***
Он хотел быть полезным. В тот момент он просто подумал, что знает, где найти то, что требовалось Уитни: батарейки, одеяла и тому подобное. А затем появился дом, и всё сконцентрировалось на нём. Она наверняка могла со страхом подумать, что он каким-то образом попытается заманить её в ловушку, заставить вернуться в ту же клетку, в которой ранее удерживал. Он больше не хотел ассоциироваться у неё с цепями, дискомфортом и смертью, и проблема была не в самом доме, а скорее в вещах — не говоря уже о тоннелях под землёй. Однако теперь, когда Джейсон следовал за стройной фигурой Уитни по коридору дома его матери, стало очевидно, что ему не о чем беспокоиться. Он считал своё решение переместить её в отдельный дом верным. Ему до сих пор казалось правильным предоставить ей место, чистое и незапятнанное плохими событиями. Незапятнанное ничем, что происходило вокруг. И с этим решением Уитни, похоже, тоже согласилась или, по крайней мере, сделала вид, судя по тому, что увидел Джейсон, когда пришёл, чтобы разбудить её и помочь разобраться с вещами, которые он перетаскивал несколько часов. И всё же было приятно узнать, что Уитни не раздражало жилище, в котором он её запер. Джейсон был искренне рад, что она не разозлилась, потому что в противном случае он совершенно не понял бы её. Она остановилась на краю открытого люка; с не связанными руками она могла легко спуститься вниз, однако не сделала этого. Уитни ждала, глядя на него в явной просьбе помочь оказаться внизу. И Джейсон знал, что так получилось лишь потому, что она к этому привыкла, и, стараясь игнорировать неприятное чувство, всё же опустил её в тесное пространство под землёй. Джейсон испытал ещё один острый приступ нервного беспокойства, когда Уитни поколебалась, задержавшись рядом с нишей, которая служила ей жилым пространством в течение полутора месяцев. Джейсон был уверен, что у неё определённо появились неприятные ассоциации. Когда Уитни повернулась, чтобы посмотреть на него, она закусывала нижнюю губу, между её бровей пролегла складка, но вопрос, заданный ею, звучал неожиданно легко: — Можно мне..? Из груди Джейсона вырвался тихий вздох. Значит, Уитни была озабочена чем-то другим, а не плохими воспоминаниями о логове. Он сделал широкий жест, взмахнув ладонью и надеясь, что она поняла, что может свободно исследовать логово и брать всё, что захочет. Она говорила, что ему не нужно носить её книги и вещи, и он понимал, что она имела в виду. А вот сама Уитни не понимала, чем он был ей обязан. Принесение вещей, которые стали её собственностью, в то место, которое скоро также станет её, было меньшим из того, что он мог сделать, чтобы начать искупать всё, что натворил. А теперь он подарил ей полную свободу в логове. В конце концов, многочисленное барахло из тоннелей приносило ему мало пользы, и если хоть какая-то часть вещей пригодится Уитни, он будет этому рад. Пока ещё неуверенная, Уитни начала бродить по комнате и тут же направилась к её углу. Пустой матрас и перевёрнутый столик — всё, что осталось, в то время как остальное уже было перенесено в дом. Тем не менее, она всё ещё находилась там, приседая в попытках найти в грязи что-то спрятанное. Когда Уитни подняла руку, между её пальцами был зажат кусочек зелёного стекла, и Джейсон узнал в нём дно маленькой бутылочки, в которой Уитни любила хранить цветы. Джейсон предположил, что бутылочка разбилась вдребезги в одной из схваток. Возможно, в момент снятия наручников. Наручники, которые, будучи не в состоянии починить, он просто убрал из комнаты, более не желая на них смотреть. Вздохнув, Уитни вернула стекло обратно, и Джейсон понял, что её хмурый взгляд означал сожаление. Она переживала потерю. И тогда он решил, что непременно отыщет для неё кое-что получше. Он принесёт ей тысячу красивых бутылочек, если она перестанет хмуриться. Спустя мгновение она прошла в другую сторону комнаты, обходя верстак и подбираясь к загромождённым полкам. Поначалу Уитни не решалась дотрагиваться до чего-либо, позволив Джейсону самому подбирать и предлагать ей различные предметы. Но постепенно ей стало удобнее делать это самой, и вскоре Джейсон обнаружил, что идёт за ней с ящиком, наполненным выбранными предметами. Когда она подошла к крайнему левому разветвлению тоннеля — того, который заканчивался массивной металлической дверью — он осторожно отвёл её подальше. Если она оказывалась слишком близко к слабому покрытию пола или шаткой куче предметов, он привлекал её внимание или подталкивал дальше. Даже если она и замечала это, то ничего не говорила и просто продолжала следовать его молчаливому направлению к лучшим коллекциям полезных предметов. В течение нескольких часов перед рассветом Джейсону несколько раз приходило в голову, что он должен поскорее разобраться с телами, оставленными после неистовства прошлой ночью. Он вновь задумался об этом, когда заглянул через плечо Уитни на тропу впереди и вспомнил темноволосую девушку, которую оставил в конце другого тоннеля, со сломанными рёбрами, смятую и уже холодную. Обычно он не задерживал уборку так долго. Это всегда было рискованно, но сейчас риск казался наименее важным, чем наблюдение за живой, дышащей девушкой, которая прижимала к груди свёрнутый спальный мешок, яркой и красивой даже в резком желтоватом свете. Уитни обернулась, обнимая свою находку, и то, как она посмотрела на него, со вспышкой искренней улыбки, заставило его сердце по-странному часто заколотиться в груди. Джейсон не думал, что когда-нибудь кто-то будет так смотреть на него: с простым счастьем видеть его, быть рядом с ним. Мёртвые могут подождать. И ждать они будут столько, сколько потребуется, потому что теперь у него были другие дела. К тому времени, как Уитни заявила, что удовлетворена поисками, они наполнили три ящика и изношенную