***
Мария Ивановна, женщина умная, самодостаточная, имеющая за плечами ни один год руководящей работы, с трудом подавляла непривычное волнение. Когда Коля позвонил и сказал, что из больницы его заберет Яков Петрович, она тут же не терпящим возражений тоном попросила их приехать вместе и обязательно остаться на обед. Субботний день давал возможность для приятного знакомства и неторопливой беседы. Был заварен свежий чай, а из бара извлечена бутылка лучшего коньяка. Извечное женское любопытство не давало сидеть на месте, потому стол украсился свежей мясной и фруктовой нарезками, а в духовке доходило фирменное жаркое. Дочери суетились рядом, помогая накрывать на стол, в нетерпении поглядывая на часы в ожидании любимого брата-героя и его преподавателя. О том что преподаватель был не совсем преподаватель, юным барышням, по здравому рассуждению Марии Ивановны, знать не пристало. Устав от ожидания, она очень вовремя выглянула в окно, чтобы заметить подъехавшую к крыльцу знакомую уже алую «Ауди», которую когда-то приняла за средство передвижения студента-мажора. Но на этот раз из машины вышел не мальчишка в пуховике и меховой ушанке, а темноволосый мужчина в дорогом темном пальто. Спохватившись, что нужно поправить укладку и снять неуместный фартук, Мария Ивановна отпрянула от окна и устремилась к зеркалу в прихожей. Нажимая на дверной звонок, Коля сильно волновался, но счастливую улыбку с губ стереть не мог, как ни пытался. Яков Петрович с абсолютно непроницаемым лицом и дорогим букетом невозмутимо стоял рядом. Дверь открылась довольно быстро и на Коле моментально повисли две маленькие обезьянки, наперебой выражающие свою радость от его возвращения. Молодой человек присел на корточки, чтобы расцеловать сестер и стараясь при этом не уронить драгоценный пакет из кондитерской. Яков моментально воспользовался этим замешательством, чтобы просочиться в прихожую. По удивленно-ошарашенным, таким похожим на любимые, хрустальным глазам Яков сразу понял, что мама его Коли ожидала увидеть совершенно другого «бойфренда» сына. — Яков Петрович Гуро. — Отрекомендовался он, с достоинством кивая и протягивая букет. — О-очень приятно, — букет был принят с минутным замешательством и Гуро счел это хорошим знаком. По крайней мере его не обозвали старым педофилом, к чему он был абсолютно готов морально, приняв во внимание, что мать его мальчика была ровно на четыре года его моложе. О том, как подобный прием ранил бы самого Колю, он старался не думать. — Разоблачайтесь и проходите в гостиную. — Яш? — Гоголь прошел в квартиру, пропустив вперед сестер. — А мама?.. — Все в порядке, Коля. Твоя мама пошла искать букету вазу. Коля спихнул ботинки и снял пуховик, с тревогой наблюдая за притихшими сестрами, которые оценивали гостя и с любопытством рассматривали большой черный пакет. Когда Яков не спеша разделся, Коля подтолкнул сестер вперед. — Знакомьтесь. Это Яков Петрович, мой любимый преподаватель и человек, который помог мне быстро выздороветь после нападения опасного преступника. А это мои Маша и Даша. — Здравствуйте, — прошептали его любимые барышни, скромно опустив глаза. Гуро улыбнулся, наблюдая за тем, как знакомо зарделись щеки маленьких девочек. — Здравствуйте, милые леди, — он изящно поддернул брюки и опустился на колени. — Я подумал, что ходить в гости без подарков как-то неправильно. И потому мы с Колей решили кое-что вам принести. Из волшебного пакета появились две объемные бумажные коробочки, сквозь прозрачные крышки которых на мир смотрели очаровательные шоколадные зверушки: мишка и заяц. Маленькие ручки потянулись за ними, а из груди девчонок раздался восторженный писк вперемешку с задушенным: «Спасибо». Гуро поднялся с коленей и понял, что за ним внимательно наблюдают сразу две пары небесно-голубых глаз. Совершенно не растерявшись, он извлек из того же пакета огромный торт, украшенный фруктами и взбитыми сливками. — А это, я думаю, мы все вместе сможем оценить чуть позже. Коля смотрел на Якова, как на могущественного волшебника, исполнившего сокровенное желание, не смея отвести глаз, и не заметил, как на него с не читаемым выражением на лице смотрит мама.***
