Still Waters

      День двадцать второй       Находиться в лесу — непередаваемое ощущение; лес — это место, по которому можно было гулять вдали от чужих взглядов. Нигде больше Уитни не чувствовала себя настолько единой с природой. И отстранённой от всего лишнего. Это было мирно и меланхолично; здесь запросто можно было потерять себя и отринуть любые неприятности, страхи и беспокойства.       Позволив книге упасть на колени, Уитни прислонилась спиной к стволу дерева и подняла голову, чтобы взглянуть на промежутки между ветвями, покрытыми зеленью. Кусочки неба были идеального голубого цвета, какой бывает только в разгар лета, когда нет такого количества облаков. Был уже день, который с утра стал ещё более жарким. К тому времени, как Джейсон привёл Уитни на поляну, она уже вспотела, хотя почти ничего не делала.       Это было любезностью с его стороны: каждый день выводить её на несколько часов на улицу, сажать под деревом у озера или в тенистом месте рядом с лесной чащей, чтобы она могла читать, пока он занимается своими делами. Однако находиться снаружи без свободы передвижения было не так уж приятно. Беспокойство усиливалось с каждым днём, и Уитни казалось, что она была готова вылезти из собственной кожи, лишь бы сбежать. Тем не менее, она продолжала держаться, надеясь на лучшее.       Благодаря везению и генетике, Уитни относительно быстро шла на поправку. После четырёх дней, проведённых в покое, её лодыжка оставалась чувствительной, но перестала болеть при переносе веса на неё. Теперь Уитни даже могла самостоятельно вставать и делать несколько шагов, если действовала осторожно и не слишком быстро.       Проснувшись после недолгой дрёмы, она подвигала правой ногой, которую держала вытянутой на траве, и напрягла голеностопный сустав, согнув голые пальцы ног. Её обувь была оставлена в логове около матраса, и Уитни с нетерпением ждала того момента, когда снова сможет её надеть. В разгар лета и духоты приятно ходить босиком, но это ограничивало её возможности. К тому же, Джейсону приходилось везде носить её на руках. Это было ещё одной причиной, по которой Уитни хотела восстановиться как можно скорее: она терпеть не могла ощущать себя беспомощной.       Она потянулась пальцами по направлению к туловищу. Дискомфорт всё ещё ощущался, но боли не было, не считая ноющих неиспользуемых мышц. Вероятно, ей понадобится как минимум ещё один день отдыха. И слава богу.       Вздохнув, она закрыла глаза. Ей не нравилась идея дремать здесь, главным образом потому, что вокруг был лес — место весьма непредсказуемое. И если Джейсон считал, что ей безопасно тут находиться — в той самой «безопасности», исключающей возможность побега — то сама она предпочитала не расслабляться лишний раз и продолжать бодрствовать, оставаясь бдительной. Тем не менее, её веки тяжелели, под влиянием тепла и снижения сахара в крови. И теперь дремота казалась восхитительной идеей.       Неожиданно из чащи со слабым шуршанием вышел Джейсон, в одной руке державший тканевый свёрток, которого точно не было час или около того назад, когда он уходил по делам. Он принёс что-то. Для неё.       Её живот скрутило от спазма, что Уитни поспешно списала на голод, хотя знала, что это не было похоже на «недовольство» пустого желудка. Она решила проигнорировать это ощущение. Она отрицала странную связь между собой и Джейсоном, закрываясь от неудобных мыслей, которые продолжали давить.       Это чувство сложно описать. Оно просто было.       — Привет, — бросила она небрежно, прикусив язык, чтобы по старой привычке не задать вопросы в духе «как всё прошло?» или «как дела?». Она не понимала, станет ли легче, если она будет вести с ним бессмысленные беседы. Это наверняка был бы интересный социальный эксперимент, если бы речь шла о ком-то другом.       Это уже стало традицией — бросать на него короткий изучающий взгляд всякий раз, когда он возвращался. Уитни продолжала убеждать себя в том, что её не интересует его времяпровождение, однако до сих пор осматривала его одежду и руки, пытаясь отыскать новые пятна крови. Как будто бы она могла что-то с этим сделать.       В смерти было что-то, настолько же заманчивое, насколько отталкивающее: возможно, потому, что когда кто-то оказывался достаточно близко к смерти, чтобы взглянуть ей в глаза, то начинал чувствовать и ценить свою собственную жизнь так, как никогда прежде. Это странно, но Уитни часто ощущала, что последние несколько лет провела в практически постоянной близости к смерти. Хотя на самом деле это вряд ли было правдой. Её жизнь была спокойной и размеренной, немного опасной — но лишь потому, что ей иногда приходилось рисковать, чтобы остаться в живых. Похоже, человечество многое потеряло из-за технологий, перейдя в современную эпоху. Люди увеличили продолжительность и качество жизни, максимально отодвинув смерть и в результате заставив жизнь казаться несколько… тривиальной.       Или же дело в том, что Уитни, возможно, была слишком увлечена мрачными мыслями о смерти, несмотря на то, что убийства и убийцы были ей противны. Впоследствии она перестала заострять на этом своё внимание и даже выбрала профессию в сфере здравоохранения.       Она не заметила никаких признаков убийства у обезглавленного тела, которое Джейсон притащил в логово. Но это не значит, что он был невиновен. Даже если с жертвой произошёл несчастный случай — хотя Уитни в этом сомневалась — ситуация всё равно была неловкой. Ещё более неловко она почувствовала себя, когда, увлекшись поиском кровавых пятен, задержала взгляд на изношенной футболке Джейсона, покрывающей его грудь, и поймала себя на мысли о том, что, как бы ни было жарко, он никогда не снимал свою куртку.       