Ловушка для...

— Ну почему, почему у меня всё не так как у людей? Пушистая дымчатая кошка дворянской породы с удивлением посмотрела на бормотавшего что-то хозяина, уютно устроившись на мягкой подушке в его постели. Василиса, а попросту Васька, всегда знала, когда любимый двуногий, подобравший её худющим котенком у мусорных баков, нуждается в ней и, наплевав на свою независимость, приходила сама, чувствуя всем кошачьим сердцем, что в душе его опять раздрай. Коля обреченно взглянул на вконец обнаглевшую Ваську, глядевшую на него с царственным пониманием и участием в изумрудных глазах. Он уже полчаса безуспешно пытался приладить к модной юбочке старшей сестры аппликацию из страз и бусин, которая отвалилась после стирки. Вчера Коля её успешно реанимировал, а сегодня намеревался притачать на машинке. Юноша несмело улыбнулся. Вот такой он неправильный старший брат! Вместо того, чтобы играть в Танчики, он, как кот Матроскин и на машинке и крестиком. Мама сначала очень удивилась, но в конце концов купила навороченную швейную машинку и подарила со словами «Твой прадедушка, говорят, был очень неплохим портным». С тех пор Маша и Даша собирали все призы на костюмированных утренниках и карнавалах и каждый Новый год терроризировали брата новыми идеями. О его увлечении рукоделием не знал никто, кроме Оксаны, частенько советовавшийся с другом относительно того или иного модного прикида. Олегу Коля не признался бы в неправильном увлечении даже под страхом смерти. Он очень боялся, что не поймет его друг детства, покрутит пальцем у виска, и уйдет, чтобы уже никогда не вернуться. Да, это была тайна, но, к большому Колиному сожалению, не самая страшная. А та, самая страшная, заставляла его сейчас сидеть тихой мышью в комнате, отмахнувшись от Маши, ожидающей, что любимый старший брат непременно решит вредный нерешаемый пример. Мама как и всегда на работе, Даша в садике. Казалось бы, тишина и покой… а на сердце не спокойно. Мысли все несутся и скачут. И даже в рифмы складываются. И стихи и проза всё об одном, странном, всепоглощающем, но таком ярком чувстве. Уже лет в пятнадцать Коля обнаружил, что с ним что-то не так. Да, нравились ему девушки, особенно вот голубоглазые, стройные, невысокие блондинки. Но нравились совершенно не так, как одноклассникам. С девчонками у него прекрасно получалось дружить. Болезненный и худенький, от мальчишек Коля всегда получал лишь тычки и насмешки. И если бы не Вакулов во дворе, и классная руководительница, а по совместительству — лучшая мамина подруга, ходить бы Коле битым круглогодично. Девочки же всем классом оттачивали на нём свой материнский инстинкт: оберегали от хулиганов, подкармливали вкуснятиной, доверяли секреты и делились сердечными тайнами. А потом случилось это. В выпускном классе к ним перевелся Артём Петровский. Угловатый, бешеный сорвиголова с замашками гопника и заправского матершинника. Как он попал в их элитный гимназический класс с гуманитарным уклоном, один бог знает. Ну не бог, конечно, а папаша его депутат точно знал. Но Коле было всё равно, кем был Артем. Хоть чёртом с рогами. Он влюбился. Впервые. И как тогда думал — на всю жизнь. В парня. Когда Коля осознал, что с ним происходит, он испугался. Сильно. До бессонницы и тяжелой головной боли, желания зарыться под одеяло с головой и проснуться в следующем веке, когда подобные чувства уже не будут под запретом. Если бы Артём его не заметил, всё было бы намного проще. Но тот вдруг заинтересовался тихим правильным отличником Гоголем. А Коля млел от непривычного внимания и заботы, совсем не замечая, как пользуется им властитель его дум. Счастье первой влюбленности длилось недолго. Грубый смех в ответ на неуклюжий поцелуй в щеку в тесной школьной раздевалке остудил почище ледяного душа. Спасибо, что не ославил на всю школу. Трепетная любовь не выдержала столкновения с реальностью и превратилась в длительную депрессию, принеся в жертву золотую медаль. После выпускного, который