Этот день остался в памяти Коли навечно, как один из самых счастливых. Получился тихий семейный вечер, такой теплый и домашний, что даже неугомонные сестры присмирели, словно почувствовав, что происходит что-то важное в жизни их брата. Они давно не видели маму такой взволнованной и одновременно собранной. Коля был благодарен за то, что она не устроила его любимому форменный допрос, и ни разу не упомянула неприятное происшествие с криминальным уклоном, хотя, конечно, чувствовала, что без участия «одного из лучших следователей столицы» дело не обошлось. Гуро, в свою очередь, был спокоен, галантен и доброжелателен, поддерживал неторопливый разговор, бросал на Колю редкие проникновенные взгляды, которые не ускользали от наблюдательной мамы. Торт оказался безумно вкусным, чай — ароматным, а от коньяка Гуро отказался, чем моментально добавил себе очков. И даже пушистая вреднуля Василина не посмела сделать нехорошее дело рядом с ботинками Гуро, хотя раньше частенько изгоняла из дома незнакомцев подобным образом. Закончив с ужином, Яков Петрович абсолютно будничным тоном попросил Марию Ивановну отпустить Колю погостить к нему на выходные, чем вызвал неконтролируемый румянец последнего и абсолютно серьезное нейтральное разрешение от его мамы. В маленькой прихожей расставанию предшествовали теплые объятия, непосредственное детское пожелание: «Приходите к нам почаще» и серьезный одобрительный взгляд других голубых глаз, который сказал Гуро больше, чем слова. Его приняли, одобрили и впустили в святая святых, но одно неверное движение и… Яков, уже заочно и безоговорочно одобряющий все, что важно для его Коли, принял все высказанные и невысказанные условия и, прощаясь, произнес: — Вы, Мария Ивановна и ваши девочки всегда можете рассчитывать на меня. Коля теперь моя семья. А значит и его любимые женщины — тоже. Благодарная улыбка Коли и одобрительно-понимающая его матери стали для Гуро наградой.***
Коля выскользнул из ванны и замер в нерешительности. Мягкий банный халат цвета индиго доставал ему почти до щиколоток и укрывал все тело, расслабленное горячим душем. Одна его сущность мечтала ворваться в спальню неудержимым торнадо, сметающим все на своём пути, и властно поцеловать любимого мужчину, а другой хотелось совсем иного: неспешного разговора без слов с нежными неторопливыми ласками. Дверь в спальню была приоткрыта, выпуская в полутемный коридор подрагивающий луч мягкого света. Коля толкнул дверь и застыл. На невысоком комоде у дальней стены стоял канделябр с тремя свечами, два высоких бокала и бутылка вина. Яков сидел на краю кровати босой, в брюках и расстегнутой рубашке. В этот миг, освещенный неверным светом, он показался Коле волнующе-таинственным. Без того четкий профиль еще сильнее заострился, а взлохмаченные волосы отбрасывали на стены причудливые тени. Яков повернул голову и протянул к Коле руку. Этот простой жест словно нажал незримый тумблер и Коля, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, оказался в кольце теплых сильных рук. Объятие было заботливым и таким обезоруживающе нежным, что Коля наконец позволил себе расслабиться. Гуро излучал настолько искреннюю преданность, был так открыт для него, был собой-настоящим, отринув