Стоп.       Его рука была тёплой на ощупь, когда он наклонился, чтобы помочь ей подняться. Она и сама не знала, чего ожидала от его прикосновения; наверное, что оно будет грубым, почти каменным. Но, как и всегда, его кожа была обычной. Тёплой и мягкой, чуть более тёмной из-за слоя засохшей грязи. Его пальцы сомкнулись вокруг её запястья, и она почувствовала покалывание у основания своего позвоночника, когда поднялась на ноги — это ощущение прошло сразу после того, как Джейсон отпустил её и протянул свёрток, завёрнутый в ситцевую ткань синего цвета.       Не удосужившись спросить, что внутри, она положила свёрток на раскрытую книгу. Развязав узел, увидела три спелых персика и батон хлеба, всё ещё тёплый и ароматный, будто его только что достали из печи.       На мгновение у неё чуть не потекли слюнки от этого запаха.       — О, господи, — выпалила она и едва не зарылась носом в хлеб, наслаждаясь ароматом.       Внезапно её посетила мысль о том, что Джейсон, скорее всего, украл хлеб из чьего-то дома, и хозяева его видели. Хотя, вряд ли кто-то стал бы связываться с таким «вором» — лучше уж сделать вид, будто ничего не произошло, и не пострадать. Такими мыслями Уитни смогла ослабить своё беспокойство.       — Спасибо, — произнесла она, а Джейсон только пожал плечами; небрежный жест, который, впрочем, не смог скрыть блеска глаз под маской. Он был доволен находкой и тем, что угодил Уитни.       Казалось, он получал удовольствие от её счастливого вида, и она не знала, что с этим делать. Его поведение можно было списать на результат одиночества, длившегося десятилетия. Однако то, как он ухаживал за ней, не было похоже на ребячество или игру в зрелость, подражание взрослым отношениям. Джейсон не был похож на ребёнка — разве что в отдельные моменты, когда был особенно уязвим. Но всё же безнадёжность, неуверенность, страх, недоверие… отнюдь не детские качества. хотя большинство мальчиков — мужчин — считают их таковыми, боясь открыто выражать свои чувства. Без стыда. Их воспитывают иначе — заставляют отрицать эти качества и в то же время не учат заботиться о себе.       В этот момент к Уитни пришло осознание того, что, возможно, причина, по которой её так раздражала собственная беспомощность, заключалась в том, что она не привыкла к чьей-то заботе. Обычно она сама была той, кто проявляет заботу. После того, как матери поставили диагноз, Уитни на протяжении многих лет ухаживала за ней, заботилась о еде и лекарствах. В какой-то степени, ей даже нравилась такая самостоятельность, и она сама не заметила, как начала привыкать абсолютно всё брать под свой контроль. Джейсон же, проживший в одиночестве около двенадцати лет, не подвергался внешнему контролю. Никто его не контролировал. Никакие взрослые — родные или нет — не диктовали ему, как действовать, думать или чувствовать; что должен делать мальчик, а что нет. Не было других детей, которые ломали бы его волю и заставляли подчиняться. Никакие стандарты социума не давили на него и не гнобили, если он отходил от рамок «нормальности». Он был самим собой, в отличие от Клэя, Майка или Ричи, у которых не было ни шанса стать такими, какими они хотели. И Уитни также лишилась этого шанса, оказавшись в глуши — месте, в котором никогда не хотела бы находиться.       Она начала относиться ко всем людям с повышенной осторожностью — что весьма несправедливо и неправильно — но ничего не могла поделать. Она должна была контролировать всё в своей жизни. А Джейсон… Джейсон, возможно, был единственным человеком, совершенно не подверженным влиянию вещей, которых Уитни была вынуждена опасаться.       Вот дерьмо. С этим определённо нужно будет разобраться позднее.       Когда он сделал жест, который был знаком Уитни как приглашение быть поднятой, она поддалась ему. За последние четыре дня она успела к этому привыкнуть. Ей было настолько же удобно, насколько одновременно неловко. Тем не менее, теперь, когда он наклонялся к ней, демонстрируя широкие плечи и стальные мышцы под рукавами куртки, Уитни больше не чувствовала, что должна держаться, чтобы не быть уроненной. Она ничем не рисковала. Единственная проблема заключалась в том, что и у её положения были свои недостатки. Когда она не концентрировалась на цеплянии, вся её энергия и умственные способности сосредотачивались на том факте, как легко Джейсон это делал — мог носить её даже на одной руке, как будто в этом не было ничего страшного.       Она занялась едой, сунув кусочек хлеба в рот, и тихо застонала от наслаждения. Она на семьдесят процентов была уверена, что почувствовала через грудь Джейсона, как он засмеялся, когда начал идти. Но старалась проигнорировать это, хоть её и озадачило то, что она практически прижималась к его груди. Джейсон был чертовски большим.       Боже, Уитни, завязывай уже с этим.       Когда они достигли лагеря — Джейсон лавировал по узким дорожкам, обходя грязь — Уитни шумно проглотила последний кусок пищи и постучала по его плечу.       — Поставь меня, — попросила она, и он подчинился, осторожно опустив её на землю, — дальше я пойду сама.       Джейсон наклонил голову, чтобы посмотреть на её ноги. Она стояла твёрдо, и он догадался, что она поняла, что он её осматривал, когда встретился с ней взглядом.       Ты уверена?       Она кивнула.       — Мышцы нужно разрабатывать, и лучший способ сделать это — чаще двигаться между перерывами на отдых.       