***
Наступление этого дня было неизбежным; как будто тяга огромного веса медленно тянула к краю обрыва. С того момента, как рассвело, Джейсону казалось, что он просто выжидал удара, готовясь наконец рухнуть на глубину. Третий день — последний день. Оглядываясь назад, он мало что мог вспомнить. Он помнил, как собирал цветы и раскладывал их длинной гирляндой вдоль перил. Но не помнил, почему. Он помнил, как нашёл улей и что медовые соты были вкусными и сладкими, а Уитни любила сладкое. Он помнил, как в детстве добывал соты и даже не был ужален, но не помнил, как конкретно добывать мёд. Почти забыл об этом совсем, пока вес банки в кармане не пробудил отдельные фрагменты в его памяти. Он вспомнил её улыбку — он помнил все её улыбки — и тот розовато-белый цветок, который она заправила в волосы над ухом. А потом он оставил её по какой-то причине, которая на тот момент имела смысл. По крайней мере, он так предполагал. Он собирался держаться подальше не потому что ему было больно находиться рядом и думать о том, что она скоро уйдёт… при всей боли он бы всё равно предпочёл быть с ней. Но потом, внезапно оказавшись глубоко в лесу, в темноте, он сам не понял, почему оставил её. Почему, когда оставалось так мало времени? Такого драгоценного времени… Джейсон помчался к её дому с невероятной скоростью, когда начался дождь, довольно тёплый, как это часто бывает в конце лета. Затем перелез через перила, разбросав цветы, и встал у двери. Если он и постучал, то не помнил этого и продолжал стоять, ощетинившись, пока дверь не открылась, и напряжённое ощущение неминуемого краха не смягчилось. Приглашение войти частично пробудило отвращение к определённому пространству. Но он всё равно согласился по двум причинам. Во-первых, потому что уже сделал это однажды и не погиб, а во-вторых, потому что никакое условное отвращение не должно быть важнее желания провести с Уитни остатки времени. Её суета на кухне успокаивала его, помогала сосредоточиться. Он заметил, что на Уитни не было штанов, и, хотя рубашка на ней была длинной, она обнажала ноги гораздо больше, чем платье. От волос Уитни пахло дровами и дымом, и, судя по доносившимся из комнаты звуком, она зажгла огонь. Джейсон позволил ей увести его в другую комнату и уговорить сесть на стул, который был не совсем удобным, но достаточно прочным, чтобы выдержать его вес. Уитни подошла к узкому книжному шкафу, обменяв незнакомую книгу на ту, которую Джейсон сразу узнал, поскольку та провела несколько лет на его собственной полке. Затем Уитни открыла банку с мёдом, которую он ей отдал, зачерпнула ложкой и добавила его к жидкости в своей чашке. После этого собрала остатки мёда кончиком пальца и… Горячий, знакомый клубок напряжения закрутился в животе Джейсона, когда Уитни просунула палец между губ, чтобы облизать его. Он был одержим её мягкими, красивыми губами — в этот момент ещё более прекрасными, блестящими от золотистого мёда — но от подобных мыслей следовало избавляться, и как можно быстрее. Джейсону почти удалось забыться, пока Уитни читала вслух. В комнате было тепло, звуки огня и дождя сливались с нежностью её голоса, создавая некую успокаивающую музыку, и хотя стул был слишком жёстким и низким, он добавлял обстановке особого комфорта. Это было приятно и походило на что-то, похороненное в его подсознании — что-то яркое, сладкое и чудесное, которое снова стало реальностью. Затем огонь в камине затих, как и голос Уитни. И Джейсона словно резко вывели из ступора, оставив дезориентированным, слабо цепляющимся за опору. Он увидел, как Уитни встала и подошла к камину, вооружённая кочергой и куском дерева. Она нагнулась, подол рубашки поднялся, и взгляд Джейсона упал на её оголённые бёдра, на тени, обрамляющие изгибы её ягодиц. Он заметил, как мелькнула бледно-голубая кружевная ткань за мгновение до того, как Уитни выпрямилась. А потом она обернулась, внезапно застыв, и Джейсон сразу понял, что она поймала направление его взгляда. Он не должен был этого делать, но был совершенно не в состоянии отвести глаза. Чувство вины скрутило его внутренности, он понятия не имел, как теперь поступит Уитни. Его разум был полон паники. Уитни приблизилась к нему, и хотя Джейсон никогда по-настоящему не подумал бы, что она способна ударить его в приступе гнева, то сейчас будто бы ожидал этого. Однако то, что она сделала, шокировало не меньше. Джейсон не знал, что значит «потерять дар речи», но скорее всего именно это могло с ним произойти в тот момент, когда Уитни устроилась на его коленях. Он чувствовал её всю: вес, то, как она прижималась своей хрупкой фигуркой к его массивному телу. Её пальцы вцепились в его футболку, пытаясь удержаться или почувствовать себя в безопасности, и ему это нравилось. Причём, даже больше, чем следовало бы. Внезапно Уитни наклонилась вперёд, скрываясь от его взгляда, и он почувствовал её дыхание, губы на своей челюсти, затем — на мочке уха. Тепло, накопившееся в животе, воспламенилось, закручиваясь подобно огненному вихрю. Джейсон знал, что вздрогнул и тем самым напугал Уитни, но она, похоже, восприняла его реакцию как нежелание прикосновений, что было полной противоположностью тому, чего он хотел на самом деле. Джейсон не знал другого способа сообщить ей, кроме как беспомощно покачать головой, отвергнуть её извинения, что в общем-то сработало, поскольку Уитни не попыталась ускользнуть. Но теперь она смотрела на него немного странно, что заставляло нервничать. — Не мог бы ты сделать что-нибудь для меня? Вопрос его позабавил. Очевидно, она