многочисленные маски, что Коля не мог поверить в своё счастье. Яков отвел влажные пряди от его лица и, всмотревшись в затуманенные голубые глаза, произнес: — Я подумал, что ты не откажешься со мной выпить. Коля бездумно кивнул. Сейчас он был готов соглашаться со всем, что говорил ему любимый мужчина. — Это поможет тебе расслабиться… Коля снова кивнул, пробормотав в висок, терпко пахнувший лавандой: — Я хочу помнить все-все… — Я тебе обещаю, мальчик мой хороший, — начал Гуро, освобождая ключицу, покрытую мягкой тканью халата и тут же почувствовал, как тело в его объятиях напряглось. — Коля? — Гуро повернул к себе словно посеревшее лицо и властно коснулся высокой скулы. — Что случилось? Ты?.. — Яш, все в порядке, только… Не называй меня больше хорошим мальчиком, пожалуйста. На щеках Гуро заходили желваки, но более ничто не выдало его состояния. Ласковая ладонь соскользнула со щеки и невесомо обвела чуть приоткрытые колины губы. — Больше никогда. Обещаю, родной. Коля несмело улыбнулся, коря себя за тонкую душевную организацию, и вдруг, совершенно неожиданно для себя поймал губами палец Гуро, подразнил его кончиком языка и втянул в себя до холодного метала перстня. Он понял, что делает что-то из ряда вон выходящее, когда Яков Петрович со свистом втянул воздух, а черные омуты напротив пропали, укрывшись за тяжелыми веками. Коля выпустил пленника изо рта и попытался освободиться из объятий. Яков, аккуратно ссадив провокатора с коленей на кровать, направился к комоду, на ходу стягивая с себя рубашку. Коля смотрел, стараясь не упустить ни одной детали. Рельефный торс с широкими плечами и естественным загаром приковывал взгляд. Хотелось подойти и провести рукой по его изгибам, поцеловать чуть заметные лопатки. Коля так и сделал. Подошел и поцеловал. И был почти уверен, что расслышал тихий стон. Яков повернулся к нему, нежно поцеловал в уголок губ и предложил вина в изящном бокале. — Не спеши, Коленька. — Необидный добрый смешок Гуро сбил чувственность момента, но Гоголь ничуть не расстроился. — Тогда я предлагаю выпить, — Коля расслабился и снова прильнул к обнаженному по пояс мужчине, чувствуя себя в толстом халате, как в броне. - за третье сентября. Бровь Гуро удивленно поползла вверх. Не то, чтобы он рассчитывал на комплименты себе любимому, но не отказался бы их услышать из Колиных уст. А тут… — Я впервые тебя увидел пять месяцев назад — третьего сентября — Коля решил пояснить, видя непонимание на родном лице. — А влюбился еще раньше. — Что? — Гуро с трудом удерживал спокойное выражение. — Я чего-то не знаю? — Я влюбился в тебя, увидев на фото в журнале около года назад. — Заметив скептическую улыбку, Коля разозлился. — Можешь спросить Оксану —она подтвердит. Она сама тогда на тебя бы запала, но её не устроил….ла эм… твоё звание. Гуро пригубил вина и отставил бокал на комод. — Коленька, вы совсем не умеете врать, — Гуро крепко обхватил его за талию и поднял в воздух вместе с бокалом. — Так что там Оксане Сергеевне не понравилось? — Яша, поставь меня немедленно! — Коля смеясь, отбивался. — Я не девушка, чтобы меня все время на руках носить. — На желание носить на руках пол носимого никак не влияет, мужественный мой. — Яков аккуратно опустил Колю на пол и резко провел языком по нежной ушной раковине. От этой невинной казалось бы ласки колени Коли подкосились, чем и воспользовался коварный дознаватель, аккуратно выхватив его бокал и отставив прочь. — Вам уже хватит, Николай Васильевич. — Гуро впечатал в себя растерявшегося Колю и ухмыльнулся. — Видимо, для вашей милейшей подруги я был бы предпочтительнее в образе заботливого папочки. — Ты прав, — Коля, стремительно оттесненный к кровати полуобнаженным