много лет следила за вашей карьерой. — Тогда и мне пора узнать вас, — сказала Реджина. — Но для начала, можно без формальностей? — Каких формальностей? — Мадам президент, — произнесла Реджина. — Пожалуйста, не обращайтесь ко мне так. Здесь кроме нас никого нет, и я бы очень хотела почувствовать себя нормальной, хотя бы на один вечер. — Хорошо, — тихо сказала Эмма. — Как мне называть… тебя? — Реджина, — произнесла брюнетка. — Зовите меня Реджиной. У Эммы пересохло в горле, и она сделала ещё глоток вина. — Эм-м, ладно. Тогда я Эмма, а не мисс Свон. Реджина согласно кивнула. — Итак, Эмма, — сказала она. — У тебя есть сын? — Да, Генри. Ему пятнадцать, и он ненавидит политику. Он бы и глазом не моргнул, увидев тебя здесь. Но сегодня вечером он у своего друга, так что, по крайней мере, нас не побеспокоят. — Ему не нравится политика? — Ему пятнадцать, — ответила Эмма. — Ему ничего не нравится. И я, наверное, слишком много о ней говорю. Всё, что нравится маме, не круто, когда тебе пятнадцать. — А его отец? — Живёт в Лос-Анджелесе, — произнесла Эмма. — Генри приезжает к нему примерно раз в пару месяцев и проводит там большую часть лета. Нил на самом деле классный, просто не для меня. — Давно вы расстались? — На этот раз у меня такое ощущение, что я на интервью, — засмеялась Эмма. Реджина покраснела. — Прости, я не хотела лезть не в своё дело. — Да ничего, — сказала Эмма. — Хотя ты могла бы узнать это из Википедии. Моя страничка не такая обстоятельная, как твоя, но основное там есть. Мы с Нилом поженились, когда были слишком молоды, потому что я забеременела. Мы были вместе несколько лет, но в конце концов я поняла, что лесбиянка, и мы расстались. Он всегда был в жизни Генри, даже после того, как переехал в Лос-Анджелес, когда сыну было десять. Теперь он видит его реже, но они близки, и я этому рада. — Ты лесбиянка? — А ты правда меня не гуглила, — усмехнулась Эмма. Уже много лет всем было известно, что она предпочитает женщин. — Я предпочитаю сама составлять мнение о человеке. А что? Ты меня гуглила? — Разумеется, — сказала Эмма. — А как ещё, по-твоему, я готовлюсь к интервью? Даже когда круг вопросов до смешного узок. — Снова возвращаемся к этой теме? Эмма опомнилась. — Нет, извини. Можем продолжить говорить обо мне. Да, я лесбиянка, хотя у меня были только одни долгие отношения с женщиной. Мы с Лили были вместе шесть лет, но несколько лет назад разошлись. Карьера не оставляет мне времени для свиданий, да и у меня сын-подросток, так что я не ищу серьёзных отношений. — А несерьёзных? — поинтересовалась Реджина. — А что? Если и так, ты бы меня осудила? Реджина смутилась, запинаясь выдавив из себя ответ. — Нет, нет, конечно нет. То есть, нет, я не это имела в виду. — Ничего страшного, — успокоила Эмма. — Я просто пошутила. И может я и не так знаменита, как ты, но в городе меня узнают. Если бы у меня вошло в привычку каждые выходные уходить домой с новой женщиной, люди начали бы болтать. К тому же, и о Генри нельзя забывать. Он уже взрослый, но я не хочу, чтобы он просыпался и обнаруживал в доме всяких незнакомых людей. — Похоже, ты хорошая мать. Эмма пожала плечами. — Наверное, это инстинкт. Я хочу защитить его, понимаешь? Нет, Реджина не понимала. Она мечтала об этом, но у природы были другие планы. Ей никогда не доведётся испытать материнский инстинкт, никогда не родить ребёнка, которого она полюбит и будет защищать любой ценой. — Ты в порядке? Реджина отвернулась и вытерла глаза. Она даже не поняла, что начала плакать. Слегка шмыгая носом, она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась взять себя в руки. — Всё нормально, прости, — сказала она, заставляя себя ещё раз взглянуть Эмме в лицо. — Люди, у которых всё «нормально», не начинают плакать ни с того ни с сего, — мягко произнесла Эмма. — Люди, у которых всё «нормально», не звонят практически незнакомым людям и не просят о встрече, потому что им нужен друг. Я знаю, ты сказала, что хочешь познакомиться поближе, но я думаю, сейчас самое время рассказать мне, почему ты на самом деле здесь… Реджина, — непривычно было произносить это имя без полного титула женщины. — Что случилось? О чём ты не можешь ни с кем поговорить? — Мой брак распался, — выпалила Реджина. Глаза