Утоли мою жажду

      Хочу кинуться на шею пирата, по привычке уткнуться носом в ткань его майки, как вчера в баре, но из списка допустимых действий выбираю излюбленный режим «наглой сучки» и с высоко задранной головой дефилирую мимо него.       Как самонадеянно… Не успеваю дойти до входной двери, как цепкая рука Вааса хватает меня в районе предплечья. Он дёргает меня к себе, будто в танце заставляет повернуться кругом и, когда я оказываюсь вплотную к нему, одаривает своей фирменной ухмылочкой. Однако, взгляд наполнен свинцом: Монтенегро чем-то недоволен.       — Не так быстро, — приказывает он, казалось бы, спокойным тоном.       Но я слишком хорошо знаю этого человека, чтобы так наивно предположить, что он контролирует свои эмоции. О, нет. Никогда. Не в этой жизни.       — Вот ты где был всё утро. Покупал командирские штаны? — изо всех сил строю из себя обиженную даму, которую проигнорировал кавалер и не явился на первое свидание.       Хотя зачем себя обманывать? Я конкретно обиделась на этого самовлюблённого идиота. И за вчерашний игнор, и за сегодняшний.       — Знаешь, почему я до сих пор не ёбнул тебя? — спросил он, и я вскинула брови, выражая крайнюю заинтересованность. — Потому что никто ещё одновременно так не бесил и не забавлял меня.       — Вся к вашим услугам, — напустила я на себя недовольный вид и кое-как высвободилась из капкана его рук. — Пусти, мне надо принять душ, — уведомляю я его, как бы намекая, что гостей сегодня не ждала.       Но Монтенегро не нужно персональное приглашение и разрешение войти в мой дом. Он увязался за мной на второй этаж, но я успела захлопнуть дверь в ванную комнату прямо перед его носом.       — Дверь открой, — велит он, и я слышу нотки стали в его голосе.       — Обойдёшься, — бурчу я себе под нос, а сама адски надеюсь, что левиафан, стоящий за дверью, не услышал моих слов.       Ощущение собственного превосходства рождает на лице довольную улыбку. Мы как кошка с собакой постоянно соревнуемся в умении укусить друг друга да побольнее. Эта острота ощущений заводит. Он стоит за дверью, наверное, желая завязать меня узлом и пропустить через мясорубку за такую дерзость, а я в глубине души хочу пасть ниц перед ним. Но пускай сначала доберётся до меня.       Скинув заляпанную кровью одежду прямо на пол, я вошла в душевую кабину и включила напор тёплой воды. Минута, проведённая в объятиях пирата, опьянила меня не хуже двух стопок текилы, и освежающий душ должен охладить пыл. Нельзя позволять себе отвлечься, нельзя подходить к нему слишком близко, иначе все планы рухнут, как карточный домик.       Решив, что Ваас угомонился, я выдохнула с облегчением и принялась усердно намыливать всё тело гелем для душа, но деревянная дверь — единственный путь отхода — с хрустом распахнулась и впечаталась ручкой в стену. Замок не спас меня от натиска кровожадного пирата.       Он просто выбил дверь. Всего лишь. Кретин.       Почему-то я застыла, словно сомнамбула, не смея моргнуть. Глаза застилают струйки воды, вырывающиеся водопадом из душевой лейки и быстро смывающие всю грязь с моего тела вместе с пеной. Я успеваю заметить, как на лице пирата играют желваки, как он берёт тонкий поясок от шёлкового халатика, висящего на крючке, и молча подходит ближе. Он смотрит так, будто хочет разодрать мою грудную клетку и как следует в ней покопошиться.       Но вместо этого Ваас петлёй затягивает пояс вокруг моего горла и дёргает вниз, заставляя меня опуститься на колени. Вода теперь бьёт по позвонкам и лопаткам, колени начинает саднить, а мокрые волосы липнут к щекам. Я кусаю губу, оставляя на ней борозды, когда вижу, как Ваас снимает с бельевой верёвки две прищепки. Глаза его горят огнём непоколебимой уверенности в задуманном. Раньше я бы, наверное, ударилась в истерику, но не сейчас. Теперь я с готовностью выпрямляю спину, смотря исподлобья на узурпатора, который присвоил себе всю мою волю. У меня нет права на отказ, нет выбора. Я принадлежу ему.       