***
Flashback 1,5 года назад Но были времена, когда мы ещё не надевали этих глупых лживых масок по необходимости и исправно играли свои роли, не притворялись и жили в своё удовольствие. Понемногу наш привычный уклад жизни начал меняться и одновременно незаметно рушиться вскоре после дня рождения Юнги-хёна, но тогда никто из нас этого не заметил. Или же, попросту не хотел замечать. Примерно через две недели после девятого марта Чонгук обратился ко мне с весьма неожиданной для меня просьбой. — Хён, меня сегодня вечером позвали на прогулку, ты не будешь против? — А у мамы ты разрешения спросил? — ответил я вопросом на вопрос, немного погодя. Странно, что мой брат решил обратиться с этой просьбой ко мне, а не к маме, которая, по сути, должна быть для него авторитетом. — Я хотел позвонить ей, — честно признался Чонгук, — но побоялся помешать, она ведь сейчас на работе. К тому же, я в любом случае вернулся бы домой раньше мамы, так что… — Так сказать, для очистки совести решил меня спросить? — спросил я, понимающе улыбнувшись. Маленький хитрец. Интересно, в кого он такой вырос? — Ты бы стал ругаться, если бы узнал, что я куда-то без разрешения ушёл, — простодушно произнёс мой брат, пожав плечами, — поэтому я и спрашиваю сейчас, можно ли. Ругаться? Я что, такой злой в глазах Чонгука? Даже обидно немного, ведь я на него за семнадцать лет даже голос ни разу не повысил. Вздохнув и слегка улыбнувшись, я подошёл ближе к брату и, положив руку ему на плечо, спокойно ответил: — Начнём с того, что ругаться я бы точно не стал. Скорее, волновался бы весь вечер, думал, почему тебя нет дома, и жив ли ты вовсе, и потом бы ещё обязательно несколько десятков раз позвонил, — я не смог сдержать смех, едва представив себе всю эту ситуацию, как я психую и безостановочно названиваю брату, как мама, переживающая за сына на его первом свидании. Странно, кстати, что я сравнил с ним обычную прогулку. Впрочем, не буду спешить с выводами, Чонгук хоть обычно и никогда от меня ничего не скрывает, но он также имеет право хранить секреты от старшего брата. — Это в разы хуже… — брезгливо поморщился мой брат, отведя взгляд. Улыбка мгновенно сползла с моего лица, и я на некоторое время задумался. Чонгук никогда столь негативно не реагировал на мои слова, будь они сказаны хоть серьёзно, хоть в шутку. Это очень странно для него и непривычно для меня. Может, мой брат просто не в настроении сейчас? Вполне возможно, не всегда ведь ему носить улыбку на лице. А вдруг я просто настолько надоел Чонгуку, что он решил сбежать от меня и какое-то время побыть в одиночестве под предлогом прогулки, на которую его якобы позвали? Или у моего брата появились проблемы, и он боится теперь рассказывать о них, желая справиться со всем своими силами? Становится страшно, едва я начинаю думать об этом. Если Чонгук промолчит, то я точно не смогу ему помочь. Остановись, Хосок. Брату не нужна твоя помощь, потому что он вовсе не страдает. Его просто позвали на прогулку, самую обычную, ничем не примечательную, и теперь Чонгук просит твоего разрешения. Отпусти его — и дело с концом, только постарайся обойтись без излишнего психоза. — В десять часов ты уже должен быть дома, — поставил я условие, разорвав напряжённую тишину между нами и заставив Чонгука обратить на меня внимание. Брат в ответ лишь коротко кивнул в знак согласия и, слабо улыбнувшись, тихо сказал: — Спасибо. Ты снова зря загонялся без повода, Чон Хосок. С твоим братом всё хорошо: его милая добрая улыбка никогда не умела врать. Он просто немного погуляет и обязательно вернётся домой, вы снова будете вместе этим вечером. Но почему я так яро пытаюсь убедить в этом самого себя? Уж не потому ли, что не хочу оставаться в одиночестве? Не совсем так. Просто, когда Чонгук рядом, я чувствую себя спокойнее, потому как наверняка знаю: мой брат цел и невредим, ему ничто не угрожает. Я всегда ощущал страх, едва Чонгук уходил гулять, ведь