запомнился лишь смутными яркими пятнами и тщетными попытками веселиться, Петровский окончательно исчез из его жизни к огромному Колиному облегчению. В тот жуткий момент абсолютного отчаяния Коля не пошел резать вены, а рассказал всё маме, очень надеясь быть услышанным. И мама вмиг стала еще ближе и родней, потому как скинула маску жёсткой и сухой бизнес-леди, и заплакала вместе с Колей, улыбаясь сквозь слезы и целуя в бледные щеки. В тот день он впервые почувствовал себя по-настоящему любимым; душевные раны медленно, но верно затянулись, залечиваясь заботой и лаской родных. Тогда Коля решил, что будет жить для и ради них. Не нужна ему никакая романтика и отношения совершенно не нужны, он и пробовать больше не намерен. С его серой внешностью, слабым здоровьем и странными увлечениями писательством и рукоделием ему остается только любимая работа и забота о родных девочках, а сердце себе он больше разбить не позволит. После поступления в университет Коля с головой окунулся в учебу, принесшую новые впечатления и знакомства; времени на тяжелые думы не оставалось. Всё переменилось в один момент. В тот день, полгода назад, Оксана потащила его в отлично обустроенную и уютную университетскую библиотеку готовить совместный реферат по Истории права. Развив бурную деятельность, она приволокла кучи монографий и целую пачку журналов «Государство и право», в одном из которых красовалось фото самого лучшего следователя современной России, практически легенды с Петровки, Якова Петровича Гуро. Сверкая глазами, Оксана огладила наманикюренным пальчиком фото зрелого мужчины в форме полковника и, привлекая внимание Коли, с придыханием произнесла: — Такой клёвый мужик! Был бы помоложе, лет хотя бы на десять, я б с ним замутила… Коля внимательно пригляделся. Породистое лицо, аристократические черты, чуть тронутые сединой волосы в идеальной прическе и удивительные глаза. Темные, холодные, пронизывающие. Властные. Коля поёжился и вдруг поймал себя на том, что краснеет. Отобрав у однокурсницы журнал и завесившись длинной челкой, он постарался справиться со смятением, углубившись в чтение статьи. А статья о темноглазом следователе была очень даже интересной. И фото… Было в этом Гуро что-то такое… темное и цепляющее. Вот бы увидеть его наяву. Глупости… О чем бы он стал говорить с таким, как этот… Яков Петрович. Одно Коля знал точно: возраст этого загадочного человека не имел для него никого значения. Скорее привлекал. В последующие месяцы Коля прочел все, что смог отыскать о великолепном следователе с Петровки. И чем больше он узнавал, тем сильнее завораживал его харизматичный полковник. Только вот о личной жизни Гуро практически ничего найти не удалось. Зато в Колином ноутбуке появилась парочка тщательно припрятанных в тайную папку фотографий и даже одно видео: интервью на одном из телеканалов. Черные глаза частенько вытаскивали Колю из хандры одним своим блеском с глянцевого экрана. И вот теперь, всего полгода спустя, Яков Петрович Гуро стал его преподавателем. Коля до малейших деталей помнит ту первую лекцию. Сначала он не поверил своим глазам. Мужчина в шикарном деловом костюме с явно дорогим шелковым кашне, просто не мог быть тем полковником, что холодно смотрел на него с фото в журнале. А потом видение заговорило, и Коля понял, что пропал окончательно. Мягкий, вкрадчивый, красивый голос просто не мог принадлежать человеку, всю жизнь отдающему приказы подчиненным. Потом, много позже, Коля понял, каким может быть этот голос, когда преподавателю перечат или смеют не выполнить заданное. Но тогда, в тот момент, он хотел лишь слиться с ландшафтом. Но не тут то было, он уронил телефон и, кляня себя последними словами, со всей свойственной ему грацией слона в посудной лавке, полез под парту. Кажется, Гуро не заметил его оплошности и алеющих щек. Прав был Конфуций: «Бойся своих желаний…» Теперь его наваждение было близко, но так же недоступно, как и в смутных, сумасшедших, но очень желанных снах.

