Как ты там?

Наутро Антон мало что помнил. Алкоголь благополучно избавил его от самых тяжёлых воспоминаний прошлого вечера, взамен предоставив лишь острую боль в висках и желание осушить все водоёмы на планете. Приехав в Саратов, вся команда импровизаторов разместилась в уже знакомом отеле, неоднократно запускающем их в свои двери, надеясь, что в этот раз им удастся хотя бы выспаться в тишине. И, к слову, мнение парней об этом сером неуютном, хоть и местами красивом, городе, после того, как их надежды в некоторой степени оправдались, предоставив им номера вдали от шумных гостей отеля. Безусловно, как и всегда порадовали в Саратове зрители, пришедшие на концерт. Большая численность и громкие крики заряжали парней уверенностью и позитивом, мотивируя шутить чаще и больше, полностью отдаваясь импровизации. Сам же концерт был отыгран без особых приключений, если не считать едва не уроненного со сцены Димы во время игры в "Кукол", но, к счастью, всё обошлось. Через несколько часов после концерта импровизаторы покинули Саратов, в последний раз взглянув на подсвеченную неоновым светом надпись на крыше вокзального здания "С А Р А Т О В вокзал S A R A T O V" из окна тронувшегося поезда. Спустя две недели после концерта в Саратове, количество отыгранных концертов увеличилось ещё на одиннадцать штук. Всё вошло в привычную колею и у всех даже появилось ощущение, что всё в порядке. Что всегда всё было так, как есть сейчас. Словно импровизаторов всегда было трое. Словно Арсения действительно никогда и не было. Словно Антон всегда так вымученно улыбался, пряча красные глаза с полопавшимися сосудами под тёмными очками. Словно глухие рыдания были его еженощным ритуалом перед тем, как погрузиться в беспокойный сон. Словно Дима всегда был таким беспокойным в присутствии Шастуна, и таким до жути заботливым, что начинало тошнить. Словно Серёжа всегда так хорошо общался со Стасом, пропуская временами пару стаканчиков крепкого алкоголя, забыв о своём раннем отвращении к спиртному. Словно зрители всегда предлагали "чёрные" темы для "опций" и "вечеринки", не скупясь на постоянные упоминания смерти и болезней в своих предложениях, а парни словно всегда одобряли такие темы, охотно глумясь над всевозможными несчастьями. Словно в "вечеринке" всегда отгадывающими были Серёжа или Дима, весело отплясывающие в наушниках возле Стаса. "Да как вы смеете стоять там, где стоял ОН?" — каждый раз мысленно надрывался Антон, вспоминая всегда пробиравший его до мурашек момент из "Гарри Поттера", и считая, что в этой ситуации он идеально подходит для описания его чувств. Антона мучила совесть. Каждую ночь он превращался в жалкого скулящего щенка, содрогающегося всем телом от конвульсий и глухих рыданий, буквально разрывающих на части его и без того хрупкое сердце, не раз разбивавшееся за его столь короткую жизнь. Боль больше не заглушалась, пожирая парня изнутри, впитываясь в его кровь и хватаясь цепкими лапами за рёбра, готовясь однажды вырвать их из груди Антона. "Да скорее бы уже" — думал про себя Шастун, опухшими глазами сверля потолок и слизывая с подбородка солёные, как море, слёзы. Но каждое утро он вновь и вновь натягивал на себя маску безудержного весельчака с заразительным смехом, лишь бы не вызывать у людей лишних вопросов и подозрений. И ему это великолепно удавалось, хоть порой вместо звонкого смеха наружу выбиралась истерика в чистом виде. "Однажды станет легче. Боль просто тоже хочет, чтобы её любили, но однажды она поймёт, что нам с ней не по пути и уйдёт. Уйдёт. Уйдёт..." — голова Шастуна ежедневно шла кругом от подобных самоубеждений, которые только провоцировали ещё более частое появление негативных мыслей, в которые он верил куда сильнее, чем в положительный исход событий. Отвлекали только концерты и работа, во время которых Антон забывал обо всём и просто занимался тем, что приносило ему хоть малую толику удовольствия в этой никчёмной жизни, угнетавшей его всё сильнее с каждым днём. Но когда у парней выдалась целая неделя отдыха от тура, зеленоглазый окончательно зачах. Он уехал домой и почти не покидал собственной квартиры, выходя на улицу исключительно для того, чтобы дойти до магазина и вернуться обратно. Большую часть времени он просто лежал на кровати и плакал, изредка улыбаясь сквозь слёзы, вспомнив какой-нибудь яркий момент из их дружбы с Поповым. — Есть ли какой-то город, в котором вы никогда не были, но очень хотели бы побывать? — Изумрудный, например? — Арс, зачем ты повёл нас гулять в дождь? — Мы идём в кинотеатр "Красный октябрь" — Ангел, я пошутил. — А у меня целая империя! — Я тебе сейчас задницу надеру! — А задницу он надирает отлично! — Милый мой, милый мой, милый мой! — Заткнииись! В редкие моменты Антон даже начинал смеяться, но это был смех, наполненный болью и безнадёгой, без которых Шастун уже не мог представить своей жизни. Эти чувства как-будто бы всегда жили в нём, скрываясь где-то в глубинках его подсознания, боясь показаться наружу. Словно так всё всегда и было.