***
Интерьер дома был ещё хуже, чем тот, который она запомнила. Они вошли в кухню, открыв дверь, на которой краска облупилась полосами, подобно расцветке берёзовой коры. Дешёвый линолеум пузырился и скручивался по углам, в которых скапливалась влага. На потолке виднелись «узоры» из водных подтёков. Ветви деревьев проросли прямо через одну из стен. На каждом сантиметре поверхности царил беспорядок. Тарелки, пустые банки, кусочки пищи — уже слишком старой даже для того, чтобы пахнуть хоть чем-то, кроме гнили — нераспечатанные конверты, сухая листва и слои пыли. Это был многолетний беспорядок, оставленный предыдущей владелицей, сошедшей с ума от горя. — Здесь что, живёт какой-то бездомный? Именно эти слова сорвались с уст Уитни, когда они с Майком оказались в этой комнате, которая выглядела как призрачное подобие обычной кухни из шестидесятых. Уитни произнесла это вслух, чтобы вновь попытался убедить Майка покинуть это место, а не потому что считала дом обитаемым. Впрочем, возможно, какая-то её часть ощущала, что они здесь были не одни — на уровне первобытного инстинкта, на который многие люди не обращали внимания с тех пор, как возомнили себя вершиной пищевой цепи. Хотя сейчас всё это было так бессмысленно. Слова, сказанные в прошлом, вызывали у неё неприятные ощущения в животе, особенно теперь, когда она знала историю этих гниющих стен. Она не уделяла много внимания самому дому после той первой ночи, когда она стала нежелательной — и неосознанно грубой — злоумышленницей. Поначалу она была подавлена из-за страха, а во время принятия ситуации у неё не было особых причин изучать что-то помимо тоннелей. За исключением, пожалуй, ванной. Люк находился недалеко от ванной комнаты, но она не могла заглядывать внутрь, опасаясь по пути наткнуться на дыру в полу и вспомнить, что поспособствовало её появлению. Разница между тогда и сейчас была огромной. Следуя за Джейсоном через кухню в тёмный зал, она поняла, что этот жуткий заброшенный дом в лесу уже не ассоциировался с монстрами. Жилище было разрушенным, покрытым грязью и плесенью, его медленно «осваивала» природа, но дом больше не был страшным местом, порождённым кошмарами Уитни после просмотров фильмов ужасов. Это просто заброшенный дом, ничего особенного. Ковёр под ногами практически стёрся, и Уитни показалось, будто от него пахнет чем-то сгоревшим. Они прошли через гостиную налево, и Уитни вспомнила, как нашла там свистки, и тогда от одного их вида по её телу пробежали мурашки. Теперь ей стало интересно, не принадлежали ли они группе погибших вожатых, и не приносила ли их сюда миссис Вурхиз в качестве трофеев после каждого убийства. Или за неё это сделал Джейсон? В этой же комнате они с Майком обнаружили шкатулку для драгоценностей. Уитни инстинктивно поднесла пальцы к медальону. — Джейсон… Он остановился, обернувшись к ней с вопросительным видом. — Ты… хотел бы вернуть это? Она указала на медальон, который сняла со своей шеи. С медальоном Уитни чувствовала себя увереннее, но никогда не смогла бы забыть, кому он принадлежал и почему до сих пор был у неё. Ранее она извинялась за то, что взяла его и, неосознанно сыграв роль Памелы, осквернила память о ней, но одних извинений могло не хватить. Даже если она уже заплатила за совершённое, Джейсон наверняка хотел бы вернуть медальон на его законное место. Она заметила морщины, появившиеся в уголках его глаз. Даже в темноте их было хорошо видно. Он выглядел… озадаченным, будто не мог понять, почему она спрашивала его об этом. Когда он наконец отрицательно покачал головой, то сделал это медленно, будто сомневался. — Ты уверен? Эта вещь принадлежала твоей матери, не так ли? Он кивнул, теперь гораздо увереннее. — Но… Прежде чем она смогла полностью сформулировать свою мысль, он прервал её, приложив палец к её губам, совершенно ясно попросив замолчать. Она чувствовала мозоль на подушечке его пальца. Грубую, но не неприятную кожу, и дыхание Уитни стало невероятно жарким. Его рука опустилась на медальон, а пальцы коснулись её собственных. Он плотно прижал их к