плетённую корзину припасами. Сама Уитни при этом выглядела довольной, хоть и уставшей. Раньше он замечал это лишь мимолётно, но теперь был уверен. В её движениях была слабая заминка, едва различимая жёсткость в шагах, проявляющаяся всякий раз, когда она нагибалась или поворачивалась. Не то, чтобы с излишней осторожностью или болью, но на грани. Он безошибочно определил напряжение переутомлённых мышц. Она прошла через тяжёлое испытание, чтобы защитить своего брата — и чуть не сломила себя, прилагая усилия. Джейсон восхищался её самоотверженностью и очень надеялся, что Уитни больше никогда не окажется в условиях, которые потребуют повторения этого подвига. Он знал что не стоит на неё давить. Уитни осознавала предел своих возможностей, понимая, что будет для неё лучше или хуже. Это не его дело. Во время поисков в тоннелях она была довольна, ей было легко ходить, но только потому, что она позволяла ему поднимать и переносить себя, а пока Джейсон носил вещи через люк, она отдыхала, сидя на стуле рядом с верстаком. Джейсон не был слеп и ощущал чувство вины Уитни, вынужденной всего лишь наблюдать, но в то же время ему было приятно, что она не начала протестовать. Он готов делать всё, что потребуется, быть тем, кто ей нужен. Даже тупым инструментом. Даже истечь кровью. Всё ради неё. И он будет только рад пойти на такие жертвы. Во время второго спуска в логово Джейсон обнаружил, что Уитни переместилась на пол, держа крысу на ладони, в то время как несколько других грызунов столпились вокруг неё, без сомнений, надеясь получить какую-нибудь съедобную награду за привязанность. Упрямые наглые зверьки. Но всё же Уитни гладила их и ворковала так, словно крысы были милыми щенками, а не паразитами, которых мать Джейсона регулярно пыталась выгнать из дома. — Я ещё загляну к вам, — услышал он её бормотание и замер, когда наклонился, чтобы поднять последний ящик, — и принесу много угощений. Не волнуйтесь. Неописуемая нежность распространилась по его телу, подобно теплу, которое можно ощутить после глотка горячего напитка. Уитни прекрасно знала, что в случае чего он сам продолжил бы подкармливать грызунов, так же, как делал до её появления в логове. Но слова Уитни стали подтверждением того, что она хотела сделать это и ради себя, а не только из-за заботы о благополучии скопления неисправимо избалованных грызунов. Джейсон не осознавал, насколько сильно заботился об этих зверушках, пока Уитни не начала показывать свою привязанность к ним, и теперь странное чувство собственности роилось в нём, когда он видел её в окружении грызунов, но это было настолько же приятно, насколько неожиданно. Уитни осторожно подтолкнула крыс и поднялась на ноги с первым реальным признанием своего нынешнего физического состояния — негромким стоном. — Уф. Надо продолжать двигаться, — пробормотала она себе под нос, но Джейсон услышал её, радуясь тому, что осталось унести корзину, наполненную свечами, рулонами полиэтиленовой плёнки и прочими мелкими предметами. Потребовалось всего два похода для того, чтобы перенести всё в дом. Ну, и один для Уитни, которая несла корзину. Благодаря своим размерам Джейсон с лёгкостью мог управляться с двумя ящиками одновременно, из-за чего остался только один, а потому у Уитни не было причин снова возвращаться в логово. Не то, чтобы это как-то мешало ей заняться делами в его недолгое отсутствие. Совсем не мешало. Намереваясь потратить остаток дня на очистку всего первого этажа, Уитни превратилась в сплошной поток движений; она занялась таким количеством дел, что нередко приходилось прерываться на середине одного, чтобы продолжить второе или начать третье, как будто ей не представится возможности полноценно доделать каждое по очереди. Даже если ей казалось странным то, что он задержался в дверях, когда она отважилась на стирку грязной одежды в ванне, или что скрывался снаружи как тень, когда она подметала полы, то Уитни предпочла ничего не говорить об этом. Не то, чтобы она возражала против того, чтобы Джейсон помог ей с делами, починил верёвки для белья, с которыми она боролась, изо всех сил пытаясь вспомнить, какой из узлов, которым он её учил, мог подойти, чтобы закрепить шпагат вокруг стволов деревьев. Однако Уитни продолжала улыбаться. И довольно часто. Джейсон никогда не заходил дальше крыльца — и это отдавало некой неловкостью — но даже когда Уитни не видела его, она всё равно разговаривала с ним. Это были разговоры ни о чём, фрагменты которых Джейсон потом скорее всего даже не вспомнит, но одного лишь факта, что Уитни делала это, было достаточно для того, чтобы он начал верить, что ей действительно нравится его компания. По правде говоря, ему никогда не приходило в голову просто уйти. Несмотря на то, что список вещей, которые он должен был делать, неуклонно рос, в глубине души он никак не мог заставить себя уйти. В какой-то степени это была нужда, которую ощущал Джейсон — необходимость быть рядом с Уитни на случай, если он ей понадобится, в каком бы состоянии он ни пришёл, но если бы он посмотрел глубже, то обнаружил бы клубок страха, растерянности, пустоты и жажды. Клубок, которой он пока был не в силах распутать. Поэтому он остался наблюдать за тем, как Уитни перемещает стопки книг внутрь, вывешивает постиранное бельё на улицу, пытается с молотком и гвоздями приколотить ткани на окна. Он слушал, как Уитни бормотала проклятия в попытках выяснить как работает походная печь, найденная в тоннелях, а после выражала удивлённое ликование, когда заработало старое радио, воспроизводя музыку, качество которой было не самым лучшим, но всё же позволяло подпевать. Когда прошёл день, и ночь начала вступать в свои права, Джейсон обнаружил, что прислонился к перилам крыльца прямо перед открытой дверью кухни, купаясь в лучах света фонаря и