Эммы расширились от неожиданного признания. Она знала, что между Реджиной и её мужем что-то не так, но не ожидала, что это приведёт к разводу. Президенты не разводились. — Мне жаль это слышать, — медленно произнесла Эмма. — Он мне изменил, — продолжила Реджина, и плотину наконец прорвало. — Шесть лет назад. У него есть сын от другой женщины. И теперь у них любовь, видимо. С тех пор, как я узнала об этом, мы были вместе чисто формально, но теперь он хочет бросить меня и быть со своей новой семьёй. В понедельник утром будет выпущено заявление для прессы. Весь мир узнает, что первая женщина-президент Соединённых Штатов разводится. — Мне очень жаль, — повторила Эмма. — Я и представить не могу, каково тебе. — Никто не может, — сказала Реджина. — И, кажется, никого это не волнует. Все, кто в курсе дел, думают только о том, как это повлияет на мою карьеру, наши рейтинги, следующие выборы. Никто никогда не спрашивал, как я себя чувствую. Ни разу за шесть лет. Как будто это очередное затруднение, а не самое большое предательство в моей жизни. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Эмма. Реджина допила вино, прежде чем ответить. — Он разбил мне сердце, — тихо сказала она. — Он был моим лучшим другом, моей опорой, моим всем. И вдруг весь мой мир рухнул. Но мне нельзя было ничего чувствовать. Я не могла быть грустной, чувствовать себя обманутой или злиться на него. Мы должны были сделать вид, что всё прекрасно, и продолжить путь к Белому дому. А теперь мы там, он поворачивается ко мне и говорит, что любит другую женщину и хочет быть отцом своему ребёнку, а я просто… это слишком. Я так больше не могу. Я не могу притворяться, что всё в порядке. Он… он сломал меня. По щекам Реджины текли слёзы, она прижалась коленями к груди, обхватив ноги руками и уткнувшись лицом вниз. Эмма взглянула на это душераздирающее зрелище и, не раздумывая, подошла, обняв Реджину за дрожащие плечи. Брюнетка слегка вздрогнула, но затем подалась в робкие объятия Эммы, не в силах вспомнить, когда её в последний раз обнимали. Любой физический контакт с Робином был только для видимости и на публике. Она и забыла, как приятно чувствовать тепло другого тела, прижатого к её собственному. Эмма осталась безмолвной. Она просто положила руку Реджине на плечо, слегка поглаживая сшитый на заказ пиджак. В последний раз, когда её подруга переживала расставание, это была Руби, которая плакала на этом самом диване в трениках и старой майке. Реджина была в костюме стоимостью несколько тысяч долларов. По сравнению с остальным населением Америки, для президента развод означал нечто совершенно иное. В следующие пятнадцать минут ни одна из женщин не заговорила. К тому времени, как Реджина перестала плакать, её горло охрипло, макияж потёк, а глаза покраснели. Наконец, она села, отстранившись от Эммы, из-за чего та чуть не свалилась, и вытерла лицо. — Прости, — сказала Реджина, заметив, что на светло-голубой блузке Эммы осталось большое влажное пятно от её слёз. — Не нужно извиняться, — произнесла Эмма. — У меня такое ощущение, что ты долго копила это в себе. Реджина выдавила смешок. — После шести-то лет, сомневаюсь, что это последний срыв, особенно когда новости станут достоянием общественности. — Ты имеешь на это полное право, — сказала Эмма, наливая вино в опустевшие бокалы. — Не вини себя за эмоции. Ты политик, а не робот. — Некоторые думают, что это одно и то же, — ответила Реджина. — Многие избиратели и без того считают женщин слишком эмоциональными. Я могу попрощаться со вторым сроком, как только эта новость попадёт в прессу. — Ты совсем не веришь в американский электорат, — невозмутимо заметила Эмма. — Думаешь, я ошибаюсь? — Нет, — признала Эмма. — Не ошибаешься. Но ты правда хотела бы продолжать жить с человеком, который причинил тебе столько боли, только чтобы остаться на второй срок? — Быть президентом — это моя мечта, — ответила Реджина. — И ты добилась своего, — произнесла Эмма. — Но ты не должна жертвовать своим счастьем ради работы. — Ради этой работы я пожертвовала бы всем. — Ты бы продолжила жить с предавшим тебя человеком, если бы он не сказал, что хочет уйти? — Да, — тихо сказала Реджина. — Я ничего в жизни так не хочу, как служить