медальону, и Уитни поняла это как «держи» — невероятно мягкий жест, так не соответствующий суровому выражению лица Джейсона. Он будто отказывался от её попыток вернуть подарок, но в то же время не настаивал на том, чтобы она носила символ своих ошибок. Прежде чем она вновь попыталась возразить, он повернулся назад и наклонил голову, чтобы пройти через дверной проём одной из комнат. Вынужденная выбирать — идти следом или же остаться на месте в одиночестве — Уитни шагнула через порог и подняла взгляд. Всё её тело словно застыло. Это была спальня, причём, очевидно принадлежавшая ребёнку — маленькому Джейсону Вурхизу. Окна до сих пор были открыты, тонкие белые занавески колыхались от малейшего дуновения ветра. Один из ящиков комода был приоткрыт, и в нём виднелась аккуратно сложенная одежда. Пара кроссовок стояла рядом с кроватью, на которой сидели старые потрёпанные игрушки. Взгляд Уитни скользил по комнате, по маленьким деталям, до этого казавшимся такими зловещими, и она не почувствовала ни угрозы, ни гнева. Ей было очень грустно. Джейсон сразу же повернул налево и направился к углу, в котором стояла маленькая книжная полка, заваленная детскими книжками вперемежку с крошечными игрушечными машинками и фигурками животных. Но это было не то, чего Уитни хотела увидеть. На самом верху в ряд стояли трофеи, заполненные пылью и украшенные гирляндами из паутины. И каждый из них был выдан за стрельбу из лука. — Ого, круто, — пробормотала Уитни, наклоняясь, чтобы рассмотреть поближе, и осторожно сдувая пыль, покрывавшую таблички с именами. Это были обычные дешёвые награды, какие можно получить в летних лагерях, но здесь их было по меньшей мере десять, что говорило о том, что Джейсон выигрывал как минимум два соревнования в год. Она сделала такой вывод, основываясь на собственных наблюдениях за Джейсоном. На самом деле, в стрельбе из лука был большой смысл. Это уединённый вид спорта, в котором Джейсон действительно мог преуспевать. И, не исключено, что благодаря этому он стал умелым убийцей. Он многие годы совершенствовал своё умение прицеливаться и грамотно выбирать «мишень». Уитни выпрямилась и произнесла: — Все они — за первое место. Джейсон пожал плечами, будто бы ответив, что в этом нет ничего особенного. — Должно быть, ты действительно в этом хорош. Он снова пожал плечами, но Уитни заметила, как он застенчиво опустил глаза, и испытала прилив теплоты и умиления. Внезапно нечто привлекло её внимание: тёмное пятно на вершине старой скомканной подушки. Ноги Уитни сами привели её ближе, и как только она приблизилась достаточно, то различила в этом пятне плюшевого мишку и ощутила дежа-вю. Она уже видела эту игрушку, когда мельком заглядывала в комнату, но тогда мишка сидел, прислонившись к изголовью кровати, а не на подушке. Джейсон до сих пор здесь спал? Сама кровать выглядела совсем не пыльной, в отличие от остальной части комнаты, что подтверждало подозрения Уитни. Тело мишки пересекал шов, словно кровоточащая ранка, чуть затянувшаяся со временем, а один глаз-пуговица отсутствовал. В целом игрушка выглядела так, словно ею часто пользовались, и Уитни стало интересно, брал ли Джейсон эту игрушку с собой спать — для удобства или по старой привычке. Мысли об этом заставили сердце Уитни сжаться. Она протянула руку, почти не задумываясь, но тут же отдёрнула её, будто ошпарившись. Она уже достаточно его вещей потрогала без спроса и не хотела бы повторять это снова. Когда она подняла глаза, то заметила, что Джейсон наблюдает за ней, всё ещё стоя около детской кровати. На мгновение в голове Уитни промелькнуло беспокойство насчёт того, что она пересекла какую-то черту, но он смотрел на неё с любопытством, а его плечи были расслаблены. — Можно мне… — пролепетала она, указывая на мишку. Он ответил странным движением: наполовину кивнул и в то же время пожал плечами. Джейсон не мог категорически запретить ей, но и она должна действовать осторожно. Уитни бережно взяла плюшевого зверя, прикрыв ладонью его «рану», чтобы не выпустить наполнитель. В целом, игрушка выглядела