Cat Dandy

      Успешно заманив в дом огромного кота-пустого, Ичиго осознал, что совершенно не придумал, что сказать семье. Что означало, что кота придётся протаскивать в два ночи и тайно, пока все спят. Вариант «попасть через окно» отметался: пустой, скорее всего, попросту выдавит стекло, пытаясь протиснуть сквозь раму огромную задницу.       — Подожди тут, — сказал Ичиго, когда они остановились у парадного входа, — я тебя проведу.       Пустой — Блю, напомнил себе Ичиго, его зовут Блю — окинул его пренебрежительным взглядом и потопал прямо сквозь стену — потому что он был пустым, а они в такой херне были мастера. Ичиго же так и не освоил до конца искусство просачиваться сквозь твёрдые объекты, и вот, они в той ситуации, когда пустой оставался внутри дома, пока Ичиго всё ещё был снаружи.       Естественно, следующим, что услышал Ичиго, был чистый, необузданный и полный ужаса пронзительный визг — потому что как-то так его удача обычно и проявлялась.       — Блять, — пробормотал он, с помощью шунпо метнувшись к окну и через него — внутрь, случайно наступив на Кона и почти скинув собственное тело, всё ещё валяющееся на кровати, — прости!       — Моя набивка! — заорал Кон ему вслед, но у Ичиго были дела поважнее. Он преодолел ступеньки и ввалился в кухню за рекордно-короткое время, готовясь защищать сестёр в бледно-жёлтом свете холодильника.       Куросаки Иссин, зажатый между содержимым холодильника и его дверью, стоял во всей своей суровой наготе и пытался спрятаться от огромного пустого, сидящего прямо напротив — как раз близко настолько, чтобы Иссин не смог улизнуть. Пустой широко зевнул, демонстрируя остроту зубов. Раздавшийся затем визг Иссина мог бы разбить стекло.       — Папа? — выпалил Ичиго, закрыв ухо мизинцем и пытаясь прекратить стоящий в голове звон. — Я думал, это Юзу. Успокойся, это просто...       — Это пустой посреди кухни, Ичиго! Я не спокоен! Я голый! Голый, как в день, когда родился! — высота его голоса достигла даже доступным животным частот: пустой состроил гримасу, но её с таким же успехом мог вызвать вид жутко волосатых ног и бочкообразной груди, раскинувшейся у них перед глазами.       — Убей его!       Прежде чем Ичиго сумел хотя бы сформулировать аргументы против уничтожения пустого, по ступенькам легонько застучали две пары ног.       — Что, чёрт возьми, за шум? — промычала Карин, тут же поспешно дёрнувшись в сторону с занесённой для удара бейсбольной битой. Позади виднелась Юзу, стискивая два дезодоранта так, будто это были баллончики со слезоточивым газом. Иссин завыл, как после недели на допросах.       — Не смотрите на меня, дорогие! Папочкины стручок и бобы у всех на виду! — зарыдал он, однозначно переигрывая. — А ещё у нас на кухне пустой, и ваш бездельник-брат его никак не убьёт!       Чем заслужил полные замешательства и интереса взгляды: пустой относительно безмятежно восседал на полу, перекрывая Иссину проход. Но одна его голова была размером с два куска шлакоблока и доставала до самой дверцы холодильника. Хлыстообразный хвост, дребезжа, стучал по шкафам при каждом движении. Чужие взгляды вернулись обратно к Ичиго, застыв где-то около «Ты, нахрен, издеваешься?», и, ладно, его семья, оценивающая раненного пустого, смущала, как ни посмотри. Ичиго подавил желание ущипнуть переносицу и, шагнув к пустому, обхватил его за бронированные челюсти и отволок подальше от холодильника — длинные когти заскребли по плиткам.       — Я не убью его, потому что он не собирается никого есть, — громко заявил Ичиго, делая вид, что это не пустой сейчас пытался откусить ему желудок, яростно рыча. Вот и пусть отсосёт: с таким же успехом кот мог бы пытаться прокусить лист железа. Ичиго потянул пустого в гостиную, одним движением вскинутой брови заманив сестёр следом. Карин рассматривала кота с некоторым интересом, а Юзу сильно щурилась. У неё никогда не получалось чётко увидеть их, но она понимала, что духи где-то поблизости.       — Для меня он выглядит большим, шевелящимся куском желе, — разочарованно вздохнула она.       — Это большое котообразное… нечто, — поделилась Карин, ни на секунду не выпуская биты из рук. Она ведь даже не играет больше в бейсбол, подумал Ичиго: мысль заставила задаться вопросом, какие ещё скелеты скрывались в их семейном шкафу. — Как если бы собака и кошка переспали, и Сатана нацепил на их отвратительного ребёнка белую консервную банку.       Пустой, чёрт его дери, взвился на дыбы, явно пытаясь сожрать Карин за такие слова. Ичиго улыбнулся сёстрам, пиная кота коленом прямо под диафрагму и закидывая тушу на плечо, будто выстиранное бельё. Ичиго успокаивающе погладил ребристую спину, пока пустой пытался впустить в лёгкие немного воздуха. Иссин наблюдал из-за дверцы холодильника, как низко пал его потомок.       — Ичиго.       — Да.       — Почему ты хочешь оставить этого злобного пустого рядом с твоими нежными, драгоценными сестрёнками?       Ичиго уставился в потолок, размышляя.       — Ну… враг моего врага — мой друг? Мой большой кошачий друг?       Блю на его плече громко фыркнул: кажется, даже он в это не очень-то верил. Время попробовать ещё раз.       — Думаю, он хотел, чтобы я его убил, — невольно произнёс Ичиго, всё ещё немного шатаясь от тяжести. Сведя колени и удерживая пантеру другой рукой, Ичиго заглянул отцу прямо в глаза.       — И я этого делать не буду. Только не после всего. Не после, — после того, как он проморгал и потерял нечто важное. Ичиго покрепче сжал странно сдувшийся бок. — Простите, ребята, пустой остаётся. Но если он ранит вас, я убью его своими руками. Без всяких дзанпакто.       Если у Ичиго и были какие-то сомнения насчёт способности пустого понимать, о чём они говорят, то в этот миг они испарились: Блю резко вскинулся, уловив за обещанием подлинный смысл. Ичиго не смоет его грехи, если пустой навредит семье. Он убьёт его, как убивают квинси. Уничтожив душу.       Когда Ичиго опустил пустого на все четыре лапы, в раскосых глазах светилось сдержанное уважение. Кот не развернулся, убегая, и не атаковал. Быть может, к этому моменту он уже понял, что оба пути были бесполезны, если он хотел жить. Может, осознал только сейчас.       Ичиго смотрел, как пустой разглядывает его семью: в основном с насмешкой, но и с долей одобрения тоже. Пока очередь не дошла до отца — на этом моменте глаза Блю закатились, будто упавшие в свои белые лунки игрушечные шарики.       — Мне не нравится, что он там насчёт меня решил, — отчётливо произнёс Иссин, всё ещё пытаясь спрятаться за дверью. — И посмотри-ка, что там болтается! Ичиго, твой новый друг — мальчик.       — Ясно, стручок и бобы, — вскользь припомнил ему Ичиго, мрачно уставившись на отца. — Ты правда только что разглядывал яйца пустого?       — Ичиго, я никогда до этого не видел гениталий пустого. Судя по его форме и уровню самоконтроля, полагаю, он должен быть адьюкасом.       — Адьютантом?       — Адьюкасом, — повторила Карин с выражением, повернув биту так, чтобы ту не было видно за рукой. — Блин, Ичиго, ты с ними столько сражался, почему ты не в курсе хотя бы классификации? Даже мне Урахара рассказал достаточно, чтобы знать, от кого стоит убегать.       Закатав рукав футболки, Карин ткнула в сторону пустого.       — У этого есть мозги в черепушке и форма животного, а это признаки адьюкаса. Им необязательно есть именно человеческие души, пустые тоже сойдут, но адьюкасам нужно достаточно духовной энергии, чтобы остановить своё… — она сделала странное движение руками, — падение по карьерной лестнице. Считается, что именно поэтому они так опасны: адьюкасы всё ещё пытаются убедиться, что не вернутся обратно к тому, чем были.       