народу, будучи президентом. Ну, на данный момент. — О чём ты? — спросила Эмма. Реджина не ответила, но взгляд её выдал. Её глаза остановились на фотографии Эммы и Генри, на лице проступила болезненная тоска. Эмма поняла. — Мне очень жаль, — тихо произнесла она. — Ничьей вины в этом нет, — сказала Реджина. — Моё тело просто не способно выносить ребёнка. Робин нашёл ту, которая может это сделать, хотя он утверждает, что причина не в этом. Но я знаю, что он бросает меня, потому что хочет быть отцом Роланду. Мэрион дала ему то, что не смогла я. Я не хочу лишать его шанса быть отцом. — Но ты тоже хотела быть матерью, — тихо произнесла Эмма. — Да, — прошептала Реджина. — Хотела. — А об усыновлении вы не думали? Реджина покачала головой. — Было неподходящее время. — Кто сказал? — нахмурилась Эмма. — Мой штаб, — Реджина пожала плечами. — Если бы я забеременела естественным путём, это другое дело, но они сочли, что усыновление ребёнка во время активной кампании помешает моей политической карьере. Эмма усмехнулась. — Ну, конечно, дети мешают. Они переворачивают всю жизнь с ног на голову, но это в них и прекрасно. И если ты хочешь стать матерью, никто не может тебе запретить. — Организм может, — сказала Реджина. — Я не могу выносить ребёнка. Врачи назвали мою матку «враждебной». — Меня удочерили, — сообщила Эмма. — Воспитавшие меня родители тоже не могли иметь детей. Может у нас и не было кровного родства, но они любили меня, как родную. — Я полюбила бы любого ребёнка, — произнесла Реджина. — Но я упустила свой шанс. Уже слишком поздно. Я предпочла карьеру семье, а теперь у меня даже нет мужа. — Никогда не поздно, — ответила Эмма. — Если ты очень сильно чего-то желаешь. Реджина пожала плечами. — Ну, теперь это уже не имеет значения. Я президент. Я не могу усыновить ребёнка, будучи матерью-одиночкой и по совместительству самым известным политиком в мире. — Ты же не вечно будешь президентом, — заметила Эмма. — Кто знает, что готовит нам будущее? — Я останусь старой девой, — тоскливо ответила Реджина. — Может, стоит прямо завтра завести кошку. Эмма рассмеялась. — Кошки классные. Реджина покосилась на стоящую рядом женщину и тоже не удержалась от улыбки. Она почувствовала облегчение. Впервые за шесть лет она смогла рассказать о своих истинных чувствах. Она поговорила о бесплодии с человеком, который не считал её неполноценной женой и который тайно не радовался этому, потому что дети могли помешать её карьере. — Спасибо за сегодняшний вечер, Эмма, — тихо сказала она. — Я даже не понимала, как мне это было нужно. — Всем нужны друзья, — произнесла Эмма. — Разве мы друзья? — спросила Реджина. — Мы, наверное, провели вместе слишком мало времени, чтобы использовать это слово. — Мне кажется, я знаю о тебе достаточно, чтобы назвать тебя другом, — отметила Эмма. — Сколько вообще человек в курсе, что вы разводитесь? — Только ты, мой фиксер и несколько сотрудников, — призналась Реджина. — Но к понедельнику узнает весь мир. — И пресса пару недель помусолит, а потом все забудут, — сказала Эмма. — И Мал так считает. — Малинда Файер? Реджина кивнула. — Ты её знаешь? — Конечно, — ответила Эмма. Все в Вашингтоне знали нового фиксера Белого дома. — Это она посоветовала выпустить заявление? — Да. А ты как думаешь, это хорошая идея? — не то чтобы Эмма сама была политическим фиксером, но она работала в СМИ, поэтому её мнение насчёт решения Белого дома было весомым для Реджины. — Да, — ответила Эмма. — И с политической, и с человеческой стороны. Если ты несчастна, тебе нужно двигаться дальше, но эта новость должна исходить непосредственно от Белого дома, чтобы ты могла контролировать, что конкретно узнают такие, как я. — И как такие, как ты, будут это преподносить? Эмма усмехнулась. — Хитро. Ты хочешь узнать, упомяну ли я об этом на шоу? — Ну, я сомневаюсь, что ты сумеешь вообще этого избежать, но ты уже знаешь, что примерно скажешь? Эмма покачала головой. — Нет, потому что, как ни странно, всё это время я слушала тебя, а не придумывала в голове вступительный монолог. Я здесь как твой друг, и не собираю эксклюзивные материалы. Я поступлю, как все политические обозреватели, и составлю текст на основе заявления, которое опубликует твой штаб. Люди что-то