он обычно всегда был один. Наконец, он идёт на прогулку с кем-то, казалось бы, будет под защитой, и мне не стоит переживать, но на душе всё равно неспокойно… — А с кем идёшь, если не секрет? — решил я задать вполне логичный вопрос, дабы наверняка удостовериться в безопасности моего брата этим вечером. Чонгук незамедлительно ответил всё с той же искренней улыбкой на лице: — С Юнги-хёном. Он давно меня звал, но я не хотел гулять среди недели, поэтому пришлось ждать выходных. — Вот как… — только и смог выдавить я из себя после услышанного. Честно признаться, я чего угодно ожидал, но Юнги-хён… Действительно странно и даже чуточку подозрительно. Будучи ярко выраженным интровертом, мой друг никогда не любил новые знакомства и всегда достаточно трудно сходился с людьми. Ему потребовалось много времени, чтобы сблизиться с остальными официантами из нашего кафе, а Чонгук… Точно, как я мог забыть. Он ведь не новый человек для Юнги-хёна, они познакомились однажды в детстве. Собственно, с тех пор до двадцать второго дня рождения моего друга они ни разу и не виделись. Ещё две недели назад, как раз в тот самый вечер, я заметил, как много внимания Юнги-хён уделял Чонгуку, неоднократно заступался за него, защищал от нападок буквально влюбившейся в моего брата Джису, а потом и вовсе разрешил использовать своё плечо в качестве своего рода подушки, чего никогда никому не позволял, даже мне. Что всё это может значить? Понятия не имею. Но, раз Чонгук отправляется на прогулку с Юнги-хёном, то я могу быть на сто процентов уверенным в безопасности брата. Если судить по поведению моего друга в его день рождения, то он не позволит Чонгуку ввязаться в какие-либо неприятности. По крайней мере, я очень надеюсь, что всё пройдёт гладко, и мой брат вернётся домой целым и невредимым в назначенное время.***
POV Чон Чонгук Примерно в шесть часов вечера мы с Юнги-хёном встретились в условленном месте — возле парка Ханган, добраться до которого для меня было слегка проблематично: сначала возникли проблемы с поисками нужного мне автобуса, затем я едва не пропустил свою остановку, а после около двадцати минут блуждал по неизвестным окрестностям, опираясь лишь на Google карты. Странно… Я столько лет живу в Сеуле, но в парке Ханган оказался впервые в жизни. Интересно, почему Юнги-хён решил выбрать для прогулки именно это место? Спрошу у него позже, если не забуду. Итак, встретились мы прямо у входа. Парень выглядел немного раздражённым. Видимо, ему пришлось ждать меня чуть дольше, чем планировалось изначально. Теперь он обязательно решит, что я необязательный и безответственный… Это по его глазам видно, даже слов не нужно. До глубины души стыдно… В кои-то веки меня позвали гулять, и я сразу же так оплошал. Обо мне у Юнги-хёна может сложиться неприятное впечатление. Впрочем, почему я так волнуюсь о том, что он подумает насчёт моего опоздания? Это тоже странно. — Долго же ты, — бесцветно произнёс парень, смерив меня осуждающим взглядом и заставив мгновенно смутиться. Я отвёл глаза, не решившись даже извиниться за достаточно позднее прибытие. Юнги-хён слишком пристально смотрел, от этого взгляда любому человеку наверняка стало бы не по себе. Вскоре, однако, парень поспешил сменить гнев на милость и, вздохнув после сравнительно долгого молчания, снисходительно промолвил: — Ладно уж, пойдём. Почему, кстати, опоздал? Проблемы возникли? Поняв, что обстановка более-менее нормализовалась, я почувствовал себя увереннее, нежели несколькими минутами ранее, и рассказал Юнги-хёну «весёлую» историю про общественный транспорт и поиски самого парка, который, кстати, оказался намного больше, чем я его себе представлял. Да, мне доводилось слышать о том, насколько глобален по площади этот парк, но, поскольку видел я его впервые, то не сразу понял, что данное место — то самое, где мы с парнем условились встретиться. — Так ты вообще не знал, куда едешь? — искренне удивился