***
Утро следующего дня Результат вчерашнего измерения температуры оказался неутешительным: 37,4. Хён сразу заставил меня выпить жаропонижающее, чтобы мне хотя бы на ночь стало легче и я смог нормально поспать. К утру стало ещё хуже: я проснулся из-за того, что всё тело ломило и горло болело. Я всю ночь провёл в объятиях Юнги, но теплее от этого ничуть не стало: озноб, видимо, надолго в моей жизни обосновался… В лучшем случае на два-три дня. Да уж… Только я мог заболеть на летних каникулах, когда на улице стоит самая приятная погода для вечерних прогулок. Чёртова несправедливость. — Как же тебя так угораздило… — сокрушался парень, забирая у меня градусник и грустно вздыхая. — А главное — где? — В пятницу… Был сильный дождь, — тихо произнёс я с запинкой, стараясь сильно не напрягать больное горло. — Я промок… Пока добирался… До школы. — Вот как, — задумчиво протянул хён, оторвавшись от градусника и посмотрев на меня. — Что ж, тогда здесь нет ничего удивительного… 37,6. Услышав, что моя температура стала ещё выше, я обречённо вздохнул и отвёл в сторону грустный взгляд. Почему всё идёт не так, как хотелось бы? Я ведь вовсе не собирался болеть на каникулах… Ещё и Юнги приходится напрягаться из-за меня. И человеку отдых испортил, и себя его лишил. Серьёзно, только со мной такая лажа могла произойти… — Не переживай, — легко улыбнулся парень, осторожно взяв меня за руку. Его ладонь по-прежнему обжигающе-холодная, но в то же время, как и всегда, приятная на ощупь и ласковая. — Всё хорошо, — продолжил хён, медленно поглаживая тыльную сторону моей ладони большим пальцем и не переставая улыбаться. — Мы обязательно справимся. Больное горло — это ещё не так страшно. Главное, чтобы осложнений никаких не было, но, можешь быть уверен, я этого не допущу. Ничего сложного: надо только вовремя пить нужные лекарства и хорошо питаться, то есть, как всегда. Стереотипно звучит, но это действительно работает — не одним поколением проверено. Я с трудом смог выдавить из себя слабую улыбку с той только целью, дабы показать Юнги, что его слова немного успокоили меня, но обида за собственный слабый иммунитет никуда не делась. Сколько всего интересного мы с парнем могли бы сделать вместе, если бы я так неожиданно не заболел… Я должен постараться не показывать грусти хёну, чтобы он не стал волноваться за меня ещё больше. Достаточно того, что Юнги запретил мне возвращаться домой из-за болезни и взял ответственность за моё здоровье на себя. Кажется, я перед ним в вечном долгу… Даже неудобно, что парень так много заботится обо мне. Впрочем… Разве не именно такими должны быть настоящие отношения?***
POV Мин Юнги Следующие три дня мы с Чонгуком провели дома. Постепенно ему начало становиться лучше, и температура спала, но не нормализовалась. Ртутный столбик каждый раз останавливался на отметке 37, по всей видимости, в ближайшее время не собираясь опускаться ниже. Парень не говорил со мной о своём самочувствии, если я сам не спрашивал, более того, поначалу даже пытался утверждать, что с ним всё хорошо и чувствует он себя нормально. Продолжалось это ровно до тех пор, пока я не проявил максимальную строгость и не заставил Чонгука быть честным. Спорить парень со мной не стал, да и не в том он сейчас состоянии… За пять месяцев общения с этим мальчишкой я понял, что он привык притворяться, будто всё хорошо, когда это на самом деле не так. Скрывает свои настоящие чувства только в тех случаях, если не хочет либо стыдится получать заботу от кого-либо. Я прекрасно это вижу. Интересно… А со старшим братом у него такие же отношения? Впрочем, глупый вопрос. С Хосоком они уже много лет вместе живут, а со мной Чонгук начал общаться по-нормальному сравнительно недавно и до сих пор не может перестать стесняться меня. Я пытаюсь быть как можно более заботливым и нежным, а он в ответ лишь смущённо отводит взгляд и замолкает «на долгие годы». Я искренне удивился, когда этот вечно застенчивый мальчик выпросил у меня в тот вечер ещё один поцелуй и до последнего не просил остановиться, дав мне, как я тогда подумал, полную свободу действий. Естественно, меня не заботило в те минуты, будет ли Чонгуку больно или неприятно, я просто до определённого момента делал с ним, что заблагорассудится и наслаждался его тихими-тихими стонами, пропитанными юностью, ловил каждый вздох и оставлял следы от укусов на шее. Я очень давно не касался чьего-либо тела в запретных местах, не ощущал этот