соблазнителем, упал на неё спиной, но не смог отказать себе в удовольствии позлить любимого. — Она так и сказала:"Он слишком стар". — Ах так! — Гуро взялся руками за пояс брюк и начал расстегивать ремень. — И что же вы делаете здесь вместе с этим немощным пенсионером, Николай Васильевич? — Люблю его. — Шалея от собственной смелости и не отводя взгляда от темно-шоколадных глаз, громко проговорил Коля и сел, уткнувшись пылающим лицом в чужую ширинку. — Нет. — Яков быстро стянул брюки и под растерянным взглядом Коли присел рядом с ним на кровать. — Я хочу видеть тебя. Последний барьер на пути уверенных теплых рук медленно заскользил с плеч. — Я…ммм, Яша… — Шшшш — длинный палец опять невесомо коснулся его губ. — Помолчи, я покажу тебе, какой ты красивый. Коля почувствовал, как Гуро развязывает пояс, надежно удерживающий до этого момента на его хрупких плечах мягкий халат. А потом началось безумие. Горячие губы и ласковые руки подхватили его и увлекли в омут абсолютного блаженства, из которого не было выхода. Шея горела от жарких влажных поцелуев, соски, о чувствительности которых он даже не подозревал, ныли, требуя чередовать нежную ласку с жестким захватом, живот поджимался от волнующей тяжести чуть ниже. Яков покрывал поцелуями тонкие бледные руки, шелковистые узкие бедра и трогательную ямочку пупка, с упоением слушая срывающееся дыхание и тихие, с трудом сдерживаемые стоны. По спине Якова скользили беспокойные руки — оглаживая, сдавливая и ощутимо царапая, оставляя за собой обжигающий след. Коля любил его. Хотел его. Обожал его… Жгучее желание поднималось в крови, мощной приливной волной, и Коля чувствовал себя пеной на гребне этой волны, не способной противостоять силе прилива. Охватившее все тело сладкое томление вынуждало выгибаться навстречу горячим рукам и жадным губам, пока еще осторожно, но безапелляционно заявляющим права на него. — Как же ты красив, любовь моя. Гуро навис над ним, невесомо лаская худое жилистое тело, смотрел прямо в затуманенные желанием глаза. Коля лежал абсолютно обнаженным под голодным взглядом любимых глаз. На него смотрели с таким обожанием, что Коля впервые поверил — он может вызывать такие сильные чувства. — Ты первый, кто говорит мне это. — Я надеюсь, что и последний… в такой ситуации. Коля улыбнулся и сам потянулся за поцелуем, заставляя этот опаляющий рот снова прильнуть к его губам. Коле было просто жизненно необходимо слиться воедино с этим человеком, которого он так беззаветно и искренно любил. Гуро быстро превратил поцелуй в тягучий и властный, а потом нехотя отстранился. — Запомни, Коленька. Чтобы ни случилось, я всегда буду любить твой острый ум, и мягкий характер, твою трогательную нерешительность и бесшабашную смелость, твою юношескую романтичность и яростное противление насилию, твою душевную силу и жесткую решимость поступать правильно, твои четкие моральные принципы и бесконечную доброту. Красота твоя в каждом из этих проявлений. Ты нужен мне любым, каким захочешь быть со мной. Просто верь мне. Коля смотрел и видел бесконечную нежность в глазах напротив. Он так многое хотел сказать, но в горле вдруг пересохло, а в глазах предательски защипало. Слова где-то потерялись, осталось лишь бесконечное как Вселенная чувство всепоглощающего счастья. Гуро, чутко чувствуя состояние любимого, невесомо поцеловал его в уголок приоткрытого рта и продолжил любовную игру, в одно мгновение оказавшись между ног юного любовника. Теплые ладони скользнули вдоль полувозбуждённого ствола, лаская невесомо и нежно, а затем захлебнувшийся восторгом и покрывшийся румянцем Коля откинулся на подушки и прикрыл глаза, потому что чужой язык стал выделывать с ним такое… Восторг