Юнги-хён, едва я закончил свой рассказ. — Я был уверен, что ты знаком с этим парком, гордость Сеула, как-никак. — Не довелось, к сожалению, — вздохнул я, грустно улыбнувшись. Совершенно не до того мне постоянно было… Да, иногда мы с братом выходили на прогулки, но это происходило крайне редко и в основном в детстве. Обычно и я, и Хосок-хён свободное время проводили дома, либо играя во что-нибудь вместе, либо занимаясь каждый своим делом. Многие посчитали бы такое времяпрепровождение скучным, однообразным и всё в таком роде, но мы с братом считали это нормой. Для нас главным всегда было — быть вместе, остальное решающей роли никогда не играло. Однако, с возрастом я начал понимать, что прекрасно могу проводить время и без брата, пребывая в полном одиночестве. Друзей у меня нет, единственным близким человеком по сей день является Хосок-хён, но с каждым днём мне всё больше хочется уйти от него хотя бы на пару часов, чтобы рядом не было вообще никого, лишь я наедине со своими мыслями. Хён не хочет отпускать меня, я это прекрасно вижу и чувствую, но его общество с течением времени надоедает мне всё больше. Может, такие мысли появляются из-за, как многие его называют, переходного возраста, не стану отрицать. Скорее всего, так и есть, но что мне это даёт? Желание сбежать от брата-прилипалы всё равно никуда не уйдёт, как и он сам.***
В тот вечер мы с Юнги-хёном разговаривали о самых разных вещах: он интересовался моей жизнью, учёбой, интересами, не проявляя при этом особого интереса и спрашивая будто для приличия. О себе же мой собеседник рассказывал совсем мало. От парня веяло холодом и равнодушием, оно проявлялось во всём, даже во внешнем виде Юнги-хёна. Или мне тогда просто показалось? В любом случае, атмосфера была не самой дружелюбной, и окончательно её добили тёмные тучи, неожиданно сгустившиеся над городом. А ведь днём ещё ярко светило солнце, и всё нежилось под его тёплыми согревающими лучами… К вечеру заметно похолодало и, судя по тёмному небу, собирался пойти дождь. Но я не волновался насчёт погоды и продолжал размеренно шагать рядом с парнем, то и дело замолкающим на несколько минут, а после этого резко выдающим новый вопрос. Неожиданно Юнги-хён предложил сесть на скамейку, казалось, специально освобождённую для нас. Многие из них были заняты, а эта будто бы дожидалась нашего прихода. Недолго думая, мы опустились на неё и ещё раз внимательно оглянулись по сторонам: перед нами предстал прекрасный вид на величественную реку Хан, через которую тянулся длинный ярко освещённый мост. Было около девяти часов вечера, и повсюду зажглись фонари, озарив потемневший из-за нависших грозовых туч Сеул и сделав его даже волшебным в некоторой степени… Не знаю, почему, но то, что я видел тем вечером, разделяя скамейку с погрузившимся в размышления Юнги-хёном, казалось выдуманным, невозможным… Всего лишь полётом моей детской фантазии, в конце концов. Но нет, это была правда. Наконец, осознав реальность происходящего, я не смог сдержать счастливой улыбки, будто увидел не светящийся мост и город вдали, а радужного единорога или ещё что-нибудь в таком роде: фантастическое и завораживающее. Я буквально влюбился в ночной Сеул, в частности в его восхитительные мерцающие огни, вызвавшие у меня неподдельный восторг и эйфорию. Хотелось утонуть в них, открыть городу свою душу… Я бы многое отдал за то, чтобы как можно чаще созерцать подобные прекрасные виды, добавляющие краски в серую однообразную жизнь, от которой я давно ничего не жду. Не выдержав, я издал тихий вздох восхищения, который не остался незамеченным. Юнги-хён отреагировал почти сразу, негромко обратившись ко мне, при этом не оборачиваясь и продолжая вглядываться в Сеул на противоположном береге, буквально подмигивающий десятками, а то и сотнями разноцветных огней: — Нравится? — Очень, — прошептал я всё с той же радостной улыбкой на лице, тихо-тихо, словно боясь спугнуть эту