сладкий запах чужого возбуждения… Восемь месяцев. Для одних — мгновение, а для других — целая вечность. Одни воспринимают это спокойно, а другие постоянно напряжены. Одни считают: «Лучший отдых для организма», а другие едва с ума от воздержания не сходят. До недавних пор я относил себя к первому типу, пока в моей жизни не появился Чон Чонгук. Девственность и незнание всех тонкостей секса возбуждают ещё сильнее… Но Чонгук, по всей видимости, теперь не скоро подпустит меня к себе так же близко, как в тот вечер. Понятия не имею, что тогда ударило ему в голову, быть может, от температуры крышу снесло, но такое больше не повторится, пока парень сам не изъявит желание, а зная его, произойдёт это… В лучшем случае через несколько месяцев. Надеюсь, не свихнусь за это время. Принуждать Чонгука насильно я в любом случае не стану. Он в прошлый-то раз был на слезах и весь дрожал, а что будет, когда я зайду дальше? Испуганный парень, в любую секунду готовый расплакаться, действительно делает больно. И с каких пор я стал проявлять сочувствие и жалость к тому, с кем встречаюсь? Верно. С вечера третьего августа. А окончательно эти чувства закрепились той ночью, когда я долго не мог уснуть и размышлял обо всём вышеупомянутом. Тихо вздохнув, я потянулся за телефоном. Спать совершенно не хотелось, и я подумал, что обычно скучная лента новостей поможет уснуть быстрее, иначе я рискую проспать в лучшем случае до полудня. Сделав яркость минимальной, я начал «плавать» по просторам Интернета. Боже, как же это «интересно», даже словами не выразить, насколько… Вот только сон всё равно не идёт. Айщ, идиотизм какой-то… От нечего делать я, будто на автомате, вышел из Интернета и зашёл в Сообщения. Среди множества я отыскал то самое, которое всегда открываю и неоднократно перечитываю, сам не знаю, какую цель преследуя. Довольно лаконичное, оно каждый раз заставляет меня вспомнить то, что я отчаянно пытаюсь забыть, хотя на самом деле не прилагаю к этому никаких усилий: «Для меня ты больше не существуешь». Я бы мог давным давно удалить это сообщение и больше не мучить себя постоянными возвращениями в неприятное прошлое, но у меня рука не поднимается сделать это. Если всё же решусь, то потеряю связь с чем-то… Важным. Но почему так много значат для меня злые слова, любому нормальному человеку причиняющие боль? Я пытаюсь найти ответ на этот вопрос чуть больше полугода. Восемнадцатым февраля датировано сообщение. День рождения Хосока, приглашение на который я не принял. Не до того мне было… Но сейчас я чувствую себя самым настоящим эгоистом, хотя уже неоднократно извинился перед лучшим другом, каждый раз отвечающим добродушной улыбкой и словами «всё хорошо». Хосок и вправду наивен, как и его младший брат, потому что никогда не замечает, казалось бы, очевидных вещей. Что ж… Конкретно в данный момент мне это на руку. Даже жаль парня. Он-то не знает правды… Из размышлений меня вывели жалобные постанывания Чонгука и его редкие вздрагивания во сне. Выключив телефон и отложив его в сторону, я обернулся в сторону парня. Кошмар, по всей видимости… Я впервые слышу что-то от Чонгука во время сна. Обычно он всегда такой тихий… Либо я просто давно не проводил ночи в размышлениях и потому в принципе ничего не мог слышать. Интересно… Часто ли парню снится что-нибудь страшное, когда он дома? Подумать над этим я не успел, потому что в следующую секунду Чонгук испуганно вскочил, тихо вскрикнув. Недолго думая, я включил лампу, находящуюся на прикроватной тумбочке, и приподнялся тоже, поравнявшись с тяжело дышащим парнем. По себе знаю, как неприятно после страшного сна оказываться в полной темноте, даже если ты её в принципе не боишься. — Чонгук… — негромко обратился я к парню, осторожно коснувшись его плеча. Чонгук, казалось, из-за этого испугался ещё сильнее, потому как в ту же секунду снова вздрогнул и отпрянул от меня. Я медленно отнял ладонь, и наши взгляды встретились. В глазах парня я увидел испуг и самое искреннее недоверие, будто он принял меня за незнакомца. Так… Видимо, сон оказался страшнее, чем я мог предполагать, раз Чонгук даже не узнал меня. — Ты чего? — удивился я, продолжая неотрывно смотреть на трясущегося от страха парня. Благодаря идеальной тишине я даже смог услышать, как часто билось его сердце. — Это же я, Юнги-хён. Всё хорошо, тебе нечего бояться. Дабы наверняка уверить Чонгука, я легко улыбнулся и всё-таки погладил его легонько по плечу. Он ещё несколько