до сих пор не понимала, что он был готов сделать что угодно ради неё, в том числе снять футболку. Эту просьбу было легко исполнить, но в тот момент, когда Джейсон стягивал футболку, он подумал, что Уитни просила его раздеться не потому, что его одежда была грязной или неприятной на ощупь, а потому что ей хотелось посмотреть на него. Таким образом, он пришёл к логическому выводу, что Уитни находила в нём нечто привлекательное. Могла чувствовать почти то же магическое притяжение, что и он к ней, и от того её поведение ещё больше озадачивало. В этом был смысл. Но то, как она прикоснулась к его коже губами… В этот момент Джейсон собрал все фрагменты собственного понимания воедино. Уитни целовала его. Не в рот, но при всём скудном опыте поцелуев — когда мать нежно целовала его в щёку или макушку — он был в состоянии отличить материнский поцелуй от поцелуя Уитни. Голова Джейсона закружилась, лёгкие затрепетали, требуя больше кислорода, а на висках проступил пот, капли которого скользнули по груди и спине. В страхе, адреналине и волнении. — Это… ничего, что я прикасаюсь к тебе? Её голос был более низким, чем обычно, почти хриплым, но не совсем. Она и прежде хрипела, но после грубого крика. В этот раз всё было не так. Джейсон кивнул, не задумываясь, но когда Уитни отстранилась, чтобы взглянуть на него более пристально, он не понял, почему она выглядела настолько обеспокоенной. Он не раздумывая потянулся к почти шелковой ткани её рубашки и рефлекторно вздрогнул, когда Уитни добавила: «Не обязательно соглашаться». Она делала то же, что и он — спрашивала разрешения, не желая переступать грань. — Но ты можешь прикасаться ко мне, — хрипло продолжила она, — когда захочешь. Джейсон не осмелился сделать больше, чем положить руку ей на бок, как и хотел. Пальцы Уитни скользили по его ключицам, затем переключились на руки. Он всё ещё чувствовал себя грязным, хотя вчера почти полностью вымылся. Но этого было недостаточно, чтобы перебить навязчивое ощущение. Уитни не могла чувствовать, как он становится твёрже под ней, но сам Джейсон ощущал жар собственного лица, и стыд смешался с пьянящим удовольствием от близости. И даже если Уитни что-то заметила, то виду не подала. Её глаза были тёмными, почти остекленевшими, а взгляд был направлен туда, где она водила ладонями по его груди, кончиками пальцев нежно обрисовывая шрамы, на которые он давно не обращал внимания. Джейсон чувствовал её дрожь, что отзывалась эхом в его собственных костях. Он должен был прикоснуться к ней. Должен. Это было не какое-то контролируемое побуждение или влечение, а потребность, столь же сильная, как дыхание. Джейсон отбросил футболку на пол, чтобы освободить руку, и поднёс её к плечу Уитни, обнажённому в том месте, где соскользнула горловина рубашки. Кожа её сияла, словно освещаясь изнутри — как будто в неё впитался съеденный мёд и начал светиться. Джейсон коснулся её там, провёл подушечками пальцев по тонкой дуге ключицы, почти удивляясь, почему Уитни даже не вздрогнула, когда его пальцы переместились ей на затылок. В тот момент Джейсон прекрасно осознавал, насколько глубоко она должна ему доверять, раз позволяла делать это, несмотря на отсутствие объективных причин. Правда, и хватка была совсем не похожа на ту, которую он использовал с намерением причинить вред, но то, что она позволила ему обнять её шею, уже было немалым. Что-то нежное и собственническое сжало сердце Джейсона. Он сожалел о том, что не имел возможности выразить это чувство. Только когда голова Уитни откинулась назад, а губы приоткрылись, желание скользнуло между его рёбрами, как острый нож. Это было странно, ведь Джейсон никогда особо не думал о поцелуях. Он помнил, как целовала его мать — в знак привязанности или утешения, если требовалось успокоить боль, но в данном случае подразумевался другой вид поцелуев, который он наблюдал у вожатых или более взрослых ребят из лагеря. Это всегда выглядело неприятно: прижатые рты, открытые так, будто люди намеревались съесть друг друга. Джейсон низводил эту деятельность до чего-то, чего никогда не поймёт, и решил игнорировать её. Но теперь, когда он обнаружил, что его глаза снова прикованы к губам Уитни, таким розовым, пышным и блестящим, то подумал, что, возможно, готов изменить свою точку зрения относительно поцелуев. С тех пор, как Джейсон нашёл свою маску, он никогда не думал о том, чтобы просто так снять её. Иногда ему приходилось — в те редкие моменты, когда было нужно утолить голод, почистить зубы или умыться. Но в том-то и дело, что это всегда было результатом досадной необходимости. Он никогда этого не хотел. А теперь, когда он смотрел на красивое лицо Уитни, её закрытые глаза и приоткрытые словно в неком предвкушении губы, он испытывал невероятное желание схватить маску, сорвать её и наклонить голову для поцелуя. Это было глупо и импульсивно. Джейсон знал, что любая попытка будет в лучшем случае неуклюжей. В худшем — превратится в катастрофу. Он не совсем умел использовать свой рот даже для простых вещей. Попытка сделать что-то настолько интимное, с кем-то таким хрупким… мимолётная мысль о вреде, который может быть невольно нанесён, пугала его. Кроме того, Уитни точно не хотела бы целовать что-то настолько уродливое. Раздался звук — тяжёлый неглубокий выдох, даже слишком сильный для обычного вздоха. Рука Уитни нашла его руку, и его кожа покрылась мурашками, когда изящные пальцы вцепились в неё, как будто она пыталась держаться за него. Джейсон инстинктивно приспособился, скользнув ладонью по её спине… и примерно через полсекунды Уитни пошевелилась.***