красоту, появляющуюся лишь тогда, когда людская суета постепенно угасает, и город погружается в тишину. Как редкое животное, за которым охотятся ради богатой добычи, ночной Сеул открывал себя лишь тем, кто не собирался уничтожать его и использовать планировал лишь в благих целях, то бишь, просто наблюдать издалека и наслаждаться очаровательными видами. Для меня это с некоторых пор стало большой честью. Неожиданно всплывшие в голове воспоминания заставили меня слегка вздрогнуть, а улыбка сама собой сползла с лица и улетучилась, будто её и не было вовсе. Внимательно вглядываясь в светящийся город, я постепенно перешёл к сравнению его со звёздным небом, а после и парадом планет — редчайшим астрономическим явлением, когда несколько планет встают в одну линию, продолжая при этом оставаться на своих орбитах… Я вспомнил Хосока-хёна и тот парад планет, который он сам создал для меня. Конечно же, я не забыл. Вечер, когда мы сидели в обнимку и взгляда оторвать не могли от проекций небесных тел на стены и потолок, навсегда остался в моей памяти. Пожалуй, это лучшее наше с братом совместное воспоминание. Тогда я был счастлив настолько, что даже заплакал, так почему сейчас мне столь невыносимо больно вновь воспроизводить в памяти моменты, однажды заставившие меня улыбнуться? Потому что такого не будет уже никогда. И я жалею об этом. Моим размышлениям суждено было завершиться, когда нас с Юнги-хёном обдало резким порывом пробирающего ветра, показавшегося мне тогда ледяным и заставившего съёжиться от холода. Да, собираясь днём на прогулку, я и предположить не мог, что вечером так похолодает, по этой причине и не стал одеваться тепло, обойдясь лишь тонкой чёрной спортивной кофтой. Даже застегнув её, тепла я всё равно не почувствовал. Юнги-хён сразу обратил внимание на мою реакцию на ветер и, обернувшись ко мне, спросил: — Замёрз? — Немного совсем… — соврал я, не справившись с проклятой дрожью в голосе, выдавшей с потрохами мой обман. — Оно и видно, — легко ухмыльнулся парень впервые за сегодняшний вечер. На секунду я даже удивился этому, но новый порыв ветра заставил меня снова сгруппироваться, лишь бы хоть немного теплее стало. — Вполне нормальная реакция на холод, — простодушно пожал плечами Юнги-хён. — Не понимаю, почему ты так стесняешься говорить, когда тебе некомфортно. Это ведь всё равно, что самовольно пытать себя. Глупо, иными словами. Договорив, парень, недолго думая, снял с себя интересного болотного цвета ветровку и протянул её мне, строго произнеся: — Надень. — А… Это ещё зачем? — не понял я, удивлённо приподняв брови. — Не нужно, мне и так нормально, правда… — Не самое время демонстрировать, какой ты взрослый и самостоятельный, — нахмурился Юнги-хён. — Надевай быстро. Сомневаюсь, что Хосок будет на седьмом небе от счастья, если ты простудишься. Заболею я — ничего страшного не произойдёт, а с тобой брату и маме придётся возиться. Заканчивай вредничать и просто сделай то, о чём тебя просят. Надевай. Последнее слово парень произнёс более строгим и наставительным тоном, нежели начинал. Препираться с человеком старше меня я не мог и потому не посмел его ослушаться, неуверенно приняв из рук Юнги-хёна тёплую ветровку, ещё минуту назад бывшую на нём самом. Неспешно надев её и застегнувшись, я глубоко вздохнул и опустил голову. Зря я отказывался: так действительно теплее, нежели просто в спортивной кофте. И чем я только думал, собираясь сегодня на прогулку? Если бы я сразу оделся дома нормально, по погоде, то сейчас Юнги-хён не сидел бы в одном лишь свитере, продуваемом, к слову, ещё сильнее, чем моя кофта. — Только не надо делать такое лицо, будто я тебя силой одеться заставил, — раздражённо отозвался парень, сложив руки на груди и не смотря мне в глаза. — Это для твоего же блага, между прочим… — Спасибо, — тихо прервал я Юнги-хёна, после чего, полностью засунув руки в рукава, чтобы их не было видно вовсе, уткнулся носом