***
У Якова Петровича Гуро была феноменальная интуиция. Он всегда чувствовал, когда ему лгали, всегда знал, куда именно стоит смотреть на месте преступления, и всегда мог понять мотив свершенного злодеяния. Как оказалось, интуиция распространялась и за пределы его основной работы. Едва приехав в Третье отделение, Яков почувствовал, как левый висок буквально просверлило острой болью. Пришлось даже ухватиться за ближайший стул. А сразу за этим в груди разлилось отвратительное чувство опустошенности. «Николай!» — промелькнула в голове единственно верная мысль. Однако просто так сорваться с места и броситься в погоню за похитителями Яков Петрович, конечно, не мог. Однако в Третьем отделении он чувствовал себя как рыба в воде, поскольку занимал высокую, хоть и негласную должность. Отдать нужные распоряжения, послать срочную записку брату, и Яков Петрович осел в своем кабинете, обложившись необходимой литературой, имеющейся на нижних этажах в завидном количестве, некоторыми полезными артефактами, и протоколом допроса ведьмы Марии. Собственно, сейчас он мог только ждать: без Эраста Яков пойти не мог, да и не хотел. Вдвоем было куда сподручнее. Брать с собой подчиненных опасно — не хотелось освящать истинную суть Николая Васильевича, да и рискованно было идти на такое дело с людьми, на которых нельзя было положиться на сто процентов. Таких людей в мире было всего два: сам Яков Петрович, и его брат. Умница Эраст приехал меньше, чем через час, каким-то невероятным способом примчавшись с одного конца города на другой в столь короткий срок. Он прошел в само здание, как у себя дома — его внешнее сходство с Гуро было видно невооруженным глазом, а должность и заслуги беспрепятственно открывали любую дверь. Фандорин влетел в кабинет брата и застыл на пороге, тяжело дыша. Яков поднял глаза, чуть качнул головой и указал взглядом на лежащий перед ним документ. Эраст бесшумно подошел и встал чуть позади, положив ладонь на локоть брата. Яков накрыл его руку своими пальцами, прикрыл глаза — только с Эрастом он мог позволить себе проявить слабость. Фандорин наклонился, будто вчитываясь в текст, потерся щекой о плечо, тихо произнес: — Когда выезжаем? — Скоро. Но я не знаю, куда они его увезли, — в голосе Гуро звучало практически отчаянье. Нечасто можно было увидеть Якова Петровича в таком состоянии. — Зато я знаю, — Эраст достал из кармана пальто сложенную в несколько раз бумагу, раскрыл ее, разгладил и протянул брату. — Значит, граф Быстрицкий. Его жена заболела два месяца назад, с тех пор улучшений не было… Пока. — Пока Николая Васильевича не р-разберут на составляющие, — нахмурился Фандорин. — Ехать двадцать минут, если выйдем сейчас, успеем, — отозвался Гуро, поднимаясь на ноги.***
За последний год Николай привык к разным видам боли. Его сбивали каретой, душили (два раза!), едва не сломали нос, вводили в коматозное состояние с помощью демона из Ада, пытались заживо сжечь, а потом повесить, протыкали насквозь мечом. Так что удивляться тому, что очнувшись, несчастный Коля обнаружил себя крепко привязанным к стулу, а из порезанных запястий текла кровь в подставленный таз, не пришлось. Николай попытался хоть как-то освободить руки. Запястья были порезаны глубоко и с явным расчетом, чтобы кровь текла непрерывно. Веревки туго прикручивали локти к деревянным подлокотникам, как ноги к ножкам стула. Судя по ощутимой в воздухе сырости, полумраку и холоду, Николай находился в подвале. Едкий страх вскипал в его душе, ужасно не хотелось умереть от потери крови. Да и зачем столь изощренно его убивать? Сила Тёмного… в крови… Получим кровь — получим силу… Странно-знакомый голос из сна возник в голове Николая сам собой, словно его Тёмная сторона настроилась на этот непонятный сигнал. Что ж, теперь было понятно, зачем нужно было резать вены. — Кто-нибудь! — изрядно охрипшим голосом позвал Гоголь, — помогите!