Джейсон наклонил голову налево, и Уитни приняла этот жест за любопытство. Она не знала, чем оно было вызвано, но скорее всего всё заключалось в том, что ей одной было известно, что делать со своей травмой. И отчасти это казалось странным, потому что, как предполагала Уитни, Джейсон прожил в одиночестве много лет и наверняка получал травмы хотя бы раз в жизни, поэтому должен был знать, как с ними справиться. А, может быть, и не получал. Может быть, он был настолько чертовски крепким, что умудрился ни от чего не пострадать.       Странно или нет, но Уитни уже ничему не удивлялась.       Удовлетворённый её ответом, Джейсон отошёл в сторону и указал вперёд, намекая на то, что она должна идти первой. В этом был смысл; он хотел следить за ней на случай, если она споткнётся или неудачно шагнёт. Из-за этого Уитни вновь почувствовала себя глупой.       Она пошла по тропинке, поначалу сохраняя шаги маленькими и ступая осторожно, а после перешла на привычный ритм. Было невероятно легко, видимо, у тела была какая-то особая мышечная память. Ходить после того, как несколько дней пришлось сидеть без движения, получалось неловко, но лишь потому, что мышцы восстанавливались после травмы. Уитни воздерживалась от еды во время ходьбы, что было особенной пыткой, если учесть, как сладко и заманчиво пахли персики. Однако она не хотела лишний раз отвлекаться и заканчивать прогулку новой травмой.       Хотя она не могла видеть Джейсона, но слышала, как он идёт позади — тихо, мягко, медленно и неторопливо. И пусть он следил за ней, но всё же шёл сзади.       В её груди что-то затрепетало, раскололось под рёбрами, будто какое-то крохотное существо. Внезапно, безо всякой причины Уитни испытала истеричное желание убежать — спрыгнуть с дорожки и безумно понестись куда-нибудь в лес. И, учитывая её физическое состояние, тут же быть пойманной. Джейсон мог сломать её как спичку. Он шёл за ней, как опытный охотник, и она это знала.       Уитни затаила дыхание, подавляя импульс. Она была в безопасности — по крайней мере, хотела в это верить. Она не боялась того, что Джейсон мог причинить ей вред.       Она совсем не боялась.       Пот бисеринками скатывался по её затылку, от жары и нервов. Пульс повышался с каждой секундой, с каждым шагом, а лицо то краснело, то бледнело. Руки дрожали, и она вцепилась пальцами в персик, слегка его раздавив.       Она знала, что это было. Если кто-то не был подростком — смущающимся и замыкающимся в себе при малейшем понимании влечения — он этого никогда не поймёт.       Ладонь сжала её предплечье, резко остановив, и её сердце едва не выпрыгнуло в горло от неожиданности. Почувствовался запах сосны, кожи и соли. Уитни вопросительно вскинула голову, надеясь, что Джейсон не заметил вспышку паники в её глазах. Он почти сразу отпустил её, указав лишь на то, что она должна слегка изменить траекторию и обойти сломанные доски и куски разбитого стекла. Уитни сглотнула, пытаясь игнорировать тот факт, что её нос и рот были наполнены его запахом. Её кивок был резким и жёстким, мышцы на спине и плечах напряглись, как пружины, но она тут же взяла себя в руки, вспомнив, что должна быть хрупкой.       Чувство вины ужалило её, а за ним последовало отвращение.       Да что с ней, чёрт возьми, не так? Она уже не была тринадцатилетней девочкой, совершенно новой в мире тревожных и слишком взрослых желаний. Она не должна пугаться. Но чувствовала себя именно так, и это было неправильно. Рядом с ней тот самый человек, который убил Майка — и с ней справился бы так же быстро, легко и беззаботно. Как будто её и не было. Кто знает, скольких людей убил Джейсон. Не исключено, что сотни. Но всё же она находилась здесь, и её волновали близкие контакты с ним. Как будто они оба были подростками-ровесниками.       Она просто… не знала, как ещё это назвать. Каждое слово, которым можно было это описать, казалось ей нелепым и постыдным — таким же, как в странных романах, которыми она иногда баловалась — смехотворным, смущающим. Приземлённым. Примитивным. По-животному развратным.       Возможно, дело было в том, что он никогда не разговаривал. Или в том, как двигался. Или просто в его размерах.       Боже, нет, всё совсем не так.       Лодыжка вновь заныла от такого количества нагрузки. Но Уитни молчала. Если она начнёт жаловаться, он просто поднимет её, а она не хотела, чтобы он прикасался к ней прямо сейчас. Ей удалось пройти весь путь до старого дома, и Джейсон вроде бы ничего не заподозрил. Наверное, решил, раз она внешне не проявляла признаков боли, значит, беспокоиться не о чем.       Ей стало легче, когда она наконец опустилась на матрас в своём углу. Выдохнув, Уитни похвалила себя за то, что продержалась целых двадцать минут, и прижалась к каменной стене, закрыв глаза и держа на коленях кусок хлеба и фрукты.       Лязг цепей прервал её секундное умиротворение. Уитни моргнула и, повернув голову, увидела Джейсона, державшего наручники, которые не использовались последние четыре дня.       Конечно. Они снова к этому пришли. И, несмотря на то, что она обещала не сбегать, неужели она действительно ожидала, что он поверит?       Не ожидала.       К счастью для неё, Джейсон, казалось, колебался, держа наручники в своих больших ладонях и будто взвешивая их. Будто не желая надевать все сразу.       — Всё в порядке, — он поднял взгляд на Уитни, и она улыбнулась. Эта улыбка была натянутой, словно она тоже была в маске, но старалась держаться.       Уитни вытянула руки ладонями вверх, выжидая и предлагая.       — Я точно не была образцовой заключённой, так что всё понимаю.       