свечей, наблюдая за тем, как Уитни пританцовывает в такт песне, которая только что начала играть. В этой мелодии было что-то знакомое, как будто он слышал её однажды давным-давно. Но гораздо интереснее было сосредоточиться на девушке, которая с энтузиазмом пела в деревянную ложку, зажатую в её руке, чем на потенциально неприятных фрагментах собственного прошлого. «Nothing could be sadder than a glass of wine alone» Уитни развернулась на босых ногах. Её бёдра покачивались из стороны в сторону, пока она перемещалась по кухне, наклоняя плечи вперёд, а затем красиво выгибаясь в спине. Её радость была слишком заразительна. Джейсон почувствовал, как уголки его рта дёрнулись вверх, когда Уитни снова повернулась, волосы вздымались вокруг её лица, а одна рука изящно изогнулась над головой. Взгляд Уитни встретился с его, и её щёки покраснели. Она улыбнулась, и её улыбка своей яркостью и искренностью напоминала детскую. Бросив ложку в сушилку, из которой она и забрала её для своего импровизированного выступления, Уитни быстро пересекла кухню и вышла на крыльцо. Джейсон слегка наклонил голову, когда Уитни приблизилась, всё ещё пританцовывая под мелодию, и посмотрел на неё с удивлением и любопытством. Она потянулась к нему, тонкие пальцы обхватили его запястье и осторожно потянули. Сдавшись её молчаливой просьбе, Джейсон отошёл от крыльца, что уже обрадовало Уитни — и его тоже — и позволил её хватке скользнуть по его запястью и мягко взять за руку. Пока Уитни двигалась, он стоял на месте, его руки были расслаблены, и она могла продолжать кружиться, держась за него. Было неясно, ожидала ли Уитни, что он начнёт подражать ей, или просто была счастлива находиться рядом, но она явно пыталась приобщить его к своему веселью, и этого было достаточно, чтобы развеять любые сомнения, мучившие Джейсона. Уитни казалась невероятно счастливой, улыбка не сходила с её лица, когда она подпевала. И Джейсон должен был признать, что всё это было довольно приятно. Через мгновение она подняла их сложенные руки, изящно ныряя под образовавшуюся арку. Уитни закрутилась, изящно шагнув настолько далеко, насколько это позволили вытянутые руки, прежде чем вернулась обратно к нему, и её плечо мягко прижалось к его рёбрам в своеобразном объятии. Пальцы Уитни слегка сжались вокруг его собственных, и Джейсон не мог сказать, почему это так поразило его — именно в этот момент и именно это прикосновение. Её руки; маленькие, мягкие и чистые. Его же… грязные, да и не только грязные, а даже потные после дневной работы. После событий прошлой ночи. Наверное, это не должно было иметь значения. Раньше он прикасался к ней теми же руками, не более и не менее грязными, чем сейчас. Но всё же он это сделал. Сделал. Не раздумывая, Джейсон резко вырвал свою руку, будто Уитни обожгла его — и тут же пожалел об этом, как только она повернулась к нему, поражённая и уже без прежней радости на лице. — В чём дело? Джейсон не знал, как ей ответить. Как передать что-то настолько простое и в то же время слишком сложное? Он ненавидел следы боли, которые начали формироваться вокруг её глаз и рта, и, не зная, что предпринять, протянул руки, показывая грязь, скопившую на них годами, запечатлевшуюся в складках его ладоней. Показывая пятна ужасных поступков. Этого она прежде не видела. Взгляд Уитни стал ещё более хмурым. — Ты не причинил мне вреда, — сказала она, явно смущённая тем, как он вообще мог подумать об этом, и ощущение разочарования заставило его пальцы впиться в ладони подобно тому, как раскалённые гвозди впиваются в плоть. Он отстранился от неё, метнув взгляд на обшивку двери — уже гораздо менее белой чем в тот день, когда её только покрасили, но всё ещё узнаваемо белой. Джейсон стиснул пальцами дверной косяк, достаточно крепко для того, чтобы, убрав руку, оставить тёмные отпечатки на краске. Полное разочарование. Уитни посмотрела на полосы, оставленные его пальцами. Затем перевела взгляд на него самого, неуверенно пробормотав: — Твои… — ещё один взгляд на обшивку, — твои руки грязные? Подбородок Джейсона опустился в кивке. Он почувствовал облегчение от того, что Уитни догадалась, надеясь, что это сотрёт остатки боли, до сих пор отражавшиеся на её лице. Облегчение и стыд. Но, похоже, всё было в порядке. Уитни поняла, что его кожа испачкана, и уже не смотрела так, словно он ударил её. И всё же ожидаемая реакция с отвращением — к которой он морально готовился — не наступила. Хмурый взгляд Уитни смягчился, плавно перетекая в понимание, от которого у Джейсона перехватило дыхание. — Ну, это легко исправить, — мягко отозвалась она, — пойдём. Поначалу Джейсон ничего не понимал; ни когда она подошла к двери, переступая порог так же легко, как дышала, ни когда она повернулась, чтобы посмотреть на него и повторить своё приглашение. Его шаг назад был рождён рефлексом. Он не гордился этим, но и не считал чем-то позорным. Несмотря на то, что Джейсон мог бы подчиниться, он знал своё место, и оно было точно не внутри этих стен. Однако Уитни, казалось, была с ним не согласна. По его позвоночнику словно пробежал ток, шокирующий вызванной слабостью. Всё это было слишком похоже на любовь, хотя её и в помине не было. — Это место находится на твоей земле, — произнесла Уитни, без давления в голосе, без раздражения. Как будто она озвучивала некую истину, в которой была уверена, — значит, и оно является твоим. Она всегда представляла из себя совокупность ума и мудрости, привлекательной простоты. И если так, значит, однажды должна понять, что он не может пересечь эту черту, не может проглотить инстинктивное отторжение. Пусть лучше оставит его под ночным небом и на открытом воздухе, с грязными руками и кислыми воспоминаниями. Если бы он только мог поверить в её слова, если бы он не знал её так хорошо… но он знал. — Или, может