***
Вы когда-нибудь просыпались без возможности видеть и шевелится? Скованное тело, чувство, словно тебя придавили чем-то тяжелым, а глаза завязали. Все кости ломило так, словно они были раздроблены в щепки, мышцы отдавали жгучей, тянущей и острой болью. Но во всем этом был один плюс: место, где я нахожусь, было прохладным, что немного успокаивало. Думаю, вы уже поняли, что пошевелиться физически нереально. Хотя эти ощущения были куда терпимей, когда все это началось… Началось? Что именно началось?! Не могу вспомнить. В этот момент, когда паника начала подступать, я услышала, как в помещение кто-то вошёл. — День семисотый, пациент стабилен, пульс… Стабилен… — девушка с довольно приятным, но уставшим голосом медленно подошла к кровати и нагнулась, я ощущала тепло дыхания и тела. — Ты очнулась? — тихо, почти не слышно произнесла она, словно боясь, что я сейчас резко подскачу или что-то сделаю. Раз за разом я пыталась открыть глаза, но нечего не выходило, но сдавленный стон от боли, разливавшейся я по всему телу, оповестил девушку о чем-то. Она резко дёрнулась и выскочила из помещения, все это сопровождалось слишком громкими звуками. Сейчас я поняла, что было не так, звуки… Писк, шелест, биение как ее сердце, так и моего, топот, скрипы, ветер — все это было настолько громким, что я невольно поморщилась. С энной попытки я все же открываю глаза и вижу тусклое помещение с однотонными серыми стенами. Яркий свет проник в помещение, когда дверь открылась, я зажмурилась, в комнате теперь стало три человека: я, девушка и мужчина. Они были одеты в белые халаты. — Как вижу, ты проснулась, хотя не так… — белое одеяние почти сливалось с кожей, черные волосы с редкой сединой и темные мешки под глазами. Выглядел он, как студент, у которого на носу сессия, к которой он не готовился. В руках у него находилась дощечка, он подошел к койке, на которой я и валялась. — Правильнее теперь будет: «Проснулся». В тот момент я думала, что ослышалась, «проснулся?!» Что, какого черта? Что произошло? Где я? Хотя нет, где нахожусь я примерно понимала… понимаю… да к черту! Заметив бегающий взгляд врач, коим он и являлся, кашлянул, привлекая внимание. — Вижу, глаза открыл, один раз моргни, если не можешь говорить или попробуй что-нибудь сказать, — и я моргнула. Моргнул. Моргнуло. Ну вы поняли. Дальше пошли наводящие вопросы о самочувствие, знакомо мне что-то из перечисленного или нет. Записав мои ответы, он предупредил о некоторых нюансах и проверках, уходя, он добавил, что будет заглядывать четыре раза в сутки.***
Я раньше как-то и не задумывался, но после слов Икара о двух группах вспомнил, что у врача под присмотром был ещё и тот детеныш Котолака. В итоге у одного врача было две группы, но из-за малочисленности очнувшихся они соединились в одну под его руководством. А потом привезли еще одного недавно очнувшегося, увы, он не дожил, ну почти, его увели, а вот куда — не знаю. Почему его увели? Он довольно долго мучился, процесс прорезывания крыльев был, скажем так, не самый приятный, да и у меня, какого-то Лапласа, крылья не появились «во сне», а начали активно расти после пробуждения. Не думаю, что нас кололи разными обезболивающим, крики были жуткие. Из дум меня вытащил лис. — Сэм, мы пришли, — сказал тот, и перед нами оказалась довольно внушительная деревянная дверь с резным и выжженным орнаментом. Дверь распахнулась, и мы вошли в просторную комнату в темно-коричневых и черных оттенков, по обе стороны стояли шкафы с книгами и всякой всячиной. Глазами я зацепился за небольшого размера крылья, стоящие под стеклом, резко отведя взгляд, я на мгновение потерял моего сопровождавшего, но тот всего лишь подошел к столу, стоящему напротив окна. — Господин, я привел его, — говорил он это с опущенной головой. Тишина лишь изредка прерывалась звуками росчерков