бурлил в крови, которая раскаленной лавой бежала по венам с бешеной скоростью, заставляя чувствовать себя сгустком пульсирующего вожделения. Искусные пальцы Гуро нежили поджавшуюся мошонку, а умелый рот насаживался на пульсирующее естество, не оставляя Коле ни малейшего шанса на спасение. — Яша, Яшенька… Я хочу с тобой. Колю тут же перестали терзать наслаждением. — Все будет, как ты хочешь, радость моя. Гоголь нашел в себе силы поднять голову и встретиться взглядом с чернильно-черными глазами любимого. Гуро выглядел как человек, сходящий с ума от старательно сдерживаемого желания. Мягко выпустив средоточие Колиной воли изо рта, он выгнулся подобно грациозному гепарду и приник всем своим крепким, скользким от пота телом к дрожащему от страсти и волнения Коле, так что их члены соприкоснулись. Ощущения, и без того бывшие на пределе, нахлынули на Колю сметающим все на своём пути цунами, окончательно отключая контроль и не оставляя ничего, кроме безумного чувственного танго двух тел. — Тихо. Я знаю, что тебе нужно и дам тебе все, что ты хочешь. Гуро осыпал его губы легкими игривыми поцелуями, и Коля не смог сдержать протяжного стона, а потом и вскрика, когда Яков снова начал тереться о его тело медленно, ритмично и почти музыкально. — Яша!.. — выдохнул ошеломленно Гоголь, поражаясь невероятной страсти, которая сметала на своем пути все его былые фобии и многочисленные комплексы. Распаленное тело жило своей жизнью, бесстыдно отдаваясь. Широко распахнутыми глазами он смотрел в бушующие неприкрытым вожделением темные омуты. Издав хриплый стон, он попытался просить о снисхождении, но его мольбы прервал настойчивый, собственнический влажный поцелуй, который буквально кричал об отчаянном желании. Гуро следовал своим обещаниям, шаг за шагом даря Коле новые неведомые ранее эмоции и ощущения, и он подчинился, безоговорочно отдался во власть обожания, которое светилось в глазах Якова, окутывало ярким теплом, способным соперничать с солнцем. Коля неловко дернулся, когда почувствовал уверенные изучающие прикосновения теплых длинных пальцев, покрытых чем-то густым и влажным. — Не бойся. Будет немного больно. Коля прикусил губу и прошептал: — Любви без боли не бывает. — Я очень постараюсь опровергнуть это утверждение, Коленька. — Аааахххххх Гуро поощрял его вздохи и отрывистые стоны, любуясь своим мальчиком, его полной открытостью и искренностью его желания. Еще несколько уверенных и четких движений и Коля воспарил к небесам от мучительного неописуемого восторга, когда Яков нашел и принялся поглаживать сокровенное местечко в самой глубине. Гуро расположился рядом на боку, продолжая настойчиво растягивать и покрывать поцелуями безволосую грудь, уже кое-где расцвеченную отметками страсти. Коля тянулся к нему, как цветок к солнцу, все сильнее распаляясь и растекаясь расплавленным воском под жарким взглядом. — Яша, пожалуйста… — Коля требовательно впился ногтями в покрытое испариной плечо. И Яков сдался. — Ложись на живот. — Но… — попробовал возразить еще минуту назад оглушенный наслаждением Коля, но тут же получил легкий шлепок по обнаженной ягодице. — В первый раз так легче… Доверься мне. Легкий поцелуй-укус в шею и Коля забыл обо всём. Под живот словно сама-собой поднырнула подушка и он почувствовал, как по позвоночнику начал своё путешествие горячий язык, вырисовывая тонкие узоры и собирая по дороге мелкие бисеренки пота. Напрягшийся было Коля снова расслабился, растекаясь по простыням, а потому не услышал ни слабого щелчка крышки, ни легкого шуршания фольги. Реальность вернулась, когда его легко приподняли на колени и начали выцеловывать поясницу с легким пушком, а потом твердая плоть осторожно толкнулась