не так уж плохо. Ткань немного испачкалась, однако не походила на изношенную, а швы, кроме самого большого, держались крепко. Прижав мишку к себе, она обошла кровать, приблизившись к Джейсону, который до сих пор наблюдал за ней, и провела пальцами по краям разорванного шва игрушки. — Я могла бы это исправить, — сказала она, поколебавшись. Может быть, он не хотел этого. Может быть, он боялся, что даже одно прикосновение навредит игрушке, а игла тем более. В любом случае, Уитни ожидала отказа, но Джейсон выпрямился, словно оживляясь, как при виде или запахе чего-то приятного. — Если ты позволишь… Его глаза засияли, излучая надежду и восторг, которые почти ослепляли. Сердце Уитни, которое сжималось несколько мгновений назад, теперь чуть ли не болело от переизбытка эмоций, и ей казалось, что её грудная клетка не выдержит такого напора. Потребовалось некоторое время на то, чтобы найти необходимые инструменты для починки игрушки, но в конце концов Уитни расположилась в своём углу с самым маленьким и практичным швейным набором в мире, который с лёгкостью поместился в старой банке из-под печенья. Нить оказалась крепкой, что было предсказуемо, ведь её прежней владелицей была мать маленького мальчика — активного и склонного к тому, чтобы из-за этой активности регулярно повреждалась одежда. Эта нить идеально подойдёт и для плюшевой игрушки. Аккуратными стежками Уитни скрепила два края, умело орудуя иголкой. Джейсон всё это время внимательно следил за каждым проходом иглы, будто она пробивалась сквозь настоящую плоть. Он проявлял такое беспокойство, что Уитни невольно умилилась его поведению. Кто бы мог подумать, что кровожадный монстр Хрустального озера был таким лапочкой в глубине души. — Готово, — объявила она, закончив работу и убрав излишки ниток. Теперь Джейсон не выглядел встревоженным настолько, будто его вот-вот могло стошнить, но чего-то всё равно не хватало. На мгновение повернувшись, Уитни достала мужскую клетчатую рубашку — единственную, которую ей удалось (вроде бы) отстирать в раковине. Ловко взмахнув ножницами, она отделила одну из пуговиц и прикрепила её к пустому месту на голове игрушки, на котором прежде отсутствовал глаз. Пуговицы отличались, но это было не столь важно. Она протянула мишку Джейсону, сказав «возьми», и он забрал игрушку с особенной заботой. Он смотрел на мишку с неким удивлением и недоверием, но, тем не менее, с огромной благодарностью — как будто Уитни только что вернула ему кусочек детства — тот, что был безжалостно украден остальными много лет назад. Он поднял на неё глаза — такие счастливые, что никаких слов не было нужно. Уитни видела, как он был ей благодарен. Такая мелочь, но значащая очень много, а это было не такой уж редкостью во взрослой жизни, когда самые маленькие вещи имели большое значение. Маленькое проявление доброты значило больше любых других действий. Хоть Уитни не была в этом уверена, но зато она знала, что такое повзрослеть слишком рано. И знала, что значит испытать простую детскую радость, пусть даже на мгновение. Улыбнувшись, Уитни убрала швейный набор обратно в банку, задержав взгляд на ножницах. Они были маленькие, но крепкие и острые, как самые лучшие и дорогие швейные ножницы. Уитни подумала о том, что, попадись они ей раньше, когда она смогла бы вскрыть замок или выколоть Джейсону глаз, всё значительно изменилось бы. Спустя мгновение, она твёрдо вернула крышку на место и добавила банку к аптечке и остальным вещам на ящике. Забавно, как быстро всё может измениться. Её взгляд упал на стену, на которую она до сих пор добавляла метки с каждым рассветом — скорее по рутинной привычке нежели ради поддержания здравомыслия. Сейчас их было так много. Но, если учитывать, что одна метка равнялась одному дню, их было совсем не много. Она провела здесь около месяца. В целом, довольно-таки малое количество времени, хотя самой Уитни казалось, будто она находится тут гораздо дольше. Наверное, похожим образом себя чувствовали древние люди до того, как изобрели часы. А, возможно, и нет. Возможно, дело