быть, теперь это место моё, — поправила она, задумчиво изогнув тёмные брови и изучающе взглянув на него. Теперь это место и вправду было её, поскольку Джейсон подарил его ей, хотя и не собирался считать дом великодушным подарком. Уитни заслужила его трудом, платила потом, усилиями и песнями. Поэтому законы природы не станут возражать, если она действительно посчитает дом своим. — Тогда он мой. И как хозяйка дома, я говорю тебе добро пожаловать. Уитни протянула к нему руку в невысказанной просьбе, которая почему-то казалась Джейсону громче любых слов. — Давай же, — уговаривала она, и он почувствовал, что сдаётся, почувствовал, как сопротивление рушится рядом с этой решительностью, на которую он не мог просто смотреть. Он не заставлял свою руку касаться руки Уитни, но тем не менее сделал это. Мгновение, потраченное на напряжение, и он затаил дыхание, чувствуя, как его обувь упирается в порог. Уитни повернулась лицом к нему, её пальцы — такие нежные и маленькие — были сплетены с его. Затем её правая нога чуть сдвинулась, сделав шаг назад. И вот Уитни снова была внутри. И Джейсон, привлечённый её странной силой — действующей на него больше, чем гравитация — последовал за ней. Уитни привела его к раковине, медленно двигаясь, словно ведя настороженного нуждающегося к еде (пусть это было и не совсем правильное сравнение), терпеливо тянула его как буксир, пока он не оказался прямо напротив раковины. Сама раковина была довольно глубокой, будто целая ванна для стирки; Джейсон вспомнил, как изумлённо воскликнула Уитни, когда впервые увидела этот размер. Раз в шесть больше нормального. Больше она так не делала, хотя какая-то часть Джейсона очень хотела обратного, чтобы разбавить остатки дискомфорта её мягким и тягучим, словно мёд, голосом. Не было слышно ни звука, не считая мелодичных нот маленького радио на холодильнике и приглушённого шума воды из крана. Джейсон стоял позади неё, именно там, куда она его привела, ожидая в напряжённой неподвижности, пока Уитни проверяла температуру воды и суетилась с чем-то. Когда она повернулась, Джейсон был поражён. Он ожидал, что она сунет ему кусок мыла и заставит отмывать руки. Однако вместо этого Уитни схватила его за запястья, заставляя вытянуть руки вперёд; заставляя подойти ближе, чуть ли не в упор. Заставляя буквально обвить её руками, чтобы добраться до раковины. Он вздрогнул от неожиданности, когда ощутил на коже струю тёплой воды. За этим последовало прикосновение: кончики пальцев скользили по его костяшкам, закатали рукава вверх по предплечьям, а затем вернулись назад, заставляя повернуть ладони вверх и натирая их куском мыла. Без участия Джейсона, который, казалось, уже ничего не замечал в этом мире. Он был… загипнотизирован. Он ощущал её руки на своей ладони: круговые втирания мыла в кожу, методичные поглаживания каждого пальца по всей длине, щекотные движения крошечной кисточкой под ногтями, вычищающей грязь. Уитни была так близко, хрупкая и невесомая между его руками, иногда она подтягивала его вперёд на дюйм, чтобы было удобнее. Она стояла, склонив голову так, что часть её шеи сзади была оголена, такая бледная и длинная. Широкий воротник её рубашки немного открыл одно плечо. Это был её запах. Поначалу настолько слабый, что через маску можно было ощутить лишь едва заметный намёк, словно быстро проходящий вкус чего-то сладкого — Джейсон мог поклясться, что с лёгкостью отличил бы Уитни из толпы людей по одному лишь запаху. Смесь свежих трав, мёда, цитрусовых и естественного мускуса. И тут его настигло почти навязчивое желание. Опустить голову, нависнуть над Уитни и зарыться лицом в её волосах, сделав такой неприличный и такой глубокий вдох. Джейсон мысленно схватил и зажал это желание, пытаясь засунуть его обратно в безопасные, плотно запертые уголки своего разума. Он был настолько сосредоточен на этом подавлении, что, услышав резкое дыхание, подумал, что оно было его собственным. И всё же он ошибся. Это был не тот выдох наслаждения, которое он воображал, а нечто более короткое и выраженное. Более высокое, чем могли произвести его лёгкие. Он заметил, что Уитни внезапно застыла; её руки замерли, вцепившись в его собственные. Она прижималась к нему плотную… Это было одновременное столкновение шока, растерянности и ужаса. Джейсон не знал, когда это сделал — и как — но каким-то образом в стремлении подавить желание опустить голову он двинулся вперёд. Достаточно, чтобы преодолеть оставшееся между ними расстояние. Он не хотел. Во всяком случае, он очень старался, чтобы сделать совершенно противоположное. Тем не менее, теперь он буквально зажал Уитни между раковиной и передней частью своего тела, он мог чувствовать каждый её изгиб, каждое изящное движение от плеч до низа спины. От груди до живота и бёдер. Всё, что он мог чувствовать — это только Уитни: её мягкость, жар её крови, ощущаемый даже через его собственную одежду и кожу. Больше он не мог противостоять этому… Джейсон не надевал куртку; сейчас в ней не было необходимости. Куртка лежала там, где он оставил её несколько часов назад, что означало, что теперь ему было намного легче почувствовать Уитни, заразить собственные жилы её жаром, позволить ему распространиться подобно огню после разлива бензина. Джейсон чувствовал это в своих конечностях, во внутренней части груди, в горле, и боль, последовавшая за этим, была настолько острой, что могла поставить его на колени секундой раньше. Пальцы Уитни сильнее стиснули его запястья, и спазм где-то в районе желудка подсказал Джейсону, что она почувствовала, как его тело напряглось в паху, и что ей не нужно было много времени на то, чтобы понять эту естественную реакцию. Она знала. Она. Знала. Джейсон мог видеть бледный овал её лица, отражающийся в тёмном стекле перед ними. Она больше не смотрела вниз на его руки, она глядела лишь на его отражение, с шоком и откровением, а также проблеском слишком знакомой вещи, столь близкой к страху в её широких глазах. В горле Джейсона образовался комок. То, что он делал, было неправильно во всех отношениях. Должно быть неправильно.***
