Flowers with pain, flowers with love

— А где твой запах? Тэхён заметно нервничал, тема запаха слишком больно давила на его подсознание. В то время как все его бывшие друзья рассказывали о своих запахах и альфах, Тэхён захлебывался каждый день своими слезами, плача от бессилия перед собой. Его били одноклассники, потому что «Омега без запаха — отстой», а потом плакал из-за побоев отца: «Тупая дефектная омега, чем я заслужил такой позор, ты позоришь меня». Он плакал каждый раз из-за отсутствия аромата на себе. Он просыпался утром с надеждой, что этот несчастный запах появится, любой слегка уловимый, но появится. Сидя на уроках, он иногда вдыхал запахи своих одноклассников, завидуя им. — — Я, — начал говорить Тэхён, после двухминутного молчания, отворачиваясь к окну, — я фиктивный омега. У меня нет запаха, никогда не было. Слёзы опять текли из его глаз, заставляя поджать ноги к груди и положить на них голову, воспоминания возвращались с мгновенной скоростью. Он ждал, что Хосок сейчас ударит его, выгонит из квартиры, начнёт кричать о его бесполезности из-за отсутствия запаха, что он отброс общества и сдохнет где-нибудь в подворотне или заброшке от передоза наркоты. Но Хосок не был таким, он видел боль этого несчастного мальчишки, видел как он умирает без чувства надобности в этом мире, он не хотел причинять боль и без того убитому омеге. Он медленно подошёл и обнял его, садясь рядом и прижимая к себе сильнее, как бы протягивая руку помощи маленькому котенку, сидящему под дождём осенним вечером. Тэхён был удивлен такой нежности, впервые его не бьют, не унижают, не говорят обидные вещи, его обнимают, отдавая тепло, давая почувствовать себя нужным. Стены, что так прочно окружали его сердце, не давая возможности проникнуть в его доверие и сознание, дали трещину маленькую едва заметную. — Если все твои слезы из-за этого, то больше не плач. Ты не должен плакать из-за своей природы, не волнуйся насчет своего запаха, он появится и тогда все, кто тебя обижали поймут, какими идиотами они были. Нельзя осуждать кого-то за то, кем он является. — Хосок говорил это тихим голосом,  успокаивая омегу, который все еще плакал, но сидел, обнимая и слушая его, отчего трещина разрасталась сильнее, — Ты должен попить ромашковый чай и рассказать мне все, что тебя тревожит, если ты хочешь. Я выслушаю тебя. Чон встал и пошёл наливать чай, улыбнувшись милому омеге, вытирающему слезы, со своего лица, рукавом его толстовки. Хосока умиляла эта картина, впервые за этот год, он кого-то обнимал и улыбался, хотел спрятать его ото всех, залечить все его раны на теле и в душе, хотел, чтобы этот красивый парень улыбнулся и никогда не плакал больше. — Хорошо, — донеслось до Хосока,  когда он ставил перед омегой кружку горячего ароматного чая, от которого исходил пар. — Но ты должен пообещать, что не будешь меня потом бить? — Обещаю, — Чон пребывал в шоке, как можно ударить его. Омега сделал глубокий вдох, начал заламывать свои пальцы и теребить край толстовки, ему тяжело рассказать об этом, но он хочет выговориться, потому что он слишком долго держал это в себе, оно давит на него изнутри, разрывая грудную клетку. Хосок замечает напряжение Тэ, но он ничего не говорит, а ждет, просто смотрит и ждет. — Мой папа умер когда мне было пять, отец сильно кричал на меня, бил, но я не понимал ничего, в конце концов, меня забрали дедушки и я жил с ними. Мне нравилось жить у них в Тэгу, они любили меня и никогда не кричали. Но даже в том красивом тихом городке у меня были обидчики, меня били, обливали водой, отбирали еду, а я молчал и ничего не говорил взрослым, я не хотел, чтобы дедушки волновались, — маленькая слеза стекла по щеке  Тэтэ, но он просто вытер ее и продолжил, — Когда мне было пятнадцать, они решили поехать в санаторий, я убедил их, что все будет хорошо, что я справлюсь один