Пояс обвивает мою шею, как змей Ёрмунганд, и, находясь под командованием Монтенегро, время от времени то ослабляет хватку, то затягивается сильнее вокруг моего горла. Язык вбирает стон, когда красная бельевая прищепка смыкается на моём правом соске. Пытаюсь привыкнуть к новым и, надо отметить, далеко не приятным ощущениям, но Ваас не позволяет прийти в себя и кусает второй прищепкой другой сосок.       — Мне больно, — всхлипнула я, ощущая, как сильно саднят нежные вершинки моих грудей.       Ваас игнорирует мои жалобы, опять тянет пояс, только в этот раз наверх, приказывая встать на ноги. Я стараюсь как можно меньше двигать корпусом, чтобы прищепки, и так остервенело терзающие соски, не дёргались от лишнего содрогания моего тела. Монтенегро заметил это и с маниакальной заинтересованностью во взгляде «лодочкой» подставил ладони под груди так, чтобы соски, отягощённые посторонним предметом, встали торчком.       Просто причини мне боль…       — Пожалуйста, Ваас, — молю я, тяжело дыша.       Сама не зная, чего именно прошу, — чтобы он наконец-то перестал терзать мою грудь или чтобы наконец овладел мною — я уверенно тяну руки к ремню на его штанах, который тоже неоднократно причинял мне боль, но пират обрубает на корню мою инициативу. Он отпускает «поводок» лишь для того, чтобы наскоро скинуть с себя всю одежду, и входит в душевую кабину, в которой становится неудержимо жарко. Мир концентрируется на мужчине, стоящем почти вплотную ко мне, и на его пальцах, которые сначала проходятся по моему пупку, задевая пирсинг, потом слишком быстро оказываются внутри моего намокшего лона.       Створки век закрываются, погружая меня в темноту, а губы выпускают наружу неудержимые стоны, которые Ваас ловит своим ртом. Ноги превращаются в желе, грозясь вот-вот подкоситься, но я держусь изо всех сил, толкаюсь бёдрами навстречу руке пирата. Подушечки его пальцев неустанно стимулируют мягкие стенки влагалища, большой палец упирается в клитор, моментально набухший от прилива крови. Он знает, как довести меня до сумасшествия, поэтому, не завершив начатое, цинично отдёргивает руку от моей промежности.       — Не смей, — хнычу я, пытаясь вернуть его руку обратно.       — ¿Que quieres¹? — спрашивает он охрипшим от вожделения голосом, наблюдая за тем, как я льну к нему, стараясь найти такое положение, чтобы прижаться половыми губами к его вставшему члену. Но прищепки не позволяют сделать этого: стоит их задеть, как грудь отзывается жгучей болью.       — Трахни меня… Просто… трахни, — бесстыдно шепчу я, — как ты этого хочешь.       Возбуждение приятной болью отзывается внизу живота. Я беру его руку и целую сначала запястье, где под кожей сплетена паутина вен, где бежит гоняемая сердцем кровь. Кусаю это место и сразу, извиняясь, зализываю отметины от зубов; целую эти умелые пальцы поочерёдно, уделяя внимание каждому; оставляю мокрые следы на каждой фаланге, обхватываю губами кончики, ранее побывавшие внутри моей вагины, обсасываю их, прикрыв глаза. Они чуть солоноваты с привкусом и запахом секса.       В голове совсем мутнеет, когда Ваас, выключив воду, выводит меня из душевой, послушную и покорную, наклоняет лицом к раковине и заставляет упираться о неё руками. В зеркале транслируется всё происходящее. Вижу свои припухшие губы, мокрые, чуть спутанные волосы, совершенно разнузданный взгляд, в котором плещется похоть, сладострастие и все грехи борделей Вармусстрата². Вижу позади себя любимого, который наслаждается видом моей оттопыренной задницы.       В сотый раз закусываю губу, когда пират хватается за шёлковый поводок, до этого безжизненно свисающий с моей шеи, и снова натягивает его, заставляя меня поднять подбородок кверху. Дыхание на миг перехватывает, на лбу взбухает венка, я дышу через раз, но мне не нужен кислород. Мне нужен он. Внутри. Сейчас же.       По телу бегут орды колючих мурашек, когда горячая плоть утыкается в моё анальное отверстие. Туда так просто не попасть, милый, но я помогу. Расставляю ноги пошире, смотря прямо в глаза, похожие на два тёмных, почти чёрных омута. Заглядишься — и утонешь, сгинешь, исчезнешь в них.       — Ты. Моя. Сучка. — глухо шипит он и чуть поддаётся бёдрами вперёд, скользя в моё истекающее соками лоно.       Обманул? Или передумал штурмовать мой зад? Плевать.       Первый толчок получился сбивчивым, и мои бедные груди дёрнулись, заставляя вспомнить про прищепки. Ох, эти прищепки… Боль от них создавала контраст с тем, что я ощущала у себя между ног. Ваас будто нарочно двигался слишком медленно, не проникая в меня до конца.       Боже… Что он делает?       Руки уже устали держаться за бортики раковины, но я должна выстоять. Должна…       — Ау! — вскрикнула я от неожиданно распирающего чувства в своей заднице.       Кольцо сфинктера протестующе сжалось на мгновение, когда головка члена, покрытая моей смазкой, оказалась внутри. Я максимально расслабила тазовые мышцы, и Ваас почувствовал это, принявшись исследовать меня изнутри. Он пальцами вцепился в мои бёдра, оставляя на них бардовые отметины, а я поддавалась к нему навстречу, разрываясь от многогранности ощущений. Мысли путаются, сердечный ритм сбивается к чёртовой матери, а кровь стучит в ушных перепонках.       — Ты стонешь, как шлюха, — сбивчиво произносит Ваас.       А я знаю, что и выгляжу, как шлюха. Его шлюха. Я готова быть для него кем угодно, лишь бы он продолжал доводить меня до исступления. Каждый последующий толчок становился глубже и размашистей, я знала, что моей заднице сегодня не поздоровится, что Монтенегро отыграется по полной программе. За вчерашнее. За сегодняшнее. За то, что ты такая шлюха, Лурье. Сама напросилась.       Трахни меня… как ты этого хочешь.       О, он хочет грубо и безжалостно вдалбливаться в моё тело, наблюдать за тем, как я едва ли удерживаюсь на ногах, как мои маленькие груди сотрясаются от его напора позади. Переполненная семенем мошонка с шлепками ударяется о моё истекающее желанием лоно, я уже начинаю терять сознание от переизбытка чувств. Но стремление получить долгожданную разрядку выше всего прочего.       Я рискую снять надоедливые прищепки, цепляясь одной рукой в раковину и другой разжимая их, ощущаю облегчение. Но необоснованная фривольность приходится пирату не по душе, и он бьёт со всего размаху по левой ягодице и сразу же по правой, отчего я кричу, инстинктивно пытаясь слезть с его члена. Наивная и глупая Красная шапочка не угодила злому Серому Волку… Только здесь не шапочка красная, а прищепки, валяющиеся на полу, и мой зад. Ох, мой бедный зад… От усталости я уже и не надеюсь получить оргазм, но терпеливо жду, когда пират надсадно кончит в меня. И как только это происходит, от бессилия валюсь ничком на холодный пол, ощущая пульсацию между ягодиц.       Меня отымели и унизили по всем правилам, а я чувствую такое облегчение, спокойствие и… любовь к своему мучителю. Лежу на полу нагая недолго: Ваас легко и непринуждённо берёт меня на руки, относит в спальню, а сам молча уходит обратно в ванную. Я же кутаюсь в мягкое лоскутное одеяло, подаренное дядей.       Дядя! Чёрт… Я опять забыла про него и вообще про всё на свете!       Вскакиваю, как ошпаренная, и морщусь от сладко-ноющей боли в интимной мышце. Сжимаю и разжимаю её, ощущая, как наружу вытекает семя. От этого сердце бьётся, как отбойный молоток. Но я не позволяю себе вновь возбудиться и поспешно одеваюсь в самую скромную одежду из своего гардероба. Трикотажные штаны с удовольствием впитывают в себя сперму, но я не обращаю внимание на влагу между ног и собираю волосы в хвост.       Теперь я не выгляжу, как распутная девка, а значит, можно спокойно включать ноутбук и запускать Skype. Прежде чем связаться с дядей, я прислушиваюсь к звукам в ванне. Тишина. Скорее всего, Монтенегро ушёл, получив своё. Хм… Ну и ладно. Мне ни к чему сейчас его присутствие.       Жёлтый значок статуса «Нет на месте» рядом с ником и фотографией дяди не остановил меня, и я жму на вызов. Пока идёт соединение, поправляю веб-камеру и жду появления своего собеседника.       — Кто это соизволил объявиться, а? — улыбчиво приветствует меня Курт, как только отвечает на звонок. — Ты куда пропала? Обещала вроде позвонить на прошлой неделе… Мы тут уже места себе не находим. Как работа? Ты приедешь на Рождество? — закидал он меня вопросами.       — Не буду оправдываться, а просто скажу, что очень соскучилась по вам, — искренне улыбаюсь я. — Работа как работа. Ничего особенного, — открещиваюсь я от подробностей. — Как Митчелл? Я думаю забрать его на Рождество.       — Я так и знал, — кривит губы Курт. — А чем тебе здесь не празднуется? Не надоело солнце? Я бы уже зажарился там…       — Митч хочет сюда. По крайней мере, в прошлый раз хотел, — пояснила я, и это было стопроцентной правдой. — Как он там? — повторяю я вопрос, не желая дальше обсуждать мои планы на праздники.       — Как тебе сказать… Недавно подрался в школе. Тот ещё сорвиголова, — Курт возвёл глаза к потолку. — Что поделаешь… Дети.       — Подрался? — охнула я. — Позови-ка его.       — Только не ругай его. Он же всё-таки мужчина и должен уметь постоять за себя.       Курт удаляется, а я любуюсь книжными полками в его кабинете, пока в экране не появляется Митчелл. Под правым глазом действительно красуется свежий синяк сливового цвета.       — И кто это у нас драчун? — неодобрительно качнула я головой, но долго строить из себя строгую мамашу не получается, и губы растягиваются в улыбке.       — Привет, мам. Дядя Курт тебе всё рассказал, да? — Он виновато опустил глаза в стол. — Это всё Джимми. Он постоянно напрашивается.       — Что за Джимми? — полюбопытствовала я, а сама про себя подумала, как же сильно он вырос.       — Джимми — это новенький. Он начал подкатывать к Элис и…       — Что-что он начал делать? — переспросила я, немного опешив от таких слов в лексиконе моего чада.       — Подкатывать. Ну пытается понравиться Элис, а она уже давно нравится мне!       — Дальше, — кивнула я, боясь представить, чем же закончилась эта увлекательнейшая история.       — Я сделал, как сказал дядя Ваас.       — И что же тебе сказал… дядя Ваас? — насторожилась я.       — Сказал, что если тебе нравится девчонка, то надо просто брать и целовать её. Только он сказал как-то по-другому… зас… засос… — усердно пытался вспомнить Митч воспитательный урок своего отца, сдвинув бровки к переносице.       — Стоп, — прервала я его. — С этого момента ты не слушаешь то, что тебе говорит Ваас, понятно?       — Но почему? Он помог мне! Он… крутой… — выгораживал Митч отца со всей своей детской непосредственностью.       — Ты слышал меня? — включила я нотку строгости в свой голос, хотя в душе хохотала, как самая буйная пациентка психиатрической клиники.       — Да, мам, — поник Митч, и его уголки губ поползли вниз.       — Ну так что в итоге с Джимми и Элис? — решила я узнать окончание истории.       — Я поцеловал Эли в щёку. И Джимми тоже. И мы подрались. И вообще, от девчонок одни проблемы. Правильно мне сказал дядя Ваас, девчонки — продажные шкуры, — выпалил Митч и, округлив глаза, закрыл ладошкой рот.       Я сделала вид, что не услышала комбинации слов «дядя Ваас» и «сказал».       — Если девочка нравится одновременно двум мальчикам, в этом нет ничего плохого. Она может выбирать, с кем… дружить, — тщательно подбираю я слова, чтобы заполнить пробел в воспитании сына. — Просто будь милым и не дерись больше.       — Ладно, мам, — послушно кивнул он. — А ты скоро приедешь?       — Скоро, — пообещала я, глянув на настенный календарь. — Перед Рождеством. Заберу тебя, и поедем на остров.       — Круто. Дядя Ваас обещал взять меня на охоту за змеями и ещё обещал научить делать из них ремешки для часов, — с нескрываемым энтузиазмом поведал мне Митч, а я пыталась прикинуть, сколько же раз за этот разговор он упомянул Монтенегро. Мне это совсем не нравится.       — Люблю тебя, малыш. Позови, пожалуйста, дядю.       — Пока, мамочка, — коротко попрощался он.       