Ичиго уставился на сестру.       — Ты запомнила всё это из объяснений Урахары?       Карин окинула его возмущённым взглядом, а потом залилась краской.       — Слу-слушай, я просто была внимательна!       Из-за спины Карин выступила Юзу, с глухим звуком поставив дезодоранты на пол. Растерянная, как и всегда во время таких односторонних бесед, пока Ичиго был в форме шинигами, она, будто слепая, потянулась к чему-то, для неё наверняка выглядящим полупрозрачным подвижным силуэтом и ничем больше.       — Никогда не встречала раньше прирученного пустого, — слабо выдохнула она, щурясь и разглядывая очертания пустого-адьюкаса. — Можно его потрогать?       — Лучше не надо, — поспешно отозвался Ичиго, вклиниваясь между ними. Большую часть времени Юзу его едва слышала, но её шесть чувств обычно заменяли этот пробел, — он… вроде как дикий. Может, и не нападёт, но всё ещё может поранить, если ты попытаешься до него… дотронуться? — Предложение из утверждения превратилось в вопрос, когда пустой, быстрый и вёрткий, как шёлк, скользнул мимо и без всяких колебаний приблизился к Юзу. Покрутился вокруг раз, другой и наконец ткнулся огромной головой рядом с плечом, вворачивая лоб в изгиб руки так, будто пытаясь почесаться.       Юзу ошеломлённо застыла на долгую секунду, слегка покачнувшись от почти неощутимого давления рядом с плечом. Рот у неё приоткрылся, но долгие секунды не было слышно ни звука.       — Папа, мы его оставляем, — наконец прошептала она: рука пыталась нащупать в воздухе широкую морду, — мы оставляем этот большой пузырик.       Каждый, включая Ичиго, на секунду завис от звучащей в её голосе решимости. Юзу никогда не могла видеть пустых. Они нападали на неё несколько раз, и большинство из них её заставили забыть: Юзу чувствовала духов рядом, но не могла различить точно, будто разделённая дымовой завесой. Вся семья была в курсе, что Юзу это несколько беспокоило — будто бы ей не хватало какой-то семейной особенности, но Юзу так уверенно пресекала каждое упоминание об этом, что правды никто по-настоящему не знал. Кот не отрывал от Ичиго проницательного взгляда, пока не ушёл к Юзу. Физический контакт с самой авторитетной в вопросах ведения домашнего хозяйства девочкой был установлен.       Неплохие инстинкты, сам того не желая, подумал Ичиго. Он уже слышал, как отец просит их принести «вот то большое блюдо», чтобы «прикрыться и оторвать задницу от молочных полок». Всё довольно быстро превратилось в сплошную суету. Карин, кажется, испытывала к пустому больше любопытство, чем ярость. Юзу к этому времени уже очевидно наглаживала кота по крестцу, не имея ни малейшего представления за какой конец держится после попыток пустого улизнуть, и только засмеялась, когда хвост шлёпнул её по голове и сбил на пол. Как же быстро они привыкали к незнакомцам в своём доме.       В конечном счёте Иссин объявил, что девочкам пора возвращаться в кровати, пригрозив неприличным и болезненным для глаз воздействием. Ичиго не понимал, с чего отец решил, что прокрасться на кухню за полуночным перекусом, одетым только в коврик из волос, будет хорошей идеей, но это, скорее всего, был последний раз. Блю послал Иссину тщательно выверенный, полный отвращения взгляд, когда тот наконец покинул кухню, зашвырнув поднос в раковину, как только Юзу с Карин скрылись за углом. Выражение лица Иссина казалось неожиданно адекватным, когда тот принялся буравить пустого взглядом.       — Ты в доме с двумя шинигами, девочкой, в которой бездонный колодец оскорблений, и её сестрой — такой чистой, что у меня наворачиваются на глаза слёзы, — в голосе прорезалась сталь, — если решишь кого-нибудь убить, убедись, что это Ичиго.       — Пап, что за хрень.       — Я имею в виду, — он протянул к пустому ладонь, — поступи как джентельмен.       Блю уставился на Иссина.       Иссин уставился на него в ответ.       Ичиго успел шлёпнуть отца по руке до того, как его укусили бы.       — О, это мне кое о чём напомнило, — Ичиго продемонстрировал своё вяло кровоточащее предплечье; следы укусов в слабом свете прихожей выглядели особенно отвратительно, — не против использовать на мне то исцеляющее кидо?       — Только посмотри на это, — Иссин цапнул его руку, чтобы рассмотреть поближе, — у этой скотины хватило сил прокусить тебя зубами. Хорошо, что адьюкасы едят только пустых, а то у тебя были бы проблемы.       Глядя на то, как мягкий свет кидо укутывает его руку, Ичиго решил не говорить отцу, что фактически виноват был он сам.       После этого всё, что им оставалось — подняться вверх по ступенькам и уведомить Кона, что он больше не единственное похожее на кота существо в этом доме. Дело можно было назвать относительно удачным — в том смысле, что Блю ни на кого не напал, а Кон не мог обмочиться от ужаса просто из-за своей конструкции.       — Ну, — сказал он наконец, весь трясясь и размахивая карандашом, — полагаю, это поможет избежать болезненного разговора о расставании, который я как раз собирался начать.       Ичиго моргнул.       — Чего-чего? Мы расстаёмся?       — Я больше не могу здесь спать, Ичиго, — Кон демонстративно швырнул карандаш, — всё кончено. Твоя бессонница меня с ума сводит. И это, — он махнул рукой в сторону крадущегося к кровати Блю, который с интересом задержал на Коне взгляд, — это совершенно точно крик о помощи. Я знаю, тебе грустно, что тот арранкар погиб, но усыновлять монстра — не решение проблемы!       Краем глаза Ичиго заметил, как Блю застыл на месте с занесённой над полом лапой. Разгоревшееся в груди смущение никак не помогало унять накатившую от этих слов волну воспоминаний. Чёртов Кон всегда видел, слышал и понимал слишком много.       — Это просто проблемы со сном, — настойчиво повторил Ичиго сквозь сжатые зубы. — И я никого не усыновляю. Я просто не хочу его там оставлять. Иди спать в комнату к Юзу, если так отчаялся нормально выспаться: надеюсь, проснёшься ты в чулках и с накладными ресницами!       Несколько приободрившись от вспышки чужой злости, Ичиго сгрёб Кона и запустил ногой прочь из комнаты, со шквалом ругательств захлопнув дверь. Не его вина, что он мучился бессонницей. Ичиго бы отдал что угодно за ночи здорового, крепкого сна. С чуть сбившимся дыханием он повернулся к Блю, до смерти надеясь, что у пустого в голове не достанет мозгов понять, что сейчас случилось.       Но Блю обнюхивал его пустующее на кровати тело, бросая короткие, взволнованные взгляды то на Ичиго, то на его мягкое, наполовину прикрытое простынями вместилище. Блю как раз с любопытством ткнулся носом в голову, когда та безвольно откинулась назад, демонстрируя полуприкрытые белки глаз. Блю отполз обратно к платяному шкафу. В поднятых на Ичиго глазах плескались ужас и потрясение.       — На самом деле я человек, — чуть вздохнув, ответил тот, — просто временно исполняющий обязанности шинигами. Это — моё тело. Я оставляю его тут, пока патрулирую улицы. То… чучело животного — это Кон. Он модифицированная душа, но считает себя моим психологом. Не ешь его, он не будет тебя доставать.       Прищуренные голубые глаза, кажется, пытались найти подвох; пустой за два больших шага вернулся к кровати и вернулся к обнюхиванию его коматозного тела, будто веточки кошачьей мяты. Ичиго следовало бы вернуться назад, но он застыл на секунду у закрытой двери и только рассматривал своего нового гостя — впервые с тех пор, как они встретились на улице.       