дома, они поверили и поехали, все было хорошо, но… Мне позвонили на следующий день и сказали, что поезд на котором они ехали сошёл с рельс… Я долго плакал и не выходил из дома, я просидел там месяц, я не ходил никуда и никто не волновался об этом, потому что друзей у меня не было и все были рады избавится от меня. Ещё через неделю за мной приехал отец, он кричал на меня, что я виноват в их смерти: в смерти дедушек и папы, я плакал сильнее, но он увез меня в Сеул, — Тэхён сделал еще один глубокий вздох, отпил чай и рассказывал дальше, — Я надеялся, что найду там друзей, что отец полюбит меня, надеялся, что в моей жизни начнется белая полоса, но меня невзлюбили и там, меня били снова, все повторялось как прежде, только теперь еще и отец распускал руки, он бил меня и иногда приводил друзей, но они не хотели меня в сексуальном плане, в те моменты я был рад своему дефекту. Меня били в школе не сильно, чаще всего это были просто издевательства: забирали одежду, еду, толкали с лестниц, кидали учебниками, закрывали в классе, они делали это, чтобы показать мое место, а дома меня бил отец, он всегда был пьян, если он видел меня, то бросал в меня бутылку или вставал и бил, я был счастлив, когда он уходил на день или два, потому что я мог спокойно вдохнуть воздух и сделать уроки, но несмотря на все это я все ещё надеялся на лучшую жизнь. Через год в школе была комиссия по проверке омег, мы сдавали анализы, нам сказали, что результаты анализов придут к нам домой по почте. Результаты пришли, но я не успел их забрать. Отец увидел их раньше меня, он смеялся и смотрел на меня с презрением, от чего я боялся его сильнее. Он бросил в меня анализы и сказал:«От такого как ты омеги не будет пользы, ты просто подобие омеги, ты будешь один всегда, потому что никто не захочет себе фиктивного омегу, не повезло твоему возлюбленному, ты не имеешь права быть моим сыном»  и ушёл пить дальше. А я разревелся, я сидел и ревел, мне было так больно и страшно, я всерьёз поверил его словам, я никому не нужен, мне хотелось умереть, я попытался вскрыть вены, но я не смог. Я сломался в тот день, я больше не надеялся на счастливую жизнь, я принял все. Я остался жить со всем этим ужасом: избиения в школе, потом дома, потом я сам убивал себя, я резал своё тело и плакал от бессилия. Я тогда попал в плохую компанию, они пили, курили, делали пирсинг, я долго не решался на него, боялся, что отец размажет по стене, поэтому ограничился соском, потому что его не видно под слоями одежды.  В семнадцать я пошел в больницу, потому что течки до сих пор не было, мне было страшно из-за этого, я опять сдал анализы, только их результаты мне сказал доктор:«Твой организм подвергался сильному стрессу и избиениями, запах появится к девятнадцати годам как и течки, но они будут нерегулярными». Мне через несколько месяцев двадцать, течки нет до сих пор, а идти в больницу я не вижу смысла. Я просыпаюсь каждый день, жду чего-то, надеюсь, что запах появится, а в итоге я фиктивный омега без запаха и вряд ли я смогу родить детей. Тэхён опустил голову, перестал теребить толстовку и пальцы, он опять заплакал, заплакал, потому что слишком глубокая рана в его душе и каждое слово резало по ней, потому что он впервые кому-то рассказал о своей жизни, доверился кому-то кроме себя. Хосок пытался переварить всю полученную информацию, он смотрел на плачущего перед ним омегу и сам плакал, этот парень пережил столько дерьма и никто не пришел к нему на помощь. Хосок ненавидел себя за то, что спросил Тэхёна об этом, заставил пережить весь этот ужас снова, прочувствовать все это ещё раз. Альфа опять медленно подвинулся к Тэхёну, опять обнял его, прижимая к себе и начал вытирать ему слезы. — Тише, тише, не плачь, я рядом, я не уйду, все будет хорошо. — Хосок гладил его по голове, боясь напугать сильнее, он успокаивал его, потому