внутрь. Коля резко выгнулся, вжимаясь лицом в подушку и стиснул зубы от резкого жжения. Краткая вспышка боли совершенно не соответствовала его ожиданиям и почти мгновенно исчезла, когда ласковым поцелуем в плечо его попросили повернуть голову, а затем шепнули в искусанные губы: — Дыши, родной мой. Поняв, что его просьба услышана, Гуро, игриво лизнув трогательно-беззащитный затылок, снова поднялся на колени. Дав Коле немного привыкнуть, он полностью вышел из его тела, а затем толкнулся обратно, задавая мучительно-медленный ритм, заставляющий Колю сипло стонать и судорожно цепляться за простыни. Несколько невыносимо долгих минут — и Коля почувствовал, как давление внизу исчезает. Гуро аккуратно перевернул его на спину, откидывая прочь подушку и накрыл своим телом, именно так, как хотелось Коле, как ему мечталось. Гоголь бесстыдно развел ноги и обнял ими крепкие бедра своего мужчины. Гуро вновь нашел его губы своими, почти рыча от переполняющих его эмоций и в то же самое мгновение ворвался внутрь одним слитным движением, безошибочно попадая по островку удовольствия. Коля закричал в поцелуй и ощутимо болезненно потянул темные пряди. Безумное удовольствие в переплетениях сладкой боли и терпкой густой страсти затопили все его существо. Дальше были лишь глубокие осторожные толчки, которым Коля в какой-то момент подался навстречу, игнорируя недовольный блеск кофейных глаз и тут же понял, что интуитивно сделал что-то очень правильное. Любимое лицо ощутимо расслабилось и, словно переключившись, Гуро полностью отдался страсти, перенеся тяжесть тела на руки, и начал резкие поступательные движения, не переставая покрывать поцелуями припухшие колины губы. Удовольствие достигло пика так неожиданно, что Коля успел только шире распахнуть глаза, чтобы окунуться в черное море нежности и благоговения, плескавшееся в глазах Якова. С губ Коли сорвался удивленно-потрясенный стон чистого блаженства, когда рука Гуро крепко обхватила его горячий, требующий немедленной разрядки ствол. Хватило лишь пары искусных движений, прежде чем яички поджались, дыхание перехватило, и все чувства Коли растворились в агонии сильнейшего оргазма. Его лицо исказилось в судороге наслаждения, разум покинул грешное тело, душа воспарила к небесам и лишь твердый член внутри напоминал Коле, что он все еще на земле. Гуро, не упустивший ни секунды из сладостной дрожи любимого под собой, сделал еще пару глубоких толчков и, выгнув спину, излился в теплую глубину. Яков вернулся в действительность от щекочущего ключицы прерывистого дыхания. Он осторожно сдвинулся вниз, выскользнул из расслабленного тела и быстро избавился от ненавистной резинки. Коля с такой теплой нежностью смотрел на него своим незамутненным голубым перламутром, мужественно борясь с подступающей дремотой, что Гуро незамедлительно почувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Он подтянул к себе сбитое в изножье одеяло и укрыв им покрывающегося мурашками Колю, вышел из комнаты, чтобы через минуту вернуться с полотенцем. Свечи давно прогорели, погрузив спальню в мягкую темноту. — Коленька. — Яков чуть сдвинул одеяло, чтобы убрать следы страсти. — Как ты? — Все хорошо, Яш. Иди ко мне. Слова сейчас были не важны. Гуро, отбросив полотенце на пол, нырнул к своему мальчику и прильнул всем телом, согревая. Коля повернулся к нему лицом и поцеловал в начинающий покрываться жесткой щетиной подбородок. — Это было волшебно, Яш… Я не думал что так бывает… у мужчин. — Далеко не у всех, Коленька. И от пола это тоже не зависит. — Значит, это любовь? — Я всегда знал, что ты у меня умница. — Теперь я никому тебя не отдам, Яша, — Коля еще крепче прижался к любимому, хотя казалось, это