Уитни чувствовала себя пьяной. Она не могла думать, хотя должна была. Жар кожи Джейсона буквально проникал в её кровь, биение его сердца касалось её ладоней, и она не могла собрать воедино все чувства, чтобы вспомнить, почему ей следовало сделать вздох. Она смутно услышала, как какая-то ткань с шуршанием упала на пол, а затем почувствовала, как рука Джейсона скользнула по её плечу и неглубокой впадине у основания шеи. Уитни рефлекторно сглотнула, когда мозолистые подушечки пальцев скользнули по её горлу к затылку. И как так получалось, что простое прикосновение могло возбуждать больше, чем поцелуй? Майк в своё время не проявлял достаточного энтузиазма в этом смысле, а Джейсон был гораздо более проницательным. Кончик его указательного пальца коснулся мягкого участка кожи чуть ниже её уха, и когда её веки задрожали, а дыхание перехватило, он заметил это и повторил действие — с намеренной медлительностью проводя пальцем ниже. Уитни откинула голову назад, обнажая горло подобно тому, как животные обнажают уязвимый живот в знак покорности. В её собственном животе в это время скапливалось обжигающее тепло, вызываю резкую пульсацию. Блядь. Уитни схватила Джейсона за руку, её ногти впились в его кожу. Опираясь другой рукой на его грудь для равновесия, она перенесла свой вес вперёд, чтобы полноценно оседлать его. Джейсон был шире в бёдрах, чем Майк, а это означало, что ей придётся расставить колени намного дальше друг от друга, что делало её позу совершенно вульгарной. И её действия явно поразили Джейсона на инстинктивном уровне, потому что Уитни почувствовала, как он напрягся, когда она раздвинула ноги и прижалась к нему задницей. Рукой он придержал её спину, чтобы не позволить упасть, затем плавно переместил на талию, после — на бедро, как будто чуть отодвигая и удерживая подальше от выпуклости между ног. Но Уитни почти не чувствовала его, она ничего не чувствовала, пока её колени не упёрлись в каркас стула. Всего секунду назад она была такой решительной, а теперь её уверенность дрогнула. Молчание Джейсона заставляло её немного беспокоиться. Она всё ещё сомневалась, действительно ли он этого хотел, или она давила на него, а он просто был слишком вежливым и терпеливым, чтобы возразить… И это было не лёгкое сочетание неуверенности и застенчивости, а вполне реальное беспокойство о злоупотреблении своим преимуществом. Женщины были не единственными, кто мог быть принуждён к сексуальному контакту в состоянии сомнительного согласия, и Уитни болезненно осознавала, сколько власти имела над Джейсоном. Она не хотела заставлять его делать что-то против воли, лишь бы доставить ей удовольствие, или потому что он не был уверен, что имеет право отказывать ей. Честно говоря, Джейсон вообще мог не понимать, что чувствует и о чём думает в данный момент. Было бы неплохо, если бы он искренне хотел её, но она предпочтёт держаться подальше, чем принуждать его к чему-то. Не дай бог, она нанесёт ему травму на всю жизнь из-за того, что не сможет себя контролировать — а это вполне возможно. Такая ситуация ничем не будет отличаться от изнасилования, а потому Уитни не хотела рисковать. Она действительно не знала, что теперь делать. Зато знала, чего хотела. Ей хотелось лизнуть его грудь, начать с горла и закончить тем интригующим местом, всё ещё скрытым одеждой… но Джейсон мог не быть к этому готов. Если бы у неё был выбор, она бы начала всё медленно, потратила какое-то время на поцелуи и ничего больше. Но это был не вариант. Так как же задать ему вопрос, чтобы выразиться ясно, но не манипулировать им? Уитни позволила своей руке скользнуть по его широкой груди. Дыхание Джейсона изменилось, став грубее, и на мгновение она поколебалась, гадая, не стоит ли вообще остановиться. Но, похоже, он этого не хотел. Джейсон смотрел на неё ясно, сосредоточенно и одновременно тепло. Уитни и не подумала бы, что когда-нибудь кто-то будет смотреть на неё так, с безудержным голодом. Ей всегда казалось, что это неуместное сравнение для обозначения желания. Только не сейчас. Теперь она поняла, что есть причина, по которой люди использовали именно это сравнение, потому что она тоже чувствовала — гложущее, сплошное желание, не насытив которое можно оказаться поглощённой им же. Интересно, у Джейсона был открыт рот? Он приоткрыл губы в ожидании? При мысли об этом она рефлекторно облизнула собственные губы, и взгляд Джейсона тут же опустился, следя за скольжением её языка. Уитни почувствовала, как в её животе что-то сжалось. Джейсон казался очень увлечённым её ртом. В конце концов, у них было немало времени, чтобы изучить друг друга, чтобы знакомство переросло от простого признания существования к любопытству и очарованию совершенно иного рода. Уитни тоже была увлечена отдельными его частями, хотя до сих пор ей было непросто научиться различать детали. Её рука опустилась ниже, поглаживая рёбра — мускулы Джейсона напряглись под кожей от прикосновения. Он слегка поёрзал, и, хотя Уитни подозревала, что это больше связано с новизной ощущений, нежели настоящим дискомфортом, она спросила: — Всё хорошо? Она чувствовала, как он старался расслабиться и довериться ей. Джейсон и вправду ей доверял, ведь она делала всё возможное, чтобы заслужить это. Он кивнул, хоть и немного натянуто, и Уитни позволила кончикам своих пальцев опуститься ещё ниже, задевая пояс его рабочих штанов. Уитни заметила, как он сглотнул, как дёрнулась его рука рядом с ней. Джейсон не давил на неё и не