заподозрят, если в понедельник утром я появлюсь с полностью написанным репортажем о ещё не выпущенном материале. — Спасибо, — сказала Реджина. — И мне жаль, если мой приезд поставил тебя в неловкое положение в профессиональном плане. Я этого не хотела, мне просто… — Нужен был друг, — перебила Эмма. — Я понимаю. В любое время. — Правда? — Правда, — кивнула Эмма. — Я знаю, как ранит развод, даже несмотря на то, что мы с Нилом расстались по моей инициативе. Если тебе нужно поговорить с кем-то за пределами Белого дома, просто позвони мне. Кстати, мой телефон защищён. Не так, как твой, но мне тоже приходится быть осторожной. — Буду знать, — сказала Реджина. — И спасибо за профессионализм. Думаю, мне не нужно говорить, что всё сказанное здесь конфиденциально, даже после выхода заявления. Возможно, мне следовало упомянуть, что моё бесплодие в заявление не войдёт. — С чего бы вообще о нём упоминать? Реджина криво усмехнулась. — Я тоже так считаю. — И я могу пообещать, что не буду упоминать об этом ни в одном из своих репортажей. — Я тебе доверяю, — произнесла Реджина, и сама удивилась, когда поняла, насколько это правда. Эмма мягко улыбнулась. — Может ещё вина? — спросила она, указывая на пустые бокалы на столе. — Мне лучше вернуться домой, — сказала Реджина. — Я уже доставила тебе достаточно неудобств за один вечер. — Никаких неудобств, — ответила Эмма. — Это неправда, но всё равно спасибо. Она поднялась на ноги, поправила одежду и снова вытерла лицо. Её глаза все ещё были немного красными, а макияж слегка размазался. Но ей было всё равно. Женщины молча прошли через квартиру, остановившись у входной двери. — Что ж, спасибо ещё раз, — немного смущённо сказала Реджина. — Всегда пожалуйста, Реджина, — произнесла Эмма. — И как я уже сказала, обращайся в любое время. Реджина кивнула. Она верила в искренность Эммы, но не была уверена, позвонит ли ей снова. Хотя говорить с кем-то не из её обычного круга было потрясающе, она опасалась, что это войдёт в привычку. В конце концов, Эмма была политическим обозревателем. Такая дружба может считаться непрофессиональной с обеих сторон. — Удачи тебе во всём, — сказала Эмма. — Спасибо, — ответила Реджина. — Думаю, мне просто придётся это переждать. Эмма недолго думая подалась вперёд и похлопала Реджину по плечу. Как только она это сделала, физический контакт показался ей странным, неуместным, неприемлемым. — Ты справишься, — сказала Эмма, неловко засунув руку в карман джинсов. — И я обещаю сделать беспристрастный репортаж. — Делай всё как всегда, — произнесла Реджина. — Ты великолепный обозреватель. — Спасибо. Наступило неловкое молчание. Ни одна из них не хотела, чтобы этот вечер заканчивался, но больше нечего было сказать. — Мне, наверное, пора, — наконец сказала Реджина. — Хороших выходных. — Тебе тоже, — ответила Эмма, наклонившись через Реджину и открыв входную дверь. Отстранившись, она почувствовала, что от брюнетки пахнет ванилью. — Ну, пока. — До свидания, Эмма, — сказала Реджина, выходя в коридор, где её тут же окружили Грэм и ещё один охранник. Грэм молча протянул Эмме сотовый, и она кивнула в знак благодарности. Дверь захлопнулась, и самый странный вечер в жизни Эммы закончился. Когда она в ту ночь лежала без сна в кровати, думая о каждом мгновении, проведённом с Реджиной, в голове бушевали мысли, и она пыталась понять, что только что произошло. Воскресным утром от глубокого сна Реджину пробудил настойчивый стук. Она застонала и перевернулась, соскользнула с кровати и направилась к двери, натягивая халат. — Ты это видела? — спросил Робин, сунув iPad ей под нос, как только она распахнула дверь. — Что видела? — нахмурилась Реджина, уставившись на экран. Но не было нужды спрашивать, о чём говорил её почти бывший муж. Она тревожно напряглась, прочитав заголовок. К тому времени, как она просмотрела текст, сердце выпрыгивало из груди. Она швырнула iPad обратно Робину и закрыла дверь, вернулась в постель и зарылась под одеяло. Как она могла быть такой глупой? Как она позволила эмоциям взять над собой верх? Как она могла довериться Эмме Свон? Слова врезались в память; насмехаясь над ней, дразня, выставляя напоказ её ошибку.

Эксклюзив NBC: Президент Миллс и Первый Джентльмен разводятся