на бумаге и тиканьем часов, что были где-то в этой комнате, или мне так казалось. И наконец, отложив ручку с бумагами, он соизволил окинуть нас взглядом. — Рэй, свободен, — лис встал и, проходя мимо меня, пожелал удачи. — Ну, и что в этот раз? — процедил я, а он все стоял у своего стола и смотрел не куда-то там, а именно в глаза, пытаясь прочувствовать почву. — Проходи, присаживайся, не стой у дверей, — проговорил он очень спокойно, карие глаза следили так, как следит охотник за потенциальной жертвой. Одет он был так же, как Рэй и волк — в строгий черный костюм. Короткий черный волос и шрам, скорее украшающий, нежели уродующий, проходил по правому глазу, перетекая на шею и скрываясь на спине. И я прошёл и сел на не шибко мягкий стул, ну знаете, стулья, как у учителей за столами, только кожаные. — Так зачем я вам? — спросил я опять. Идей не было. У нас в поселении нет работы, и в городе меня не берут, как сговорились, черт! Так зачем я понадобился Ему? — Хочу предложить тебе работенку с вполне неплохой зарплатой и удобным графиком. — И какую же? — Будешь помогать в ловле Агрессоров. — Агрессоры? — Ах, да, точно, в свет не пропускают информацию об охраняемых зонах, почему их оградили и так далее, — сказал он, и легкая, еле заметная усмешка появилась у него на лице. — Ты ведь хочешь узнать, что произошло? — И зачем тебе говорить мне эту информацию? — Сначала ты должен согласиться устроиться на работу, — сухо проговорил он. А знаете что, возможно, он единственный, кто может рассказать мне, что же произошло за те годы, пока я был в отключке, и когда появились первые, кто прошел через тот ад. — Думаешь, я просто так возьму и соглашусь? Ты и твои люди меня пытали, сломав крыло и оставив кучу неприятных воспоминаний! — то ли шепотом, то ли криком проговорил это, вновь вспомнив, как же трудно было двигаться после всего, что произошло. Именно тогда некоторые воспоминания вернули ко мне о мире до болезни. — Кроме меня тебе никто больше не даст работу, — все так же говорил он. — И почему же? — Никто не примет в свои ряды столь агрессивную тварь, — смотря себе за спину, почти шепотом сказал он. — Да и к тому же на здешней работе ты сможешь знатно повеселится, только привыкнуть придется. — Соглашусь только с условием, что в любой момент я могу уйти. — Не в любой, за два дня до ухода ты должен предупредить. Ну, тогда добро пожаловать в организацию. — Не отвертишься теперь, рассказывай все, что знаешь, и почему именно я, а не кто-то другой. — Хорошо. Ты, потому что не отключился, когда подлетел к зоне, и в данный момент тело не сводит судорогой, здраво мыслишь. В отличие от остальных, если кто-то из пернатых и подлетает, симптомы будут хуже, чем после веселой ночки, и хуже, чем ломка после наркотиков. А тех, кто не имеют перьевого покрова, растащили по другим заведениям, да и их не так уж и много. Вертолеты не пойдут, они слишком шумные и не такие манёвренные, да и летающая или ездящая техника перестает двигается после десяти метров. Агрессорами мы называем существ проходящих по строению на людей с той лишь особенностью, что эти твари агрессивны по отношению к людям и зеверолюдям, стоит тем подойти к ним ближе, чем на сотню-другую метров. Внешне они хоть и походят на людей, но имеют удлинённые конечности красного цвета, что запросто разрезают стальной двухсантиметровый лист, и быстрота движений доставляют кучу неприятностей. Их тела не защищены, и убить их было бы проще простого, только эти существа не отображаются на радарах, тихо передвигаются по лесу заповедника, почти не оставляя следов, кроме меток на деревьях. — И кто же они такие, откуда они взялись? — Все по порядку, как ты уже заметил, никто не ходит на могилы. Причина проста. Тех, кто обратился и не справился с овладением силы, просто скидывают в зоны. Всех, кто умирают не