демонстрировал других очевидных признаков неприязни или беспокойства, но в его глазах был намёк на что-то дикое и не совсем уверенное, что заставило её отказаться от первоначального плана. Меньше всего она хотела травмировать его сильнее, чем, вероятно, уже травмировала. Поэтому она, минуя пуговицу и молнию, просто скользнула ладонью по твёрдой выпуклости, скрытой тканью. Джейсон напрягся, его дыхание прервалось. Уитни слегка надавила ладонью, и его хватка на ней сжалась почти болезненно, что заставило её подумать о том, что таким образом он умолял остановиться. Тем не менее, когда она попыталась убрать руку, он схватил её за запястье и прижал обратно к грубой ткани. Независимо от того, было ли ему комфортно, он не хотел, чтобы она останавливалась. Решительное согласие — это не то же самое, что энтузиазм, но Джейсон уже не был наивным ребёнком. Уитни не собиралась делать выбор за него, но и прекращать, не доходя до конца, когда он просил об обратном, тоже. Она нежно погладила кончиками пальцев в знак понимания и продолжения, и почувствовала, как дёрнулась его напряжённая плоть. Джейсон сделал глубокий вдох, и его рука безвольно упала. Видеть, как этот неукротимый человек — эта великая катастрофическая сила — отказывался от контроля, которым явно очень дорожил, для неё было… увлекательно. Уитни внимательно наблюдала за ним, за его дрожью от её прикосновений. Когда она вновь нежно сжала ладонь, его спина выгнулась. Сильные плечи напряглись, сухожилия на шее стали походить на стальные тросы. Он почти оттолкнул её, и ему бы это удалось, если бы он сам не сжимал её столь крепко. До такой степени, что Уитни была почти уверена, что на её бедре останется синяк, но сейчас было не до этого. Она могла практически видеть биение пульса под кожей его шеи и наклонилась вперёд, чтобы прижаться к ней губами, вдыхая чистый аромат его кожи, ощущая естественный солоноватый привкус. Мягкий звук удовольствия сорвался с её уст, когда она горячо провела кончиком языка по его горлу. И реакция последовала незамедлительно. У Джейсона не было голоса, но она буквально чувствовала, как из глубины его груди вырвался стон — Джейсон откинул голову назад, его лёгкие вздымались. Затем она ощутила спазм в его бёдрах и тёплый прилив облегчения под её ладонью; это было быстро, сложно, но великолепно. И хотя поначалу она чувствовала головокружение и бурное удовлетворение, оно быстро превратилось в раскаяние, когда к ней вернулось рациональное мышление. Уитни отстранилась, всматриваясь в лицо Джейсона. Его глаза были широко раскрыты и казались дикими, и на мгновение она подумала, что не должна была этого делать. Ничего из этого. Она перешла черту слишком быстро. И это называется «не травмировать беднягу». — Мне жаль… мне так жаль, я… ты в порядке? Кивнул он слабо, словно был опьянён. — Тебе понравилось? Она не знала, почему внезапно почувствовала себя застенчивой после того, что только что произошло. То, что Джейсон реагировал физически, не означало, что ему понравилось, и гадать она не собиралась. Хотя, возможно, стоило сделать это, прежде чем приставать с расспросами. С заметным усилием он оторвал левую руку от края стула. Его пальцы слегка дрожали, касаясь её подбородка, который он приподнял, побуждая встретиться с ним взглядом. И хотя Джейсон до сих пор выглядел ошеломлённым, когда кивнул во второй раз, Уитни поняла, что акцент был на прикосновении к её лицу. В ожидании зрительного контакта. Да, таким образом говорил он. Очень сильно. Его большой палец ласково погладил её подбородок. Палец был таким мягким, совсем не похожим на плоть под её ладонью. Именно тогда Уитни осознала, что её рука всё ещё прижималась к его паху, ткань над которым была покрыта тёмными и влажными пятнами, и который всё ещё был твёрд. Осознание этого заставило её горло сжаться, как и чувствительные мышцы бёдер. Затем последовала влажность, в очередной раз пропитавшая нижнее бельё, которое уже начинало натирать. Боже, она была так возбуждена, что почти чувствовала боль — требовательная пульсация между ног была подобна ране. Уитни возбудилась настолько, что не могла не прижаться промежностью к его члену, не сдержав сломанного вздоха. Джейсон был зорким и внимательным, поэтому, конечно же, всё заметил. Она поняла это по морщинкам в уголках его глаз, по взгляду, который метнулся к месту, скрытому краем её рубашки. Джейсон понял, что она только что сделала. И что она до этого делала ладонью через его грёбаные штаны. Он слегка зашевелился под ней, непреднамеренно сжав её руку. Как он всё ещё… Да, такое случалось, но сразу после первого раза? С научной точки зрения Уитни не была уверена, существовала ли реальная корреляция между выносливостью и биологическим императивом, но кое-какая её часть либо верила, что это так, либо ей было просто плевать. Вдруг стало трудно дышать. Уитни могла чувствовать собственное учащённое сердцебиение в горле, висках и… другом месте, когда она убирала руку с его паха. Она чувствовала линию каждого из его пальцев там, где они лежали на её бедре. Он всё ещё смотрел на неё, его зрачки расширились, превратившись в тёмные зеркала, отражавшие вожделение, затуманившее её мозг. Вожделение, что объединялось у основания позвоночника и внизу живота. Это ощущение определённо… обострилось. Рефлекторная дрожь пробежала по спине Уитни в виде озноба, который вовсе не был ознобом, и она знала, что последует за этим. Джейсон не мог не заметить, как напряглись её соски, учитывая, что она была без бюстгальтера. Да он был практически на уровни её груди, чёрт возьми, но мало обращал на неё внимания даже с учётом близости и учащённого дыхания. Джейсон обращал внимание лишь на то, как она ёрзала на его коленях, и перевёл взгляд с её бёдер на лицо. О, да, он всё понимал правильно и добился большего успеха, чем многие мужчины с опытом, раз в пять превышающим его собственный. Но это был её Джейсон: зоркий, внимательный и умный. Её Джейсон.***