Огромная белая туша Блю заставляла его спальню казаться ещё меньше: грубую силу тела, коренастого и мощного, чуть смягчали визуально длинные и тонкие лапы и свившийся клубком длинный трескучий хвост. Адьюкас, хех, думал Ичиго, пока Блю, упрямо вытянув вперёд шею, завис над его грудной клеткой, сверкая полными яростного интереса глазами. Затем он сделал нечто очень странное:       Пустой запрыгнул на кровать — металлический каркас застонал под весом — и улёгся на тело Ичиго, как на большую живую грелку. Удобно устроив голову на обнажённом плече, Блю лениво прищурился, собираясь поспать.       Ичиго пришёл в ужас.       — Нет! Слезай! Мне оно нужно для — для чего? — это моё тело, чёрт побери, ты не можешь на нём сидеть!       Блю издал хриплый, кашляющий звук, который, кажется, означал смех. Когти мягко зарылись в простыни, с треском разрывая их так, будто под лапами лежали бумажные салфетки. Ичиго со вспышкой тошноты подумал, что Блю и кожу на его теле может разрезать, как нож масло. Если пустой ударит, разорвёт ему горло, то Ичиго рискует навсегда застрять в облике шинигами. Ну, если только не воспользуется одной из отцовских книг и не сделает себе гигай. Хм-м.       Пустой широко зевнул, вытащив колючий розовый язык, а затем зарылся белым носом в матрас рядом с шеей Ичиго и прикрыл глаза.       Он выглядел так уютно и расслабленно, что всё возмущение сошло на нет, уступив место заклубившемуся внутри сочувствию.       — Просто… убедись, что я могу дышать, и ты не перекрываешь кровообращение, — сказал Ичиго наконец, чувствуя от этой картины странную слабость. Блю точно всякого натерпелся ещё до того, как повстречался с Ичиго: глядя, как он мирно свернулся калачиком рядом с телом Ичиго и тут же уснул, казалось, что Конов «ужасный монстр-пустой» был безумно истощён и нашёл первое безопасное место на многие-многие километры вокруг. Ну, любой мимо проходящий шинигами всё равно пытался наложить лапы на его спальню, так что, быть может, в ней можно было бы переночевать и одному пустому. Ичиго всё равно не то чтобы отчаянно нуждался во сне в этой форме — сейчас сон ему вообще казался скорее странной шуткой.       Вместо этого Ичиго подтащил себя к стене напротив раздвижного шкафа и сел, скрестив перед собой ноги и прислонившись затылком к холодному покрытию, вслушиваясь, как нарастают и растворяются в тишине долгие, ровные вздохи. Просачивающийся сквозь окно лунный свет почти заставлял светиться белые костяные пластины.       Что за странная ночка.       У Ичиго уже давным-давно таких не было.       Он, наверное, прикрыл глаза: казалось, прошла только секунда, как Ичиго вскинулся вверх, будто от удара током. В темноте век виделось слишком много обращённых к нему взглядов. Половицы треснули от удара пяток. Задыхаясь, Ичиго видел, как проносится мимо внутреннего взора облако синих волос. Мозолистые пальцы сжались вокруг рукоятки меча, которого он не держал. Вся сила воли ушла на то, чтоб дёрнуться вперёд и вырвать себя из сна.       — Вот же блять, — задохнулся Ичиго: сердце бешено стучало в груди. Его комната. Он был в своей комнате. Он просто привалился к стене и заснул, вот и всё.       — Пиздец.       Воздух комом встал у него в горле. Холодный пот лип к загривку.       Макушку опалило сухое, будто пустынный ветер, дыхание.       Не задумываясь, Ичиго вытащил из перевязи короткий меч Зангецу и, наклонившись, хлестанул пустого поперёк горла, прежде чем звериные зубы успели бы его достать. Развернувшись за один дикий прыжок, он ухватил кота за задние лапы и впечатал в противоположную стену, подтолкнув клинок под чёрный воротник меха на шее.       