Благие намерения

      Мора так и не смогла решить, что сказать Марсу. Знал ли он? Врал ли? Ей не очень хотелось знать ответ, потому что она понимала, что наверняка услышит да. Несмотря на то, что между Никой и Марсом около сорока лет были напряжённые отношения, готовые вылиться или в вечную вражду или в страсть, и ему она могла бы довериться. Наверное, это бы ранило, но под заклятием Мора воспринимала всё через некую призму, соединяющие все эмоции в одну — спокойствие. Потом нахлынет разом: обида, горечь, непонимание, злость. Всё смешается. Но это будет потом.       Мия принесла ей небольшую чашку эспрессо и покачала головой, обеспокоенно глядя на безмятежное лицо Мораны. Каким-то чутьём она понимала: что-то не так и пыталась это исправить.       — Ты знаешь, я ненавижу кофе, — скептически глядя на сгусток черноты полуспросила-полусказала Морана.       — Когда злитесь — пьёте, — осторожно ответила секретарша.       — А что, я часто злюсь? — немного иронично отозвалась Мора и вдохнула терпкий запах. Она пила кофе, когда хотела вспомнить вечера с Никой. Как они болтали обо всём на свете и где угодно: около океана, видя, как у их ног пенится второе небо, в номерах стареньких мотелей на полу около кроватей, в дорогих машинах, и везде Ника пыталась найти время на капельку кофе, хотя это её сердило — на бегу никак не насладиться вкусом. Воспоминания помогали успокоиться, хотя после кофе всегда неприятно вязало во рту и дико хотелось пить. Наверное, у обиды такой же вкус: жажды и горечи.       — Нет, — Мия покачала головой. — Но вы уже третий час не выходите из кабинета.       — Да? Я не заметила, — Мора покосилась на левое запястье с миниатюрными розовато-металлическими часами. — А время бежит. Спасибо, можешь идти.       — Моя смена заканчивается через час, но если что… — она замялась и не договорила.       — Всё в порядке, иди, — Морана чуть нахмурилась. Ей стало неприятно от искренней заботы почти незнакомого человека.       Мия кивнула и вышла.       Морана вздохнула. Все её силы ушли на то, чтобы найти хоть какую-нибудь подсказку, ниточку, но ничего. Словно то заклинание исходило отовсюду и искало всё и всех; раз за разом снег чертил контуры всех материков, указывал даже на океаны, но такого не могло быть, где-то должен был быть источник силы, начало всего. Но его не было. Как и логики в заклинании.       Конечно, можно было списать на то, что она успела видеть только часть плетения, несколько кусочков, и они сбили её с толка, можно было сказать, что те силы слишком разнились с её, ей почти физически было больно касаться заклинания, а голова до сих пор гудела от того, что сквозь неё прошло нечто неестественное, но она упорно пыталась пробиться сквозь это и найти любую зацепку: знает ли она богов с такими силами, на что ещё, кроме призыва, оно похоже, не осталось ли в ней частички силы заклинателей. Но каждый раз ответом было нет.       Тогда она в последний раз попробовала найти то место, от отчаяния добавив: «хотя бы тень Ники, покажи хотя бы её след». Ни у кого не выходило — сказала Пифия. А снег медленно обвёл контуры Москвы.       Силы окончательно исчезли, исчезло и заклинание, а вместе с ним и барьер, что держал все эмоции. Морана посмотрела на дрожащую, синеватую от просвечивающих сквозь кожу вен руку и швырнула кружку в стену. Почти не услышала звона от разбитого фарфора, только заметила пятно, и схватилась за голову. В кабинете ещё сильнее запахло кофе. Ей захотелось сбежать от этого запаха, от воспоминаний, связанных с ним, с корнем выдрать всю боль, но в голове крутилась только одна мысль: «Она ушла и не сказала».       — Почему не мне? — Морана вцепилась в волосы. — Мы же подруги. Мы же сёстры. Для чего я тебя спасла?       Она спасла Нику в первую встречу. Та лежала среди снега в Норвегии и не шевелилась. Слишком далеко от поселений — без саней, без припасов, в тонкой военной немецкой форме. В тот день началась Вторая Мировая война, а она просто лежала на своих золотых крыльях, покрывшихся тонким слоем снега и наледи и смотрела в небо.       