секунд испуганно смотрел на меня, после чего закрыл глаза и, глубоко вздохнув, опустил голову, потерев переносицу до сих пор дрожащими пальцами. — Кошмар приснился? — спросил я, подвинувшись чуть ближе и положив ладонь на голову парня. Он коротко кивнул, до сих пор не смотря мне в глаза и тяжело дыша. — Ну, ничего страшного, — заботливо продолжил я, начав медленно гладить волосы Чонгука. — Это был всего лишь сон, он уже закончился. Не бойся. — Извини… — хрипло прошептал парень, прерывисто вздохнув, после чего негромко шмыгнул носом и закрыл лицо обеими ладонями. Чёрт… Неужели плачет? Настолько был страшен его сон или это просто истерика? В любом случае, лишние слёзы нам ни к чему. — Чонгук, посмотри на меня, — серьёзно произнёс я, прекрасно понимая, что мягкий тон сейчас не сработает. Естественно, парень мою просьбу выполнять не стал, поэтому я поспешил в прямом смысле взять ситуацию в свои руки. Некрепко сжав резко ослабевшие запястья Чонгука, которого всё не покидала дрожь, я отвёл их от его лица, заставив парня медленно поднять голову и, наконец, встретиться со мной взглядом. Его губы задрожали, из полных слёз глаз по щеке скатилась сначала одна, за ней сразу же вторая, а на другой стороне две слезинки соединились в одну большую, также быстро оказавшуюся внизу и оставившую после себя лишь мокрую солёную дорожку, тотчас наполнившуюся снова… — Ты что… Правда плачешь? — спросил я, удивляясь одновременно и реакции Чонгука, и своему резко переменившемуся голосу. Он, ничего не ответив, только сдавленно всхлипнул и вновь опустил голову, разорвав со мной зрительный контакт. — Так сильно испугался? — шёпотом задал я новый вопрос спустя некоторое время и приблизился к парню почти вплотную, всё ещё удерживая его запястья, совершенно не сопротивляющиеся. — Нормально всё… — с некой ноткой дерзости промолвил Чонгук сильно дрожащим голосом, после чего снова шмыгнул носом и неуверенно добавил: — Я в полном порядке… — Если бы всё было действительно нормально, ты бы сейчас так не рыдал, — полустрого, полузаботливо сказал я, отпустив запястья парня. Стоило мне сделать это, как он тут же начал торопливо утирать слёзы слабо трясущимися руками, не переставая при этом прерывисто дышать и изредка шмыгать носом. Боже, ну что за ребёнок… К счастью, я знаю, как можно успокоить его. Я давно заметил, что это положительно влияет на Чонгука. Секретный метод ещё никогда не подводил. — Ох, горе ты моё… — глубоко вздохнул я, после чего переместил руки на предплечья парня и тихо произнёс ласковым голосом: — Иди ко мне. И пары секунд не прошло, а я уже прижимал к себе плачущего и никак не перестающего дрожать Чонгука и одной ладонью медленно гладил его по спине, а пальцами другой прочёсывал чёрные волосы. Парень в ответ осторожно обвил меня обеими руками и, уткнувшись в грудь, больше не сдерживался. Всхлипывал он теперь не сдавленно, а в голос, крепко хватался за мои плечи и в особенности за футболку, сильно сминая её и будто боясь, что я его отпущу. Рыдания Чонгука заставляли сердце разрываться на части от жалости. Почему он так горько плачет? Причину узнать сейчас вряд ли получится. Я должен хотя бы попробовать успокоить его. Чёрт… Как бы самому слезу не пустить. Не люблю, когда люди плачут… А ведь я всерьёз думал, что объятия помогут утихомирить Чонгука. Вышло всё с точностью до наоборот. Почему же? — Тише, Гукки, не надо плакать, — ласково прошептал я, улыбнувшись, дабы не удариться в слёзы. Стадное чувство, ничего не поделаешь… — Нет причины. Это был всего лишь страшный сон, он уже прошёл. Теперь ты в безопасности. Тем более, если будешь плакать, температура снова поднимется. Успокойся… Лучше не стало. Парень не перестал плакать и, как бы я ни старался его утешить, становилось только хуже. Чонгук из-за рыданий едва голос не срывал, а я не знал, что могу ещё сказать или сделать, лишь продолжил гладить его по спине и волосам, изредка утыкаясь в них носом и закрывая глаза. Всё насмарку, абсолютно всё… Это уже стопроцентная истерика. — Хён… — всхлипнул парень, уронив очередную слезу на мою футболку, и, судя по голосу, едва найдя силы, чтобы продолжить фразу. — Мне страшно. — Малыш… — как никогда ласково обратился я к Чонгуку, сразу после чего резко одёрнул себя и на некоторое время будто в реальность вернулся. Малыш? Мин Юнги, ты серьёзно? Это что ещё за телячьи нежности? Я вовсе не должен был так говорить… Аж самому от себя противно стало. Слишком