Дыхание разрывало грудь: Ичиго дикими глазами уставился на морду пустого. Глаза закатились, лапы бесполезно повисли, чем-то придавленные. Реяцу, осознал Ичиго, и горло затопила желчь: это «что-то» — его реяцу. Отшатнувшись назад, как от огня, он неуклюже вложил меч в ножны и снова опёрся о шкаф. Блю с мягким стуком опустился обратно на четыре лапы, но с места не сдвинулся. Ичиго не смотрел, прижав ладони к лицу и вцепившись в волосы, почти выдирая их совсем.       Ему действительно надо что-то решать со сном.       — Не подкрадывайся вот так, пока я в форме шинигами и выгляжу спящим, — прохрипел Ичиго наконец: будто бы пустой мог хотя бы задуматься над идеей остаться с полоумным шинигами после такой стычки, — прости. Это, наверное, плохая идея.       Жарко дыша в спасительную темноту ладоней, Ичиго пытался разобраться со своей хреновой проблемой. Днём он был в порядке. Всё было нормально. Но ночи - это настоящая катастрофа, и все долгие разговоры с Урахарой и Чадом, с Иноуэ и Исидой не помогали привести сознание в порядок. В своём человеческом теле он, по крайней мере, не мог никого атаковать, а сон в обличье шинигами явно был бесконечно далёк от предполагаемого варианта развития событий.       Громкий, тяжёлый стук заставил Ичиго чуть подскочить на месте. Отняв от лица пальцы, он скосил глаза на Блю, который за руку сдёрнул его тело на пол: лицом вниз и с отклянченной вверх задницей. Сильный удар большой тёмной лапы отправил тело в скользящий полёт, закончившийся столкновением с голенью Ичиго. Взгляд кошачьих глаз, пересёкшихся с его, был полон глубокого равнодушия, но уши, выдавая внимание, стояли торчком.       Пустой возвращал его тело назад. Грубовато и явно не в лучшей его форме, но Блю говорил Ичиго залезать обратно в своё тело. И — и он не уходил, осознал Ичиго с мягким удивлением, наблюдая, как тот метнулся обратно на кровать, снова устраиваясь на покрывалах. Блю вытянулся во всю длину, и, кажется, особенно заинтересовался подушкой (как предметом, о который удобно было бы чесать голову) — пришёл Ичиго к выводу. Добравшись до тела, он объединил духовную часть с физической. Голова тут же закружилась, пока вид на собственные безвольные руки не сменился куском потолка. Ичиго оттолкнулся от пола саднящими после полёта ладонями и забрался в постель — в одних тренировочных брюках и без всякой защиты в принципе.       — Двинься, — пробормотал Ичиго пустому, пихаясь плечом, чтобы тот пододвинулся к стене. Возмущение на перекошенной от рычания морде Блю выглядело смехотворно.       — Это моя кровать, могу я нормально на ней спать или нет. Ты сейчас всё равно сильнее меня, так что наслаждайся, пока можешь.       Уши Блю бешено дёрнулись, пока он разглядывал Ичиго, впитывая новую информацию. Наконец он поджал под себя округлую заднюю ногу и чуть отклонился назад, взирая на Ичиго тяжёлым, что-то подсчитывающим взглядом. Ичиго почти перекатился по кровати, пока не пришло время столкнуться лицом к лицу с платяным шкафом, и состроил гримасу, когда сухой нос тут же принялся обнюхивать его затылок, пытаясь найти изменения.       — Это моё тело, — категорично заявил Ичиго, не открывая глаз, — не твоя плюшевая игрушка. Если я проснусь без ступни или ещё чего-нибудь, то прикончу тебя семью карандашами и будильником.       Нос тут же исчез: Ичиго засчитал это себе за победу, пока язык, которым можно краску сдирать, не прошёлся ему по голове против роста волос.       — Ублюдок.       Пустой издал очередной хриплый кашель, звучащий до тех пор, пока раздражение Ичиго не перетекло в странное веселье пополам с изумлением. Эта скотина действительно считала Ичиго смешным.       — Ложись спать, задница.       Единственным ответом послужил жгучий, до возможных синяков, удар хвоста прямо по лодыжкам.       Ну, как бы там ни было.