И она не врала. Не притворялась, в надежде на то, что Джейсон передумает, и кандалы не сомкнутся на её запястьях. Она и так слишком много обманывала, чтобы теперь скатиться ещё сильнее.       Ей предстояла нелёгкая ночь.       Она взглянула на чили, которое Джейсон принёс ей на ужин. Говядина с бобовой жижей смотрелись совершенно неаппетитно. Вместо этого Уитни выбрала персики и теперь наслаждалась их вкусом, идеальной зрелостью, нежной розовой мякотью и головокружительным ароматом. Она съела две штуки, а третий отложила в угол, надеясь, что фрукт не сгниёт за ночь. После этого она случайно обнаружила перо, застрявшее в складках ткани. Перо было красивого бежевого цвета с коричневыми полосками и, судя по размеру, вероятно, когда-то принадлежало сове. Ещё одна интересная находка, которую можно добавить в свою растущую коллекцию на ящике. Неожиданно Уитни почувствовала недомогание и решила лечь спать.       Процесс засыпания напоминал скорее борьбу с одеялом. У неё заболела спина, а тело напрочь отказывалось принимать удобное положение на жёстком матрасе. Спустя некоторое время, она смогла погрузиться в сон, но ненадолго.       Посреди ночи — около трёх или четырёх часов, как предполагала Уитни — она резко проснулась и слегка перевернулась, задаваясь вопросом, не слишком ли много выпила перед сном, раз ей настолько сильно хотелось в туалет. Нет, что-то здесь не так. Когда ей было нужно сходить «по-маленькому», она не чувствовала себя раздутой…       Осознание пришло к ней внезапно.       Без точного календаря она совершенно потеряла счёт времени. Времени, за которым было очень важно следить в определённые моменты; времени, за которым они тщательно следила каждый месяц начиная с двенадцати лет. И теперь, когда Уитни длительное время не принимала оральные контрацептивы, контролировавшие её цикл, данный процесс перестал работать как часы, сбившись до такой степени, что она даже не сразу распознала характерные признаки.       Отсутствие интереса к тяжёлой пище, но тяга к сахару. Мышечные боли, особенно в средней части спины. Вздутие. Раздражительность. Тянущие неприятные ощущения в нижней части живота, ощущение пожара в матке и прочие симптомы, которые почти всегда сопутствовали началу этого физиологического процесса.       Неудивительно, что в последнее время она вела себя как сумасшедшая — её организм находился в состоянии гормонального взрыва.       Уитни медленно и осторожно села, подводя итоги. Кровотечение вроде бы пока не началось. Она понятия не имела, что заставило её почувствовать это состояние заранее, но, какова бы ни была причина, она знала, что у неё осталось не больше минуты до неконтролируемой «вязкой атаки».       Она выбралась из своего угла, ища что-то, что могла бы использовать и что ещё не покрылось слоем грязи, и… ничего не нашла.       Чёрт… Чёрт возьми…       Не зная, что делать, она почувствовала, как напряглась её грудь, а глаза начали застилать слёзы. Уитни откинула голову назад и сделала глубокий вдох.

***

      Из окна струился свет, проникая внутрь своими бледными лучами всё шире и дальше, пока Джейсон наблюдал за ними в ожидании.       Он не нуждался во сне — не то чтобы для кого-то это стало удивлением. Единственная причина, по которой он поднимался из логова в дом каждую ночь, заключалась в том, что он просто не знал, чем ещё себя занять. Ночью принято спать дома, и это дарило ему ощущение нормальности, которое утешало его и возвращало к той жизни, которая у него когда-то была. Поэтому он приходил сюда каждую ночь, чтобы провести оставшиеся до рассвета часы. Он не был уверен в том, зачем это делал, и что можно делать вместо этого.       Иногда он закрывал глаза, уходя в собственные мысли и занимаясь чем-то вроде медитации. Большую же часть времени он просто лежал, свернувшись неуклюжим комом на чересчур маленькой кровати и прижав к себе плюшевого медведя. Сегодняшняя ночь не стала исключением.       Было раннее утро. Слишком раннее для того, чтобы вставать. Хотя для Джейсона в общем-то не было разницы.       Последние несколько недель были тихими: ни одной живой души поблизости, кроме самого Джейсона и Уитни, и ему это нравилось. Если бы он мог создать идеальную территорию, там никогда не было бы людей. Ни около озера, ни в окружающем лесу. Если бы у него были способности, свобода и возможность не привлекать нежелательного внимания, он построил бы огромный забор вдоль границ земли — один, высокий и достаточно широкий для того, чтобы никого не впустить. Правда, это усложнит процесс доставки необходимых вещей — даже сделает его невозможным — но Джейсон считал, что это достойная цена его спокойствия. Абсолютного одиночества.       За исключением того, что он больше не был один.       Забор являлся его фантазией ещё с тех пор, как он выполз из грязи на берег озера. Мечта была настолько же выполнима, как перспектива достать звезду с неба, но он продолжал к ней стремиться. Однако теперь, когда Джейсон вспоминал о том, как Уитни смотрела на него, когда он принёс ей свежий хлеб, украденный из соседского дома — с почти ослепительным восторгом от такой, казалось бы, мелочи — он не был уверен в том, что искренне хотел бы абсолютного одиночества.       Он до сих пор чувствовал её взгляд, мягкий и ни в чём не обвиняющий, и его грудь сжималась, словно скованная железными пластинами.       Всё в порядке, сказала Уитни, я точно не была образцовой заключённой.       Заключённой.       