Если бы у неё спросили, что она чувствовала на данный момент, то Уитни в голову пришло бы только ощущение комфорта и удовлетворения. Она нежно отмывала руки Джейсона, наслаждаясь тёплым вибрато Стиви Никс, играющем на заднем плане. У Джейсона были такие красивые руки, в сотый раз промелькнуло в её голове; с широкими ладонями и длинными ловкими пальцами. Немного грязными, правда — он определённо не был озабочен собственной гигиеной, но и это было не так важно. Почему его так отчаянно и внезапно начали беспокоить слои грязи, Уитни понятия не имела. Но зато могла и хотела помочь. То, что Джейсон позволил ей уговорить его сделать это внутри, само по себе было победой, как и сладкое чувство близости. Если бы у неё спросили, она не смогла бы точно определить, когда именно всё изменилось. Уитни просто вспомнила, как в одну секунду остро ощутила его: невероятный жар в каждом месте, где он прикасался к ней. В этот момент Уитни поняла, что Джейсон был невероятно близко, его грудь прижималась к её лопаткам, широкие бёдра плотно прилегали к её спине. Край раковины врезался ей в живот, но она уже не чувствовала этого. Всё, что она чувствовала — это Джейсон, его грубая сила, мощь и… Она напряглась. Уитни давно не была девственницей, как и не была наивной. Она знала, что такое мужское возбуждение. Однако это не помешало шоку взорваться в её мозгу, потому что… этого не могло быть… Но это было. Она могла чувствовать его своей спиной, твёрдое напряжение под слоем совсем не тонкой ткани. Её подбородок дёрнулся, а глаза устремились к окну, ещё не украшенному импровизированной занавеской — голое и тёмное стекло позволило её встретиться с ним взглядом сквозь отражение, и в его глазах она увидела ужас и сожаление. Его вдох был резким. Джейсон собирался сбежать, отстраниться от неё, если она позволит ему, он был погружён в страх, стыд и… Она двигалась чисто инстинктивно, хватаясь за его руки и крепко держась. — Подожди… — выпалила Уитни, чувствуя, как Джейсон вздрогнул от её захвата, как напряглись сухожилия его ладоней. Она успокоила свой голос, подавляя шок, выразившийся сильнее, чем предполагалось. Спокойно. Ты не сделала ничего плохого. Она чуть наклонилась в воцарившемся молчании, все слова были будто украдены из её мозга. Откуда это взялось? За всё время, когда Уитни находилась на грани потери рассудка, она в любой ситуации была уверена в себе, а теперь, абсолютно из ниоткуда… Его рука выскользнула из её рук, оставив влажную полосу на талии; Джейсон как будто готовился оттолкнуть её от себя. По всей длине позвоночника пробежала дрожь, и Уитни почувствовала, как у неё перехватило дыхание на вдохе, мгновенно остановившись, когда её пятая точка столкнулась с выпуклостью под его брюками. И снова Уитни оказалась потрясена этой настойчивой твёрдостью. Джейсон не выглядел застенчивым, хотя она заметила внезапное напряжение в сухожилиях на его шее, означающие, что он стиснул зубы, прилагая больше усилий, чем нужно. Напряжение в нём было похоже на неловкое, на нежелательное сгибание кости, которая вот-вот сломается, и Уитни знала, что если сейчас сдвинется хотя бы на дюйм, Джейсон бросится прочь отсюда. Внезапно её разум зациклился на фрагменте памяти; в тот раз, когда она почувствовала его ладонь на себе. Как Джейсон рукой приобнял её, притягивая к себе в желании закрыть своим телом. Как он наклонил голову, уставившись на её брата со смертельно опасной смесью предупреждения и угрозы. То, как мимолётно она посчитала это притягательным, как будто Джейсон не просто защищал её, но и пытался что-то этим показать. Упс. Джейсон ведь тогда ещё не знал, что они были братом и сестрой. Он просто увидел какого-то парня, который держал её за руку. Уитни не была уверена в том, почему он чувствовал необходимость отреагировать именно так. Теперь стало ясно, что что-то внутри него, похороненное слишком глубоко, чтобы вырваться на поверхность, кричало, что её украли, забрали у него. Что-то навязывало угрозу тому, что он считал своим, и протестовало. Громко. Возможно, Джейсон не мог издать ни звука, но всё в нём, от ощутимой позы до горячего предупреждения во взгляде, было столь же громким, каким могло быть рычание. Он принял Клэя за её возлюбленного, даже не пытаясь разобраться. Вот дерьмо. Нет… оно не могло возникнуть из ниоткуда. Она не знала, как долго он хранил в себе это чувство, но оно точно было. А она была к этому слепа. Её выдох был тонким и дрожащим, как и слова, когда она предприняла ещё одну попытку успокоить его. — Всё в порядке, — повторила Уитни, не сомневаясь в том, что Джейсон ей не поверил, и не только потому, что его настораживало напряжение в её спине. Было бы справедливо отметить, что она не отличалась способностью успешно успокаивать кого-либо. — Это совершенно нормально, это не значит… Она врала. И Джейсон это понимал. Он смотрел на неё так же, как она, вероятно, смотрела на него. С желанием, но боязнью озвучить его. Они оба боялись даже вздохнуть лишний раз, чтобы ничего не испортить. Её осенило внезапное понимание, отсутствующее прежде; в ней резко столкнулись сомнения, страх и желания тринадцатилетней девочки, которой она когда-то была. И нежное сочувствие заполнило её. Бедный Джейсон. Она приняла его невежество как должное. Ей не приходило в голову, что его отношение к ней могло измениться так же, как и её к нему. И с её стороны это было мучительно наивно. Она была первой, кто провёл с Джейсоном какое-то время в реальности, кто узнал его и относился к нему с