***

      Куросаки нормально уснул только к рассвету: в мускулах наконец спало напряжение, ушли нервные судороги, рефлекторные точки и перестали вырываться искажённые слова и звуки.       Гриммджоу, не моргая, всё это время наблюдал за развёртывающейся в темноте борьбой.       Ладно, Куросаки Ичиго официально был в ещё большей жопе, чем Гриммиджоу. Учитывая, что последний сейчас пребывал в облике четырёхлапой пантеры-адъюкаса с чёткими ограничениями во времени между обедами и ужинами, отделяющими его от возвращения обратно к гиллиану, это, чёрт возьми, пиздец как много значило. Что за мешок дерьма. Куросаки был в прямом смысле богом, когда дело касалось духовной силы, и вот — он скулит в своём же чёртовом сне, будто все самые страшные демоны живут у него голове.       Это больше, чем разочаровывало. Но… в то же время было неплохо узнать, что рыжий говнюк был абсолютно невежественным и милосердным ко всему, что встречалось у него на пути. Это частично избавило от яда их эпичное дневное противостояние: придурок действительно просто предпочитал никого не убивать. Тупой, тупой, тупой идиотина с тупой семьёй, тупыми сёстрами и тупым волосатым отцом.       Ну, он может и нет.       Этот парень кинул на попавшего на кухню Гриммджоу один взгляд и уже сложил пальцы в знакомом кидо, предвещающим скорый конец жизни в голубом огне, когда его посеревшее лицо вдруг обернулось в сторону реяцу остававшегося снаружи Куросаки. А затем вместо заклинания он просто начал орать, как сука. Кем бы ни был отец Куросаки, чем бы он не являлся, он не был таким же тупицей, как все остальные.       Он как в ад попал на всю ночь вперёд, хмуро подумал Гриммджоу. Со стороны Куросаки доносилось приглушённое дыхание; резко вздымались и опадали бока. Гриммджоу явился в Каракуру с одной надеждой — нарваться на шинигами, которые уничтожат его до того, как это сделает популяция мелких адьюкасов в Хуэко Мундо, а вместо этого нашёл Куросаки, который выглядел так, будто в один миг наступили все его чёртовы дни рождения. У Куросаки какой-то фетиш на котов? Поэтому он так тёр его макушку? Вот же больной ублюдок.       «И всё-таки, — подумал Гриммджоу невольно, утыкаясь носом Куросаки в уязвимый затылок, — плюшевый медведь говорил что-то про тоску о погибшем арранкаре».       Возможно, Неллиел и правда выполнила свою часть и сказала всем, что он не выжил. Но больше вероятно, что какой-то другой арранкар обратился в пыль. На свете не было живого или мёртвого существа, которое скучало бы по Гриммджоу Джаггерджаку — он знал это наверняка.       Гриммджоу отпрянул от коротко, беспокойно вздрогнувшего Куросаки: ноги дёрнулись, борясь с каким-то невидимым врагом. Дыхание переросло в прерывистое и испуганное.       «Что за грёбаный бардак».       В противовес всем самолично созданным правилам, задушив в себе негодование, он вытащил на свет старый, всё ещё дремлющий в глубинах глотки арранкара инстинкт. Гриммджоу начал урчать, будто раскаты грома, будто стук тяжёлых дождевых капель по железной крыше, будто...       — Завали эту хрень, — проскрежетал Куросаки, нагнувшись назад, чтобы ткнуть его локтём под бок, — мудак ты раздражающий.       Гриммджоу ждал в возмущённой тишине, пока Куросаки не провалится обратно в царство Морфея, прежде чем впервые в этом году разомкнуть наконец челюсти:       — Хуй неблагодарный.