***

Старый друг и однокурсник по юридической академии жил все там же, что и двадцать лет назад. Только деревья в сквере у дома стали совсем большими, а деревянные лавочки у подъезда сменились на современный пластик. Сколько вечеров они просиживали здесь с Сашкой! Бренчали на гитаре, цедили пиво, целовались с девчонками. И даже на весёлую студенческую свадьбу с Наташей… ехали на трёх машинах тоже отсюда. А потом судьба их развела. Гуро уехал в столицу, а семейный Бинх остался в родном городе. Яков Петрович тряхнул головой, обрывая воспоминания. Еще немного — и накрыло бы непривычными сантиментами. Наверное, это старость. Гуро легко поднялся на третий этаж на удивление чистого и светлого подъезда и, отыскав знакомую дверь, позвонил. — Ну наконец, Яшка! Я уж заждался! А Бинх всё тот же: растрепанные светлые кудри, сильные теплые ладони, только морщин стало больше, да в помертвевших после смерти жены глазах зажегся слабый огонек. — Ну привет, Сашка! — Гуро крепко обнял друга и насмешливо добавил: — Что ж ты себе более статусную квартиру не выбил? — Я всего лишь начальник убойного, а не олигарх. И даже, прошу заметить, не большой начальник с Петровки. — Бывший, Саша, бывший. — Бывших полковников милиции, тьфу, полиции, не бывает. Проходи и раздевайся, — Бинх разглядывал друга с всё возрастающим интересом. — А вы по прежнему франт, Яков Петрович. — Горбатого могила исправит, Александр Христофорович, — ввернул шпильку Гуро и начал не спеша разоблачаться. Пакет из супермаркета опустился на светлый пуф, щегольские туфли нашли свой приют у зеркального шкафа, а пальто отправилось на плечики. Обозревая давно знакомую светлую и уютную прихожую, обставленную не самой дорогой, но новой современной мебелью, Гуро боролся с разраставшимся удивлением и свойственным ему любопытством. Пройдя по освещенному мягким светом потолочных светильников коридору, он очутился на кухне и, не удержавшись, откровенно по-мальчишески присвистнул.  — Впечатляет! Саш, я чего-то не знаю? — Гуро опустился на мягкий стул с высокой спинкой, сверля взглядом спину священнодействующего у плиты Александра. — Ты о чем? — За дурака меня не держи. Тут никакой дедуктивный метод не нужен. — М? — Бинх заинтересовано обернулся. — Новая мебель, занавесочки, и даже салфетница, все возможные виды современной кухонной техники, чистота и порядок. Ты либо сказочно разбогател и завел домработницу, что при твоей зарплате практически невозможно… — Либо? — Бинх наконец повернулся к другу и прищурился. — Либо, еще более невозможное предположение. Ты женился, — Гуро скептически улыбнулся. — Что при твоём характере и образе жизни тоже вряд ли. Гуро знал, что после трагической смерти любимой жены десять лет назад в отношениях его друг не состоял, а после смерти матери, случившейся два года назад, остался совсем один. Детей, как и близких родственников, у Сашки не было. Возможно, потому и принял Гуро его предложение о переезде на малую родину: чувствовал, что нужен он другу, который уже много лет живет одной лишь работой. — Мимо… — Твоя берлога так не выглядела, даже когда была жива Ольга Павловна, чьи пироги с печенью я не забуду никогда. — Обжора ты, Яша. Как был гурманом, так и остался. Мама всегда их персонально для тебя пекла: «А это для Яшеньки, не трогай.» Александр вдруг замолчал и отвернулся, продолжив помешивать что-то аппетитно скворчащие в сковороде. Яков грустно улыбнулся, успев заметить тень, набежавшую на оживленное до настоящего