что, смотря на плачущего Тэхёна, его сердце обливалось кровью и сжималось до боли. — Тебе нужно поспать, пойдем, не плачь больше. — Хосок, ты правда не уйдешь от меня? — спросил Тэ, смотря на Хосока и боясь, что он предаст его. — Не уйду, — сказал Чон, укладывая омегу на диван, — Даже лягу рядом, если тебя страшно. Тэхён посмотрел на него и слегка улыбнулся, качнув головой. Ему страшно просыпаться, потому что он всегда одинок, но сейчас он хочет проснуться не один, проснуться рядом с ним и почувствовать его запах — морозной хвои. Хосок не медлит, он ложится рядом на диван и обнимает Тэ со спины, слушая его дыхание и чувствуя его сердцебиение. — Тэхён, что бы кто не говорил не верь им, они ничего не знают, поэтому презирают и унижают тебя. Ты не заслужил все это. Ты заслуживаешь больше, ты не должен останавливаться из-за отсутствия запаха, ты должен доказать, что и без него ты идеален, что запах не главная черта омег и альф, покажи всем свою душу, знания, надежду. Ты  прекрасен, ты само совершенство, ты источник вдохновения, ты искусство. Не делай себе больше больно, делай себя счастливым, плюнь на общество и делай то, что хочешь, не слушай их. — сказал Хосок, сильнее обняв Тэхёна, как-будто пряча от всего этого мира, мира ненависти, похоти, грязи, уткнувшись носом ему в шею и опаляя ее своим горячим дыханием. У Тэхёна внутри от этих слов взрывались фейерверки, ломались стены недоверия и ненависти к себе, срывались все предохранители, заставляя развернуться и положить голову на руку альфы, обнять в ответ, сильнее прижимаясь, слушая спокойное дыхание и равномерное сердцебиение, вдыхать хвою вперемешку с морозом, чувствовать как это запах проникает в лёгкие и ударяет в мозг, доставляя неземное блаженство. — Ты моя надежда, мой Хосок. Почему я не встретил тебя раньше? Почему ты был так близко, но в тоже время так далеко? — Потому что я тоже ненавижу себя и не доверяю людям, потому что я тоже слабый и тоже плакал, тоже резал запястья и совершал глупости. Но у меня была только одна глупость, которую я не могу забыть, потому что она принесла мне очень много боли, страдания и ненависти к себе, она разрывала меня изнутри, а я терпел, жил с ней, не хотел потерять и в одно утро она сломала меня, сожгла во мне все, что я любил и ценил.– Хосок замолчал, посмотрел на серебристую макушку и продолжил, — Оставила поле себя цветы и боль. — Цветы? — Тэхён не понимал, причём тут цветы, они играют какую-то роль в его жизни, но спустя мгновение  вспомнил рассказ учителя «Цветы очень помогут вам, если вы влюбитесь, потому что они подскажут вам, что произойдет с вашей любовью дальше». Тэхён перевернулся на другой бок, заглянул в глаза Хосока и прочитал в них боль от воспоминаний, — Они же росли не из-за любви, Хосок-хён? Хосок смотрел на серебристоволосого, читал в его глазах беспокойство, сожаление и ту черту, которая была в глазах Юнги, когда он был жив, черту, заставляющую Хосока забывать обо всем и задыхаться, топясь в омуте глаз напротив, в бездонных пронзительных глазах, по которым он скучал, кажется, вечность и в которых ему не жалко умереть снова. — Из-за неё, — Хосок посмотрел на Тэхёна и столкнулся с его встревоженным взглядом, задыхаясь в омуте его глаз еще мгновение. — И это моя самая ужасная и глупая ошибка, потому что из-за неё пострадал тот, кто был для меня смыслом жизни, был для меня всем. Я потерял его навсегда. Тэхён слушал и молчал, медленно засыпая. Слишком много переживаний за один вечер, слишком много слов, объятий, слез, слишком много морозной хвои и Хосока, такого домашнего, с солнечной улыбкой и теплыми руками, гладящими его голову и спину в попытке успокоить, погрузить в царство морфея и беззаботности. *** Мы безуспешно стучимся в чужие двери, пока кто-то ночует под нашими. И сегодня я открою эту дверь, впуская тебя в свою жизнь.