Она не видела, как он вздрогнул тогда. Она не была заключённой. Он никогда не думал о ней как о заключённой. Внутри него всё сжалось от стыда, когда он снова застегнул наручники на её запястьях. Стыд был похож на мерзкого червяка, извивавшегося где-то в районе живота. Впрочем, он довольно часто испытывал нечто подобное.       Иногда, преимущественно в тёмные часы, его будто окружала отрицательная аура, некое пространство, которое заполнялось чувством вины, утраты и страданий. То, что было так сложно вынести, но он терпел.       Будучи ребёнком, немного отстающим в развитии от сверстников, Джейсон многого не понимал в этой жизни. Однако, несмотря на крайнюю наивность, он хоть и смутно, но осознавал, как нелегко приходилось его матери. Скорее всего, из-за него самого, но она никогда не признавалась ему. Не отвечала, но горько плакала, когда думала, что он играет на улице или в комнате и ничего не слышит. Но Джейсон слышал всё и винил себя.       Всё, чего он хотел — это быть кем-то другим. Кем-то, кто мог облегчить жизнь женщине, которая любила его и заботилась о нём, несмотря на все его ошибки. Даже в её смерти он чувствовал свою вину, хотя с точки зрения логики понимал, что это не так. Однако никакая логика не могла спасти от эмоций.       — Джейсон!       Он вздрогнул, выпрямившись, и маленькая кровать жалобно заскрипела под его весом. Какое-то время он просто сидел, пока его мозг медленно переключался на реальность.       Дело не в том, что Джейсон забыл, что в логове обосновалась девушка — как он мог? Просто они никогда не взаимодействовали в промежутке между заходом и восходом солнца — время, которое они негласно признали лучшим для одиночества. И Уитни никогда не звала его раньше.       Спустив ноги на пол и отбросив медвежонка, Джейсон помчался к люку.       В её голосе не было слышно паники, но ему казалось, что что-то произошло, иначе она так не кричала бы. Тревога начала нарастать, и он сильнее дёрнул деревянную крышку. Его желудок сжался, а сердце стучало где-то в ушах или горле, когда он спрыгнул вниз и бросился в тоннель.       Уитни сидела, сгорбившись и прижимая одну руку к животу.       Всё его тело похолодело, как будто кровь в одно мгновение превратилась в лёд. Уитни поранилась? Заболела? К счастью, она не стала ждать, пока он с помощью жестов начнёт расспрашивать.       — Мне срочно нужно в душ, — коротко сказала она, — или бинты. Одно из двух.       Тревога вспыхнула сильнее. Возможно, он не понимал всей сложности ухода за травмированной лодыжкой, но перевязку мог сделать без труда. А Уитни явно было больно.       — Быстрее, пожалуйста, — добавила она, выглядя по-странному спокойной, если учесть, что только что она просила бинты. Её тон был в равной степени усталым и раздражённым, но она не паниковала и не выглядела испуганной, смутив и запутав Джейсона сильнее.       Он за два шага пересёк помещение, оказавшись рядом с ней, и снял наручники с её запястий. Его разрывало множество вопросов, которые он не мог задать. Он не видел новых травм, никакой крови, ничего, что требовало бы перевязки, но Уитни вздрогнула, когда выпрямилась, и отшатнулась от его руки, которую он протянул, чтобы помочь.       В итоге ему пришлось половину пути буквально протащить Уитни за собой. Её лодыжка всё ещё была слишком слабой, но Уитни была упрямой и не позволяла брать себя на руки. Её напряжение всё сильнее беспокоило Джейсона, но он прислушался к ней, боясь своими действиями ухудшить ситуацию. Его волнение усиливалось с каждой секундой, пока они шли к душевым.       Какое-то грязное слово сорвалось с уст Уитни, когда она наконец достигла крыльца. Она вырвалась из рук Джейсона даже раньше, чем он успел как-либо отреагировать, и направилась в душ, оставив его на улице.       В открытом дверном проёме можно было заметить включённый свет. Шорох одежды достиг ушей Джейсона, затем что-то металлическое упало на пол. Он услышал, как о поверхность раковины ударилась струя воды, после чего послышался всплеск. Руки Джейсона рефлекторно сжались в кулаки. Он не хотел врываться, зная, что это разозлит Уитни, но ему не нравилось находиться здесь, не понимая, что с ней творится.       Нужна ли ей помощь? Что, если ей понадобится помощь? То, что он не слышит звуков рвоты, не означало, что она не больна. Должен ли он войти? Что ему делать?       Поток воды прекратился, и от воцарившейся тишины Джейсон сильнее стиснул зубы.       Под глазами Уитни виднелись круги, когда она появилась в дверном проёме.       — Ладно, — выдохнула она с раздражением и облегчением, — буря миновала.       Джейсон в замешательстве уставился на неё, неуверенный в том, должен ли позволить себе расслабиться.       — Извини, если я… напугала тебя. Всё в порядке. Просто… биология.       Ему не нужно было видеть её реакцию, чтобы понять, насколько недоумевающим был его взгляд.       — Точно, — пробормотала она, скорее про себя, будто что-то вспомнив, — хм… ты знаешь, откуда берутся дети?       Джейсон нахмурился, смутившись. Какое отношение имели дети к её болезни?       Лицо Уитни скривилось, словно она с трудом сдерживала смех.       — Ладно, — проговорила она, проведя ладонью по лицу. На долю секунды, когда она повернула голову, лучи солнца осветили её волосы, заставив их вспыхнуть медно-красным оттенком, — давай будем считать, что каждый месяц я получаю своеобразное внутреннее ранение. Как бы. Я истекаю кровью пару дней и нуждаюсь в некоторой перевязке, как если бы поранилась по-настоящему.       Пульс Джейсона резко участился при словосочетании «истекать кровью». Его глаза, должно быть, расширились от ужаса, потому что Уитни в успокаивающем жесте протянула к нему руку.       — Мне не больно, — повторила она несколько раз, — ну, почти. Это пройдёт само собой через пару дней.       Он не мог понять, что выражал её тон, и действительно ли она не испытывала боли.       — Обещаю, всё будет хорошо. Я просто хочу вернуться в постель.       Джейсон смотрел на неё скептически, со смесью беспокойства и недоверия. Он был хорошо знаком с кровью и знал, что означало её присутствие. Тем не менее, Уитни не выглядела бледной, какой была бы, если бы потеряла слишком много крови. К тому же, на её одежде и полу он не видел подозрительных пятен. Уитни просто казалась уставшей, и у Джейсона не было другого выбора, кроме как довериться ей.       Он протянул к ней руку, сомкнув пальцы вокруг её запястья. Он не хотел этого делать — его рука действовала будто по собственной воле. Глаза Уитни расширились, а щёки вспыхнули, но она не отстранилась, вопреки ожиданиям Джейсона. Она также не сопротивлялась, когда он наклонился, чтобы поднять её, и вместо этого лишь прижалась к нему, положив ладонь на его плечо, а колени уперев напротив его рёбер. Тогда он почувствовал запах крови, хоть и слабо — горячий солоновато-металлический привкус словно обвился вокруг какого-то нового запаха, который не был ему знаком. Джейсону пришлось приложить немало усилий, чтобы проигнорировать это.       Когда Уитни свернулась калачиком в своём углу и почти мгновенно погрузилась в сон, он решил не возвращаться в детскую комнату и уселся за рабочим столом, чтобы на всякий случай следить за ней.

***

      День двадцать четвёртый       — Можно попробовать?       Уитни опустилась на колени на ковёр из сухих еловых иголок рядом с Джейсоном. Он перевёл вопросительный взгляд от мотка проволоки и плоскогубцев на неё.       Скорее всего, его удивило то, что она вообще заговорила после двух дней молчания. По правде говоря, ей было хреново. Она и так чувствовала себя не очень хорошо во время месячных, не говоря уже о том, что без обезболивающих средств у неё случались более сильные спазмы.       Она хотела ибупрофен, электрогрелку и мороженое с кусочками шоколада, но держала рот на замке, зная, что ничего с её состоянием не поделаешь. Однако продолжала быть угрюмой. Он бы всё равно её не понял и только посчитал бы неадекватной стервой. Она отказалась от долгой прогулки, лишь дойдя до туалета, чтобы справить нужду и сменить тампон — потому что кроме тампонов у неё ничего не было. Конечно, Уитни должна была быть благодарной за то, что в лагере нашлось хотя бы это, но, чёрт побери, она ненавидела тампоны. И с нетерпением ждала окончания «этих дней».       Через мгновение Джейсон сдался и протянул ей плоскогубцы. Уитни взяла их, и он позволил ей самой поработать с проволокой для новой ловушки.       — Вообще-то, — начала она, не поднимая голову, но чувствуя на себе пристальный взгляд Джейсона, — я должна извиниться перед тобой.       Занимаясь перерезанием проволоки, она не видела его реакции и была готова поспорить, что пока он никак не реагировал. Он всегда будет ждать, что она скажет дальше, и только потом начнёт размышлять над этим.       — За то, что происходило последние пару дней.       Его рука появилась в поле её зрения, предложив тонкий кусочек необработанного металла в качестве зажима.       — Дело было не в тебе или… чём-то другом, и я не хотела быть грубой или… — она решила не говорить слово «сучкой» при нём.       Если бы он знал это слово только в буквальной форме, оно бы здорово его смутило. Он не понял бы, что она имеет в виду. Честно говоря, Уитни и сама ненавидела это слово. Уж очень от него несло унижением и мерзостью.       — Я просто была расстроена. Эти кровотечения происходят каждый месяц. Гормоны сводят меня с ума, у моих органов случается истерика и…       Она аккуратно придала проволоке форму петли и, переведя взгляд на Джейсона, увидела, как он наклонил голову. Он сосредоточенно смотрел на неё и внимательно слушал каждое её слово, пусть даже не все слова были ему знакомы. Уитни почувствовала, что он испытывает искреннее любопытство и хочет, чтобы она поделилась своими знаниями о том, как ухаживать за вывихнутым суставом или кровоточащей маткой. В такие моменты ей начинало казаться, будто он считал, что её знания обширны и впечатляющи, хотя ему не с чем было сравнить.       — Я… училась на медсестру, — объяснила Уитни, — на ту, кто должна помогать людям, когда они болеют или страдают. Я сдала не все экзамены, но многое знаю о телах и о том, как они работают.       В голубых глазах Джейсона мелькнуло очарование. Он был полон вопросов — это Уитни могла сказать по той энергии, которая от него исходила — хотела бы она прочитать его мысли. Или чтобы он нашёл способ записать их.       Она не смогла бы ответить на вопросы, требующие точности, но на общемедицинские темы поговорила бы с удовольствием. Что она и сделала.       Она рассказывала ему истории из колледжа и клиники, вероятно, нарушив пару пунктов HIPPA и одновременно пытаясь справиться со сгибанием куска металла, что оказалось значительно более сложным занятием, чем выглядело на первый взгляд.       Они спустились вниз по оленьей тропе, и Уитни поделилась с Джейсоном своей тягой к изучению механизмов человеческого тела; рассказала о том, как функционирует каждая система в организме и как взаимодействует с остальными; как она лечила сама себя почти магическими способами; как научилась противостоять неприятным явлениям — от которых по её коже пробегали мурашки и включался рвотный рефлекс; как смогла компенсировать упущенное время, которое проводила в жалости к себе. А Джейсон слушал.       