в высокий воротник чужой ветровки. Ненадолго прикрыв глаза, я вновь глубоко вздохнул и почувствовал его запах. Это определённо корица. Такая же, как и хозяин вещи, — непонятная на вкус, но от того лишь более манящая. На меня эта пряность действует именно так. Корица одновременно и сладкая, и в некоторой степени горькая, её ни с чем не перепутаешь. Пряность не раскрывается в полной мере, и в этом её особенность. Внезапно осознав, что я нюхаю чужую одежду, я резко распахнул глаза и отвёл в сторону растерянный взгляд, не решившись поднять голову. Или же мне попросту не хотелось расставаться с притягательным ароматом корицы… Чёрт, думать об этом — ещё не так плохо, но заниматься в открытую — просто верх неприличия. В следующую секунду я почувствовал, как щёки начали предательски гореть от стыда. От самого себя неприятно становится… То, что я делал, — просто ужасно, как бы при этом приятно мне ни было. Приятно? Да ты, оказывается, извращенец, Чон Чонгук. — Да, Хосок, конечно, предупреждал, что тебя очень легко смутить, но чтобы настолько… — усмехнулся Юнги-хён, вероятно, заметив мои ярко пылающие щёки. От его слов захотелось сквозь землю провалиться, лишь бы этого больше не слышать. Ужасно стыдно… — Эй, да перестань уже стесняться, — осуждающе произнёс парень, легко толкнув меня в плечо и заставив, наконец, поднять голову. — Я тебе просто свою ветровку дал, чтобы не так холодно было, ничего серьёзного. Не в дораме живём, в конце концов. И почему ты краснеешь, как девчонка? Мы ведь тут ничем постыдным не занимаемся, вроде бы. — Это от холода… — неуверенно отмахнулся я, чуть нахмурившись и продолжив игнорировать пронизывающий насквозь, подобно ледяному ветру, взгляд Юнги-хёна, лишь легко ухмыльнувшегося в ответ на моё жалкое оправдание. Оно бы могло прозвучать правдоподобно, если бы голос не дрогнул на середине фразы… Парень призывал меня к раскрепощению, а мне ещё сильнее захотелось зарыться с головой в его ветровку и больше никогда из неё не вылезать, используя как укрытие от внешнего мира и наслаждаясь быстро успевшим стать любимым ароматом корицы… — Если до сих пор не согрелся, то иди сюда, — требовательно произнёс Юнги-хён, указав взглядом на своё правое плечо. Намёк я понял сразу же, но не на шутку испугался столь резкого предложения со стороны парня и потому решил включить дурачка, а-ля «ваще ничо не понял, куда я должен пойти и нафиг вообще надо?» Но даже с этой ролью мне справиться не удалось: Юнги-хён моментально раскусил моё враньё, как делал сегодня весь вечер. — Брезгуешь, что ли? — вновь нахмурился парень, раздражённо вздохнув. — Это то же самое плечо, на котором ты спал около двух недель назад, уверяю тебя, оно за это время вообще не изменилось. Или опять стесняешься? Ох, Чонгук, ты прямо копия своего брата, — пришёл к выводу Юнги-хён, впервые за вечер назвав меня по имени. — Когда я говорю об обычных вещах, вы делаете такие удивлённые лица, будто я что-то максимально непристойное предлагаю, ну серьёзно. Забей, никто не смотрит, если ты об этом беспокоишься. Так действительно будет теплее. Я долго колебался и отпирался, как мог, но в итоге моя голова, каким-то магическим образом, всё-таки оказалась на плече Юнги-хёна, мягко обнявшего меня за плечи. Физически теплее мне совсем не стало, а вот морально… Здесь всё немного сложнее. Впервые за этот вечер я ощутил уют и тепло, очень похожее на семейное. Когда меня обнимает старший брат, во мне просыпаются те же приятные чувства, что и сейчас. От парня не хочется отстраняться, напротив, есть желание сильнее прижаться к нему и больше не отпускать… Я и не заметил, как постепенно устроился удобнее на плече Юнги-хёна и неумело обнял его в ответ с крайней осторожностью, будто трогал не человека, а хрупкую фарфоровую куклу. Мои руки сильно тряслись, не то от холода, не то от волнения, и мне было трудно унять эту дрожь, появившуюся столь внезапно, как и исчезнувшую, когда