уже невозможно. — Я и сам никуда не собираюсь… — Но… — тревожный взгляд хрустальных глаз. — У тебя же были другие. — Про других ты знаешь, — Гуро ощутимо напрягся, заставляя Колю пожалеть, что он завел этот разговор. Но ему было жизненно необходимо выяснить все прямо здесь и сейчас. — Но ты же… — Если тебя интересует физиология, то секс все эти годы у меня был исключительно с профессионалами. — Оу… — И, Коленька, если ты еще в чем-то сомневаешься… — Яша, прости, я не должен был! — Я все понимаю. Я уже давно понял, что ты жуткий собственник, но перестань сомневаться в себе. Ты теперь мой полноценный партнер — самостоятельный, умный, умопомрачительно обаятельный молодой мужчина, и я очень надеюсь — блестящий профессиональный юрист, а возможно, и известный писатель в будущем. Все внутри Коли вновь перевернулось от этих слов. Для Якова все было так же серьезно, как и для него. — Я так люблю тебя. Я даже не знал что такое возможно… — Я тоже, любимый мой. А теперь спи. Завтра нам еще твои вещи перевозить. — Что? — Я решил, что ты будешь не против и испросил у твоей мамы разрешение на твой переезд в мою скромную обитель, на что она любезно согласилась. — Яша! — жаркий собственнический поцелуй и наглая нога на бедре стали для Гуро ответом. Через пару мгновений безумно счастливый, расслабленно-удовлетворенный Коля засопел, уткнувшись Якову в предплечье. А Гуро, впервые за долгие месяцы, уснул глубоким спокойным сном, без мучительных черно-белых сновидений, переходящих в давние кошмары.***
В будний день на кладбище было тихо и спокойно, лишь где-то в ветвях деревьев переговаривались сороки, да ветер приносил очередную порцию снега, завывая, вьюжа и шаля, ничуть не стесняясь нарушать скорбную тишину. Коля стоял за чугунной оградой, стараясь не нарушать уединения Гуро. Неясное чувство чего-то неправильного улетучилось, как только Коля взглянул на высеченный на белом мраморном надгробии, выделяющейся своей ухоженностью и красотой могилы, воздушный силуэт юноши со скрипкой в руках. Таких нездешних, почти ангельских созданий не любить невозможно, но вот парадокс — и не место им на земле. Вот такие и душой и телом прекрасные слишком хороши для этого мира, потому и уходят рано, оставляя за собой разбитые сердца и покореженные судьбы. Коля очень боялся, что не выдержит сравнения с бестелесным духом былой яшиной любви, но к великой своей радости оказался не прав. Они с Лерой были абсолютно разные, роднила их лишь явная телесная хрупкость, и Коля укорял себя за недостойную ревность. Коля был уверен, что Та любовь никуда не ушла из сердца Гуро — это просто невозможно, если любишь искренне. Она осталась, как память о юности и первых настоящих чувствах… Букет белых лилий, придирчиво выбранных Колей, лег на припорошенное снегом надгробие, рука Гуро без перчатки не спеша прошлась по светлому мрамору, словно лаская. Коля, порядком замерзший, не смел торопить или привлекать к себе внимание. Он знал, что любимый ведет сейчас тяжелую безмолвную беседу, говорит о том, о чем не успел, просит прощение за то, чего не совершал. Коля тоже говорил, но совсем об ином. Он обещал, что позаботится о мужчине, который так беззаветно и преданно любит их обоих, что сделает все, чтобы Гуро был счастлив до конца своих дней и желательно как можно дольше. Гоголь был абсолютно уверен, что спустя столько долгих лет их слышат и одобряют. Ушедший в себя Коля не заметил, как подошел задумчивый Яков и перехватил его зябнущие в тонких перчатках ладони, согревая своим дыханием. — Спасибо тебе, родной, это очень много для меня значит. Коля лишь моргнул, смахивая с ресниц не то снежинку, не то слезу и, обняв любимого за пояс, увлек к выходу.