проснувшись, также свозят в зоны. — Вместо того, чтобы кремировать или захоронить?! — подорвался я от негодования. — Вы же их кормите! Зачем? — Во-первых, мы их не кормим, мертвецы в течение трех дней оживают, и в эти три дня они абсолютно неуязвимы. Кремировать не получится, вирус содержится в прахе сожженных, на живых влияет пагубно, на агрессоров возбудителем. Те, в свою очередь, начинают массово идти в одном направление с целью прорвать ограждение. Хранить также опасно, они выкапываются и плевать хотели, что их могила в железобетонном саркофаге! Думаю, ты понимаешь, за два года мы уже перепробовали кучу вариантов с их исполнением. Эти территории образовались после первой волны, там изначально были карантинные зоны, куда свозили всех пострадавших. После во всех зонах произошли массовые смерти, а после там была резня. — Ну прах ведь можно хранить в колбах или как их там, — как-то нелогично. — Можно, да только помогает это ненадолго, — он зло посмотрел куда-то вдаль, как-то тяжело вздохнул и продолжил. — Мы изначально их так и хранили, но из-за оплошности одного человека колбы были разбиты. В паре десятков километров стоит ограждённое, как замок, сооружение, там в бункере куча зараженных. Там-то и произошел этот инцидент. Даже не спрашивай, как они туда попали… — Стоп, если колбы разбиты, разве это не должно было вызвать агрессию у этих существ? Или, стой, хочешь сказать, что раньше на той территории была огражденная зона. И получается, бункер там не так уж то и глубоко зарыт и крыша должна открываться. Агрессоры даже не пытались выбраться оттуда, что-ли? — Хм, вижу, лис и волк не обманули, ты быстро соображаешь. И да, и нет. Они пытались выбраться. Однако оставшиеся в живых работники быстро закрыли бункер со всеми Агрессорами и свалили куда подальше, а то бишь сюда. Как не крути, но агрессоры до сих пор остаются там. — А что насчет правительства? И на чьей вы стороне? — так много информации, даже не верится, что все это произошло. — На стороне безопасности и медицины. В первый год, когда произошла вся эта кутерьма с вирусом, погибла большая часть правящих верхов, остались лишь зеленые новички. Армии, как таковой, больше и не существует, да и часть военных подались в безопасные поселения. — Что-то на подобии бывшей милиции? — Да, только без кровопролитий, грубая сила и только. Медицину возвели почти в религию, ну, думаю, ты и сам уже порой замечал. — Не напоминай…***
— Как продвигается восстановление у сизокрылого? — записывая что-то в картах, спросил Брут. — После происшествия он никого не подпускает, отказывается от еды и все время находится в темноте. Прошло уже чуть больше недели, но у него все еще остаются силы на сопротивление. Это то, что можно узнать от моих людей и камер наблюдения. Брут, может ты все-таки попробуешь с ним поговорить, он, как-никак, твой пациент! Тяжелый вздох, минутная тишина, после которой следует скрип стула. — Ты, видно, забыл, чем обернулось мое вмешательство в тот раз, — с досадой в голосе сказал врач. — Если б ты не вмешался, пострадали бы не только те две медсестры, я и четверо пациентов, — с упреком и раздражением произнес собеседник. — Он разнес две палаты, тяжело ранил троих пациентов и чуть не убил тебя. Причем вполне заслужено, ты и твои люди почти лишили его неба, а теперь ты еще и пытаешься отправить меня к нестабильному? — Брут мотнул головой, отгоняя ненужные мысли. — Я прекрасно понимаю, что нестабильные опасны, но поверь моему чутью, он так просто не выйдет из-под контроля в твоем присутствие! — повысив голос, почти криком сообщил собеседник врачу. — Откуда у тебя такая уверенность? — Ты в тот раз его остановил, из-за тебя он замер! На твои слова он обернулся, позволил подойти достаточно близко! — уже крича говорил. — Ты не успел ничего ему сделать такого, что могло бы