только в ней самой. Она с детства перестала торопиться и гоняться за временем, которое теряла так же быстро, как ловила. Интересно, действительно ли это происходило лишь потому, что она была ребёнком, не знавшим забот и обязанностей? Это было странно… Она знала, что ей было нужно: вернуться домой к маме и Майку (и плевать, что Майка больше нет). К учебникам и надвигающимся экзаменам, к пугающему будущему, которое походило больше на бесформенную массу неуверенности, чем на что-либо нормальное. Тем не менее, такой была её жизнь, со всеми проблемами и недостатками. А мысли о возвращении заставляли её тело покрываться холодным потом. Она уже не знала, чего хотела. Если бы она просто могла остаться в этом кусочке реальности, время в котором замедлилось, то нашла бы в себе силы притвориться, будто та женщина, которая воспитывала и любила её, вовсе не увядала. Она понимала, что это не сработает, как понимала и то, что притворство — плохой способ самоконтроля, которым она давно не владела. Независимо от того, каким будет результат, она в любой момент может попросить свободы. Она может объяснить Джейсону, что хочет пойти домой к умирающей матери — невзирая на то, насколько отвратительна подобная манипуляция. Она может пообещать вернуться и в самом деле сделать это. С другой стороны, ей было легче оставаться в состоянии мнимого бессилия, чем делать выбор, любое ответвление которого неизбежно приводило к смерти её матери. Джейсон всё ещё держал плюшевого мишку в руках, проводя пальцами по слегка помятому уху игрушки. Это выглядело странно, но мило. Уитни знала, что не должна была корить себя за это. Несмотря на совершённые ошибки и неосознанные нарушения правил Джейсона, она старалась работать над собой. Сколько бы неправильных поступков она ни совершила, ни один из них не нёс в себе злого умысла. И наказаний она получила предостаточно. Тем не менее, она была рада, что смогла что-то сделать — пусть даже чуть-чуть — для человека, который видел так много тёмных сторон жизни. И если раньше её не покидали сомнения, то теперь она точно знала, что доброта была способна исправить всё, что было сломано или разрушено в этом мире. Доброта, а не насилие или демонстрация силы. Просто доброта и немного надежды.***
День тридцать первый Он не делал ничего необычного; просто сидел за верстаком и затачивал лезвие мачете. И всё же по какой-то причине чувствовал неладное… Она не должна была прекращать читать. В настоящее время они находились примерно на трети пути к разгадке убийства в поезде в книге «Убийство в Восточном экспрессе». Книга была увлекательной, и они дошли до интересного момента, однако глаза Уитни постоянно метались между страницей и траекторией, по которой двигались руки Джейсона, полирующие металл тканью. После нескольких минут чтения с запинками, Уитни просто сдалась, поскольку в дальнейшем времяпровождении не видела никакого смысла. Она разом выпила половину воды из бутылки, и Джейсон, отвлекшись от работы, поднял на неё вопросительный взгляд. Она пыталась обвинить во всём горло, которое першило. Или аллергию. А ещё она не помнила, что происходило на последних двух страницах, которые читала. Тьфу. Джейсон вернулся к своему занятию, поднеся лезвие ближе к лицу и внимательно его осматривая, медленно поворачивая в поиске зазубрин или царапин, требующих исправления. Она подумала о его руках. Она всегда умела находить нечто прекрасное в человеческих руках — даже в таких гигантских, как у Джейсона. Он использовал их с такой заботой и сосредоточенностью, настолько бережно обращался с оружием, которое словно было его частью, как маска — и так он делал почти всё. Уитни твёрдо верила, что каждый подросток проходил через подобный этап, когда забота и доброта кажутся чушью для наивных детей. Это могло длиться годами, а могло пройти всего пару месяцев, но так или иначе все через это проходили: грязный и грубый юмор, постоянно связанный с сексом. А затем, когда этот этап заканчивался, практически каждый человек возвращался к уровню наивного, но доброго и заботливого «ребёнка». Где и оставался чаще всего навсегда. Если говорить о её личном опыте общения с людьми, то всё так и было. Она не была исключением. Она тоже была зациклена на теме секса, как и другие подростки. Потому что в этот период взросления здравый смысл всегда подчиняется биологическим инстинктам. Тем не менее, даже сейчас она умудрилась додуматься до того, что человек, столь трепетно относившийся к неодушевлённым предметам, должен был так же внимательно отнестись и к партнёру в постели. Не то, чтобы она стремилась прыгнуть в койку к своему похитителю, но… О, да, она до сих пор умела шутить на эту тему. Позволяла своей пошлой фантазии разыграться по полной относительно того, как бы выглядел её уже бывший похититель без всех этих слоёв одежды. Так был ли смысл притворяться и корчить из себя святую невинность? Да уж. Скоро она определённо свихнётся с такими мыслями. Она взяла одно печенье и положила его в рот. Оно было похоже на сэндвичи с дешёвой химической глазурью. У людей, у которых Джейсон всё это забрал, явно были специфические вкусы, хотя она ничего не имела против. Наверное, её поведение было весьма странным, в том плане, что она пыталась отвлечь себя едой. С другой стороны, это лучше, чем просто сидеть с открытым ртом и пялиться на Джейсона. Потому что рано или поздно она бы вызвала нежелательные подозрения, потому что проделывала это не в первый раз. Уитни продолжала думать о том, каково это было — прижиматься к нему. О том, как он прикасался к её рукам, а она прижималась щекой к его спине. Воспоминания об этом начали навязчиво преследовать её. Она вспоминала внушительные мускулы под его одеждой, доказывающие, что он действительно был в хорошей физической форме, а не носил десяток футболок сразу для придания габаритности своему виду. Воспоминания делали Уитни немного легкомысленной, что заставляло её чувствовать себя глупо и неуверенно. Она не понимала, нужно ли было стыдиться собственных мыслей или же просто посмеяться над ними. Особенно в те моменты, когда она неоднократно ловила себя на том, что с интересом изучала обувь Джейсона, параллельно размышляя о правдивости мифа, говорящего о соответствии размера ступни мужчины и длины его… некоторых других конечностей. О, да. В этом она вся. Во многих историях Джейсон был изображён как мстительный и кровожадный стражник земель вокруг Хрустального озера, карающий похотливых малолетних вожатых, занимавшихся добрачным или даже просто сексом. Уитни никогда не думала, что эти легенды правдивы. Только его мать соответствовала подобным рассказам: она связала трагическую гибель сына с распутным поведением вожатых, которые предпочли обжиматься где-нибудь в кладовой, нежели должным образом присматривать за детьми. Девушка, пережившая этот инцидент много лет назад, подтвердила, что Памела сама говорила об этом — громко и сквозь слёзы. Несчастная женщина. Это была всего лишь теория — хотя на её правильность Уитни была готова поставить серьёзную сумму денег — но она не думала, что Джейсон знал о сексе достаточно, чтобы принять его как основную причину для убийства жертв. Он убивал, потому что они приходили на его землю, а не потому что пили, курили, трахались или занимались чем-то ещё. Они без спроса находились на его территории, а это довольно-таки неприятно. Конечно, у Уитни не было доказательств, подтверждающих это, как и то, что, если Джейсон до сих пор не изнасиловал её — значит, точно был импотентом или геем. Она просто… опиралась на свои чувства. Иногда он смотрел на неё, а для большинства парней одного выражения её озабоченно-глупого лица было бы достаточно для того, чтобы понять её мысли о том, как тот или иной мужчина выглядел бы без рубашки. Но Джейсон не видел этого, и не потому, что отставал в развитии. Кроме того, у него не было достаточного социального опыта, чтобы, подобно «настоящим» брутальным мужикам, бояться собственных эмоций. Ему не хватало опыта для того, чтобы понять брачные отношения между людьми — Уитни называла их именно так, поскольку считала, что Джейсон приравнивал