Это было совпадением: Морана никогда не ходила в ту сторону, там она давно всё изучила, но в тот раз её словно звало что-то — непрекращающийся звон колокольчика.       Сначала она подумала, что это человек, но потом почувствовала силу. Она походила на несдерживаемое ликование от победы, шум лавра, грохот трибун, кричащих от восторга. Первое время Морана думала, что эта сила придавит к снегу, сплющит, а через секунду и вовсе уничтожит, но затем всё прошло, видимо, Ника увидела её и спрятала силу.       Она подошла к ней и увидела снег, закрывший всё лицо, пар от дыхания и золотые глаза, неотрывно смотрящие на небо. Отразившееся солнце сделало их совсем яркими, даже будто светящимися. «Кто же ты такая?», — кажется, тогда Нику спасли её глаза. Хотя, как потом Мора узнала, те не принесли своей владелицы ничего, кроме боли и унижений. Морана заметила застывшие дорожки слёз.       Она почти коснулась её, чтобы растопить весь снег, но крыло отшвырнуло.       — Не дури, это почти не больно, — её это даже позабавило: богиню снега, ту, что раньше не хотели принимать обычные боги, боясь вспышек эмоций и неконтролируемой силы, отшвырнули как не в меру любопытного котёнка. — Балуешься со смертью?       — Я уйду, — Ника еле шевелила губами. — Я виновата.       Тогда она не стала её слушать, а усыпила снежной колыбельной.       А спустя тридцать с чем-то лет Ника исполнила желание. Обманула её, сказав в последнюю встречу, что всё в порядке.       Голова Мораны почти взрывалась от боли. Повсюду стоял удушающий запах кофе. Что за глупый разум — вспоминает всё ни к месту. Конечно, с Марсом Ника знакома намного дольше: около ста или даже двухсот лет, ему-то она доверится. А ей солжёт. Лгунья. Она такая же лгунья, как и все. Её всю жизнь преследовали лжецы — стоило понять, что и Ника не исключение.       «А хочет ли она, чтобы её нашли?», — Мора закрыла глаза. Пятьдесят лет надежды, бесполезно потраченных на поиски сил, страх, что с Никой что-то произошло, а теперь просто приходит Пифия и говорит, что она ушла, а теперь невообразимым образом вернулась. А ей как всегда бежать, искать, молиться, чтобы всё обошлось. Стоит ли это того?       В дверь постучали и зашёл Марс. Его сила мягко окутала Мару, добавляя в её холод запах винограда и цветущей сирени. Когда-то Ника пошутила, что Марс и Мара как брат и сестра — похожие имена, противоположные характеры: она взрывная, крутящаяся метель из эмоций, он почти как камень безэмоционален, хотя большинство слухов о нём, идёт как о свирепом боге войны, игнорируя его первоначальную природу как покровителя земледелия. Их силы так сплетаются вместе, что создают нечто новое, «ледяную надежду-виноградик», как она говорила. Эта мысль отдалась новой болью в голове.       — Ты знал? — Мора не стала ходить вокруг. — Она тебе сказала.       — Да. Нет, — он по-солдатски выпрямился и чуть склонил голову набок. Старые привычки. Морана помнила его солдатом, без вопросов выполняющим приказы, командиром, отдающим эти приказы, генералом, ведущим в бой целые армии — когда-то его сила была пропитана кровью. Но он изменился, осталась только выправка, да привычка слушать и говорить только по делу.       — Сядь, — она с раздражением кивнула на стул, но он покачал головой.       — Она написала письмо. Оно пришло через месяц после её ухода — я не мог ничего сделать.       Морана провела по волосам и тронула серёжку, усмехнулась.       — Злишься, — Марс внимательно взглянул на неё.       — Злюсь?! — Мора привстала, а затем рухнула в кресло. — Нет, что ты, я не злюсь, что она бросила меня, не злюсь, что ты намеренно не сказал мне о её уходе, о, и уж тем более не злюсь, что всё летит к чертям собачьим, — она махнула рукой.        Марс молча смотрела на неё, давая время выговориться, но это лишь поджигало её внутреннюю ярость, которая и так подпитывалась бессилием. Что теперь делать? С другими богами, да и с людьми всё намного проще: она разворачивалась и уходила, если что-то шло не так. А как бросить друга, с которым склеена как холодным днём лёд с варежкой, даже если он пропал так давно?       — Мы её найдём, — Марс сказал наконец-то, вглядываясь в небо за окном.       — Это ещё зачем мне её искать? — Морана посмотрела на пятно кофе. И все те речи, что она готовила, вдруг показались ей глупыми. Не так уж она и стара, хотя сколько ей лет точно сказать уже нельзя, но она почувствовала себя ветхой старушкой, горюющей около могил своих друзей. Всё чаще прошлое напоминало ей эти надгробные плиты с высеченными надписями. Вот тут покоится с миром память о том лете, когда она сбежала от семьи, а вот тут могила неспокойна — то и дело кости проглядывают наружу. Не вороши её, она сама скоро разверзнется.       — Хотя бы чтобы высказать все твои претензии, — Марс усмехнулся, переводя на неё взгляд своих тёмных глаз. Морана на минуту перевела взгляд на свой маникюр, начиная осознавать, каково ему сейчас в этой ситуации.       — И она думает, я побегу к этой лгунье? — она не смогла сдержать язвительности в тоне даже, пытаясь сдержаться, чтобы не причинить боль другу.       — А чем она потеряла твоё доверие? — Марс улыбнулся и сел на диван, закидывая руки на спинку. И всё-таки как брат, о котором мечтают все девочки: готовый стойко вытерпеть все удары, которыми она его осыплет, и помочь. А его сила пахла цветущей вишней, которую однажды она видела в Японии. Обычно её не интересовала природа, но в тот раз она увидела, как раскрываются такие хрупкие, маленькие почки и появляются почти прозрачные на свету, как снежинки, первые лепестки.       Мора закрыла глаза и почувствовала, как напряжение, к которому она привыкла за долгие года, уходит. Становится легче дышать. «Это я так рада или Марс решил мне помочь?», — мысль, разозлившая бы её раньше, сейчас не вызвала ничего.       — Она лгунья, — упрямо повторила она.       — Да?       — Она могла бы сказать, что хочет уйти, а не врать, что у неё всё хорошо.       — А вдруг это было спонтанным решением? Или кто-то сделал ей настолько больно, что она решилась на такое?       — Ты её защищаешь, — Мора разозлилась. И одновременно почувствовала себя капризным ребёнком, кричащим родителям: «Ты меня не любишь!». От этого ей стало так досадно и обидно, что она развернулась к окну. Но глаз так и не открыла.       — В каком-то смысле, да. Однако ты уже построила столько догадок, даже не зная ничего о текущей ситуации. Провальная затея на поле боя. Так почему бы не найти старого друга, чтобы устроить небольшой допрос? А потом уже решишь, лгунья она или нет и стоит ли прощаться с ней.       — Почему ты веришь Пифии?       — Потому что ты ей веришь. Иначе бы не говорила об этом.       Мора выдохнула. Открыла глаза и присмотрелась к городу, к знакомым домам, видневшимся с высоты пятого этажа: задержала взгляд на кофейне, куда забегала перед работой, чтобы взять крепкого чая с лимоном и круассан. Придётся всё это оставить. На сколько? Месяц? Два? Она привыкла кочевать из страны в страну, иначе бы неизбежно появлялись вопросы: почему она не стареет, даже на лице не появляется никаких морщинок, но бросать бизнес на половине пути она не была готова.       Но Марс ставил перед ней выбор: дела или друзья? Вот только они уже оба знали ответ.       — Я всё равно зла. Говорить будешь ты.       — Надо найти сначала.       — Найдём, — Морана вздохнула. — Но я боюсь, какую мы её найдём. Может быть, сумасшедшую, а может испуганную и совсем запутавшуюся. Как мы ей всё объясним, если сами ничего не понимаем? Заклинание, предсказание Пифии, её кто-то ищет, надо спрятаться. Выглядит, как сценарий дешёвого боевика.       — Она поймёт. Всегда понимала.       — А если это не она? — это Морану пугало сильнее всего остального. Но времени на эмоции не оставалось. Решение, которое она приняла заставляло её стремглав мчаться вперёд, к неизвестности, чтобы быстрее со всем разобраться, и наконец-то обнять подругу. Но перед этим обязательно устроить истерику.