Уитни была благодарна ему за это — он был невероятно хорошим слушателем. Несмотря на то, что Джейсон не мог говорить, он обладал редкой способностью заставить чувствовать своё внимание и заинтересованность. Он шёл рядом с Уитни, прислушиваясь к ней так, как будто она рассказывала ему о самых интересных вещах в мире. И он искренне хотел и дальше её слушать.       Майк тоже был неплохим слушателем. Он считал её любовь к анатомии интригующей и сексуальной, но никогда не слушал с интересом, только в учебных целях. Только ради себя самого.       Было ли уместно сравнивать Джейсона с её мёртвым парнем?       Уитни внутренне сжалась и сменила тему.       — А сколько тебе лет? Ты знаешь?       Подняв голову, она взглянула на Джейсона. Казалось, он обдумывал этот вопрос, пытаясь считать в уме. Мгновение спустя он покачал головой.       — А в каком году ты родился?       Джейсон остановился, присев на корточки и вытащив нож. Осторожно, словно вспоминая полузабытые движения, он водил кончиком лезвия по земле, изображая четыре цифры.       — У тебя красивый почерк, — похвалила его Уитни. Цифры были написаны прямо и чётко, возможно, потому, что их написание Джейсон практиковал годами, пока они прочно не засели в его памяти. Не исключено, что «красивый почерк» получился и потому, что он умел работать с мелкими инструментами. Даже с теми, которые предназначены сугубо для потрошения и обработки кожи.       Он слегка пожал плечами и встал, показавшись Уитни слишком застенчивым.       1973       — Сейчас две тысячи девятый год, — размышляла вслух Уитни, выполняя вычисления в своей голове, — это значит, что тебе — тридцать шесть.       Он был всего на семь лет старше её. Забавно, а она почему-то предполагала, что разница между ними намного больше. Если только можно было говорить о человеческом возрасте в адрес мифического монстра из местных легенд и всё такое.       Джейсон мягко дотронулся до плеча Уитни, и она моргнула, вернувшись в реальность.       Заметила, что он имеет странную привычку указывать на что-либо указательным и средним пальцами, а не каким-то одним.       — Сколько мне лет? — уточнила она, и он кивнул. — Двадцать девять.       Глаза Джейсона сверкнули… весельем? Он протянул руку, держа её параллельно земле, и слегка опустил.       — Эй! — воскликнула Уитни в негодовании, однако это не помогло сдержать изумлённую насмешку. — Извини, но я вообще-то не маленькая. В сентябре мне будет тридцать.       Он чуть приподнял руку, и Уитни закатила глаза.       — Ладно, ладно, я маленькая. Но только по сравнению с тобой, чёртовым лосём. Ты и вправду засранец, тебе так не кажется?       Плечи Джейсона задрожали от почти беззвучного смеха.       — Заткнись, — игриво ответила на его смех Уитни и, повернувшись, продолжила идти по тропе.       С каждым шагом она чувствовала, что всё больше понимает Джейсона. И эти игривые попытки дразнить друг друга… Ей было с ним так легко.       Но так не должно быть. Они не были друзьями. Они друг другу никто. Она не должна позволять себе забывать об этом ради собственного благополучия. Если она этого не сделает, то все — власти, врачи, общественность — назовут её жертвой, которая ради любого куска снисходительности и доброты готова на всё. Конечно, её не обвинят. В конце концов, она не виновата в том, что пыталась выжить. Её жизнь и без того была непростой, и она выкручивалась как могла.       Они подошли к каменистой местности, которая круто переходила в предгорье. Уитни готовилась повернуть налево и вернуться в лес, как они всегда делали, как вдруг перед ней мелькнул силуэт. Она инстинктивно вскинула голову, фокусируясь на источнике движения — грациозной пуме с шерстью рыжеватого цвета — и буквально почувствовала, как все её мысли замерли вместе с телом.       Большая кошка, казалось, последовала её примеру, прижав длинное тело к земле. Пума настороженно следила за Уитни, а её круглые уши плотно прижимались к голове. Животное опустилось ещё ниже.       Уитни сковал страх и присутствие угрозы. Она попыталась отступить, предложив животному пространство для побега, её правая нога — всё ещё не до конца восстановившаяся — потянулась назад, когда послышался низкий гортанный рык.       Прошло полсекунды. Полсекунды, которые Уитни стояла, затаив дыхание от ужаса. Затем она почувствовала, как что-то пронеслось мимо неё, ощутила, как изогнутая рука обвила её сзади, а затем увидела лишь спину Джейсона, и её поле зрения превратилось в старое серо-коричневое стёганое одеяло, за которым слышалось предупреждающее рычание пумы.       Мачете высвободилось мгновенно, ярко сверкнув лезвием, и внутри Уитни всё сжалось. Она вцепилась пальцами в куртку Джейсона, рискуя окончательно порвать хлипкую ткань. Его спина была широкой, а мускулы рук застыли неподвижно и твёрдо, словно перестали быть обычной плотью. Джейсон знал, насколько силён сам и насколько хрупка Уитни. И хоть он будто превратился в камень, но её не сжимал, а просто держал за собой. И она покорно стояла на месте, уверенная в том, что никогда прежде не чувствовала себя в такой безопасности, как сейчас.       В течение нескольких мучительных мгновений ничего не происходило — только тишина, нарушаемая дыханием Уитни. И в тот момент, когда ей уже начало казаться, что она умрёт от стресса, послышалось царапанье когтей о камень. Очевидно, пума решила не ввязываться в драку и предпочла скрыться за скалой. Тело Джейсона сразу расслабилось, и он вздохнул с облегчением.