похотливое поведение людей к поведению животных. Возможно, будь она медведем или зябликом, ему было бы с ней куда проще. Но она была человеком, а люди были глупыми, но сложными, особенно если речь заходила об отношениях. Особенно о тех, которые приводили к появлению детей у женщин. Независимо от того, являлась ли её теория верной или нет, Уитни всё равно была благодарна за то, что Джейсон не замечал всех недостатков её странной личности. Она могла без опасений погружаться в свои озабоченные мысли и быть уверенной, что он ни о чём не догадается. Продолжая жевать, она вновь посмотрела на Джейсона, который всё ещё гладил ткань игрушки. Уитни была готова поклясться, что в его прикосновениях было что-то почти любящее, заботливое и нежное. Кончики его пальцев следовали за тонкими изгибами формы медвежонка — прямо как когда-то пальцы Уитни поглаживали бицепсы Майка. Не говоря уже о других местах. Это было так просто. Воображение захватило её мозг и понеслось вперёд как гепард по пустыне. Он лежит на спине на слишком маленьком матрасе. Без куртки и футболки. А Уитни, оседлав его бёдра, проводит пальцами по кубикам пресса на его животе. Джейсон не был типичным качком, но использовал своё тело не хуже спортсменов. Уитни опускается ниже, начав исследовать его тело руками и губами, наслаждаясь тем, как возбуждающе напрягаются мышцы, как эротично темнеют его стальные глаза от любовной лихорадки, которую она тоже ощущала, только где-то внизу живота. Не то, чтобы Джейсон так легко позволил бы ей проделывать с собой подобное. Возможно, ей даже пришлось бы использовать наручники. О, чёрт побери… Она почувствовала, как увлажнились её бёдра. Твою ж мать. Уитни резко отбросила пакет с печеньем. Тупые печеньки. Тупой мозг и тупая склонность к столь нелепым фантазиям. Уитни уверенно поднялась на ноги, решив избавиться от этого. Теперь она не слышала звона цепи. Джейсон старался держать её свободной практически всегда, если находился поблизости — а он был рядом с ней большую часть времени, поэтому Уитни могла гулять сколько ей вздумается, но в пределах главного помещения. Джейсону пришлось только один раз прогнать её из тоннелей, но скорее из опасения, что она получит травму, нежели из желания контролировать. В остальном он не беспокоился о том, что она вновь попытается уйти, как в тот раз в лесу. Уитни пообещала больше не повторять ночных вылазок, и Джейсон ей доверился. Но это доверие было опасным и имело определённые побочные эффекты: оно заставляло Уитни надеяться, что было как минимум глупо. У неё не могло быть никаких надежд. По крайней мере, относительно этого человека. На что можно было надеяться с тем, кто понятия не имел об отношениях? Она могла быть ему другом, хоть и спорно, особенно когда её репродуктивная система визгливо требовала своего. Но что могло у них получиться? И если получится, то рано или поздно должно было закончиться? И что дальше? Услышав шорох, Джейсон отвлёкся от разглядывания мачете, наклонив голову в беспокойном жесте, смешанном с любопытством. Прежде Уитни не замечала этого, но внезапно осознала, насколько же они с Джейсоном были на одной волне. Лишь по её малейшему движению он понял, что она была взволнована, а по тому, как он двигал головой, она могла понять, что он чувствовал. В любой другой ситуации она назвала бы это химией между двумя людьми. Собственный хриплый смех застал её врасплох, и она поспешно попыталась замаскировать его под кашель. — Мне просто нужно было встать и размяться, — оправдываясь, произнесла она и, беззаботно взмахнув руками над головой, потянулась. Он пристально смотрел на неё, и на мгновение ей показалось, будто он раскрыл её обман. Какая-то её часть надеялась на то, что он отреагирует. Отложит мачете, встанет и сделает… что-нибудь. Неважно, что именно. Она продолжала думать о некоторых его действиях, но их-то она от него не дождётся. И легче ей от этого не становилось. Наконец, он коротко кивнул и опустил взгляд обратно на лезвие, позволив Уитни выдохнуть и успокоить учащённое сердцебиение. Она продолжала