Он ломался, трещал по швам. В его мозгу происходило короткое замыкание, извергались искры, как из разорванного провода, сердце колотилось, готовое так же разорваться, и Джейсон был полностью поглощён Уитни. Её запах в его лёгких, её горячие губы, и рука — та самая, которая уже не поглаживала его через брюки, а обвилась вокруг шеи, одновременно успокаивая и подавляя. Она прикоснулась к нему, к его плоти, как будто целенаправленно… и если это было так, то перед ней Джейсон становился абсолютно беспомощным, но продолжающим чувствовать. Запертым в невероятной смеси блаженства и полной агонии. Он не понимал, как это возможно — чувствовать себя настолько неудобно и в то же время до головокружения хорошо. Но он чувствовал. Точка боли, которая на самом деле не была болью, сосредотачивалась в его паху и распространялась наружу. Его зрение затуманилось, а глаза закатились. Казалось, он разбился о лезвие забвения. Удовольствие было настолько сильным, что было больно, оно словно разрезало каждую его частичку сразу. Тем не менее, за ним последовало облегчение, которое можно было описать как эйфорию. Каждая часть Джейсона расслабилась — все те места, о которых он даже не знал и которые могли расслабиться, тоже расслабились. Его суставы стали рыхлыми и жидкими, а вены залились теплом. Это напомнило ему сельтерскую воду, которая на языке ощущается одновременно странно и невероятно приятно. Было ли это тем, что испытывали нормальные люди от тактильных контактов? В этом состояла цель их странных сплетений? Если да, то неудивительно, что они часто этим занимались. Голос Уитни прорвался сквозь туман, неся в себе беспокойство, которое он не понимал. Она спрашивала, всё ли с ним в порядке, как будто сама не знала. По тому, как его рука расслабилась, он понял, что впивался пальцами в мягкую плоть её бёдер Как сильно он вцепился в неё? Достаточно больно? Уитни не выглядела так, будто ощущала боль, хотя Джейсон до сих пор не мог сосредоточиться настолько, чтобы интерпретировать её реакцию. Когда его взгляд прояснился, он обнаружил, что она всё ещё смотрит на него со следами беспокойства. Раньше Уитни была так уверена в себе и своих знаниях. А теперь её уверенность куда-то испарилась. Почему она выглядела нервной? Сожалела ли о том, что сделала, о своих прикосновениях к нему? О том, что заставила его чувствовать столь чудесную эйфорию? Нет, вряд ли дело в этом. Во всяком случае, Джейсон так не думал. Уитни больше выглядела так, как будто ждала, что он разозлится на неё. И он сам был хорошо знаком с этим чувством. Джейсон не знал, что со всем этим делать. По крайней мере, до тех пор, пока она не озвучила второй вопрос. Понравилось ли ему? Даже если бы Джейсон обладал даром речи, он серьёзно засомневался бы в своей способности чётко сформулировать, насколько ему понравилось. Да и простых слов едва ли хватило бы для полноценного выражения чувств. Он должен был говорить это глазами, мягким прикосновением к её лицу своей рукой, всё ещё дрожащей от нервов, которые обжигали изнутри — в хорошем смысле. Ему пришлось кивнуть, но как можно более решительно. Радовало то, что казалось, этого было достаточно, чтобы рассеять сомнения Уитни. Он обхватил её подбородок, почувствовав тёплую нежность, как будто введённую в его кровоток, когда он посмотрел в красивое и уже такое родное лицо. Любимое лицо. Это было неописуемое чувство связи, принадлежности. Всепоглощающий прилив удовольствия… это было прекрасно. Уитни ёрзала, сидя верхом на нём, как будто ей было неудобно. Её дыхание стало почти бесшумным. В тот же момент её ладонь сжалась на его паху, послав горячую стрелу потребности, прожигающую его, и в этот момент Джейсон почувствовал, как будто в мозгу что-то щёлкнуло и — наконец-то — встало на место. Он испытывал голод. Не тот, от которого желудок посылает спазмы — этот новый голод проник в саму его плоть, в кости и разум, вплоть до той грубой материи, которая была собрана для его создания. Ох, как же его тело хотело её. Пульсировало и скулило, как чрезмерно напряжённый клапан давления. Но почему Уитни… до сих пор выглядела так, словно ей было некомфортно? Уитни была вся напряжена, почти дрожала, её лицо покраснело, как от боли или нервозности. Через штанины он почувствовал просачивающуюся влагу, почти как… Взгляд Джейсона упал, инстинктивно ища источник. Его мозг сразу подумал, что это могла быть кровь — как в ту ночь, когда Уитни срочно требовалась ванна или бинты. Но это предположение не казалось правильным. Запах крови он бы почувствовал. От Уитни не пахло металлом и болью. От неё пахло тёплой кожей, цитрусовой сладостью и чем-то ещё, что Джейсон описать пока не мог. Если бы она была ранена, если ей было больно, она бы не прижималась к нему так, как раньше, не смотрела бы на него как сейчас, с приоткрытыми губами и покрасневшими щеками. Зеленоватый оттенок в её глазах почти исчез, уступая месту горящему золоту. Джейсон внимательно изучал её лицо, когда она осторожно убрала руку с его штанов, на которых до этого уже была влага, но произведённая им самим. Он не до конца понимал, что это было. Если это