добротой. Это было возможно и даже неизбежно после определённого момента. Джейсон не был ребёнком и не был, как его считали многие, ребёнком в теле взрослого мужчины. Он был просто… невинным. Он никогда не учился, не имел свободы до тех пор, пока она не пришла. Она должна была предвидеть всё это. Возможно, это могло повлиять на изменение её чувств к нему. Тех чувств, которые не должны были появиться, но они появились. Мысль о том, что Джейсон может хотеть её так же, как она хочет его… вполне имела право на существование. Уитни не так хорошо разбиралась в этом типе человеческих взаимоотношений, но знала достаточно, чтобы понять разницу между чисто физическим влечением и концентрацией именно на её личности. Это был не тот тип эрекции, основанный исключительно на инстинктах. Это была реакция человека, который очень чётко знал, чего он хочет. Кого он хочет. Некоторые вещи объяснялись элементарной биологией. Даже если разум Джейсона ещё не понимал, что к чему, то его тело давно во всём разобралось. Осознание этого буквально врезалось в Уитни. Она действительно почувствовала слабость — такую глупую, но в то же время настоящую: лёгкость в голове, одышку, перенапряжённые суставы. Дерьмо, она реально это ощущала. И это не было результатом стресса или действия инстинкта самосохранения. Это не было облегчением или потребностью в утешении. Это произошло из-за естественной близости. Из-за влечения. Что-то пронзительное звякнуло в глубинах её сознания, пробуждая слабые следы беспокойства, почти полностью забытые. Он же не… конечно, нет. Уитни была практически полностью уверена, что знает ответ, но ей нужно было убедиться. Она повернулась в его объятиях, положила руку на рёбра и осторожно надавила — и мгновенно пожалела о своём движении. Джейсон быстро отпрянул назад, явно интерпретируя её толчок как требование убраться от неё подальше, а не просто дать немного пространства, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, держа при этом голову прямо. Это было предсказуемо. Джейсон пытался защитить себя, как любое другое живое существо. Чего ещё было от него ожидать? Рука Уитни изогнулась, сжимая пальцы на его футболке, чтобы крепко удержать его на месте. Это сработало лучше, чем предполагалось, скорее из-за быстрой реакции, которая действовала эффективнее любой силы. Глаза Джейсона всё ещё были широко раскрыты и отражали небольшое количество страха, от которого сердце Уитни болезненно сжималось. Она чувствовала затруднённое дыхание Джейсона, слишком быстрый подъём и опадание груди под костяшками её пальцев; он рефлекторно стремился сбежать. Приподняв голову, Уитни встретилась с его взглядом и спросила: — Той ночью — в самом начале, ты позволил мне жить, потому что я была похожа на твою мать? Очевидно, такого вопроса Джейсон не ожидал. Смущение скопилось во внутренних уголках его глаз, выражая новый вид беспокойства. Он казался настороженным, как будто его волновал тот ответ, что он должен был ей дать. Мгновения, которые потребовались Джейсону на то, чтобы взвесить свой выбор, вызывали дискомфорт. Но, в конце концов, он пошевелился, жёстко качнув головой не совсем в кивке — этот жест он использовал, чтобы ответить «и да, и нет» или «иногда». В данном случае Уитни интерпретировала его ответ как «вроде того». Возможно, Джейсон и сам не знал, почему он тогда так поступил. Возможно, поступок не казался ему настолько значимым, чтобы задумываться о нём. Но это было честно. — Ты… поэтому меня удерживал? Складка между его бровей углубилась вместе с растерянностью. Джейсон покачал головой, на этот раз лёгким и резким движением. Но и это можно было считать ответом. Нет, не совсем. Уитни почувствовала, как её собственные пальцы сильнее сжали ткань его рубашки, а другая рука стиснула край раковины позади неё, пытаясь усмирить нервы и убрать напряжение из её голоса. — И я всё ещё напоминаю тебе о ней? Она действительно не хотела спрашивать о чём-то настолько очевидном. Но всё же упустила нечто важное, что заставило её уверенность пошатнуться. Если единственное, что возбуждало Джейсона, было сходство с его мёртвой матерью… то ей всё равно нужно знать об этом. В глазах Джейсона мелькнуло понимание. Теперь он понял, о чём она его спрашивала. Уитни сомневалась, что он знал, что именно она имеет в виду, но Джейсон понял важность её вопроса. Когда он и в этот раз покачал головой, его ответ приобрёл некую решительность. В нём виднелось убеждение, серьёзное и уверенное, а лукавства было так мало, что Уитни безоговорочно поверила ему. Нет. Он удерживал её не потому что надеялся, что она была реинкарнацией его матери, сосудом, в котором находился дух мёртвой женщины. Может быть, он удерживал её, потому что считал это необходимостью. Возможно, потому что он был одинок, и её присутствие заставило его острее почувствовать своё состояние. Может быть, он до сих пор не знал истинных причин. Но было ясно одно: она не была Памелой. Мало того, что Джейсон точно знал это, он каким-то образом смог передать Уитни на расстоянии, как сильно не хотел, чтобы она ею была. И слава богу. По крайней мере, это предположение оказалось правильным. — Хорошо, — произнесла Уитни больше шёпотом, однако ни секунды не сомневалась в том, что Джейсон её услышал. Он больше не выглядел так, будто готовился сбежать в любой момент, поэтому она ослабила хватку. Её рука была мокрой и оставляла влажные следы, а пальцы постепенно разжимались, мягко прикасаясь к его животу. Возможно, Джейсон ещё не был полностью расслаблен, но Уитни понимала, что это ничего не меняло. Джейсон сам по себе не был мягкотелым. Он всегда был сильным и крепким, от природы, а не потому что слепил свой образ в угоду тщеславию. Пьянящий трепет образовался в её животе, причём слишком низко чтобы быть невинным, и Уитни