слащаво это звучит… Но несмотря на то, что меня данное слово всегда до глубины души бесило, я всё же решился повторить его ещё раз: — Малыш, не плачь. Тише, тише… Всё хорошо. Я с тобой. Ещё около полуминуты парень плакал и никак не мог успокоиться, но вскоре я заметил, что всхлипы стали более редкими и не такими жалобными, а ещё спустя некоторое время Чонгук даже дрожать перестал. Бережно поцеловав его в макушку, я осторожно отстранился и, придерживая парня за плечи, с улыбкой посмотрел на него. Я встретился с заплаканными красными глазами, значительно опухшими из-за слёз. На щеках в сравнительно слабом освещении лампы на прикроватной тумбочке поблескивали мокрые дорожки, которые я вытер большими пальцами, переместив ладони с плеч на лицо Чонгука, прекратившего плакать, но всё ещё прерывисто дышащего и не сводящего с меня своих глубоких чёрных глаз, будто бы искрящихся от света лампы, находящейся за моей спиной. — Успокоился немного? — спросил я, в ответ на что получил очень слабую, с трудом натянутую улыбку. Чуть склонив голову набок, я ласково погладил Чонгука по щеке, заставив его прильнуть к моей ладони и ненадолго прикрыть уставшие глаза. — Ну и что за воду ты тут развёл? Неужели сон был такой страшный? Как бы там ни было, он уже закончился. Не надо ничего бояться, я же с тобой. Теперь парень улыбнулся уже искренне, и его изуродованное слезами лицо во мгновение преобразилось. Как, оказывается, человека сильно меняет радостная улыбка… Чонгук с ней будто бы ещё в несколько раз красивее стал. А я раньше и не замечал, как лучезарно может улыбаться этот мальчик… Совсем, как его старший брат. Видимо, солнечная улыбка — это у них семейное. — Подожди немного, — предупредил я парня, оставив в покое его лицо и поднявшись с постели, — я тебе воды принесу, чтобы ты окончательно успокоился. Стоило мне едва отвернуться, как Чонгук резко схватил меня за запястье и крепко сжал его, не давая возможности уйти. Я обратил взгляд в его сторону и удивлённо изогнул бровь, недоумённо поинтересовавшись: — Ты чего? — Хён, не надо, — ещё не отошедшим от слёз голосом промолвил парень, отрицательно помотав головой. — Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня одного… В глазах Чонгука снова заблестели слёзы, судя по выражению лица, он был готов вот-вот снова расплакаться, поэтому я, глубоко вздохнув, вернулся обратно, предотвратив очередной поток нескончаемых рыданий и мягко чмокнув своего парня в лоб. Всё ещё горячий. Не удивлюсь, если на следующий день температура снова будет высокой… Итак, той ночью Чонгук впервые расплакался передо мной и проявил свой, как мне тогда показалось, главный страх, заключающийся в ночных кошмарах. Вообще, я уже не один раз ловил парня плачущим раньше, но он в такие моменты всегда старался максимально прижаться ко мне, дабы я ничего не заметил. Извини, Гукки, но я не такой наивный, как ты, чтобы не видеть столь очевидных вещей. Также я стал по-другому смотреть на Чонгука с тех пор. Его слёзы и безудержные жалобные рыдания пробудили во мне какие-то другие чувства… Быть может, сострадание или что-то в этом роде. Если честно, я не смог сразу разобрать, что же это такое было, но мне захотелось крепко-крепко прижать моего мальчика к груди, мягко поцеловать в макушку и никогда не отпускать… Довольно странные ощущения, а ещё звучит чересчур слащаво. Что касается его глаз… Я, кажется, глубоко заблуждался. Бесконечно прекрасную Вселенную с миллионами далёких галактик и миллиардами мерцающих звёзд в чёрных глазах я принял за обычный отблеск от лампы… Пожалуй, моя грубейшая ошибка за все годы. Но одно я понял точно: увидев эту Вселенную однажды, ты больше не захочешь с ней разлучаться. А я и не собираюсь. Если совсем вкратце, то я ясно осознал, что Чонгук принадлежит мне и только мне. Никому больше. И лишь я имею право ласково называть его малышом и позволять засыпать у меня на груди. К слову, с той самой ночи у нас обоих и то, и другое вошло в привычку. Вскоре Чонгук мирно засопел, уткнувшись носом мне в ключицу и нежно обняв меня. Я прижал его к себе, но не настолько крепко, чтобы заставить проснуться. Нам обоим было хорошо в объятиях друг друга и это прекрасно чувствовалось. А ещё у меня осталось мокрое пятно на футболке от слёз Чонгука. Оно, естественно, высохло к утру, но засыпать с ним, сам не знаю, почему, было вдвойне приятно, и присутствие моего маленького комочка счастья ощущалось намного отчётливее.