результат их контакта, то почему Уитни не реагировала так же? Почему она всё ещё выглядела так, будто её ранили, почему хмурилась и стискивала челюсти? Если только… Джейсон посмотрел туда, где её бёдра были скрыты тканью слишком длинной рубашки. Раз между размером и формой их тел была разница, должно быть, и там они тоже отличались. Поэтому Уитни не чувствовала себя так, как он, но была нежной и податливой. Если он прикоснётся к ней так же, как она к нему… Тепло, вновь накатившее в животе Джейсона, вызвало восторженный спазм при этой мысли, но он поколебался, внезапно испугавшись. Что он делает? Он не имеет права так на неё смотреть, не говоря уже о прикосновениях. Нет, дело было не в том, что он не имел права, а в том, что имела она. Ей не следовало хотеть его… но она хотела. И он не мог отказать ей, даже если какая-то его часть желала этого. Он осторожно приподнял собственную правую ногу, чуть-чуть согнув колено. Реакция Уитни последовало мгновенно. Он зачарованно смотрел, как запрокинулась её голова, а глаза закрылись в безошибочном удовольствии. Её спина выгнулась, она сильнее прижалась к нему мягким горячим местом между ног и издала звук — тот хриплый изысканный вздох. Пальцами Джейсон вцепился в ткань, обтягивающую её бедро, убирая излишки и обнажая гладкую плоть. В комнате было тусклое освещение, но оно не смогло скрыть ошеломляющего желания на её лице. Джейсон откинул край рубашки назад, обнажив светло-голубую ткань, отороченную кружевом и плотно прилегающую к фигуре Уитни — он ничего не мог разглядеть сквозь неё, но, судя по тому, как закружилась его голова, ему инстинктивно было нужно именно то место. Не задумываясь, Джейсон провёл по этому кусочку ткани, там, где она образовывала какие-то складки, и почувствовал невероятное тепло, исходившее от тела Уитни. Жгучее, как жар. — О, боже, — захныкала она, и он остановился, быстро посмотрев ей в лицо. Он знал эту фразу исключительно как реакцию на страх, на неминуемую смерть. Но Уитни произнесла её не поэтому. Эти слова сорвались с её уст в трепете и желании. Приободрившись, он повернул запястье, копируя движение, которое она использовала на нём, но гораздо мягче. Она лучше знала, как работает его тело, чем он мог знать её. Как бы Джейсон ни старался учиться, он не мог даже мысли допустить о том, чтобы причинить ей боль. Тем не менее, Уитни, будучи маленькой и хрупкой, была далеко не слабой. Кончики его пальцев встретились с влагой, скользкой и тёплой, которая пропитала ткань. А затем он почувствовал запах — такой насыщенный, будто мёд и соль. Каковы будут ощущения, если он поднесёт пальцы ко рту? Что ещё более важно, хотел ли он когда-либо так сильно сделать что-то в своей жизни? Уитни стиснула бёдра, заставляя мягкую плоть прижаться к его руке… а Джейсон думал, что у неё это место тоже будет твёрдым. Оказывается, нет.***
Удовольствие для женщины всегда требовало взвешенных решений, а порой и вовсе было условным. Опасным. Женщины не только рисковали забеременеть, но и столкнуться с осуждением собственных желаний или чем похуже. Женщина должна быть осторожна с тем, о чём просит, иначе её сочтут слишком легкодоступной, слишком холодной, не оправдавшей ожиданий и наказанной за это. Подобное не всегда происходит сразу, это может случиться через несколько часов или дней, когда её желания могут внезапно стать оружием, которое будет использовано против неё. Уитни никогда не подвергалась прямому насилию, но всегда помнила о том, что мужчины в её жизни потенциально могли проявить жестокость — и более чем вероятно в результате факторов, не зависящих от них. Возможно, она ожидала от мужчин подобных подвохов исходя из прошлых отношений, завершившихся неудачно. Или опиралась на опыт, переданный другими женщинами. Может быть, ни то, ни другое. А может и то, и другое. Будучи слишком юной и глупой, в своё время она не особо задумывалась об этом. Но потом всё изменилось, когда она узнала об опасностях, о взвешенном характере потребностей, возложенных на неё системой, которая стремилась её контролировать. Опасными могли быть даже те, кто её любил. Она смирилась с этим, как с ежемесячной менструацией. Таков был образ жизни, и примириться с ним было проще, чем пытаться выступать против, по крайней мере, на этом этапе её жизни. Уитни искренне в это верила. До тех пор, пока не столкнулась с живым исключением из правил. Ей и раньше приходило в голову, что социальные стереотипы, которые легли в основу нынешнего общества, обошли Джейсона стороной. Она намеревалась подумать о том, что это может значить, но так и не уделила этому время. В этом таилась некая ирония: человек, воспитанный на примитивных элементах социального поведения, относился к ней с гораздо большим уважением, чем почти каждый мужчина, выросший в её собственном современном мире. Даже брат нуждался в неоднократных заверениях в том, что с ней всё будет в порядке, если он оставит её, когда доказательство её слов было прямо перед его глазами — но не потому, что он пытался пренебрегать желаниями сестры, а потому что был так воспитан, обязанный защищать её от всего, в том числе, от неё самой. В силу обстоятельств Джейсон был единственным мужчиной, действительно способным принять Уитни такой, какой она была. Он не считал её слабой, глупой или иррациональной — даже в те моменты, когда она вела себя нелепо. Единственное, что он когда-либо делал, это указывал на её физические отличия: размер, силу и длину конечностей по сравнению с его собственными. В остальном он считал её равной