отметила про себя, что ей нравилось это ощущение. Краем глаза она увидела как Джейсон поднял руку — осторожно, медленно и неуверенно — приблизившись. Уитни не знала, к чему он стремился, но непонятное опасение вынудило его убрать руку, рефлекторно сжимая пальцы. В животе Уитни образовался узел нежной привязанности. Обычно Джейсон был таким решительным, таким спокойным и уверенным, что видеть его испуганным и думавшим, что он сделал что-то плохое, было одновременно сладко и мучительно душераздирающе. — Клянусь, всё в порядке, — настойчиво повторила она, мягко надавливая ладонью, и по тому, как сфокусировался на ней Джейсон, можно было сказать, что на этот раз у неё получилось гораздо убедительнее. Джейсон внимательно изучал выражение её лица. Его рука вновь поднялась, всё ещё неуверенно, и застыла. Уитни чувствовала биение его сердца — или это бы её собственный пульс? Мускулы его горла работали, когда он сглатывал, и было забавно наблюдать за тем, как такой большой мужчина мог казаться таким застенчивым. В его колебаниях возник вопрос, некая просьба, ожидание разрешения. — Ты можешь сделать это. С почти лёгким вздохом Джейсон потянулся к ней, и его рука прикоснулась к её волосам. Он осторожно поглаживал, пропуская медно-рыжие пряди между пальцами, и это было так просто, искренне, так честно, мило и немного грустно — как будто он хотел сделать это уже очень давно. Что-то сжалось в её груди, а в горле застрял ком, свидетельствующий о непреодолимом желании заплакать. Уитни знала, что Джейсон мог сделать этой рукой брутально огромного размера с её относительно маленькой головой. Он мог бы уничтожить её, уничтожить с лёгкостью — для него это так же просто, как дышать — но он прикасался к ней так нежно, так почтительно. Трогал её настолько бережно, будто боялся сломать, проявить малейшую грубость, на которую всё равно не осмелился бы. Не осмелился, потому что она была для него кем-то ценным. Нерешительность шла вразрез с его неповоротливыми мощными габаритами, и всё же каким-то образом идеально ему подходила. Грубые кончики пальцев коснулись виска, очерчивая тонкую линию вдоль её лица, следуя по дугам скул; и Уитни не знала, было ли то слабое покалывание, которое она ощущала от всего этого, результатом взаимодействия оставшихся капель воды с её кожей или же собственным осознанием, которого она прежде не знала. В некотором смысле это освежало. Ни один из парней, с которыми она была раньше, не был девственником, но Джейсон вёл себя так, как им и в голову не приходило. Он знал, что в его действиях было нечто запретное, знал, что его действия были слишком интимными для нынешнего уровня их отношений. Он наверняка понимал, что хочет чего-то, связанного с ней, но ему не хватало знаний и опыта для того, чтобы определить, чего именно. И по какой-то причине ожидание его понимания было почти восхитительным. Кончик указательного пальца скользил по её рту, по-видимому, изучая форму губ, а глаза… его глаза горели, почти лихорадили, и Уитни почувствовала прилив крови, распространившийся по её щекам, а также тепло, скопившееся где-то между бёдрами. Звук, который издала Уитни, был совершенно ею неконтролируем; задыхающийся всхлип, который не получилось бы сделать менее сексуальным, даже если бы она захотела. И, к её ужасу, для Джейсона это было похоже на пощёчину. Джейсон вздрогнул так быстро, что — Уитни была готова поклясться — она услышала, как воздух будто бы со свистом разрезало лезвие. Она удивлённо моргнула, но успела уловить новую тревогу в его глазах, прежде чем он сбежал — переместившись к кухонной двери со скоростью, откровенно впечатляющей, учитывая, насколько явно он был дезориентирован. У Уитни даже не было времени на то, чтобы открыть рот и попытаться его успокоить, что, впрочем, было бы бесполезно. Он ушёл. А она осталась, цепляясь за стойку, чтобы не сползти на сырой пол. Кран всё ещё был включен — Уитни слышала шум воды позади себя, но ничего не могла с этим поделать. Она едва помнила, как дышать. Дерьмо. Дерьмо. Вот что произошло на самом деле. Он просто прикоснулся к ней с любовью, посмотрел на неё так, словно мог одним взглядом заставить кончить. И, если честно, почти заставил. Уитни становилась чертовски влажной от одной только мысли о нём. Внезапно она поняла, что значит жаждать человека, хотеть именно до такой степени, чтобы желать каждую его клеточку. Она поняла, что значит до боли хотеть секса. Уитни всегда считала секс отличным занятием. Ей нравилось заниматься сексом, но чаще всего её ожидания не оправдывались. Теперь она столкнулась с вполне реальной вероятностью того, что проблема было вовсе не в её ожиданиях, а в потенциальном партнёре, потому что Джейсон вызывал в её теле такой физиологический ответ, которого она прежде не знала. С тех пор, как сама разрешила себе почувствовать это. А ещё она раньше думала, что ей нравятся гибкие и стройные мужчины, а не похожие на грёбаный кирпичный дом. Ей было достаточно и этого откровения. Она не знала, сколько времени ей понадобилось на то, чтобы отдышаться, или чтобы её ноги почувствовали, что снова могут держать её вес; но в какой-то момент она смогла вернуться к раковине и выключить воду. Затем бездумно уставилась на потоки воды, медленно спускавшие вниз по канализации. Она явно напугала Джейсона, хотя не хотела этого. Не хотела. Её и саму иногда пугала сила собственных эмоций, особенно в более молодом возрасте и когда дело касалось неконтролируемого физического влечения. Джейсону это не понравилось бы. То, что он нашёл её привлекательной, не означало, что он действительно хотел с ней что-то сделать или что вообще когда-либо сделает. Это был его выбор, хотя Уитни (точнее, отдельные её женские части) надеялась, что всё же неправильный. Господи, как же она надеялась, что с ним всё