***

      Оказывается, тогда Уэйд был прав насчёт хищников в лесу. Просто говорил не совсем о тех. Джейсон Вурхиз, гроза пум.       Уитни фыркнула, предчувствуя истерику от пережитых эмоций.       По какой-то странной причине, Джейсон защитил её. Как будто ему была небезразлична её жизнь. Как будто она была важнее, чем актив или своеобразная «инвестиция», в которую он уже довольно долго вкладывал усилия. Как будто она была…       Рука рядом с ней расслабилась, широкая ладонь смягчилась. Большой палец Джейсона скользнул по ней чуть-чуть, совершенно неосознанно, но Уитни вздрогнула, словно её ошпарили, поражённая приливом тепла, исходящего от него. Она была ошеломлена тем, насколько быстро всё произошло. Однако недостаточно быстро для того, чтобы не успеть задаться вопросом, каково ему чувствовать её кожу?       Она дёрнулась назад, отстранившись, но было поздно. Слишком поздно для того, чтобы помешать её мозгу вернуться к чему-то древнему, инстинктивному и совершенно неподконтрольному.       Джейсон повернулся к ней, гипнотизируя своими движениями, и внутри неё всё перевернулось.       Да какого же хера с ней происходит?       Уитни не беспокоило влечение как таковое. Хоть она была не самой романтичной натурой, но и не асексуальной. Она могла испытывать влечение, ей нравились мужчины. Но она никогда не была помешанной на сексе. Ей нравилось им заниматься, но она никогда не считала секс чем-то приоритетным. В её жизни были другие, более важные вещи, на которых требовалось сосредоточиться. И она никогда не смотрела на мужчин только как на сексуальных партнёров. У неё особо и не было такого опыта, но сейчас часть разума упорно склоняла её к мысли о том, что этот мужчина позаботится о ней в любом случае: будь она здорова, больна или ранена. Или беременна.       С ума сойти.       Психологическая стена отчуждения в её голове в этот момент просто рухнула, уступив место весьма тревожным идеям и домыслам.       Джейсон пристально смотрел на неё, его глаза слегка сузились, выражая вопрос и беспокойство. Она явно была не в порядке, и он не понимал, почему. Не мог понять.       Никогда не мог понять.       Вздрогнув, Уитни сделала рваный вдох, словно глотая раскалённый пепел, но затем заставила себя принять нормальное выражение лица, что, впрочем, всё равно не убедило бы Джейсона.       — Извини, — пробормотала она, наполовину подавившись словом, которое не хотела произносить, — эм… нам сюда, верно?       И, не дождавшись ответа, понеслась к деревьям. Ей было необходимо расстояние и личное пространство, ей хотелось откинуть голову и пронзительно закричать до хрипоты. Но она до сих пор чувствовала прикосновение его мощной руки. Будто его широкая ладонь протиснулась сквозь ткань её необъятной рубашки и навсегда оставила клеймо на её коже. Чувствовала, как все ощущения опускались ниже каждый раз, когда он глядел на неё, делая вид, будто не замечает, как она постепенно слетает с катушек.       Слетает с катушек? Значит ли это, что она окончательно потеряла себя? Если она хотела… Нет. Это был не тот жизненный путь, которым она была готова следовать. Не сейчас, не сегодня. Не тогда, когда Джейсон был от неё в трёх ярдах и смотрел так, словно ждал, когда она снова разобьётся, как умеет лучше всего.       Господи, она даже умудрялась думать о детях, которых завела бы с ним! И её гормонам было плевать. Похоже, все они заботились о том, чтобы найти самое большое и опасное существо на планете и сделать всё возможное, чтобы это существо привязалось к Уитни и осталось с ней, защищая её и заботясь. И если в процессе этого сломается парочка её костей, ничего страшного.       Что за херня. Что. За. Херня!       Казалось, Джейсон понял, что Уитни было необходимо побыть одной, и она была безмерно благодарна ему за это. Свернулась в своём углу, прижавшись спиной к стене.       И дрожала. Дрожала так, будто вот-вот должна была разорваться на части. Уитни прижалась лицом к прохладной каменной стене и медленно провела пальцами по её неровностям, после чего плакала до тех пор, пока не почувствовала тошноту.       Когда она смирилась с этим? Когда этот ад перестал казаться таковым? В какой момент она сошла с ума?       К тому времени, как она успокоилась, её состояние перетекло в апатию. Природа — странная штука, и люди, как её часть, не исключение; странные существа, состоящие из воды и химикатов, которые то притягиваются, то отталкиваются. Уитни могла смириться с тем, что раскопала глубоко в себе инстинкты пещерной женщины. Она могла согласиться с тем, что, видимо, ей не так уж сильно нравились худощавые стройные мужчины, как она думала. Но она не могла смириться со этим напряжённым, раскалывающим надвое состоянием, когда пребывала в этом месте.       Она не могла. И не сможет.