себе. И если Джейсон был чересчур осторожен или защищал её, то это происходило потому, что она была для него важна, а не потому, что ему кто-то навязал снисходительно защищать «слабый пол». Возможно, эту часть его характера она узнала и зауважала прежде всего. По крайней мере, до того, как в дело вовлеклись надоедливые женские гормоны. Также Уитни была уверена в том, что Джейсону было плевать на то, что в интимном плане у неё было больше опыта, чем у него. Он не собирался считать её шлюхой. Для него в принципе не существовало такого понятия. Джейсон выглядел лишь взволнованным её знаниями, и то, что она с ним делала, могло быть для него чем-то грустным, но в то же время невероятно облегчающим. Уитни была довольна тем, что перешла черту, которая должна была пугать её. Теперь она не боялась расправы над собой, потому что была абсолютно уверена в том, что этого не произойдёт. С ним она могла быть такой, какая есть, желать того, чего хочет на самом деле, и он никогда не накажет её за это. Джейсон пошевелился, неуверенно надавив коленом между её ног, и перед глазами Уитни будто вспыхнули искры. Было больно — самым восхитительным образом — и она выгнулась от удовольствия, а её ногти впились в плоть чуть ниже его локтя. Такого никогда не было. С Майком никогда не было лучше, по крайней мере, с точки зрения физического удовольствия. С ним было хорошо в смысле ощущения близости. А с Джейсоном было и то, и другое. Его руки находились на её бёдрах, подтягивая слишком длинный край дурацкой рубашки. Это не было намеренно. Джейсон делал это неосознанно, пытаясь устранить препятствие, но, возможно, именно это поразило Уитни. Чёрт возьми, как же он был силён. Это должно было её напугать — он мог без труда удерживать её, делать с ней всё, что хочет, а она не смогла бы его остановить, если он не решит уступить. И мысли об этом не должны были вызывать похотливую пульсацию внизу живота. Но они вызывали. Его кожа была такой горячей, когда он разглаживал ткань. Другая рука коснулась дурацкой кружевной отделки нижнего белья в одном дюйме от того места, в котором Уитни мечтала ощутить его прикосновения. Взгляд Джейсона был опущен, он изучал её, очевидно, не понимая, на что смотрит, однако затуманенный взгляд почти заставил Уитни поверить в обратное. — О, боже… Джейсон снова взглянул на её лицо, пока его рука скользнула вниз, не желая дразнить. Это было медленно и осторожно. Он пытался не причинить ей вреда, не зная, как именно нужно прикасаться. Джейсон не был виноват в том, что она перевозбудилась настолько сильно, что малейшего касания в области клитора было достаточно для того, чтобы заплакать от удовольствия. Поначалу Уитни собиралась сидеть спокойно и позволить ему исследовать её тело в своём собственном темпе. Однако теперь они зашли слишком далеко, чтобы ждать. Уитни перехватила его руку. Джейсон мгновенно замер, думая, что это означает, что она говорит «нет» — и, господи, Уитни была готова полюбить его только за это. Она изо всех сил пыталась перевести дух, чтобы успокоить его, но не смогла. Не говоря ни слова, она обхватила его руку и переместила их теперь уже сплетённые пальцы под ткань нижнего белья, пожалев о том, что не додумалась снять его, прежде чем запрыгивать на Джейсона. Она дёрнулась, когда ввела в себя его пальцы — такая горячая, влажная и опухшая — её выдох был больше похож на всхлип, чем на стон. Удовольствие обжигало, текло по венам и распространялось по позвоночнику. Её бёдра изогнулись, а зрение затуманилось. Глаза Джейсона были прикованы к её лицу с фокусом охотника, он внимательно наблюдал за изменениями её выражения, когда она показывала ему, как двигать пальцами. Он почти не моргал, следя за тем, как она насаживалась на его руку, как пальцы скользили внутри неё. Он был полностью поглощён ею. Без сомнения, это было самое горячее, что когда-либо испытывала Уитни. Её лицо горело. Она знала, что смущаться было глупо. У Джейсона не было никаких ожиданий, никаких предвзятых представлений о том, как это работает. Она была взволнована, потому что для неё это было очень необычно, и всё же ей это нравилось. Она не сомневалась, что Джейсон был достаточно проницательным и активным для того, чтобы понять, как нужно действовать, исходя только из её реакции. А ещё он, казалось, чувствовал такое же сильное чувство близости, что и она, отчего стало намного жарче. На самом деле, Уитни не помнила, когда в последний раз занималась этим — целовалась, касалась или что-то в этом роде. Обычно все её мысли были заняты списком продуктов, ежедневными делами и тем, не забыла ли она включить мультиварку этим утром. Теперь в её голове не было ничего. Ничего, кроме текстуры его кожи, мягких, скользящих звуков её собственной влажности, его тяжёлого дыхания и её хныканья. Это была совершенная пошлость. Она кончила так, что всё её тело содрогнулось, а из приоткрытых губ раздался крик удовольствия. Через несколько секунд — или часов — она обессиленно рухнула на него, как тряпичная кукла. Её рука обвилась вокруг его шеи, а пальцы вцепились в тонкие пряди светлых волос. Пульс бешено гремел в ушах, а бёдра дрожали, прижимаясь к его. Единственное, что мешало Уитни соскользнуть на пол бессмысленной массой — широкая рука Джейсона на её спине. И, было ли то её воображением, или он тоже дрожал? Господи… Это до сих пор не заканчивалось. Похоже, она только что испытала самый сильный оргазм в своей жизни. Её кости превратились в осколки, а мысли категорически отказывались собираться воедино. В течение долгих