момента лицо друга. — Саш, я так и не был на её могиле… — Съездим… Надо было быстро разрядить обстановку и вернуть ту легкую дружескую атмосферу, что зародилась с первой минуты встречи. Гуро быстро сходил за оставленным в прихожей пакетом, извлёк из него три бутылки своего любимого коньяка и упаковку темного, как ночь, крупного винограда. — Э, Яш, ты решил меня споить. Пить не пьянея я не умел даже в универе. — Зато я умел, — блеснул темным взором Яков и по-хозяйски, перехватив из рук хозяина рюмки тонкого стекла, разлил по ним терпкую янтарную жидкость. Готовить, в отличии от Гуро, Бинх всегда умел, и любил это делать. Спасибо маме — домохозяйке, никогда не считавшей приготовление пищи сугубо женским занятием. Под чутким руководством Ольги Павловны даже Гуро мог приготовить вполне съедобный омлет. Потому Яков совсем не удивился разносолам на столе и сделал себе пометку: «В следующий раз стоит брать четыре бутылки». — Ну, за встречу. — За встречу! — Наколов на вилку шляпку вкуснейшего на вид масленка, Гуро опрокинул стопку дорогущего коньяка по-пролетарски залпом, как водку во времена студенчества. Потом было множество тостов и просто теплых слов с неизменным: «А ты помнишь, как?..» Вспомнили старых друзей однокурсников, многих из которых уже не было в живых, помолчали. Гуро рассказал как, устав терпеть людскую тупость и подлость, в который раз разругался с начальством, бьющимся в истерике от его гуровской принципиальности, написал рапорт, поведал, как прошел все круги ада, пока получил долгожданную свободу и вернулся домой. Как скучал по работе и мучался бессонницей, пока не начал преподавать. Всего неделю, но как это оказывается увлекательно, когда всем сердцем веришь в то, чему учишь. Как не похожи на них молодых современные студенты, но этим они и интересны, каждый по своему. Особенно увлекающиеся и смотрящие ему в рот младшие курсы. Как он благодарен Сашке, что позвал и помог с работой… Бинх слушал внимательно, комментировал увлеченно, выходил на балкон покурить, а давно бросивший Яков составлял ему компанию, вглядываясь в темноту звездной сентябрьской ночи. Расслабившийся Саша в свою очередь говорил долго и с удовольствием, что с ним случалось крайне редко. О том, как же его достала эта бюрократия, что не дает спокойно работать. О ребятах в своём отделе, опытных и проверенных старожилах и совсем молодых, кстати, но очень перспективных, вдумчивых, за которыми будущее. Гуро, практически никогда не пьянеющий, наслаждался покоем и умиротворением, что всегда охватывало его рядом с другом, и с удовольствием слушал профессиональные байки Бинха, даже в подпитии обходившего стороной неприглядную сторону своей работы и личную жизнь. Яков же, осмотревшись, пришел к выводу, что чутье его не обмануло: никакого намека на женскую одежду, косметику или парфюм, но неуловимое присутствие постороннего человека в квартире Бинха ощущалось очень хорошо. К тому же друг всё же прокололся: вторая зубная щетка и слишком шикарный для мужчины крем для рук на полке в ванной выдали его с головой. Нужно будет познакомиться с этой неуловимой феей, что преобразила не только квартиру, но, судя по всему, и жизнь его лучшего друга. Мало ли вокруг молодых охотниц на состоятельных зрелых мужчин. Гуро плеснул еще по одной и продолжил слушать хмельного Сашку, повествовавшего про какого-то Тесака, который незаменим при составлении отчетов, но совершенно не приспособлен к полевой работе. Жизнь потихоньку налаживалась…