Нарастающее чувство тревоги зародилось во мне, будто я начинаю терять монополию на воспитание своего же ребёнка. А может, это вовсе не надуманный страх, ведь я действительно вижу его редко. С другой стороны, он находится в надёжных руках, и о его воспитании можно не волноваться. Всё идёт своим чередом. Только вот уроки жизни, преподавателем которых является Ваас, мне не по нутру. Он стал авторитетом для сына, и сей факт ни сколь меня не радует. Каждый раз, когда они пересекаются, я всеми силами стараюсь отгородить их друг от друга, но, к сожалению, не всегда это получается. Митчелл тянется к нему… Интересно, как он отреагирует, когда вырастет, на тот факт, что дядя Ваас вовсе никакой не дядя ему, а отец?..       — Ну что? Я вижу, разговор прошёл удачно, — удовлетворённо заметил Курт. — Что с тобой? Ты как-то резко поникла.       — Ничего, всё хорошо. Просто очень соскучилась по вам. Курт, можно тебя кое о чём попросить?       — Конечно. Если не надо убить человека, я согласен на всё, — быстро согласился он.       — Ты не мог бы взять Митча на охоту?       — Куда?.. — выказал он удивление посредством поднятия левой брови.       — Ты сам сказал, что Митч должен уметь постоять за себя.       — Верно. Но как это вяжется с охотой?       — Согласись, в его возрасте мальчиков должны интересовать не только драки со сверстниками и компьютерные игры, — привела я весомый аргумент. — Поохотьтесь хотя бы на скунсов или енотов, хоть на ящериц. Главное, чтобы он даже и не думал ввязываться в драки.       — Хорошо, — с подозрением в голосе сказал дядя. — Помнится, в детстве мы неплохо так развлекались на ранчо.       — Только умоляю, не учи его стрелять из пистолета, — сказала я, моментально заметив блеск в его глазах.       — Ну вот, взяла и обломала всё мне и пацану, — деланно начал он сокрушаться.       Опыт психолога подсказывал мне, что беспроигрышный вариант в деле переключения авторитетной личности для ребёнка с одного мужчины на другого путём использования обучения специфичным навыкам должно принести свои плоды. И я уверена, что после этой охоты Митч уже и забудет про обещание Вааса.       — В общем, бросай все дела и приезжай. Мы тут с Хейли ремонт затеяли. Такую спальню отбахали, закачаешься! — делится новостями дядя с таким восторгом, что я за секунду была готова покидать вещи в чемодан, попросить у Сейдж персональный самолёт и свалить с острова, отдохнуть от всего.       Но…       Но я отказываюсь, потому что до праздников Сейдж назначено несколько встреч, на которых я обязана присутствовать, потому что тело Бена до сих пор находится у Альберта, и его надо похоронить по-человечески, потому что в бункерах сидят те, кого надо проведать, потому что Ваас совсем обнаглел и надо высказать своё недовольство тем, как он забил Митчу голову всякой чепухой.       А ещё потому, что болит зад… Очень сильно болит. Так болит, что я не могу сидеть ровно, приходится класть ногу на ногу и опираться на одно из бёдер.       — Приеду семнадцатого декабря, — клятвенно обещаю я и коротко прощаюсь с дядей.       Следующим человеком, которого я обделила вниманием, была моя подруга. Синтия — любитель зависнуть в социальных сетях, поэтому постоянно находится либо у компьютера, либо тискает свой мобильник, и связаться с ней можно почти в любое время суток. Передо мной возникла такая умилительная картина, что мне стало тоскливо и одиноко. Синтия в своём домашнем махровом халате, а у неё на руках, хлопая глазками, сидела её дочь. Нуре уже исполнилось четыре, и мы иногда с Синти шутим между собой, что для Митча растёт подходящая кандидатура в невесты.       — Привет, подруга, — приветствую я её сдержанно, чувствуя укор в её взгляде.       — А я уж думала, ты совсем забыла про нас, — не сдержалась Син от порыва вызвать во мне и так разросшееся чувство вины. — Скажи привет тёте Тави, — обращается она к Нуре, которая явно не понимает, чего от неё хотят, и просто смотрит в монитор.       — Привет, кроха, — машу я ей, но девочка по какой-то, только ей известной причине начинает хныкать и ёрзать на коленях своей матери.       — Тааак, понятно. Мы хотим спать. Сейчас вернусь, — кидает мне Син и идёт укладывать дочку.       Я тяжело вздыхаю, пытаясь сдержать порыв хорошенько себя пожалеть. Сама виновата в том, что в моей жизни нет такой идиллии. Беру чёрную гелевую ручку и концентрируюсь на закрашивании листочка в клетку, где выписаны фирмы корейской косметики. Проходит, наверное, минут десять, и Синтия возвращается ко мне с чашкой какого-то горячего напитка.       — Ну? Как ты? — вопрошает она важным тоном и делает глоток.       — Хорошо, — вру я, потому что до «хорошо» моё душевное состояние не дотягивает. Вот вотрусь чем-нибудь эдаким, и тогда будет хорошо.       — Что у тебя с шеей? — хмурится Син.       — А что у меня с шеей? — умело делаю вид, будто не понимаю, о чём идёт речь.       — У тебя что-то красное, как будто тебя душили. Ты что, сидишь там на цепи в ошейнике? — предположила Син, ехидно улыбнувшись.       Если бы она знала, как близко подобралась в своих догадках…       — Вижу, тебе явно не хватает секса, подруга, — перевожу я стрелки на неё и придумываю весьма правдивую историю: — А у меня просто аллергия.       — Аллергия? Интересно, на что? На латекс? — уже во всю хохочет она, а потом её челюсть отвисает в буквальном смысле этого слова, округлённые удивлением глаза устремляются куда-то мимо меня, за спину. — Что это за полуголые мужики у тебя там разгуливают?       Я не ведусь на её актёрскую игру, поэтому даже не поворачиваюсь, а просто подпираю подбородок рукой и снисходительно улыбаюсь.       — Я серьёзно, Ави. У него такая упругая задница, — чуть сбавив тон, вздыхает Син и с опаской косится в сторону, должно быть, двери, где её может подслушать муж.       И тут кровь будто бы застывает в моих жилах, как шарики ртути. Я холодею, осознавая, что Синтия, скорее всего, видела вошедшего в мою комнату Монтенегро. Твою мать! На секунду оборачиваюсь, стараясь перекрыть собою веб-камере вид позади, и вижу, как на кровати, скрестив ноги, лежит Ваас в одних трусах и бесстыже пялится на меня.       Судорожно пытаюсь придумать объяснение, и в голову приходит самый абсурдный, самый неправдоподобный вариант из всех.       — Я не хотела говорить, — засмущалась и покраснела я, как малолетка. — Я решила заняться творчеством. Лепкой, если быть точной. А это… моя живая модель. Вот.       «Господи, что ты несёшь?! Просто заткнись! Заткнись, Лурье!» — вопит мой внутренний голос.       — У богатых свои причуды, да? — сжимает губы Син, явно стараясь сдержать взрыв смеха. — А что именно ты лепишь? Ну… какие части его тела? Низ или верх? Покажешь свои работы?       — Я перезвоню, — бросаю я и нажимаю красную кнопку сброса звонка.       Рука с силой сжимает ручку так, что она ломается на две части. Я пылаю от злости, хочу воткнуть стержень в нахальные глаза этого придурка, чтобы проткнуть его череп и, дойдя до мозга, включить наконец-то функцию «будь человеком», если таковая вообще у него имеется!       Я не оборачиваюсь, пытаясь утихомирить бурю внутри, а горящие соски и зад как бы напоминают о недавней расправе над ними, красноречиво давая понять, что лучше не стоит наезжать на пирата, иначе в этот раз он придумает что-нибудь более извращённое.       — Ты не мог подождать, что ли, пока я договорю? — Мой голос звучит глухо. — А если бы это был Митчелл? Боже… Ты — идиот.       Всё-таки сорвалась, пошла на поводу своих амбиций, которые вчера вечером Монтенегро обещал трахнуть… Чёртов пират. Неугомонный. Несносный. Наглый. Возбуждающий… Сексуальный… Любимый…       — Я заебался слушать твою болтовню, — ёмко изложил он свой порыв прогуляться в полуголом виде перед моей лучшей подругой. — Пиздите ни о чём. Скукота.       — Ты что, подслушивал? — ужаснулась я и всё же повернулась к нему лицом. — Ну ты и козёл, Монтенегро.       С вызовом смотрю ему в глаза и осознаю, что до вечера точно не выйду из комнаты. И вообще, это будет большая удача, если я смогу ходить. Хватило бы сил хотя бы выползти…