мгновений она просто отдыхала, положив голову на плечо Джейсона. Затем он осторожно вытащил руку из её нижнего белья и обвил за талию, а другой провёл между лопатками. Уитни знала, что под ней он был всё ещё твёрд, хотя не могла этого чувствовать. Но, похоже, со своим состоянием Джейсон не собирался ничего делать. Он был вполне удовлетворён тем, что просто обнимал её. В какой-то момент Уитни почувствовала, как его голова наклонилась к ней, а маленькие шероховатости маски цеплялись за её волосы. Кажется, я понял тебя. По крайней мере, так Уитни сказала себе. Она не могла представить, что он сказал бы нечто другое. Она подняла голову, чтобы посмотреть на Джейсона, и обнаружила в его глазах мягкость — такую же, как и раньше, но… с чуть большей привязанностью, а также безграничной преданностью. Это было замечательно, красиво. Проклятье. Теперь до неё доходило, что только что произошло. Она неуверенно оттолкнулась и слезла с его колен… только для того, чтобы рухнуть на собственные. Уитни пошатнулась, издав приглушённый писк, но Джейсон удерживал её за талию до тех пор, пока она не смогла встать сама. Потом он отпустил её, но крайне неохотно, как будто предпочёл бы притянуть к себе и укачивать в своих объятиях. Он этого не сделал, но, вероятно, думал об этом, пока она поправляла рубашку, пока он отслеживал её шаткие шаги через комнату и вверх по лестнице. Это был нелёгкий путь. Она была неустойчивой; её позвоночник покалывало, а в коленях ощущалась слабость, как у новорожденного животного, у которого были слишком большие лапы, чтобы с ними справиться. Уитни было трудно сосредоточиться на том, куда ставить ступни, она как будто не могла разглядеть размеры ступенек под собой. Её будто трахнули так сильно, что отняли способность ходить, думать и видеть. Господи, да Джейсон даже не трахал её. Во всяком случае, пока. Ладно, стоп. Остановись. Положив руку на дверь ванной, она толкнула её и практически ввалилась внутрь. Она сбежала от него не потому, что сожалела. Вовсе нет. Просто испытывала потребность в пространстве для размышлений и устранении того беспорядка, в котором она сейчас находилась. Нижнее бельё и раньше было неудобным, а теперь пропиталось влагой и ужасно натирало. Правда, и растянуто было настолько, что больше не подлежало носке. В конце концов, у Джейсона были большие руки. Большие, ловкие и быстро обучающиеся. Чёрт возьми. К счастью, туалетная бумага под раковиной была упакована в индивидуально завёрнутые рулоны и поэтому не покрылась слоями пыли. Сняв испорченное нижнее бельё, Уитни бросила его в маленькое металлическое ведро для мусора, а затем безвольно опустилась на унитаз и просто сидела там с головой, в которой не было мыслей, а был только шум. Что она только что сделала? В своём безрассудстве она безвозвратно связала Джейсона с собой. Теперь он никогда не сможет мысленно отделиться от неё. И она тоже. Уитни понятия не имела, сколько времени провела в ванной, размышляя об ошибках, о которых не могла заставить себя сожалеть, но зато могла осуждать. Головокружение от невероятно хорошего секса утихло, но в глазах ощущалась тяжесть, а виски начали болеть. Спустившись вниз, Уитни обнаружила Джейсона сидящим на полу, спиной к передней части дивана, а лицом к постепенно угасающему огню. Она заметила, что рядом он сложил её временный заменитель кровати: пёстрый набор подушек и одеял, расположенных достаточно близко к камину. Ей пришлось потрудиться, чтобы проглотить ком в горле. Джейсон не мог её не услышать, однако не повернул голову, когда она подошла к сумке с одеждой. Ещё утром она сложила туда чистое нижнее бельё, поэтому сейчас быстро скользнула в него и обошла диван. Джейсон сел так, чтобы вытянуть ноги перед собой. Он снова надел футболку, и хотя часть Уитни оплакивала приятную визуальную потерю, она была благодарна той доле рассудка, которую удалось вернуть. Джейсон наклонил голову, чтобы посмотреть на неё дружелюбно и одновременно осторожно. Он задавался вопросом, предпочла бы она, чтобы он ушёл или планировала сама попросить об этом? Похоже, он понимал, что ей нужно время побыть с собой, но она должна была признать, что сейчас её поведение было не самым вежливым. Наверное, она выглядела расстроенной, а Джейсон надеялся, что это не так или что сможет успокоить её, подготовив место для сна. На уровне интуиции он ощущал, что ей нужно поспать. Это было странно… Уитни чувствовала беспокойство, почти до тошноты, вплоть до той самой секунды, когда он посмотрел на неё, гадая, как она справится — с ним, с собой или с чем-то ещё. На самом деле, она просто устала, и всё остальное не имело значения. Присев на корточки, Уитни откинула одеяла и легла, свернувшись клубочком и уткнувшись головой в подушку, что лежала рядом с бедром Джейсона. Может быть, было бы неловко просто лежать рядом с ним, сидящим над ней. Но это было не так. Уитни просто ощущала ту же безопасность, что и на берегу озера, в его присутствии. Спокойствие и бесстрашие. С тех пор, как она себя помнила, были ночи, когда её сердце, казалось, вступало в войну с разумом. Самые трудные и мучительные решения принимались в темноте, где борьба между чувствами и знаниями особо обострялась. Большую часть времени подобные ночи проводились в беспокойном бодрствовании и совсем не способствовали покою. Сегодня всё было не так. Последним, что запечатлелось в сознании Уитни, было тёплое красно-оранжевое сияние пламени и лёгкое прикосновение руки, нежно поглаживающей её волосы. А потом она заснула. Легко и глубоко.