потягиваться, направляя энергию в активность, как могла, и параллельно обдумывая мысль, которая только что пришла ей в голову. Уитни думала, что знала, что такое химия. Все книги и фильмы преподносили это явление как электрическую, жгучую силу между людьми, и она всегда считала это обычным преувеличением, свойственным художественным произведениям. Другие женщины, говоря о химии, упоминали её как искру — яркую, покалывающую связь. И Уитни не видела в этом ничего такого. В парнях её привлекали милая улыбка, умение поддержать беседу, чувство юмора, высокий рост… У Майка всё это было, и даже больше, поэтому она и начала с ним встречаться. С ним было легко, удобно — лучше, чем с любыми другими парнями, с которыми она встречалась раньше. Комфорт казался незаслуженным, но настолько приятным, что она буквально растворилась в нём. И что это тогда было, если не химия? Майк был средним во многих отношениях: средним по росту, средним по внешности, средним по умственным способностям, средним по стремлению достигать цели. Уитни, наверное, тоже была «средней» в его жизни, но это было всё, чего она хотела. Ей не требовалось чего-то экстремального или захватывающего — она хотела стабильности. Уитни никогда не приходило в голову, что среднестатистический парень мог ей не подойти или раздражать своей нормальностью. Майк до глубины души был средним. Обычность текла вместе с кровью в его жилах. И эта обычность удерживала его в состоянии стагнации, пока Уитни днями боролась с тяжёлой ситуацией без его поддержки. Он не был в этом виноват, она тоже. Это просто случилось. Она была уже не той Уитни, что два года назад. Чёрт, да даже не той, что месяц назад, и это если не брать в расчёт травмы и произошедшие странные события. В любом случае, она бы не стала продолжать отношения с Майком, каким бы добрым или привлекательно обычным он ни был. И это точно. Похоже, её «средний» уровень был не таким уж средним. Глаза Уитни рефлекторно скользнули к Джейсону, и её сердце пропустило удар, когда она заметила, что и он смотрит на неё — его глаза загадочно блестели в тени от маски. Кожа Уитни покрылась мурашками, как будто взгляд Джейсона имел какую-то особую силу, мог полноценно контактировать с ней подобно прикосновениям. И он не пытался намеренно смотреть на неё таким образом. Он просто обратил внимание, потому что она вела себя странно. И всё же Уитни нутром ощущала дрожь, как будто в ней поселились маленькие бабочки, пьяные и заставляющие её хотеть наброситься на ближайшего доступного мужчину. Сейчас она судорожно пыталась вспомнить книги и фильмы, рассказывавшие о её проблеме. Оказывается, они были не такими уж бредовыми, но кто знал? Жаль, что теперь ни одно из произведений не посоветует ей, что делать, если она действительно увлеклась серийным убийцей. На самом деле, она припоминала парочку произведений, но они не имели ничего общего с ней. Потому что она была совсем не похожа на тех женщин, которые сохли по маньякам, писали им любовные письма и умоляли жениться, пока преступники отбывали пожизненное наказание в тюрьме. И среди этого человеческого мусора она умудрилась подцепить своего серийного убийцу. Большое «спасибо», жизнь. Боже, вы только представьте: её серийный убийца. Джейсон вернулся к работе с мачете, видимо, смирившись со странным поведением Уитни (которое вроде как не должно быть нормой), перевернул лезвие и начал активно обрабатывать другую сторону точильным камнем. Уитни даже в этом разглядела непристойность, хотя её здесь и в помине не было. Ей пришлось прикусить щёку изнутри, чтобы не фыркнуть. Наклонившись и поймав первую попавшуюся крысу, Уитни прижала грызуна к своему лицу. — Помоги, — прошептала она в его мех. Крошечная лапка прикоснулась к её носу, а усы щекотали закрытые веки. Уитни рассмеялась, отчасти из-за щекотки, но и над нелепостью всей ситуации. Ей просто нужна минута или две, чтобы отдохнуть от этих мыслей. А затем она вновь станет той, кому остро необходимо совместное счастье с человеком, который чуть её не убил. Что ж. Иногда бывает и хуже.