я почувствовал, как парень уткнулся носом мне в волосы. В ту секунду я чуть было не разорвал объятия, разозлившись и испугавшись одновременно, но не нашёл в себе сил, чтобы сделать это: так сильно расслабляли меня прикосновения Юнги-хёна, бывшего сегодня столь холодным и равнодушным ко мне, что даже в какой-то момент обидно стало. Пускай он и холоден внешне, презрительно относится ко всему вокруг происходящему, вероятно, иногда даже может быть грубым и абсолютно не скрывает этого, но прикосновения, такие тёплые и родные, обманывать не могут, они не терпят лжи. Непонятно лишь, почему Юнги-хён столь старательно пытается избавиться от людского окружения, позиционируя себя как равнодушного человека с наплевательским отношением к жизни? Или слова на самом деле не играют такой уж важной роли? Да, именно так. Что бы он ни говорил, а его нежные объятия всё равно расскажут свою правду, и молчание в этом случае окажется намного искреннее любых слов. Они здесь попросту не нужны. Впрочем, нет, кажется, я немного поторопился с выводами. Поначалу прикосновения Юнги-хёна действительно были сродни семейным, братским и от того невероятно тёплым, но потом это тепло приняло совершенно иное обличие, и я, честно признаться, не до конца понял, что тогда происходило у меня в душе. Я испытал другие, незнакомые мне до того вечера чувства, и, могу поклясться, они ничуть не походили на те, которые мне доводилось ощущать ранее. Я чуть ли не таял от объятий Юнги-хёна и, едва он предпринял попытку отстраниться от меня, как я сразу крепко схватился за него обеими руками и максимально крепко прижимался, не желая отпускать. Парень в ответ на это лишь вздохнул и покорно вернулся в своё исходное положение, угадав мои мысли. Сердце билось так, как не билось ещё никогда: невероятно часто, и мне в какой-то момент даже стало трудно дышать. Я не смог разобраться со своими чувствами в тот вечер, но прекрасно помню, как едва ли не заплакал, когда Юнги-хён всё же разорвал объятия и с трудом отодвинул меня от себя. — Теперь согрелся? — спросил парень чуть охрипшим от сравнительно долгого молчания голосом. Я лишь коротко кивнул в знак согласия, теперь не отводя взгляда и смотря на своего собеседника в упор. — Время уже позднее… — спокойно констатировал факт Юнги-хён. Я не сразу понял суть сказанного, заслушавшись тихим и будто бы бархатным голосом парня. — Раз ты так сильно протупил с маршрутом сегодня днём, то будет лучше, если сейчас я провожу тебя до дома. Просто затеряться ночью в Сеуле — меньшее, что может произойти с таким наивным наивняком, как ты. Пойдём быстрее, а то автобус упустим. Снова этот холодный тон… Юнги-хён определённо выдаёт себя за другого человека, когда начинает общаться с кем-то, и из-за этого у людей складывается неправильное впечатление о парне. Если бы он только смог открыться по-настоящему… Но что же ему мешает?***
Юнги-хён, как и обещал, проводил меня до самого подъезда, едва не до входной двери. Когда мы садились на автобус, начинал накрапывать мелкий дождик, к концу нашей поездки это уже был настоящий ливень, крупные капли которого больно били по лицу, заставляя жмуриться от неприятных ощущений. Вскоре нам с парнем пришлось попрощаться. Я отдал ему его ветровку, сегодня спасшую меня от холода и успевшую немного промокнуть из-за дождя. К счастью, моя кофта под ней оказалась абсолютно нетронутой каплями воды, что не могло не удивить и обрадовать одновременно. А Юнги-хён отправился домой в мокром свитере и ветровке, на которых, пока он шёл до остановки, наверняка сухого места не осталось. Я смотрел вслед уходящему парню, пока он не скрылся за поворотом, и потом стоял около двери подъезда ещё около десяти минут, теперь совершенно не обращая внимания на резкий холодный ветер, заносящий дождевые капли под крышу. В тот момент я искренне жалел лишь об одном. Дождь смоет с этой ветровки мой любимый аромат корицы. Конец Flashback'a