в порядке. Слишком взволнованная, чтобы думать о сне, она вернулась к тому, на чём остановилась — до того, как увлеклась хорошей песней и по-глупому разрушила их хрупкую мирную атмосферу. Один за другим она протёрла все шкафчики и разместила в них вымытую посуду. Закончив с этим, она прибила кусок хлопковой ткани, вырезанный из простыни, к кухонному окну, чтобы сделать занавеску, и то же самое проделала с остальными окнами. Она ничего не могла поделать с большими окнами в гостиной, но всё-таки ей удалось воссоздать ощущение безопасности, которое пришло со знанием, что без её ведома наблюдать за ней снаружи не будут. После этого она решила заняться своим спальным местом. Диван был слишком коротким для неё, и Уитни была не в восторге от идеи повторного издевательства над собственной спиной. Вытянув сиденья у основания, она положила их на пол. С двумя подушками, принесёнными из логова и добавленными для увеличения длины, спальное место стало достаточно комфортным. Она не будет спать здесь всегда, но одну ночь перетерпит. Только одну и только если не станет холоднее. Большие окна Уитни решила так и оставить открытыми, чтобы любоваться закатом. После этого она занялась ещё несколькими рутинными делами. Убрала с полок игрушки и другие вещи, чтобы освободить место для книг, коллекции камней и прочих подарков. Поставила цветы в стакан с водой на тумбочку рядом с главной дверью. К сожалению, они завяли до того, как добрались до жидкости, что было печально, но ожидаемо, с такой-то жарой. Уитни надеялась, что суета отвлечёт её, хотя бы ненадолго. Тем не менее, когда у неё закончились дела, и она неохотно свернулась калачиком, пытаясь уснуть, то не смогла проигнорировать тонкое беспокойное напряжение, нывшее где-то под рёбрами. Перевернувшись на спину, Уитни прикрыла лицо ладонью и тихо выругалась, выдав целую тираду нецензурных слов, которая привела бы в ужас большинство порядочных людей. Она всерьёз собиралась пролежать здесь всю ночь просто так? В любое другое время, в любом другом месте она давно сунула бы руку в нижнее бельё и с лёгкостью избавилась от напряжения. Хотя эта идея не особо её привлекала. Ведь она не хотела собственную руку. Ни капельки.***
Джейсон сгорал. Его кожа пылала, раздражаясь под одеждой, его кровь кипела в жилах. Жаркое затруднённое дыхание заставляло почти задыхаться под маской. Плоть между его ногами распухла и пульсировала, отчего он был вынужден передвигаться, словно раненый глупый человек. Он не знал, как это остановить, не мог заставить своё тело успокоиться, мог только споткнуться в темноте в бессмысленном стремлении оказаться как можно дальше от источника агонии. Но как он должен был дистанцироваться от чего-то, что он не мог изгнать из своего разума? Уитни была всем, что он мог видеть, всем, что мог слышать; её мягкий голос, её глаза, её кожа, её яркие огненные волосы. Её огонь, казалось, охватил всю его плоть. «Это совершенно нормально, это не значит…» Но это было не так. Он знал, что это значит. И едва заметные изменения в её выражении были признаками того, что она тоже знала. И всё же Уитни не съёжилась и не отпрянула. Она пробормотала добрые успокаивающие слова, позволила ему воплотить в жизнь свои эгоистичные фантазии о прикосновении к её волосам, лицу и губам. А потом Уитни… издала этот звук, клубок из нот и вздохов. Раньше Джейсон слышал подобный звук из других уст и думал, что это странно и слегка неприятно. Но в исполнении Уитни это было не так: он ощущал трепет от её голоса, рта и слабого трепетания век подобно крыльям бабочки. Его тело напряглось, вздрогнуло, чуть не заставив рухнуть на колени при возникшем в памяти образе. Что-то в его животе сжалось подобно кулаку, распространило импульсы по костям и венам, пока само дыхание в нём не застыло. Всё существование Джейсона сузилось до неё, до острой необходимости, до мыслей о том, что он должен был схватить её и вжать в раковину — прижаться телом к телу — и что чувствовала Уитни, когда повернулась к нему, такая пышная, сладкая и идеальная. Его плечо врезалось в ствол крепкой старой сосны, и Джейсон припал к нему, радуясь поддержке. Хоть что-то помогло замедлить сумасшедшее вращение этого мира. Он отчаянно ухватился за гнев, за то, что имело смысл. Попытка подчинить гнев в прошлый раз вышла весьма унылой, но успокоила шум в его голове. Однако Джейсон не мог повторить это просто так, не мог заставить себя вызвать гнев по отношению к Уитни. В том, что он сходил с ума, не было её вины. Она ничего не сделала, а он отпрянул от неё, словно от укуса змеи, испугавшись силы своего собственного влечения. Он ведь был монстром — он мог причинить ей боль. Он был уродом, убийцей. Зверем. Уитни позволила ему прикоснуться к себе, потому что была доброй, а вовсе не от большого желания. Это слово застряло в голове Джейсона, и он крепче ухватился за него. Желание. Такое простое и подходящее слово, которого он всячески избегал. Осознание этого, казалось, было заложено в его плоти и крови, но мозг продолжал колебаться, а ответ ускользал между пальцами подобно склизкому угрю. Джейсон стиснул губы, испытывая недостаток гнева и вместо этого упираясь в собственное упрямство. Он ведь справился в тот раз, и если бы хоть немного смог в этот… если бы смог. Даже если бы это заняло у него всю ночь, если бы потребовалось сломать костяшки и обагрить терпеливо вымытые руки кровью. Если бы потребовалось похоронить себя в чужой смерти. В трупах. У него ещё оставалась работа. Работа, которая не должна была ждать — которую он не должен был оставлять. Работа, которая наверняка очистит его от этого безумия. Всего лишь ещё одно мгновение — это было всё, что он позволил себе. Ещё один вздох; ещё один фрагмент запомнившейся улыбки. Затем он опустил плечи и бросился обратно в смерть.