вызвать подозрение или неверие. — Сначала ломаешь, а после просишь починить, на тебя это не похоже, — с усмешкой произнес врач. — Чем же он тебя так зацепил? — Чем, спрашиваешь? Ты ведь видел это, у него были белые крылья, а когда он очнулся и начал буянить, цвет изменился на серый. Что это вообще такое?! Ты видел это где-нибудь еще? Брут помотал головой и о чем-то задумался. — Хотя если только он изначально не был неоперившимся птенцом, ну типа линьки на постоянный окрас, как это бывает у котов или собак. И нет, я такого не наблюдал и не слышал от коллег. Если только его агрессия была вовсе не агрессией, а… — А чем же тогда? — в неком недоумении спросил мужчина. — Это не точно, ладно, надо заглянуть к нему, а ты поезжай, уже засиделся, — как-то торопя собеседника, говорил врач. — Хорошо, не буду отвлекать, ну, и позвонишь, если что выяснится. Только человек ушёл, Брут потребовал сварганить какую-нибудь легкую еду и направился к палате своего подопечного. Стук в дверь, и в коридоре все замерли в ожидании. Он не входил без приглашения, он ждал. И вот, наконец, врач слышит какую-то возню в палате, после наступает тишина гнетущая, всепоглощающая. — Сэм, я могу войти? — разрезал уже звенящую тишину. И вновь какой-то шум, и дверь открылась. — Входи, — сиплый голос ответил из темноты. Если бы Брут ничего не знал, то посчитал, что стоящее в темноте палаты существо, как коварный змей, пытается заманить жертву. Пройдя в палату, он заметил бледную тень рядом с окном, проходить человек не стал, но дверь за собой закрыл и стал ждать. — Прости за тот случай, — сиплым и немного хрипловатым голосом ответил парень, не оборачиваясь на врача, а продолжая смотреть на вечернее небо и лес, который располагался неподалеку от больницы. — Ты ведь не из-за похищения и сломанного крыла так рассвирепел? — вопрос звучал как убеждение, да что там, он почти прав. — Почти, это тоже сыграло свою роль, помнишь, я просил тебя найти записи о моих родственниках? — Помню. Я нашел информацию, распечатал и оставил у тебя, а тебя тем временем и похитили, пока ты прогуливался. И судя по всему, ты пришёл в себя и увидел тот конверт… — врач замолчал, заметив шевеление существа напротив себя у окна. Медленно поворачиваясь, оно посмотрело на врача своими огненными глазами, глазами, полные боли и осознания всего того, что оно натворило и на что решилось. — Я остался один? Молчание и тишина вновь наполнили палату, где стояли двое. После пробуждения Сэм абсолютно ничего не помнил, странная амнезия. Порой он мог вспомнить отрывки воспоминаний и вновь забыть, многие из них вызывали приступы глубокой депрессии. Сэм часто давил это, скрывая все за шутками и улыбкой, но вот и он достиг предела. Когда его допрашивали о ком-то, с кем он был якобы знаком. Избиение, угрозы и вот кто-то из его мучителей сделал серьезную оплошность, хотя нет, под очередным ударом он извернулся, а зря. Комнату заполнил то ли рык, то ли скулеж, после еле уловимого хруста от удара. — Какого черта? — почти хором произнесли все, кто там находился. Главный среди них подошел к парню, что нанес удар, и, схватив того за шиворот, начал тормошить со словами. — Ты кретина кусок, не при каких условиях, слышишь, ни в коем случае, запрещено травмировать крылья тем, кто летает! — озлобленный рокот, и только сейчас пришли люди с информацией. Летающих поддерживало государство, а потому и запрещено было их трогать, не то что травмировать. — Босс, мы повязали не того, тот, кто нам нужен, уже найден! — проговорил кто-то, стоящий в дверях. Боль идущая от крыла была непривычна, она перекрыла собой все остальные, и когда ругань уже прекратилась, меня начали отвязывать, а сознание начало окутывать все пеленой боли и безразличия. Когда я проснулся, крыло было обработано и наложена шина, чувствовалась слабость, скорей всего, накачали обезболивающим и успокоительным. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой лежал конверт. Я, кривясь от тупых болезненных ощущений, кое-как принял сидячее положение, хотя нужно было бы отлежаться. Но нет, в полумраке палаты я начал читать… В моей семье было четыре человека: мать, отец, брат и я. Они остались на том острове, куда мы все вместе переехали жить, но незадолго до массового заболевания тем самым вирусом я насобирал денег и уехал к двум друзьям. В сознании зашевелились мерзкие черви-воспоминания чувств к тем, кого я посмел забыть. Я не могу сказать, что отношения со всеми были хорошими или плохими. Были и ссоры с руганью, были и веселые праздники, дружнее всего я на тот момент я был с братом, он был старше всего на два года. Мы постоянно прикрывали друг друга и творили беспредел, все еще не понимаю, как мать и отец не поседели от наших с братом выходок… Только теперь это воспоминания. В последней строке письма было написано, кто жив, а кто мертв. Таким образом выяснилось, что в живых остался только я. А потом... да что потом. Я взвыл, потом стало так легко, только перед глазами красная дымка, а руки как-то заболели. Очнулся я уже, когда послышался напуганный голос, но вполне твердый. Это говорил Брут, в коридоре был погром. Где-то лежали люди, придавленные скамейками, а где-то даже виднелась кровь. Выбиты двери в палаты. Сам же я находился на чей-то туше и собирался уже прокусить шею, но голос Брута пробил пелену ярости. От этого я остановился и начал искать затуманенным взором носителя голоса, но не долго я его искал, в ногу что-то ударило, и нет, я не чувствовал ни черта, видно, сыграл роль болевой шок вперемешку с яростью. После того, как принесли поесть, я под пристальным наблюдением Брута съел все до последнего. Через два дня я вышел из палаты и направился на перевязку и осмотр. За спиной шептались, я слышал лишь отрывки. Они боялись, остерегались и, в некотором роде, ненавидели, ведь я устроил почти что резню в святилище и ранил нескольких столь ценных людей, которых вознесли до богоподобных существ. От того случая и пошел слух и легенда о Предателе веры, что учинил кровавую расправу в светлом месте. Люди, что с них взять, всегда ищут, что бы обожествить и вознести. Я же теперь что-то на подобии злого демона, изменника религии и враг медицины!***
— Ох, эти отголоски до сих пор проскакивают в глазах очевидцев и простых горожан, — сказал я, опустив голову. — Ну, а образование сейчас и вовсе никакое, есть, конечно, парочка бесплатных школ, но там только основы, не более. За платное образование надо выложить прилично, есть еще десяток-другой отличий, но к тебе это не относится, государственный везунчик, — человек усмехнулся, смотря на мое скривившееся лицо. — Заберите эти титулы обратно, — имитируя рвотный позыв, произнес я слишком уж страдальческим голосом. — Итак, ладно, на сегодня с тебя информации хватит, — посмотрел на часы, а после и в окно, где уже сгущались сумерки. Выйдя из кабинета, я уставился на ждущего уже, видно, не первый час Икара, криво улыбнувшись, я почему-то подумал, что он ждет не меня, а босса. Но массивная рука, опущенная на плечо, заставила остановиться. — Комната подготовлена, можешь остаться здесь, Икар тебя проводит, — сказал тот, от кого я только что вышел. Нет, ну, серьезно? Он точно знал, что я не откажусь, или как? — Икар, а как вашего главного зовут? — мотнул головой в сторону главы. — Какая тебе разница, как его зовут? Не знаю. Все к нему обращаются господин, босс, глава или начальник. Выбирай, что тебе удобнее, — сказал волчара с каким-то смешком в голосе. На следующий день я все-таки отправился домой, так как зачистка будет проводиться в субботу. На протяжении всего этого времени я летал с перерывами на сон да еду. Крылья стали куда выносливее.